The other side of the Sun

— Господин Ли скончался сегодня ночью, — говорит молодая медсестра и это первое, что слышит Джошуа, проходя мимо неизвестной палаты в дальнем крыле. И садится на скамейку, понемногу потягивая свой утренний кофе. Кислый, ужасная трата денег. Может все-таки стоило купить пончик? — Вы уже связались с родственниками? — хмурится высокий мужчина с сединой на висках, которая выглядывала из-под шапочки. — С женой не получилось поговорить, но их сыну Ли Чану мы сообщили. Он сказал, что «это вопрос будет решать его дядя», представляете, так и сказал «решать вопрос»! Хоть бы вид сделал, что ему не все равно! — возмущалась пышногрудая девушка с сильным голосом. Ей, наверное, очень нравилось ругаться с буйными пациентами. — Ну и семейка, — покачал головой врач. — Вы на обед пойдёте? — Конечно, господин Джину, — иронично пролепетала медсестра и игриво качнула головой, прищурившись. — Я голодная, как волк! Ох, как же Джошуа ее понимает. Он бы и сам сейчас съел целую роту откормленных фермерских телят, предварительно приготовленных до состояния, в котором их мясо напоминает натуральный мрамор. Ещё разводы прожаренной корочки так блестят и переливаются, что хочется глазами съесть, но, увы - это бремя человека хотеть ими, будучи сытым. Пастор, с которым мать Джошуа любила иной раз перекинуться парой фраз, говорил: да наполнятся глаза Адама только землёй. Объясняя это тем, что поскольку мы хотим глазами, то и потребности наши закончатся, только тогда когда мы умрём. Прочие навязчивые мысли Джошуа игнорировал, как и существование Джонхана, не отходившего от Джихуна ни на шаг. Глупо, наверное, но вчера Джошуа всю оставшуюся ночь провел на улице. Старался дышать глубже, впитывая в себя каждый звук человеческий, каждый шорох. Никогда раньше рассвет не казался ему таким желанным, а плывущие облака легкими и далекими. Когда он все же заглянул к Джихуну в палату, где-то в полседьмого утра, то Джонхан делал вид, что спит, если не пару столетий, то как минимум полсотни лет. Было удивительно, как он может так крепко спать, но только до того момента, пока не стала ясно, что он так реагирует на чужое присутствие. Даже люди с самой чистой совестью, так крепко не спят. А пережившие безумие так тем более. Однако, роль вампира ему шла, поэтому к чему тревожить этот бледный дух застывший в веках? Да и Джошуа не представлял, что спросит или скажет. У него в прямом смысле язык онемел. Остальное время он потратил на бесцельное блуждание, которое закончилось у ларька с кофе. Но пришлось вернуться, так как сегодня Джихуна выписывают. Не успевает полицейский выйти на порог больницы, как его встречают гигантскими букетами хризантем. Кое-как сдерживая хохот, Сынчоль и Сунен старались выглядеть максимально торжественнее. Стоящий неподалёку Джошуа, подбадривает их гаденькой улыбкой и качает кулаком, мол «так держать, парни». Знали бы они, как ему хочется провалиться под землю. Там, кажется, уже и место забронировано. Даже знакомые есть, у которых можно поинтересоваться, каково быть на том свете экспатом. Единственный, кто выглядит более недовольным, чем сам Джихун в этот момент, так это Джонхан, которого судя по всему, не посвятили в подробности встречи. Сначала он пинает детектива Чхве по кроссовку, а потом щипает Сунена за щеку, точно с целью ее оторвать, и ворчит что-то про предательство, потерянную веру в дружбу. — Ну, вы и уроды, — устало выдыхает Джихун. — И кто из вас повезет меня домой? — Сегодня я твой шофер, — промурлыкал Сунен, и поспешил открыть дверь машины. — У меня пять звёзд, да и собеседник я интересный. — Как отменить заказ? — видимо Джихун произнес это слишком серьёзно, что Сунен даже на секунду стушевался, хихикая как-то нервно. — А может, лучше отпразднуем? — задорно потирает ладони Сынчоль, словно не за бывшим пациентом они сюда явились. — Джихун, за твое здоровье! — Нет, давайте без меня. Иначе мое здоровье придется вытаскивать из канавы, и я не приду на опознание. — Как можно праздновать без виновника торжества? — Это не мешает тебе пить на день рождения участниц кпоп групп, — прокомментировал Джонхан, как ни в чем не бывало. Он честно сказать, не знает ни одного имени, даже названия коллективов, которыми увлекается его друг. — Я не помню, чтобы хотя бы одна из них посетила это мероприятие. — Да ну вас, — демонстративно отмахнулся детектив Чхве, обращаясь к безмолвному наблюдателю. — Джису, поедешь со мной и Джонханом пить? За мой счёт, ну или мы разведем этого придурка еще и на барбекю. — Я не поеду, — спокойно возражает Джонхан, но понимает, что этого оказывается недостаточно глядя на ожидающие лица друзей. Они ждут пояснений. — У меня много незаконченной работы. Я буду занят в течение всего дня, и на вечер назначена встреча. Я не могу ее перенести. — С каждым новым предложением его взгляд становился все более холодным, и точно намеренно он ни разу не смотрит им на Джошуа. — Скажу больше, я боюсь застрять с этим на неделю. Там много дерьма, которое надо разгребать. — И ты Грут! — схватившись за сердце, прохрипел Сынчоль. — Прости, я тоже не смогу сегодня, — с искренним сожалением на лице сказал Джошуа. Наверное, напиться идея замечательная, но лучше все-таки сначала переждать бурю. — Я разочарован в вас, друзья, — качает головой Сынчоль. — Хотя какие вы мне друзья после такого. *** В квартиру Джошуа вернулся с ощущением полной и всепоглощающей тоски, какую испытываешь, когда ожидаешь почувствовать облегчение, но на деле ужинаешь в компании тревоги. И вроде бы он наконец-то дома. В своей норе. В неком подобии укрытия, где спрятавшись от солнца, тепла и людей с шумом, что они приносят за собой, можно позволить себе расслабиться. Но сейчас он шире раздвигает шторы и открывает окна, вслушиваясь в звуки дорог, сигналов и прочих