The other side of the Sun

      С краешка рта сочится темно-алая кровь, пачкает зубы, остаётся налётом на деснах, небе, языке, и подбирается к горлу. Ею переполнены немеющие от жара лёгкие, из-за неё скручивает желудок, и выворачивает наизнанку. На сердце расходятся старые швы, но оно продолжает неистово сотрясаться в груди. Словно испорченный насос качает воду, но разбрызгивает всё во все стороны. Клетки делятся, заполняя собой изорванные пустоты. Его штопают изнутри чёрной ниткой сотней мелких иголок. Сделать вдох хочется до хруста в ребрах. Кислорода резко не хватает, но эйфория так и не наступит. Её попросту невозможно поймать, она прячется, где-то в уставших карих глазах, но собственные не желают сфокусироваться. Кончиками пальцев неуверенно пробегает по влажным серым губам. Трещит по швам при свидетелях, ещё немного и задрожат руки. Захлебывается, в панике задерживая взгляд на песчинках, но чувствует их давление кожей. Прислушивается к шуршанию волн, но бьются они в голове. Джошуа думает, что бессмертие его погубит, и кашляет кровью. С каменным выражением лица Джонхан наблюдает, как все это безобразие растекается по подбородку, и как Джошуа нечаянно мажет по смуглым щекам, за секунду становясь похожим на фольклорное чудовище. Только из тех мифов, где причудливое существо заманивает околдованную своей красотой жертву в тёмную пещеру на краю леса и съедает заживо. Оставляя на память только кости раскиданные у входа, как бы намекая, что в нору эту лучше не соваться. И пока Джонхан проводил занимательные аналогии, кровь размазывается по потрескавшимся лепесткам губ, и вовсе приобретая вид ужасно вульгарной помады. Шато винного цвета, вязкая на язык, и стойкая, как человеческая глупость — такую любила мать Джонхана. Такую она оставляла на щеках сына, губах мужа и шее любовника. Крайне последовательная женщина, верная только себе, и потому предательства не боявшаяся. В детстве, чем чаще она обманывала доверие маленького Джонхана, тем крепче он сжимал её ладонь. «Сильно размазалась?» — спрашивала мать, добавляя с улыбкой: — «поможешь убрать?» И он помогал, убеждая себя, что мама просто неаккуратно ест на этих своих деловых встречах. Отняв руку от лица Джошуа, смотрит на неё пару секунд, а позже его брови то поднимаются, то сходятся вместе. Не слишком заботясь, насколько опрятно будет выглядеть, он пытается оттереть кровь с лица, однако только растирает остатки, оставляя на нем подсыхающие красные дорожки. Не проронив ни слова, Джонхан оборачивается проверить, заметил ли Минхао, и насколько он далеко, чтобы вообще обратить внимание на небольшую проблему Джошуа. К счастью, тот ушёл на достаточное расстояние, играясь с камерой, фотографируя еле уловимую нить света между фигур города. Слегка покачав головой, пытался отговорить себя от навязчивой мысли, что никак не хотела покидать его. Вполне возможно, он не хотел возиться с Джошуа, но привычки были сильнее и вынуждали в таких ситуациях хоть что-то предпринимать. — Наверное, просто язык сильно прикусил, — беззаботно улыбнулся Джошуа, понимая, что это слабо тянет на правдоподобное объяснение. — Ничего страшного. — Не неси херни, чахоточный, ты замёрз, — резко заворчал Джонхан, выходя из воды так, чтоб прикрыть его от лишних глаз. А подойдя практически вплотную, добавил. — Даже лицо обветрил, уже все сыпется. — небрежно облизывает большой палец и принимается оттирать им пятна со смуглых скул. От неожиданности Джошуа несильно, но все-таки уводит голову в сторону, — Не дергайся, — буркнул Джонхан, не отвлекаясь на возражения, отнюдь даже более настойчиво стирая кровь вокруг, и с уголка рта. — Не стоит пугать людей своим полудохлым видом. Какая-нибудь сердобольная бабушка может решить, что ты при смерти и саму инфаркт хватит. (Не)приятная агония в груди немного стихла. Это было как что-то из детства, когда заляпанный в грязи мальчик стоял на детской площадке и ждал, пока взрослые шершавые пальцы уберут что-то с лица. И перед тем как отпустить играть дальше, мать обязательно гладила по голове, прося быть аккуратнее. «Шанс? Ой, да ладно, не обольщайся, это только его суть». — Я в порядке, — глядя с опаской, Джошуа кривится, но не знает куда деваться. Как будто его вынуждают так стоять и терпеть. — Но спасибо. В груди ноют органы, точно срастаясь заново, и вывод напрашивается сам собой — видимо правда замерз, и может именно это сделало его уязвимым, иначе сложно объяснить, почему из-за одного случайного удара, у Джошуа вообще что-то болит. — Ты бы был в порядке, если б не родился, так что засунь в задницу своё спасибо, — ещё раз смочив палец, сказал Джонхан. На