The other side of the Sun

Если в разговоре позволять людям больше говорить о себе, а многие это занятие очень любят, то выделяющийся в организме дофамин очень скоро заставляет их проникнуться к хорошему слушателю доверием. «Как правило, гораздо труднее доверять людям, чем любить их» - так вроде писал один бывший агент фбр в своей книге. Джошуа намного проще заставить людей влюбиться в себя, но не доверять, тут приходится прикладывать чуть больше усилий. А любовь и доверие, к сожалению или к счастью, совершенно не одно и то же. Любить можно вопреки, доверие же требует выстроенной структуры. Не нужно добиваться безоговорочного доверия, так как тогда придется соответствовать, довериться в ответ, а это для Джошуа сейчас решительно невозможно. Свою речь, для того, чтобы казаться проще, он наполняет юмором, обрывками фраз, ставшими культовыми. Где-то использует кастрированную версию правды и все это с целью разговорить. Например Хансоля, с которым столкнулся на парковке у школы. Растрепанный больше обычного, с немного сонной моторикой, он сразу привлек внимание своего отзывчивого хена. Одним словом загруженный студент в острой фазе «Вот бы отчислиться и собрать свой гаражный бэнд», на удивление данное состояние совершенно не мешало ему выглядеть счастливым. — Продуктивный выходной? — чуть растягивая рот в улыбке, Джошуа наклоняет голову, чтобы через секунду еще и бровь одну приподнять. — Вообще балдежный, — голова Хансоля немного ходит взад вперед будто пытаясь попасть в ритм, который слышит он один. — С Чаном столько мест успели посетить, чувак, мы даже фоткались с ламами. Кто же знал, что они такие… горбатые и мягкие. — Чудесно, — и мускул на лице старшего не дрогнул в этот момент, но глаза выдавали его желание рассмеяться. — Нет, чел, это было жестко. Ламы реально жесткие парни. У них такой взгляд, бляха, я отъехал с их прищура. — Рад слышать, что ты хорошо проводишь время с друзьями. Твои хены все еще не знают про него? — Нет, вроде, — пожал плечами Хансоль, поправляя после этого сбившиеся немного наушники на шее. — Ну или по крайней мере, не комментируют, хотя в их случае, не комментируют значит не знают. — А он заслуживает доверия? — Почему ты спрашиваешь? Потому что, судя по всему, своим друзьям постарше Хансоль не доверяет. Но сказав что-то подобное, Джошуа рискует оскорбить его, либо навести на ненужные мысли, итог которых приведет к тому, что парнишка решит, что поступает неправильно по отношению к любящим взрослым и все им расскажет. А последнее, чего бы хотелось Джошуа, чтобы Хансоль доверился Джонхану, и тот узнал про их с Ли Чаном дружбу. — Сынчоль с Джихуном доверили тебя мне, а я, утаивая от них твоего друга, доверяю ему тебя. Мне бы не хотелось перед ними, а самое главное перед тобой, облажаться. — Наверное да, — принимая чужие объяснения, кивает Хансоль. — Я бы доверил Чану аккаунт от своей донатной помойки в геншин инпакт. Хотя знаешь, нет, свою жизнь ладно, но аккаунт я все-таки заберу с собой в могилу. — Вот же, — расхохотался Джошуа. В этот момент воздух наполнился продуктами удовольствия организма в виде гормонов. Вот оно! Младший широко улыбается, еще бы, кто же не радуется, когда его штукам так искренне смеются. — Но все же, мне все еще мало, того что ты сказал, чтобы быть спокойным. Дай мне тогда номер Чана, чтобы я хоть имел представление кому звонить, если ты зависнешь где-нибудь с ламами, а нам не скажешь. — Логично. — Не то слово. Только Хансоль достает из кармана телефон и ищет друга в списке контактов, как замирает, поджимает губы и смотрит старшему за спину. Тот сразу же оборачивается и видит, как сново будто из воздуха материализовалось уже привычное в жизни Хон Джошуа бедствие, имя которому Юн Джонхан. И дабы усугубить ситуацию оно двинулось в их сторону, а потом еще и заговорило: — Я вас прервал? — его голос звучал немного простужено, он поправил кепку, убрал руки в карманы. Обращаясь к младшему, пытался улыбаться, а стоящего рядом с ним удостоил только флегматичным кивком. — Обсуждали что-то важное? Рядом с Джонханом тело само просит принять кислотные ванны, чтобы не терпеть постоянные скачки давления или что там терзает переполненные дофамином органы. Все чувства разом обостряются, но сложно что-то уловить, когда укутанный в преграду в виде одежды и расстояния Джонхан даже дышит совсем тихо. Хочется прижаться к его коже и понять наконец, у окситоцина ли этот сладкий привкус? Но Джошуа не станет разрушать иллюзии. Чем он хуже Джонхана, не желающего признавать то очевидное, что крыльями оставляет засечки у него в животе? И наверное, никогда так просто он не озвучит вслух, что может на секунду, но хотел того же, чего хотели многие до него. Такой уровень понимания даже поражает. Им и заговариваться не нужно, чтобы начать делать вид, что ничего не было. — Да, — отводя взгляд, Джошуа невзначай отодвинул девайс младшего. — Хансоль показывал мне предварительные результаты тестирования, которое мы недавно писали. — Что за тест? — по тону было понятно, что это не более чем попытка поддержать разговор. — Кинси! — вдруг