вытекающих человеческой жизнедеятельности. «Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, А тем, кто прочь бежит, кидается на шею». Это выведенная и зарифмованная Шекспиром аксиома применима, удивительным образом, ко многим вещам подобного толка. И такое желанное одиночество не исключение. По крайней мере, в случае Джошуа, который опасался снова впадать в фазу, состоящую из привязанностей. Ему все равно на людей. Они доставляют только неприятности. И чем больше и глубже им позволено войти в жизнь, тем труднее впоследствии их из нее вырезать. Как и любую прочую опухоль. Одиночество звучит заманчиво, только когда ты окружен теми, кто настойчиво стремится от него тебя избавить. В прочих обстоятельствах оно оборачивается мучительной тишиной, а та в свою очередь шумит в голове. Вот такой вот парадокс. В абсолютной тишине человек громче слышит шум собственных мыслей. Такие вещи добром не заканчиваются. И вот когда есть столько времени подумать, то человек всегда выбивает о том, что в конечном итоге конечно. О жизни. О смерти. О любви. И прочей бредятине, которой наполнено его бренное существование. Поэтому, наверное, так приятен шум телевизора, машин, телефона, городов, птиц или волн. Если уж совсем потребуется, то и далеких звезд. А ведь избавь многих людей, от этой какофонии, что защищает их манямирки, то из них выйдет крепкая такая кучка депрессивных шизофреников. Потому что разговаривать с собой невыносимо для многих. Джошуа в том числе. «А ведь Бог вдохнул жизнь в человека», — чужим голосом в голове рассмеялся, злорадствуя попутчик. — «Чем отплатим спасителю?». Внутренний собеседник был на месте и бубнил без конца всякую чушь: что-то про тени, страхи и такие завораживающе напуганные, озлобленные глаза Джонхана. Они в сознании Джошуа отпечатались, также ярко, как кровь на руках, солнце под кожей и смерть важного человека. Впечатление такое же неизгладимое. Даже остановка сердца меркнет перед ощущением чужого дыхания в собственных лёгких. «Неужели жить захотелось?». Проводя пальцами по мягкой коже на животе, Джошуа делает глубокий вдох и вспоминает о шрамах у Джонхана на руках. Красные линии на локтях и запястьях, разбитые костяшки и стертые в кровь мозоли. В этом и тогда не было необходимости, но Джошуа хочется снова взяться за холодные ладони. С каждой секундой только сильнее осознавая собственное заблуждение, хочется проклясть то, насколько чувствительным он становится, когда замерзает. Призрак теплых касаний напоминает ему о том, какова жизнь на вкус. И это пугает. В дверь постучали. Настойчиво так. Словно отбивая какой-то замысловатый ритм. У неожиданного посетителя, судя по всему, было хорошее настроение. Или он был слишком нетерпелив. Джошуа цокнул языком, мотнул головой и поднялся, чтобы уже через пару секунд встретиться лицом к лицу со странным парнем в розовой футболке, который весело раскачивается на месте. Такой активный, точно его руки жили своей жизнью, вся штанина в разводах и пятнах. Видимо одежда служила ему вместо полотенца. Кажется, пару раз встречал его, когда они расходились плечами на лестничной клетке. Или видел, как он раскачивал на качелях маленького ребёнка. — Привет, я живу в соседней квартире, но мы так и не успели познакомиться. В общем-то, у тебя есть сахар? Моя мама решила испечь традиционную китайскую шарлотку, — с явным акцентом заговорил незнакомец. По его тону было понятно, что это шутка, но Джошуа даже не пробует улыбнуться. — Но у нас закончился сахар. Ходил в магазин, но там ни одного пакета, только представь! Наверное, местные аджумы снова наслушались автобусных баек и скупили весь сахар по дешёвке у дяди Пака в ларьке. Джошуа припоминает этого самого Пака. Жена его, кстати, готовила неплохие токпокки, да и порции у нее были щедрые. В последнее время все мысли о еде. — Я думал это немецкое блюдо? — серьёзно складывая брови, Джошуа приоткрывает дверь шире. — Шутишь? Китайцы придумали запекать тесто с яблоками еще в эпоху проявления Жёлтого Императора Мун Джунхуэя! — Разве его звали не Хуан-ди? — Да кто ты такой? — Просто сосед, который умеет пользоваться интернетом и не брезгует аудиокнигами про душевное равновесие, — наконец-то добродушно растягивая губы, сказал Джошуа. — Приятно познакомиться, просто таинственный сосед, — парень взялся кланяться. — Я просто Джун. — Взаимно. Но можешь звать меня… Однако Джун отрицательно качает головой, как бы прося больше ничего не говорить. — Не стоит представляться. Не ломай иллюзию, — довольно подмечая чужое недоумение на лице, он возвращается к тому с чего начал: — Ну, так сахар у тебя найдётся, а всезнайка? — Удивительно, но да. Сейчас посмотрю, подожди, — задумчиво сдвинув брови, Джошуа оглянулся в сторону кухни, и направился сразу к нужному ящику. — Слушай, приятель, а тараканы у тебя есть? — заглядывая в квартиру и оглядываясь, спросил Джун, пока Джошуа копался среди пакетов с крупой. — А то у меня их разве что в холодильнике нет. — Ну, — помедлил с ответом. — Есть один, он такой большой, что, кажется, отпугивает всех остальных. — Повезло-повезло. Он у тебя в виде питомца, как сторожевой пес? Или у вас симбиоз, при котором он охраняет твою территорию от других тараканов, а взамен ты делишься с ним едой на добровольной основе? — Добровольной? Я бы предпочел морить его голодом. Вот держи, — Джошуа вручает Джуну пакет сахара, пытаясь вспомнить, зачем вообще его покупал. — Приятного аппетита. — Ещё рано, пожелай мне его ближе к вечеру, — Джун задорно покачивается на месте, а потом также весело уходит. Закрывая за ним дверь, не хочется ничего, кроме как проспать до следующей жизни. *** Тело затекло. Деревянная спинка скамейки неприятно врезается в лопатки, но Джошуа даже поерзать не может, сидя рядом с матерью на вечерней мессе. Они время от времени