секунду он смотрит прямо в крупные стеклянные глаза, произнося уже совсем тихо. — Давай проясним, я делаю это не ради тебя, Джису. Такое привычное, вмонтированное на подсознательном уровне, имя из уст Джонхана звучит совсем инородно, неправильно, под стать своему обладателю. Частый шелест воды, и объективная причина чужого беспокойства мгновенно оказывается рядом. Минхао. Вот про него Хон совсем забыл. — Ужас, Джису, что случилось? — Кровь из носа пошла, все нормально с ним будет, — врет Джонхан. — Просто нельзя было голову запрокидывать, — буднично объяснял старший. — Неудачно, правда, получилось. — Тебе стоит пойти домой и согреться, — обращаясь к Джошуа, Минхао встревоженно глядит на знакомого. Со всем нескрываемым беспокойством. — Ты весь красный. Точно уже простыл. Всю дорогу кашляешь, хорошо хоть соплей нет, — на секунду он задерживает взгляд на увлеченном своим занятием Джонхане, и у него дергается бровь. — Эх, кто же знал, что ты такой нежный. Вот уже совсем неправильное слово подобрал китаец. Но да, кажется, Джошуа чувствует себя паршиво, настолько, что даже Джонхан насупился и оставил свойственные ему насмешки. Более того, как только он заканчивает возиться с его лицом, то сразу отходит, и отворачивается, давая понять, что потерял интерес. Что-то как будто заползает ему за шиворот, и он тянется руками под одежду счесать неугодное чувство. Что бы это ни было Джонхан этому не рад. Теперь всякое желание искать повод остаться рассеялось по ветру. Джошуа и так тянул время, как мог, а ведь у них слишком много дел, навряд ли он даже умыться успеет. Не говоря уже о том, что заметить странное пятнышко на груди, которое за день успеет поблекнуть из темно-синего в покрытый трещинами капилляров ярко-жёлтый синяк. *** — Сбегай мне за сигаретами, — банкноту Джошуа протягивает одними пальцами. Дабы не оставить никакой возможности к себе прикоснуться. — Конечно, — паренёк хватается за возможность угодить, как за последнюю соломинку в жеребьевке. Но в его случае все длинные. Так брат лучшего друга стал новой выставочной собачкой для Джошуа. Забавно осознавать чужую безоговорочную влюблённость, ещё забавнее её проверять на прочность. Как еще способен унизиться человек? Сколько всего он готов стерпеть? И вот этот паренек рискует поскользнуться на разлитом пиве в прихожей, лишь бы не заставить ждать. И мысли не возникало, что это может быть неправильно. Как только он убегает от друзей и музыки ради задушенного в зародыше шанса залезть к Джошуа в штаны, из карманов этих самых штанов достают новую пачку сигарет. — Умоляю, свалите с дивана, — притворно ухмыляясь, он пинает тушки слипшихся одноклассниц. Одновременно прикуривая у проходящего мимо хозяина шабаша. — Дикость, я смотрел на прошлой неделе, мне хватило. Второй раз пересматривать не станет, но концовка ему понравилась. Честно говоря, было не сложно предугадать все варианты развития событий, но от этого менее интересно наблюдать за гадкими человечками не стало. — Не ври. Пока мы смотрели, ты сидел в телефоне. Желчь подкатывает куда-то к небу, Джошуа поднимает глаза на лучшего друга, и будто бы удивлен чужому появлению. На днях этот самый человек выгнал его из своего дома, предварительно окунув в грязь ложных обвинений, а теперь улыбается, как ни в чем не было. «Как жаль, что так скоро, а я только вошёл во вкус», — улыбнулся ему Джошуа, придумывая способ оправдать продолжение банкета для своего гадкого я. Месть там основное блюдо. В ней не было смысла изначально, но обиду он был не способен проглотить, только пережевывать и выплюнуть в чужой кофе. — Я же приличный мальчик, все-таки в церковь хожу, — припомнил он их последний разговор. — Не пристало мне смотреть на всякую похабщину. — И поэтому я благодарен, за то, что ты составил мне компанию. — Ужас. Звучит отвратительно, — прыскает со смеху Джошуа. — Но ты прав, это была величайшая жертва с моей стороны. *** На подготовку ушло недостаточно много времени, дабы надеяться, что хоть что-то пойдёт по плану. Да какой там план, так чужие наброски на скорую руку, пусть и очень умелые. Все же рискованно сюда заявляться, и рассчитывать, что на этом все закончится. Однако прокручивая в голове полные надежды слова Сынчоля про ДНК, становится понятно — если не вмешаться, то анализы они очень скоро получат. Не хочется признавать, но Джошуа чувствует тревогу спиной, она виртуозно играет реквием каждым позвонком, и требует аплодисменты. «Memento mori». Так в древнем Риме напоминали вернувшимся с триумфом полководцам о том, что они все еще простые люди. Смертные, хрупкие, и такие же временные, как и их успех, который