посещали церковь, что подлатали успешные выходцы местных кварталов. Бывает, его мать и сама делает пожертвования. Наверное, искренность, с которой она переводит деньги для благотворительных организаций и прочих инициатив церкви, и заставляет Джошуа улыбаться, держа ее за руку, пока та слушает проповедь. Ритуалы его привлекали всегда, однако что-то тяготило каждый раз, стоит ему оказаться на пороге. Намерение. Его матери. И отсутствие такового у него самого. Ведь нет смысла топтать святую землю, биться лбом о крест или читать наизусть молитву, когда в сердце у тебя пусто, как в записной книжке безработного. Кто ими вообще пользуется? Что же до его матери, то она выглядела подозрительно оживленной, словно ожидает какого-то чуда. Второго пришествия, наверное. Джошуа не хотелось гадать. *** — Но да найдётся, тот, кто знает, что настоящую замену растят на стороне. — заметив вопрос на чужом лице, Сунен поторопился объяснить. — Когда устраивают насильственную смену власти. И все вокруг в панике, ибо предыдущие хозяева топили в цемент всех своих конкурентов. А их самих с преемниками линчевали. Вот тогда тех самых, о которых никто не слышал, вытаскивают, как кроликов из шляпы. Джошуа немного упустил нить разговора, пытаясь сообразить, как от рассказа про достоинства временной пассии Сунена, которую он нежно называл мазерати, они перешли к политике. А впрочем, была одна тема, которую хотелось бы затронуть, и касалась она одного конкретного человека, но это бы означало выдать Сунену на руки ненужные карты. Чего делать категорически не хотелось. И пусть, кролики Джошуа и забавляли, но превращаться в кроличью лапку для Сунена он не собирался. Как и обещал, Джошуа сопровождает чересчур буйного в последнее время Квона на какое-то сомнительное мероприятие. Шумно и каждая проходящая мимо фигура оставляла за собой шлейф стойкого аромата. Ни один едкий парфюм не способен перебить такую какофонию. Зато шампанское тут разливали так щедро, что Джошуа без зазрения совести мог бы просто полоскать им рот. Его не покидало ощущение принадлежности к обслуживающему персоналу, каждый раз, когда кто-то все же обращал на него внимание. Хотя Джошуа был убежден: если потребуется, то этим людям будет достаточно и тени сомнения в том, что он уделит им свое персональное внимание, чтобы тут собралась очередь лизать ему пятки. К слову, про обслуживающий персонал, тут же где-то курсировал Мингю с подносом в забавно идеально сидящей на нем жилетке. Однако брюки, кажется, ему были немного коротковаты, да и бабочка слегка перекошена на бок. Но кого это волнует? Ким, устроенный на данное мероприятие Суненом по дружбе, как никто другой был происходящим увлечен. Квон рассказал Джошуа об этом, с гордостью упомянув, как легко ему было уболтать главу службы персонала дать шанс этому красавцу. Сам же Мингю подмигивал Джошуа каждую удобную минуту, наверняка довольный тут находиться, даже в качестве простого официанта. С такой внешностью можно было сразу в модели, но, кажется, быстрые деньги нужны всем, но ему только честным путем. Карикатурно поломанные пропорции, искаженные лица, точно отражения в комнате кривых зеркал. Джошуа задавался вопросом, почему многие политики выглядят, как ухудшенная версия человека из учеников биологии. Но учебники врут. Особенно те, по которым начинающие художники учат пропорции. Люди все неправильные, асимметричные, в золотое сечение впишется не каждый. Такие как Джошуа вписываются, только потому что созданы такими изначально – прекрасный облик только средство. Как расположение глаз у крокодила на голове или строение скелета у гепарда. Все для того, чтобы подобраться ближе к жертве. — Ты какой-то странный сегодня, — заговорил Сунен, обернувшись к своему спутнику, и протирая дорогим костюмом декоративную штукатурку. — Не помню, чтобы ты так налегал на шампанское. — На себя посмотри, ещё один стакан и залезешь танцевать на стол. — И собрал бы отличный куш! Больше, чем те пигалицы получают за неделю тряски своими костями в стриптиз барах на Итевоне, клянусь, — хихикнул Сунен, наблюдая за маленьким цунами у себя в фужере. — Это все нервы. И экзамены. Возможно. — Волнуешься? — Джошуа забавляло, что тот поднял столь неподходящую тему в подобном антураже. — Я бы предпочел изучать только историю, а эти экономические бредни только засоряют мне мозг. — Я думал, экономика часть истории. — Не та часть экономики, которая математика, — поправив запонки, нахмурился Сунен. Что бы он ни говорил, но истинная причина его беспокойства крылась в чем-то другом. — А впрочем, все равно. У меня расширенный курс истории и три преподавателя, один из которых ведущий археолог национального института антропологии. Знаешь, он участвовал в раскопках поселений ацтеков. — Это тех, которые вырезали человеческие сердца в качестве жертвоприношения и верили, что бог утренней звезды похож на крокодила? — с немалой долей снобизма озвучил Джошуа. — На змею в перьях, если ты про кецалькоатля, и вообще-то он не совсем Бог солнца. Бог солнца и войны Тонатиу. — Как бы там ни было, практика показывает, что ни наш собственный, ни чужой опыт, ничему нас не учит, — кивнул Джошуа, похищая еще один бокал с подноса проходившего мимо официанта. — Вся история человечества - одна сплошная притча. А кто воспринимает наставления всерьез? М? — Почему же? Я многому научился, надо просто верно проводить аналогии, правильно понимать механизм. Люди забывают, что все вариации событий уже кем-то были прожиты, но это не значит, что один в один, — уголки его рта поползли вниз, а мышцы на лице расслабились. — А ты никогда не задумывался о том, что если все вариации уже были пережиты нами? — О, так ты из тех, кто пускается в философские изыскания стоит выпить чуть больше бокала? Решил обсудить теорию о параллельных реальностях? — Скорее веру в предопределение и его объяснения. — По-твоему бог кто-то на подобии доктора Стрэнджа? Знает исход всех наших мультиверсий? — Типо того. Пиджак немного скрипит, когда Джошуа пожимает плечами. Позже он выпивает еще два стакана французского коньяка, пытаясь пропитаться им хорошенько. Среди того множества отбеленных тональным кремом лиц, одно словно светящееся по-настоящему, привлекло внимание Джошуа. Оно не было бледным, напротив самого человеческого оттенка из всех, что он здесь видел, просто светлое и мягкое в своих чертах. Такое настоящее в своей ужасающей чистоте и складывалось впечатление, что точно на взрослого мужчину натянули кожу младенца, и получился он. Юноша со скучающим, в меру пренебрежительным взглядом. Он так сильно напоминал Джошуа одного человека, что тот позволил себе сравнение, и сразу пришёл к выводу: в Джонхане намного больше осуждения и острых углов. Даже оттенок блонда был у них практически идентичный, только у этого парня волосы были аккуратно уложены и прикрывали лоб практически до бровей. Воротник его рубашки высокий широкий и острый, стоял как накрахмаленный. Ни единой расстегнутой пуговицы. Весь он, в общем-то, производил впечатление безукоризненной картинки человека. Была ещё одна деталь: на руках у него были перчатки, кожаные, приятного древесного оттенка. И, наверное, это могло выглядеть несуразно, но никто вокруг, словно не придавал этому никакого значения. — Это Бу Сынгван, — озвучивает Сунен, заметив чужой интерес. — Твой телёнок? — растягивая губы, Джошуа вопросительно глянул, на пока ещё в меру лохматого Сунена. — Не-а, это золотой телёнок, — обнажая зубы, поморщился тот. — Да и тот был вкусный, а этот вредный. — Кто он? — Это в тебе интуиция возможностей заговорила? — О чем ты? — Неважно, — отмахнулся Квон, и взяв Джошуа под руку повёл того через весь зал, к предмету обсуждения, продолжая рассказывать вполголоса. — Бу Сынгван удивительного толка подлец, не совершивший ни одной подлости для достижения всех благ жизни, и говорит это только о том, что он тут не испытуемый, а наблюдатель. Хотя надо отметить, что очень амбициозный наблюдатель. В последнем туре он набрал столько голосов, и мне на секунду показалось, что я перепутал результаты с шоу банком! Он феноменален. — Звучит многообещающе. Раскидывая руки для объятий, Сунен начинает улыбаться и игриво покачивать головой, подходя к этому некому Бу. Тот морщится и рукой показывает жест, который трактуется никак иначе, как «держи дистанцию, шваль». Впрочем, он и озвучивает: — Квон, чего тебе надо? — брови его пришли в движение, словно он не определился, какую эмоцию хочет изобразить. — Сынгван, мой дорогой, с чего бы мне что-то могло от тебя понадобиться? — Передай это моему автоответчику. — Тьфу ты, познакомься, это мой друг Джису. — Я догадался, — мужчина смерил его холодным взглядом, но все же улыбнулся на протянутую для приветствия руку, отрицательно махнув головой. На это Джошуа лишь беззаботно пожал плечами, словно и не задумал этим жестом снять с того странный в таких обстоятельствах предмет гардероба. — Надеюсь, твой дружок не из тех, к кому мне придется нанести визит. — произнес он. — У меня слишком плотный график. — Ваша честь, как часто вы выносите приговор вне зала суда? — пьяная улыбка касается губ Джошуа. — Будем считать с недавних пор у меня расширенные полномочия. — Сынгван, ну чего ты, он хороший парень! — Хороший парень? — рассмеялся судья, — Ъафра лэ-фумах, — вырвалось из него неожиданно неразборчивая бредятина. — Сунен, я весь твой зоопарк насквозь вижу. — Ох, ужас, наверное, неприятная картина, — повел бровями Джошуа. Безжизненная улыбка, возникшая на лице Сынгвана, намекала, что никаких чувств по поводу чужих моральных качеств он не испытывает. Для него все это не более чем работа. — Я уже давно привык, — глазами вновь прошелся по всем присутствующим. — Благодаря таким как вы, я все еще нужен. — Не обижайся, но в последнее время, ты не сильно стараешься. Какая-то псина сошла с ума, — Сунен тычет указательным пальцем в небо и добавляет. — А там видать болт клали. А каких масштабов! — Мы обеспокоены. — В ООН, тоже давно обеспокоены. — Я уже говорил тебе и не раз, — делая небольшой глоток сока, дабы смочить горло Бу мельком глядит на Джошуа, и добавляет: — Это дело вне моей юрисдикции. — Разве тебе нужно разрешение прибить эту сволочь? — Квон, то чем ты оперируешь, прося меня о помощи, не более чем предположения. От истины они далеки. И перед тем, как ты соберешься опять обвинить меня в сокрытии каких-то фактов, то не утруждайся. Я знаю только то, что мне дозволено знать. И если тебе это как-то поможет, то тот, кого ты назвал псиной, сбежал не совсем из местного питомника. — Ни черта не понимаю. Что это вообще значит? Сынгван только пожал плечами, он и сам не понимал, но озвучивать это, ставя себя тем самым на одну ступень с Суненом, не хотел. Опрокинув еще один бокал, Джошуа расстегивает пуговицу на рубашке. У него тоже есть только догадки, они истязают его душу, поэтому он их игнорирует. Проходящая мимо девушка неожиданно останавливается, приветствует судью самой доброжелательной улыбкой и предлагает бокал вина. Но тот только качает головой. — Я не пью, — говорит он, она кивает, и сразу уходит. — Хуже того, то вино, что я ему подливал весь вечер, превращается в воду стоит мне отвернуться! — раздался голос где-то сбоку, и все трое обращают внимание на подошедшего человека. Джошуа хочет удивиться, но только мельком бросает взгляд на неожиданно изменившегося в лице Сунена. А впрочем, чего странного, что представитель органов правопорядка пропускает стаканчик с какими-нибудь ведущими ток шоу и политиками. И поэтому Хон просто наблюдает, как уже знакомый мужчина делает вид, словно он местный в этой элитной