неминуемо обратится в пыль и прах, даже если ими будут засыпать головы потомков. Но ведь Джошуа смерть не пугает, так ведь? Только боль, да и то не всякая. Высокий забор, местами грязно-серый с оборчатым кружевом колючей проволоки по периметру. Наверняка тут каждый угол напичкан камерами, а все замки с наивысшим уровнем защиты. Куча труб и решеток — специальная система вентиляции, видимо из вытяжных шкафов, и прочих вещей, о которых Хон никакого понятия не имеет. Заняв самую высокую, из всех доступных позиций на крыше, Джошуа изучает территорию с соседнего здания, и чувствует себя если уж не орлом римского легиона, то хотя бы совой на охоте. Отдел Медико-Биологических Исследований, кажется, так это место называется. И все бы ничего, но на парковке лаборатории обнаруживается крайне знакомый автомобиль, такой простой и аккуратный хэтчбек, который, наверное, и своему владельцу не очень то и нравился. «Джихун». — Он все еще внутри, — вслух делает замечание Джошуа, откашливаясь в рукав. — Тебе это мешает? — сбоку слышится глубокий протяжный смешок. — Нет ничего, что нельзя было бы сжечь. — Крупная ладонь ложится на плечо Джошуа, и по-отцовски сжимает. — Сделал все, как я тебе сказал? Естественно. Крайне последовательно, дотошно, выполнив каждую мелочь, и ровно в том порядке, в котором было поручено. Пункт про жвачку, шоколадки марс и солёную соломку — тоже. Возникли некоторые сложности с керосином, и поиском свободной бочки, ведь отжимать у бездомного не самый приятный вариант. А сжечь свои кеды при нуждающихся выглядело бы глупо. Но вопрос решен, расходы оплачены. — Вам не стоило приходить, — недовольно бубнит Джошуа, но оборачивается, чтобы заметить слишком удобный для подобной вылазки вид. Хотелось бы верить, что эти протертые штаны тот надел просто так. — Я справлюсь сам. Впервые фигура этого человека была так четко очерчена, пусть и в темноте, но было очевидно — он сплошные жилы и мышцы. Облаченный в черное: спортивные зауженные брюки, хлопковая футболка, и старая толстовка. И вроде ничего особенного в одежде нет, но вид был внушительный, у многих бы от такого задрожали коленки. Сразу понимаешь, что нарвался на неприятности. — Не волнуйся, мне не трудно. Только дай мне возможность зайти, и я помогу. Тем более, я все равно не знал, чем себя занять, классный журнал еще днем заполнил.— он подобно крупной статуе на средневековом соборе, присел на самый край крыши. Если бы у Намджуна были крылья, то в их тени можно было построить дом. — Или ты хочешь веселиться один? «Какой еще нахрен классный журнал?». — Даже спрашивать не хочу, с чего вы решили, что мне весело. — Только что спросил, — довольно поджал губы Намджун, кивая головой, — Азарт, Джису, азарт. — он резко состроил серьезное выражение лица, — Но ты уверен, что хочешь это сделать? — Боже, серьёзно? — хмыкает младший, и иронично поморщившись, закинул голову. — Вы же сами сказали не сомневаться? — Просто хочу убедиться, — Ким отворачивается от вида города, чтобы поймать чужой блуждающий взгляд. — Что ты понимаешь, зачем тебе это. — У меня нет выбора. Ведь Чхве Сынчоль был прав, когда сказал, что ищет призрака. Фантома, который пытается спрятаться за Джошуа. Неважно, что именно он оставил в той роще у Храма, если даже малая вероятность этого существует — ее достаточно, чтобы спалить все здание к чертям. «Ты же не хочешь больше извиняться перед матерью». Поэтому Джошуа поправляет упавший с головы капюшон, плотнее натягивает маску, и характерным движением поправляет плотные перчатки на каждом пальце, дабы те не сползали. Спустившись с крыши, и проскользнув максимально близко к стене, он останавливается в тени. Оглядываясь в поисках камер и слепых зон, ему на глаза попадается фургон в метре от забора. Практически все камеры направлены в сторону дороги, которая была заставлена припаркованными автомобилями местных жителей. Что позволяло Джошуа двигаться вдоль них, не выходя из тени, и не попасть на видеорегистраторы. Забравшись на крышу фургона, постарался аккуратно переносить вес тела, но, кажется, авто было достаточно старым чтобы не волноваться о сигнализации. Перепрыгнув забор, как заядлый легкоатлет и сделав кувырок, он сразу же присел. Территория была относительно небольшая и засаженная декоративными кустами. Какая же замечательная программа озеленения в Корее, уже не в первый раз спасает жизнь. Передвигаясь строго на корточках от одного укрытия к другому, получается обойти здание с нужной стороны. Где-то тут должна была быть пожарная лестница на крышу, и, отыскав её, Джошуа с разбегу допрыгнул до самой нижней ступени. Повиснув на ней, и уперевшись