тусовке. — О, и ты тут, Дик… — Сунен щёлкает пальцами, пытаясь припомнить чужое прозвище. — Дикенсон, Диэйт… а, Дикей! Докем! Точно! Снова хочешь предложить мне, что-нибудь эдакое? — У меня есть имя… — Неважно, — перебивает его Сунен. — Это твоё Докем мне нравится больше. Кто его придумал? Это что-то со школы? Джошуа не сдерживается и шумно хмыкает, и пока другие посчитали это реакцией на реплику Сунена, его на самом деле забавляет наблюдать, как полицейский, которого он недавно видел в компании офицера Чхве, пытается быть своим в компании. Кожаная куртка и узкие джинсы сменились на аккуратный и по нынешним меркам модный костюм. Мелкая вертикальная полоска делала его ещё длиннее, а гигантские часы, наверное, должны были добавлять его словам весу. Знает ли Квон, что этот человек имеет непосредственное отношение к полиции Сеула? Удивительно, сколько интересных открытий. — Думаю, тебе хватит, — забирая фужер у Сунена, широко улыбается Докем и обращается к Джошуа. — Прошу прощения, но позволите мне увести вашего друга на пару минут? — Он не мой секретарь, — Квон закидывает руку тому на плечо, немного опуская более рослого мужчину до своего уровня. — Нам с тобой не нужны посредники, ты забыл? Твоя рука уже побывала в моем кошельке, вот настолько мы с тобой близки. Да и разве я не дал тебе достаточно полномочий, чтобы ты не беспокоил меня всякий раз, когда я пытаюсь отдыхать? Вы все финансисты, такие нудные? — Да, когда яхта в ремонте. — Шутишь, молодец. Однако, у меня нет настроения сейчас говорить об этом. Джису, ты помнишь, где тут гардероб? «С каких пор полицейские проводят финансовые операции?». — Идем, — Джошуа подхватывает Сунена, пытаясь придать ему более устойчивое положение и увести. — Приятного вечера, господа. Судья лишь пожал плечами, тогда как Докем разочарованно поджал губы, хоть и пытался улыбаться. *** Из всех проповедей, на которых оказывался Джошуа, самыми невыносимыми были те, которые вел Отец Бэнни. Он не знал точно, как звали этого мужчину неизменно носившего подтяжки с вышитыми красными розами и оттягивающего их большими пальцами при любом удобном случае. Зато при виде его седой макушки, Джошуа готовился к нескольким часам пытки. Потому как Отец Бэнни отличался странной любовью повторять одну и ту же тему на своих проповедях. Чаще всего он рассказывал про Садом и Гамору и как Бог послал туда двух ангелов-губителей в образе прекрасных юношей, которые устроили там вечеринку покруче той, что была в Помпеях. Все как надо, огонь с неба, дождь из серы. И в принципе ничего нового. Но то, с каким упоением Святой Отец рассказывал о том, за какие такие грехи города превратились в пепел, вызывало у некоторых прихожан вопросы. Пусть никто их озвучить и не решался. Сам же Джошуа находил невыносимым не сам факт повторения, сколько тему. Неприятно, когда тебя тыкают в тщательно закопанные желания. Точно пытаясь поймать на реакции или спровоцировать. Но так Джошуа думал только по началу, позже он догадался, что возможно так Отец Бэнни напоминает себе, почему толкает речи под крестом, а не пихает деньги в трусы кому-нибудь в баре. *** Квон Сунен притворщик. Но сегодня вечером он и правда слишком пьян и немного потерян, когда хватается за стены и рукав чужого пиджака. Как только они оказываются в одиночестве, Джошуа усаживает его в кресло и присваивается на корточки рядом. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше всех, — откинулся на спинку Сунен, но услышав вибрацию телефона в кармане, принялся его кое-как вытаскивать. Получается плохо заплетающимися конечностями, — Не подумай, ты и вполовину не так убедителен как Джонхан. Я позволил себя увести, только потому, что мне они наскучили. — Давай помогу, — озвучивает Джошуа, и сам тянется в чужой карман. — Спасибо, — разблокировав телефон, Сунен сразу же хмурится, вчитываясь в разбегающиеся буквы. — Храни Господь, эту гребаную свободу слова. Джошуа заглядывает в телефон, читая отправленные Сунену заголовки новостных изданий. «Скончался вчера ночью. Тот самый господин Ли, преступления которого были признаны, но не доказаны. Поднял ли он экономику или стал причиной краха предприятий малого бизнеса?» — Аминь, — сказал он, отходя к окну в высокой раме. — Аминь, — повторил Сунен и хихикнул. — Так почему золотой телёнок? — Джошуа развернулся к нему и облокотился на подоконник, складывая руки на груди. — С чего вдруг такие сравнения? — Хочешь воспользоваться моей ситуационной болтливостью? — Естественно. — Ну, тогда внимай, — блаженно Сунен уставился в потолок. — Ты же тоже чувствовал, как много свободного места в твоей голове, — он раскидывает руки в стороны, пытаясь показать масштабы. — Настолько много, что ты не можешь остановиться думая-думая-думая. Столько всего хочется узнать, чтобы заполнить чертоги разума подвязку. — Увы, — кивает Джошуа. Он прекрасно понимает, о чем речь. Только свои чертоги он спонсировал не научными работами. — Поэтому история? — Да! Я уже говорил, она лучший учитель. Последовала драматическая пауза, которую решил прервать Джошуа нетерпеливым замечанием. Пока Сунен окончательно не заснул или не ушел в себя. — А библейские мотивы к чему? — У них влияния на историю куда больше, чем у математики. Даже не знаю к лучшему ли? Так вот, не знаю, слышал ли ты про Валаама, но мне нравится этот эпизод из ветхого завета, где рассказывается про царя, что враждовал с еврейским народом. Когда они одерживали победу за победой, будучи немногочисленной армией. Этот царь, не уверен, что вообще знаю, как его звали. Так вот, он обратился к провидцу… или прорицателю, — Сунен резво взмахнул рукой, словно стряхивая пыль со своего рассказа. — Неважно. К Валааму, и тот сказал: победить можно только сделав так, чтобы их бог отвернулся от них. А Бог много чего не любит, — цокает и