ногами в ребристую стенку, он начал подтягиваться на руках, удобнее перехватывая железные прутья, так чтобы перчатки не соскальзывали. Когда же он поднялся и перевалился через бортик крыши, то к горлу подступил ком, и он постарался подавить кашель. Под рёбрами все ещё немного ныло, но уже не так сильно, как тогда на набережной. Отдышавшись, Джошуа нашёл выходящий на крышу трансформатор. Сначала голыми руками вырывал куски металла, высекая искры под чириканье оголенных проводов. А потом разбивал ногами электрический щиток в щепки. Как только свет вокруг и во дворе погас, Джошуа подскочил к двери, и как можно тише выломал ручку. Прислушался и сразу же уловил чей-то одинокий топот, что эхом раздавался по-темным коридорам. Убедившись, что на лестничном пролете никого нет, он быстро проскользнул на второй этаж ближе к человеческому теплу. Чувствовал его так же точно, как и запах тревоги, на который шёл словно голодный волк. — Наверное, сбой питания, может из-за перепадов напряжения? — раздался сонный прокуренный голос. Наверняка охранник, который и понятия не имеет, как тут все устроено. — Надо проверить, вдруг выбило что-то, — злое мурчание Джихуна было невозможно не узнать. — Мне? — испуганно спросил мужчина. — Сомневаюсь, что ты сможешь хоть что-нибудь починить. Звони электрику. — Но все сейчас спят, даже ваши коллеги, — увы, он не успевает договорить, как Джихун не выдерживает, крича на него: — Я сказал прямо сейчас! Это, мать твою, срочно, так что пусть тащит сюда свой вонючий отвисший зад и вернёт мне свет! Охранник не говорит ни слова больше и убегает к себе в поисках телефона, и даже Джошуа слышит, как он что-то бубнит себе под нос. Кажется, проклятье в сторону некоторых жутких трудоголиков. Подпирая руками подоконник, и разглядывая улицу из окна, Ли устало вздыхает. Он уже не мог подавить зевоту, его плечи опали, словно у тряпичной куклы. Белый халат выделяется в темноте, но достаточно только прищуриться и тёплое тельце проявляется живым пятном. Джошуа смотрит в затылок ничего неподозревающего Джихуна, и перебирает варианты в голове: приложить об оконный косяк, вырубить ударом о подоконник, или… отвлечь? «А может не париться вообще и свернуть шею?». Часто моргая, Джошуа качает головой — ни одной компромиссной идеи. Медленно проскальзывает ближе. Жёлтые огоньки отражаются на окне ядовитым мерцанием, а Джихун в недоумении видит светлячков. Или ему только так показалось. Ни единого вздоха, ни единого выдоха. Абсолютная тишина. В одно движение шею обвивают в удушающем захвате с силой, которую чувствуют некоторые неудачно упавшие в Амазонку. Мгновение и начинается сопротивление, дикое, отчаянное, такое, что если не сдавать сильнее, вырвется. На кончиках пальцев покалывает, словно опустил их расплавленный воск. «Он очень сильный, для него понадобится больше времени». Но Джошуа отпускает хватку, как только тело Джихуна обмякло, а конечности тяжело рухнули. Между отключить и убить всего-то секунды. За них принимаются решения, о которых лучше не жалеть. Он все ещё держит беднягу в руках, аккуратно укладывая его голову на пол. Позже наклоняется ближе и слышит, что тот сопит. Все-таки лаборатории это не абы, какое здание с набором кабинетов, тут целые помещения, составленные по определенным нормативам. Морг тоже тут был, в подвале. Профессор Ким, как водится среди всех учёных умов, не поскупился и устроил целую внеклассную лекцию на эту тему. Такой себе кружок «юных и не очень специалистов по пренебрежению к закону». Так что где-то должны быть газовые баллоны для нагревания, они вполне способны обеспечить нужный объем разрушений. Однако главное было попасть туда, где проводились сами исследования — в рабочую зону Ли Джихуна. Так пришлось сломать еще одну дверь, на ней был вышедший из строя электронный замок, который был выбит вместе с петлями. На грохот никто не явился. Джошуа довольно цокнул языком. Глянцевые крупные квадраты на стенах. В кабинете явно царил некоторый хаос, но ровно насколько позволяли правила на табличке, и рекомендации в методичке. Куча погасших мониторов, аппараты, напоминающие сай-фай приблуды из фильмов про покорение космоса. Какие-то шкафчики, точно сейфы на биометрических замках. Жаль, конечно, столько микроскопов, пробирок и инструментов придёт в негодность. На одном из рабочих столов, рядом с которым стоял не задвинутый стул, лежал блокнот. Там не было ничего важного, но в другой жизни судмедэксперт Ли Джихун наверняка поэт. «Мне слишком страшно разрушить все, я снова лгу. Даже мои воспоминания начинают гнить», — милое стихотворение, и название замечательное. Страх. А ведь «Рукописи не горят». Джошуа со знанием дела расхаживает по лаборатории в поисках определенных веществ. Хотя, в принципе, тут огромный шкаф с наклейкой «осторожно легковоспламеняемое», так что не сказать, что это было очень сложно. Хруст стекла пускал приятные мурашки по рукам и бархату чешуи на спине. А как же его порадовала небольшая канистра со спиртом. Он сразу же хорошенько продезинфицировав столы, стулья, и, конечно же, системный блок, как минимум трех компьютеров. Разлив остальное содержимое склянок на пол и какие-то папки с документами, которые предварительно выложил на стол, Джошуа достал зажигалку. Последний раз, оглядев помещение, и убедившись, что ничего не забыл, поджигает пропитанный горючим кусок халата, бросая на пол. Стеклянные колбы лопались, как пузырьки на упаковочной пленке. Можно было бы наслаждаться этим звуком всю оставшуюся ночь, но счастье не бесконечно, как и хрупкие прозрачные тары. А ведь Джихун все ещё лежал без сознания в коридоре, куда медленно пробиралось пламя. Пришлось перекинуть тяжёлую тушку через плечо и понести вниз, пока едкий чёрный дым не решил украсть его дыхание. Удивительная легкость наполняла сознание, а вокруг стоял стойкий запах гари, с примесью химии и плавленой пластмассы. Спускаясь, Джошуа уже чувствовал жар за спиной, и крепче сжал свою ношу, стараясь не сильно трясти — все-таки не мешок с картошкой. — Ты долго, — выбрасывая охранников на улицу через окно, улыбнулся Намджун. Было невысоко, так что он не сильно волновался об их удачном приземлении. — А вам идёт, — указывая на пылающие двери и потолки, сказал Джошуа. — Вы где-то прячете огнемет? И, правда, вокруг пылало буквально все, да так, что впору было бы и поволноваться. Но все, что отвечало за страх в нем, онемело растленным теплом и поистине животной тягой к разрушению. — Опыт, — хмыкнул Ким, придерживая одной рукой парадную дверь перед Джошуа, а другой его ношу. — И возможно парочка коктейлей молотова. Издалека уже слышались пожарные сирены, но вопреки их воплями, Джошуа и дальше неторопливо нёс спящего Джихуна. Тихонько укладывает его к стене ближе к выезду под потухший фонарный столб, ещё раз убедившись, что тот дышит. — Нам пора. Тягучий белый дым стелится невысоко, словно бьется о потолок. У неба есть предел, и кто-то каждую ночь заливает его смолой. Замурованный под ним Джошуа — фараон в собственной гробнице. Надежда выбраться из неё, тает на кострище, что он устроил, единственный путь лежит, в разве что в загробную жизнь. Но прежде он утащит туда кого-то ещё. Не успевает ядреный свет мигалок залить улицу, как их густые тени растворяются в переулках Сеула. *** Все тайное однажды становятся явным. И Джошуа ждал, когда гнойник будет вскрыт. Весь скопившийся внутри него яд блуждал по телу. Сколько всего он успел наговорить людям? К чему подтолкнул, сдобрив свои предложения широкой улыбкой? Возникал то тут, то там, в щелях ходящего во сне Лос-Анджелеса. Этот город видит кошмары, но не желает просыпаться. А вот у Джошуа был отлично отлаженный режим, все для того, чтобы встречать и провожать солнце, как строгого отца или любимого мужа в дверях. Любимый муж. Разве не смешно? Одно это тянет на дно. И скорее это будет какой-нибудь каньон с изрезанными ветром гранями, выжженной землёй, и песком вместо будущего. Так что никаких любимых. *** Чай с лимоном и двумя ложками сахара стоял нетронутым напротив ерзавшего на стуле, чересчур молчаливого Сунена. Помятый, начиная с несуразных мыслей в лохматой голове, и заканчивая жизнерадостной футболкой, на которой красовался гигантский логотип слишком дорого бренда, дабы сделать из нее пижаму. — Выглядишь взволнованно. Что-то случилось? — подвинув к себе тарелку с омлетом, спросил Джошуа. — А ты не видел новости? — его собеседник отвечает слишком резко, с ходу осушая стакан скотча. Кидая беглый взгляд на граненую бутылку, жидкость в которой играла по стенкам, и отливала практически медовым оттенком, Джошуа, так и быть, простит ему грубость. — Не успел, ты поднял меня за пару часов до будильника. И, правда, когда Джошуа вернулся домой, то проспал каких-то несчастные три часа. Пока Хоши не начал сверлить ему черепушку, названивая с утра пораньше. Ещё немного и мозг точно начнет вытекать через проделанные им дырки. Хорошо, что кормят достойно, а то было бы совсем неинтересно тут находиться. — Прости, я иногда забываюсь, — виновато глянул на него Сунен. — Джихун в больнице, мы с Сынчолем провели всю ночь с ним, а Джонхан до сих пор там. Кто-то поджёг лабораторию ночью, он ещё был на работе. — выдаёт на одном дыхании, — Ничего не осталось, чтоб меня! Хотя нет, морг, кажется