продолжает. — И, в общем-то, провидец сказал, что Господь не любит прелюбодеев, и тогда стали люди царя посылать к еврейскому народу своих женщин, и так ослабили их связь с Богом. Впоследствии этот Царь одержал победу над ними. — Надо же, так извращать смыслы, наше главное оружие, — улыбнулся Джошуа, блуждая глазами по потолку. — И много ты вынес из Библии? — Ты и представить себе не можешь сколько. Я верю, что раньше было много чудес. Что у всех этих мифических героев есть реальные лица. Люди раньше были не глупее нас, все их постройки и достижения, которые мы ни повторить, ни осознать не можем тому доказательство. Зачем удивляться вере в существо, которое способно выпить моря, когда в наше время достаточно взять высокую ноту, чтобы тебя назвали богом. Как думаешь, почему мы остались без знамений? — Сунен щелкнул пальцами. — Раз! И словно мир опустел, только малая часть света наполняет его хоть какой-то магией. Прошла благодать. Больше не расколется луна на две части, не разойдется море, и человек не обернётся в тигра. Какая тоска. Что мы сделали не так? — Сколько не показывай человеку знамений, это не заставит его поднять голову. Это ведь не фокус, чтобы тебя развлечь, если ты увидел, как расступается море или раскалывается луна, то ты неизбежно должен задаться вопросом: а кто заставил их это сделать. Показать тебе чудо, значит поставить перед фактом. Но даже тогда найдутся те, кто станут его отрицать. — Я просто хочу увидеть обещанное мне чудо, — заскрипел его голос, словно наполненный алкогольной, а потому нескрываемой тоской. — Снов мне недостаточно. Они только дразнят меня. — Ты проживаешь его каждый день, но удивительным образом не придаешь ему никакого значения. Как и те люди, о которых говоришь, чудо было для них нормой, как для тебя сейчас, то, что ты имеешь в виду. Того, что ты знаешь достаточно, но ты просишь чего-то ещё. И прочие народы так поступали. — И как думаешь, что было их самой глупой просьбой? Увидеть Бога? — Помимо этого? Наверное, послать к ним ангелов. Но Бог, как правило, посылает их только для того, чтобы те устраивали хаос и разрушения. Переворачивали города и складывали горы людям на головы. — Поистине прекрасные создания. — И не говори. — Но безвольные, — растирая виски, раздраженно выдохнул Сунен. — Найди мне Мингю. *** Джошуа выпил достаточно, чтобы не почувствовать бьющий колючками ветер. На парковке было относительно тихо: тут только чьи-то водители с охраной бродили вокруг, да вышедшие на перекур гости мероприятия жались у порога. На метров пятьсот единично были высажены деревья с пышной кроной, расставлены фонари. Находясь в отдаление от прочих зданий, это место казалось более уединенным. Скучающе разглядывая машины, мельком отмечая принадлежность водителей к тому или иному транспорту, Джошуа замечает странно-посредственный фольксваген. Непримечательный, но и не достаточно дешёвый, чтобы привлекать этим внимание. Мужчина на водительском месте отвернулся в сторону, так что в темноте было сложно рассмотреть его лицо. Однако что-то характерное в мелких движениях выдавало в нем знакомого. Радужка Джошуа чуть блеснула, словно отражая блик от проезжавшей рядом машины. Всего мгновение, но он разглядел его. Уверенным шагом Джошуа проходит по парковке, направляясь прямиком к этой самой машине. Как только оказывается рядом, то с наглой ухмылкой заглядывает в лобовое окно, и с громким хлопком опускает ладони на капот, привлекая внимание мужчины внутри. Заметив чужое раздражение в глазах, что пыталось скрыться под козырьком кепки, Джошуа сразу же обходит авто, открывает дверь и садится внутрь, словно в такси. После недолгого молчания последовало: — Выходи из машины. — Я думал, ты серьёзными вещами занимаешься, а не светской хроникой? — Светской хроникой? Это буквально хит-парад главных ублюдков Сеула. — Тут ты прав, — растягивая уголки губ, одобрительно закивал. — Что? Даже для тебя это слишком? А мог бы найти там себе дружков поприличнее всяких профессоров. — И почему он тебе покоя не даёт? Ревнуешь? — без зазрения совести, Джошуа нагло изучал чужую черную рубашку и помятые брюки, в которые та была заправлена. Рукава закатаны и даже в темноте на коже не видно изъянов. — Не стоит, мне такие добряки, как ты нравятся. — Слушай, чего тебе надо? — Джонхану его взгляд не понравился, будь он проще, то поежился бы. — А тебе? Я очень сомневаюсь, что так ты на них что-нибудь нароешь. — Не твоё дело. Проваливай, — ворчит Джонхан, а потом тянется через Джошуа открыть дверь с пассажирской стороны. Тот, чувствуя его тепло, на мгновение хочет ощутить чуть больше его веса. Он неожиданно складывает руку пистолетом и пальцами упирается Джонхану под ребра. — Попался, — выдыхает ему на ухо Джошуа, перехватывая за руку, чтобы прикрыть дверцу машины обратно. — Разве не знаешь, что нельзя открывать спину? Трудно оценить, как сильно закоротило где-то у Джонхана в затылке. Между органами и кончиками чужих пальцев: ткань, плоть, мышцы, кровь, а ощущение словно проковыряли дырку до самого позвоночника. — Сделаешь так ещё раз, я сломаю тебе обе руки, — презирая подобные уязвимые положения, Джонхан сразу же возвращается на свое место. Однако чётко понимал, что таким вещам нельзя позволять выводить себя из равновесия. — Неужели ты надоел Сунену? Надо же, рекорд. — За него не беспокойся, через полчаса он будет дома, — открыв карту на телефоне, Джошуа продемонстрировал экран Джонхану. — Вот адрес. Отвези меня туда. — Я тебе не шофер. — Нет. Но ты это сделаешь, иначе я никуда из машины не выйду. Просидим на парковке всю ночь. Тебе здесь все равно ловить уже нечего. Весь фарс закончился или переехал на следующее афтерпати. — Думаешь, я поверю, что ты там живёшь? — Знал бы ты как мне все равно, во что ты там веришь. Там живёт мой хороший