цел. — Джихун пострадал? — отложив вилку, спросил встревоженный Джошуа, он и правда не ожидал, что полицейскому потребуется ложиться в больницу. — Как он? С ним все в порядке? — Все обошлось, его уже завтра выпишут. Он в норме, но я и Джонхан настояли, что ему еще стоит находиться под наблюдением врачей, и Сынчоль смог организовать для него ещё один принудительный выходной. — слабо улыбнулся Сунен, стараясь звучать спокойно по большей мере для себя. — Главное, что ничего серьёзного, — кивнул Джошуа, допивая свой латте. — Отправь мне адрес, я зайду проведать его. — Конечно, — кивает Сунен, но через секунду не выдерживает. — Боже мой, какой-то бред! Чтоб меня! — он стучит кулаком по столу, потом добавляет еще пару глухих хлопков по скатерти. Посуда мерзко зазвенела, а вся жидкость чуть не пролилась за керамические края. — Этого ублюдка надо поймать, скормить собакам и желательно подвесить за яйца. Я уверен — поджог это его рук дело. Как в СМИ называют этого конченного социопата? Сеульский потрошитель? Урода надо расстрелять! Интересно, но ни один официант внимания на выходку не обращает. Только тот, что был приставлен к их столику подходит поправить скатерть, столовые приборы, которые немного уехали со своих мест. Муштруют их тут, наверное, как при царском дворе, небось, со стаканом на голове учатся маршировать. — Возможно, — согласился Джошуа, недоумевая, почему все вокруг так яростно желают нанести ущерб его достоинству. — Но кроме него в этом городе полно людей, желавших скрыть улики, все-таки это не единственное дело, которое они расследуют. В любом случае, уверен, что полиция уже занимается поимкой виновника. Навряд ли он смог бы провернуть нечто подобное и не засветиться на камерах. — Ты слишком их переоцениваешь. Эта коррумпированная шваль не потрудилась вовремя обновить систему безопасности. Всё устарело, достаточно было обесточить здание, и пожарная сигнализация, камеры, замки, все вышло из строя. — изображая взрыв руками, Сунен качнул головой словно от ударной волны. — Так что улики со всеми данными просто сделали бум. Точнее сгорели, но легче мне это не делает. — А что Джихун? — кромсая недоеденный омлет, предложил Хон. — Может он что-нибудь видел? — Только то, что все вышло из строя, а потом на него напали сзади. Дальше говорит, темнота. — Может, вспомнит потом, надо дать ему время. — решил обнадежить его Джошуа. — Я рад, что ты такой невозмутимый. — внимательно изучая своего гостя, закивал Сунен, пока его руки бегали по столу. — Хоть у кого-то должна быть холодная голова. Правду Сынчоль сказал, толковый ты мужик. — Сомневаюсь. — пробуя фруктовый салат прямо из миски, Джошуа блаженно прикрывает глаза. — Не стоит посыпать свою голову пеплом, для этого есть Джонхан. — нервно хихикает Сунен, ловко пытаясь сделать вид, что не его нога дергается под столом. — Навряд ли он ограничится одним только пеплом, — все-таки отвлекаясь от игры в дегустатора, глядит на знакомого немного иначе, кажется, того с непривычки это выбивает из колеи. — Сунен, чего ты боишься? Я понимаю твои переживания насчёт друзей, поверь с их работой вполне разумно волноваться. Но ведь дело не только в этом? — Точно, от тебя такие вещи не скроешь. — словно пойманный за руку вор, Сунен сдаётся, но не сразу. — Как тебе это удаётся? Постой, дай угадаю, голоса в голове? Мысли читаешь? Хотя нет, тогда бы тебе не пришлось спрашивать. — У меня просто развитая эмпатия. Да и ты не самый загадочный человек, уж прости. — Ладно, если не хочешь говорить, так уж и быть. Но и я тогда тебе не скажу. «Его паучье чутье неприятное обстоятельство» — однако, это и близко не те возможности, которые могли бы у него быть, если б Сунен все-таки сумел прикоснуться к Солнцу. Они разные: Джошуа заигравшись, сгорел дотла — Сунен потух еще искрой. — Зачем говорить, — что-то припоминая, Джошуа глянул на чужие руки. — Думаю, это как-то связано с осязанием. Интересно на самом деле, — небрежно приложив пальцы к губам, предположил он, но так, словно был уверен точно. — Ты поэтому сказал мне, что я тогда в баре с Джонханом был. Почувствовал на нем… но я все еще не до конца понимаю как. — Вот неинтересно с тобой, — закатил глаза Сунен, принимаясь объяснять. — Мне потребовалось только взять твой фужер, пощупать биоматериал. А дальше я уже знал наверняка. Неловко, наверное? — он заговорчески заулыбался, как пакостливый ребёнок. — Что ты сделал выводы, трогая мою слюну? Или что она каким-то образом оказалась на Джонхане? — Второе. — Я не помню ничего с того вечера, — равнодушно отмечает Джошуа, будто это достаточное основание игнорировать то, что произошло. — Наверное, он опять бесил меня, и я плюнул в него. Когда я выпиваю, могу быть слегка менее культурным. — Ну-ну. Почесав покрасневшие уши, Джошуа брезгливо поджал губы, одним движением подозвал официанта, указывая на пустую кружку. Тот кивнул и сразу ушёл к бару. Захотелось напомнить Сунену, с чего собственно они начали: — Ты так и не сказал, что еще тебя беспокоит? — Честно? — Хотя бы постарайся. — Я был недостаточно заинтересован, пока моего партнёра по бизнесу не распотрошили, и поверь, этот человек мог свернуть шею Голиафу, — он замолкает на мгновение, чтобы подлить скотча в стакан и сделать глоток. — А теперь ублюдок, который его убил, угрожает не только моим близким, — лицо у него в этот момент приобрело поистине остервенелый вид, словно у буйного в психбольнице, — Он мне, сука такая, угрожает. Всем нам. Даже тебе, Джису, даже тебе — Сунен делает акцент, давая понять, что берет в расчет все хоновские возможности, о которых может только догадываться. — Нас убивают, а мы самый редкий вид. «И самые худшие браконьеры». — Ты не можешь знать наверняка, что они такие же, как мы. Ты не такой же, как я, — наблюдая как в их сторону несут еще несколько блюд на позолоченном подносе, возразил он. — Прости за прямоту, но даже в этом "клубе", — изображая кавычки руками, произнес Джошуа. — Все когда-нибудь умрут. — Джису, это не клуб. Это чтоб меня, естественный порядок вещей. В него нельзя просто взять и вмешаться, мы часть баланса. Каждому из нас отведена определенная роль и срок. Сначала преступление, потом наказание. А у этого ублюдка психическое отклонение. — Тут я с тобой согласен. Но, по-моему, окружающие твари и без нас отлично справляются с балансом, — пожимает плечами Джошуа и кладёт в рот кусочек стейка. И замирает. — Очень вкусно! — неожиданно даже для себя выдаёт он, на секунду позабыв, о чем вообще шла речь. Или только делая вид. — О, это, — улыбается Хоши, демонстрируя аккуратно нанизанный на вилку кусочек. — Сынкван, он был очень непослушным ягненком. — мясо неторопливо стягивают зубами, со смаком пережевывают. — В этом ресторане все продукты с нашей фермы. — Ты дал ему имя? — Конечно! Намного приятнее быть знакомым с тем, что ты ешь. Хочешь что-нибудь особенное в следующий раз? — Да, я бы попробовал кролика. — Дашь ему имя? — Хотел бы, но все подходящие уже заняты. — Поверь мне, в твоей жизни будет столько людей, что всегда найдется, как назвать еду. *** В каком-то смысле очаровательные больничные коридоры всегда полны различных запахов, а с ними эмоций и чувств. Удивительно, но по большей части не столько радости или боли, сколько смирения и разочарования, только вот, не совсем ясно кого именно. Усталых непогодам врачей, таких же замученных от своих болезней пациентов или их близких, уже не знающих, куда себя деть. Маленький ребёнок на руках поседевшей женщины шумно чихает и пучит глазенки на мужчину, что склонился над ним. Пытается, во что бы то ни стало, сорвать пухлыми ладошками бейджик с голубой рубашки. Какие-то старики хихикают, тыкая одеревенелыми пальцами в экран совсем новенького смартфона. А муж с женой шёпотом ругаются, решая нужно ли отключать ее брата от аппарата ИВЛ. Кажется, бедняга уже несколько месяцев так существует. Из прижатого к уху динамика слышно добродушного профессора: — Тебя сегодня не было на занятиях, отсыпаешься? — как будто сквозь улыбку тянет каждый звук Намджун. — Ох, если бы, — вымученно смеётся Джошуа. — Дела появились. — Ясно. Ты только не сильно этими делами увлекайся. Если что ты знаешь, что можешь мне позвонить, — на фоне слышна чья-то неразборчивая речь. — Увидимся, Джису. — Конечно, — сложно, но перед тем как сбросить, Джошуа все-таки добавляет: — Спасибо, Намджун-хен. Усталость живёт в теле перманентно, редко его покидает. Чаще наваливаются разом в самый неподходящий момент, если для таких вещей вообще есть подходящее место, кроме кровати. А она стерпит все. Впитывает подтекающую из тушки душу и не жалуется. Джошуа в ней разлагаться готов, лишь бы повод был. Стоит ему зайти за угол, и мрачная фигура на скамейки у нужной палаты мгновенно притягивает внимание. Локтями, упираясь в колени, а взглядом в пол, неподвижно подобно греческим мыслителям с фресок сидел Юн Джонхан. Можно было подумать, у него прямо сейчас за стенкой умирает близкий родственник. Поднявший пустой взгляд в стену, белый как лист бумаги, на котором акварелью размазали синие краски, и получилась угрюмая рожица. От него исходило слегка уловимое разочарование, как немного кисловатый запах парфюма. И как тут отвести взгляд или двинуться с места? Вот и Джошуа замирает, не осмелившись