знакомый. — А не слишком ли поздно для дружеских визитов? — Тебя забыл спросить. — Я отвезу тебя домой, — закатывая глаза, Джонхан звучит так, словно делает одолжение. — На большее можешь не рассчитывать. — Я не хочу домой, Джонхан. — Неужели тебе настолько одиноко, что ты готов тратить время на всяких извращенцев с комплексом бога? — видимо, Джонхан сразу догадался о каком хорошем знакомом идёт речь. — А тебе? Ты же сейчас здесь. Вся эта свора ублюдков, за небольшим исключением, такие ненавистные тебе извращенцы с гигантским чсв, — Джошуа кивком головы указывает на здание, в окнах которого ещё горит свет. А лучше бы огонь, подумал он. — И ты тратишь на них время, как и на меня. Хотя комплексов у меня и нет, даже Бога. — Так ты не отрицаешь своих наклонностей? — съязвил Джонхан, изгибая аккуратные брови. — В отличие от тебя? — в тон ему ответил Джошуа. — Нет, не отрицаю. Можем поговорить об этом, если захочешь? О том, в каких позах мне нравится или сколько пальцев… Однако Джонхан перебивает его: — Мне не интересно. — Уверен? — выдохнув пар на окно, Джошуа принялся рисовать узоры похожие на символы тайного языка, что выдумывают между собой дети. — Мне вот почему-то кажется иначе, думаю, ты бы хотел попробовать… — Заткнись. — ... с мужчиной, — весело протянул он, дорисовывая букве «s» лапки, превращая ее в ящерку. Позже рядом появляется закорючка и что-то напоминающее камень. — Заткнись и проваливай из машины. — Я уже сказал, что никуда не уйду, пока мы здесь. — Поймай такси и разъезжай по Сеулу, сколько тебе будет угодно, а я не собираюсь тратить бензин, чтобы подвезти тебя на свидание. — К Киму ближе, чем ко мне, так в чем же проблема? — Все очень просто. Я не хочу иметь никакого отношения к тому, что между вами там. Джошуа молчит некоторое время, разглядывая флегматичную мину Джонхана. О чем он думает? Почему не боится тут с ним один на один находиться? Почему раньше боялся? Безумец. — Не хочешь брать грех на душу? Хорошо, твоя взяла, так и быть отвези меня домой. Ты испортил мне всякое настроение общаться с людьми сегодня. — Я старался, — буркнул себе под нос Джонхан, заводя автомобиль. На других языках, он знал только ругательства, поэтому, наверное, и добавляет звонкое: — Дифиченто, Адрес. Быстро, иначе я очень скоро передумаю. Джошуа называет адрес, но дает немного неверные данные. Его район многоквартирный муравейник, поэтому достаточно будет просто случайно перепутать один двор и нужную квартиру и уже оказаться не в том месте. Машина неторопливо трогается. — Кстати, чтоб ты знал, между нами там только дружба, — заговорил Джошуа, стоило им проехать первые пару метров. — Ужасно, и это я извращенец? Но это так к слову. Журналист ведь все-таки. А то вдруг ты ночью не уснёшь, будешь ворочаться во сне и думать: а что же они там делают? А куда? А кто кому… Но он снова не успевает договорить, потому что машина резко останавливается. Его немного швыряет вперёд, но он вовремя реагирует, крепче сжимая ручку, чтобы не удариться об бардачок. — Закончил? — Нет, — облизывая губы, Джошуа принял расслабленное положение. — Мне нравится, когда остаются синяки. — Джошуа, — раздраженно цедит сквозь зубы Джонхан. И кто угодно из его друзей наверняка скажет, что он из тех, кого подобные темы никогда не смущали. Что он и сам кого хочешь перешутит. Но в словах Джошуа, тот видел какую-то угрозу, а потому напряжение читалось даже в его позе. — Не зови меня этим именем, ты говоришь с жутким акцентом. Покрышки прокатились по асфальту с характерным звуком, на котором Джошуа решил сфокусировать свое внимание, глядя на дорогу перед собой. Сидящий по левую руку, тоже хранил молчание, однако как только они выехали с парковки, Джонхан потянулся к радио. Заиграла музыка. *** Романтик. Таким описывали его лучшего друга. Завидовал ли Джошуа? Нет. Совершенно нет. Пусть он и любил слушать комплименты, самому говорить их ему не слишком то и хотелось. Цветы и подарки были ему чужды. Трепета и приятного волнения даря их, он никогда не испытывал. Как и влюбленности. Желание. Все, что он мог себе позволить. Но даже тут он ограничивался только разговорами по душам, которые ничем не заканчивались. — Он разобьет множество девичьих сердец, — шутили подруги матери, загорелые изящные дамы с медными бюстами увешанными золотыми ниточками украшений. — Красивый мальчик. И отчасти они были правы, когда он вырос, им были увлечены многие, и не только девушки. Но только вот он сам никем, кроме себя увлечен не был. Лишь глядя в зеркало, находил того, кто в полной мере мог его удовлетворить. Хотел ли он мужчину, потому что любил собственное тело? Или потому что в глубине души ему хотелось подчиняться, держась за крепкое плечо. В любом случае он никогда не стремился быть романтиком. Как жаль, что тогда ему никто не сказал, что романтик - это не подарки, слова или громкие поступки. Романтик – это тихий образ мысли. *** Корейский хип-хоп играл достаточно громко, чтобы Джошуа мог предположить, что Джонхану эта музыка правда нравится. Не может же быть такого, что он готов терпеть резкие ритмы и прокуренный голос немного пьяного исполнителя, лишь бы не дать им поводу заговорить. Немного позже худые пальцы начали постукивать по рулю, внося ясность. Джонхан определённо любит местный андеграунд, который, видимо, играет на этой FM волне без остановки. Ведущий объявляет о том, что по многочисленным просьбам радиослушателей альбом следующего исполнителя будет играть целиком. Включая поворотник, Джонхан довольно цокает. Предупреждающее тиканье сменяется на мелодичную, тоскливую мелодию, позже следует немного гнусавое вступление, которое теперь в полной мере передавало настроение. Сначала исполнитель пел о том, что он такой, какой есть. Потом выл, что знает, эта некая она его ненавидит. Позже объяснял