подойти ближе. И это не совсем правильно, совершенно точно нет, однако время больше не давит на виски. А без него все в жизни проще. Но только до того момента, пока Джонхан не поворачивается на него, в туже секунду глаза его сужаются, линия рта ломается, а кулаки сжимаются до побелевших костяшек. Спящее под веками безумие медленно подтекает, застилая ему обзор. Он весь был пропитан яркостью. И было достаточно Джошуа появиться, чтобы почувствовать влагу на пальцах. Наверное, не стоило подходить ближе, все равно, что опрокинуть на себя ведро. — Ты в порядке? — неуверенно Джошуа делает короткий вдох. И грудь мгновенно наполняется царапающим органы запахом, как будто замариновали изнутри. Осознание распространяется холодком от затылка и уползает, скручиваясь где-то внизу. Соль. Стоя перед её точно живым, самым настоящим источником Джошуа медленно закипает. Подозрительно, но Джонхан молчал. Однако не так, как это делают, когда нечего сказать, скорее, будучи иностранцем. Нет. Хуже. Пришельцем, который потерял всякую надежду наладить контакт с отсталой земной цивилизацией. *** Боль, опережающая разумные доводы, и оберегающие рассудок мысли, давящие изнутри каждой частички тела волны ярости, разъедают своего носителя, подобно кислоте. Для того чтобы освободить себе больше места, занять каждый сантиметр сознания. — Прости меня, пожалуйста. Надеюсь, ты знаешь, что я люблю тебя Джошуа. Ты мне как родной брат, я хочу прожить с тобой рядом всю жизнь. «Ложь. Ложь. Ложь». И все же объятия становятся крепче. Тогда было сложно понять, чем именно пропитан воздух вокруг них. Вдыхать чужой запах и быть уверенным в том, что тебе хотят вспороть брюхо, было новое для него проклятье. А он думал, что просто подавился собственной обидой. *** И теперь он знает каждый оттенок этого прекрасного чувства, что рождало бегающее по венам Джонхана желание придушить Джошуа на месте. Буквально воздух вокруг его шеи стал ощущаться плотнее. Опустошение настигает не сразу, окутывает сердце коркой льда, и Джошуа убеждает себя, что равнодушие и не проходило вовсе. Все иллюзии на чужой счёт закопаны у калифорнийского берега. — Уходи, — вставая с места, дабы преградить путь. Джонхан наконец-то заговорил, но так, словно каждый звук давался ему с величайшим трудом. — Ты не вовремя. Джихун спит, когда проснется, я ему скажу, что ты приходил. — Давай я сам проверю, — мускулы на челюсти заиграли и Джошуа обходит его, чтобы пройти к палате Джихуна. Но его резко и крепко перехватывают за запястье. «А может просто сожрать его?». Жжется. А ведь пальцы бледные, изящные и размером сильно уступающие — на крепких загорелых запястьях висели, словно на закованном в цепи рабе. Но рабство мятежного Джошуа не устраивает ни в каком виде, никаким хозяевам. Ни нежным, ни грубым, ни добрым, ни злым. — Зачем ты пришёл? — у Джонхана даже звуки в словах замерзали. — Решил добить? — как будто ни для чего другого, такие как он, не появляются. — Что ты несешь? Головой ударился? — вырывая свою руку, Джошуа ощущает, как сводит зубы. — Я здесь проведать Джихуна. Тебе бы тоже отдохнуть немного, а то совсем плохо выглядишь. Ты вообще спал? Точно нет. Всю ночь, наверное, просидел, не сводя глаз с друга под пиканье аппаратов. Похожий на школьного хулигана в своей бейсболке и мятой дырявой кофте, что виднелась из под бомбера. Свободные брюки с множеством карманов висели на нем, как на манекене. И не скажешь сразу, что ему можно продавать спиртное или платить налоги на воздух. — Ты ещё не понял? Тебе здесь не место, — выдавил из себя Джонхан с таким выражением, что тени на его лице становились глубже. — Ты как большая пиявка, от которой одни несчастья. И возможно, есть в этом некоторая доля истины, но её недостаточно, чтобы сдвинуть хоть кого-то из них с места. — Не выводи меня, Джонхан, — ниже оттягивая рукава подрагивающими пальцами, Джошуа прикрывал расползающуюся под одеждой чешую. — Не знаю, что с тобой происходит, но я не в том настроение, чтобы выслушивать гадости. Будешь меня раздражать, то я останусь тут, пока он не проснётся. — Ой, да брось, стоит позвонить Сунену, и ты сразу же убежишь светить своим задом где-нибудь на Хондэ, — гадко оскалился Джонхан, складывая руки на груди. — Теперь пожалуй, я останусь до выписки, — вальяжно опустившись на обитую лавочку, Джошуа откинулся на спинку, занимая более удобное положение. — Он тебе не друг, — не унимался Джонхан, присаживаясь с другого краю. — И ты тоже, поэтому отвали, пожалуйста, — в последний раз глянув на него, бесстрастно выдаёт Джошуа. И принимается распутывать наушники, дабы хотя бы ненадолго остаться наедине с собой.