в свойственной ему депрессивной манере, как иногда плачет, а иногда улыбается. И вроде бы все логично, но Джошуа старался на Джонхана в этот момент не смотреть. Боялся засмеяться. Все-таки он пьян не меньше этого самого рэпера, под чей трек журналист непроизвольно качает головой. Иначе навряд ли его эта картина так забавляла. Время от времени Джонхан пытался отправлять кому-то сообщения одной рукой, два раза сбрасывал чьи-то звонки. За рулём он выглядел немного иначе. Каким-то расслабленным, более флегматичным, но при этом привычно серьезным. Лицо его никаких эмоций не выражало, он в принципе выглядел так, словно и вовсе забыл, что тут есть кто-то ещё. Руль держал одной рукой, другой же облокотился на дверь и подпирал лицо. «Занимательный он», - вот, что приходит Джошуа на ум. Если бы Юн Джонхан был предметом отдельной наукой, то был бы хуже истории, математики или физкультуры вместе взятых. Учи хоть всю жизнь и все сразу - ни одного экзамена по нему не сдашь. Самого себя Джонхан уже давно убедил, что интересно ему до того момента, пока он человека не понял. И вот беда, процесс у него не занимает много времени. Иногда от этого бесконечного потока душ легко устать. И пусть ему легко любить свою работу, но вернуться домой - маленькая мечта каждого его дня. Не самое уютное место, кто-то даже считает, что там скучно. Но он подводит итоги, лежа в полной тишине и темноте, заводя будильник только один раз. Сны, что его посещают, не уговаривают остаться подольше. В них каких-то люди с безумными глазами о чем-то просят ни на секунду не умолкая. А все-таки их легко понять, думает Джонхан, когда поворачивая направо, заранее пытается заглянуть за угол и мимолетно глазами проходит по Джошуа. Машину проглатывает туннель, и блики света скатываются по нему снова и снова. «Твои глаза, словно звезды в ночном небе», — передразнивает голос в голове текст песни музыканта. И Джошуа соглашается, не самое оригинальное сравнение, но, кажется, если он скажет об этом вслух, то рискует вылететь из машины на полном ходу. А она, очевидно, была взята Джонханом на прокат, потому как его собственный автомобиль был куда проще, насколько помнит Джошуа. Да и фигурный пластмассовый брелок, свисающий с ключей в замке зажигания, намекал на конкретную контору. Мельком он взглянул в зеркало заднего вида, успев заметить на пассажирском пиджак, какую-то толстовку и бабочку. Похожую на ту, в которой весь вечер был Мингю, но он свою не снимал. Даже когда они вдвоём запихивали Сунена в машину, Ким все ещё был в униформе и в ней же сел за руль. Сегодня Джошуа размышлял кое-как, делать это под не успевшим выветрится градусом намного сложнее. Он не уверен, что хочет знать причину, почему Джонхан вообще согласился его хоть куда-то отвезти. Были способы и проще избавиться от него, но тот лишь сделал вид, что недоволен и не то чтобы долго ломался. Совсем немного, но стало щекотно, ощущение расплывчатое, поэтому сложно понять, где конкретно приятно. — Почему ты улыбаешься? — Минуту назад я был доволен. — Чем? — Тем, что ты молчал, но, увы, ты открыл рот, — игривый тон его был призван вызывать раздражение. Но эффекта не возымел. Значит надо продолжать. — Слушай, откуда такая любовь задавать вопросы? Какая-то травма или не выветрившаяся детская любознательность? — И с чего я ожидал благодарности? — усмехается Джонхан. — И правда, с чего бы? — всем телом разворачивается Джошуа, и двигается ближе. — Мы вроде разобрались с тем, что я сраное отклонение, мразь и как ты там меня ещё назвал? Чёртова патология, кажется так? — Добавить ещё? — если бы Джонхан так хорошо не старался игнорировать свое тело, то смог бы почувствовать холодное дыхание. — А ты сможешь? Не повторяясь? Композиция снова сменилась. Бац-бац-бац. Почти металлический скрежет и Джошуа не понимает, кто пишет подобную музыку. Он откидывается обратно на сидения и растирает пальцами виски. По-хозяйски тянется скрутить колесико, сделав тише. Джонхан ему не мешает. Боль бодрит. Когда она потихоньку отпускает, то это отдельный вид экстаза. И именно в этот момент, Джошуа понимает: Джонхан этого не заслуживает. Ничего из того, что он ему уготовил. Ничего, о чем он не может перестать думать. Но он все ещё слишком гордый, чтобы даже в душе за это перед ним извиниться. Наверное, национальная черта. Хотя, честно говоря, Джошуа сборная солянка. Машина остановилась. Музыка затихла. Одна рука Джонхана расслабленно висит на руле, вторая ложиться на коробку передач. Взгляд направлен куда-то в сторону, в чужие окна. Торопится ли он куда-то? Ждёт ли его кто-нибудь дома? — Тебе нужно особое приглашение? — он не оборачивается, гадая, зачем на чьей-то кухне зажегся свет. Неужели у кого-то поздний ужин? И все же Джошуа слабак. Он в этом убеждается еще раз, когда тянется поправить кепку у Джонхана на голове, но на полпути снова складывает руку пистолетом, только теперь мягко прикладывает ее к чужому виску. В замешательстве Джонхан моргает, оборачивается и не издаёт ни звука. И Джошуа пользуется моментом, наклоняется ближе, накручивая выцветшую прядь между пальцев. Тёплый свет уличных фонарей касается только нижней части лица, но и этого достаточно, чтобы заметить потрескавшиеся губы. Все, что можно себе позволить - поправить кепку и убрать тому волосы с глаз. — А сказал, что руки сломаешь, — Джошуа отстраняется, опускает солнцезащитный козырек, загорается подсветка и он поправляет воротник, глядя в зеркало. Не дожидаясь ответа, выходит из машины. — Доброй ночи. Однако Джонхан все же бросает Джошуа вслед: — Не заставляй меня пожалеть. — Это вызов? — улыбается Джошуа, на мгновение обернувшись. Он определенно догадывается, о чем именно идёт речь. — Можешь начинать уже сейчас. Дверь хлопает негромко. Машина отъезжает сразу. Может, его все же ждут дома?