решил добавить Хансоль, ему наверное показалось это забавным. — Ну вернее на его текстах профессор Ким разработал этот тест. Очень сложный, но помогает выявить, где у студента слабые стороны, там грамматика страдает или с фонетикой беды. — И как результаты? — Неоднозначные, — почесал подбородок Хансоль, потом будто вспоминает о чем-то, хлопает Джошуа по плечу и улыбается кивая в его сторону. — Но у Джису-хена как всегда отлично! Я бы правда посоветовал чаще писать, чтобы подчерк более разборчивый был, но такое и у носителей языка часто встречается, тебе ли не знать, хен. Уголки рта Джонхан немного опустились и он сложил руки на груди. — Спасибо, но у меня просто была хорошая база, — подыгрывает Джошуа, качая черными вихрями на ветру, каждый случайный образовавшийся завиток на его голове подвергается тщательному анализу апатичного взгляда. — Изучал теорию, еще когда в школу ходил. — Не практиковался? — ненадолго, но мимика Джонхана становится выразительнее, но не честнее. Он изображает язвительное участие, от которого должно становиться не комфортно. — Не с кем было. — Совсем? Слабо верится. — Почему? Удивлен, что моих скромных знаний мне хватает… «На нас двоих» ,— хочет договорить он, но останавливается. За плотно сжатыми губами столько всего нужно удержать. Неужели они пытаются спорить, только потому что это единственный способ свыкнуться с мыслью, что нельзя прикоснуться. Хоть так сцепиться, выпросить трение и получить реакцию. — Хорошо, что тебе хватает, потому что сложную лексику ты не осилишь. — По себе судишь? Свое незавидное положение в этот момент как никогда осознал стоящий между ними Хансоль, задающийся вопросом, а изучение ли корейского языка в условиях англоязычной экспансии они обсуждают? У него складывается впечатление, будто этим двоим нравится агрессивные выпады в сторону друг друга и им бы только повод дай. Однако за образовавшуюся паузу он пытается протиснуться в разговор. — Ну в тесте очень много сложной лексики, да и упражнение на фонетику я бы тоже легкими не назвал, — ему даже кажется, что он удачно присоединился к теме обсуждения, однако по лукавому выражению лица Джонхана понимает, что поторопился с выводами. — Ну, я честно сказать мало удивлен, что Ким составляет тесты, основываясь на монографии сексолога, но есть у меня подозрение, что вы мне совершенно неискусно соврали. Противный какой, считает Джошуа и цокает языком. — Я удивлен, что ты знаешь, — комично поморщиться Хансоль уставился на старшего. — Но было бы забавно, если бы ты поверил. — Ты удивишься сколько всего я знаю. — Например? — хлопает ресницами младший с искренним интересом. — Черные пятна на солнце были бы способны осветить небо, но нам они кажутся темными только потому что у остальной поверхности солнца температура намного больше. А еще, я знаю, что ты прогулял пары в четверг, пятницу… и насколько мне известно, сейчас у тебя лекция у Лим Джиен, а она не показалась мне женщиной с большим терпением. — Черт! Я забыл! — Глаза Хансоля округлились, и он забавно покачал головой. — Ну я тогда побегу, может успею еще! — он убрал руки в карманы кожаной куртки и совсем не спеша, будто издевается, двинулся в сторону остановки. — Да ты развил скорость света, я смотрю, — вздыхает Джонхан и хватает Хансоля за шкирку как нашкодившего котенка. — Я тебя отвезу сам. И в следующий раз проверяй расписание, к тому Пэку можешь не ходить, но к этой милой особе будь добр являйся на пары. — Окей, — тянет Хансоль и выкручивается. Потом он как-то странно долго смотрит на Джошуа и выдает, — Кстати, Джису-хен, я хочу познакомить тебя с моей тетей. Заходи завтра на ужин вечером, если тебе не трудно. — Мне не трудно, Хансоль, — мягко улыбается Джошуа. — Я приду. — Спасибо. Увидимся, Джису-хен, — машет ему младший, пока Джонхан закатывает глаза и тащит его к машине. Тут вдруг Джошуа чувствует острую нехватку, ему очень нужно, чтобы Джонхан посмотрел на него. Хотя бы раз оглянулся, но тот лишь крепче сжимает длинные пальцы на запястье Хансоля и зажмуривается. Только вот со спины этого все равно не видно. *** Маленький мальчик сидел слишком близко к громкому телевизору. Ручки он сложил перед собой, игрушки так и остались лежать у него на коленках. Он глаз не мог оторвать от испуганных лиц на экране. С самым живым ужасом такие поначалу бесстрашные и бравые солдаты гибнут в муках. Взрослые дяди в бронежилетах с гигантскими пушками носились по лесу от упавшего с небес охотника. — Не бери оружие! Разве ты не понимаешь? Он тебя не убил, потому что ты без оружия... не спортивно. Маленький Джошуа кивает Арнольду и соглашается - не интересно так играть. Фильм он так досмотреть и не смог - мать вернулась и обнаружив сына у телевизора, недовольно ахнув, закрыла ему глаза. Телевизор притих сразу. Разве все это было не понарошку? Почему тогда мама не хочет, чтобы он смотрел? У неё всегда были тёплые ладони и пахли они едой, в основном фруктами, которые она нарезала ему несколько раз в день. Мальчик прижался к маме и довольно хихикнул. Она натирала ему морковь с яблоком - он чувствует запах сока и ее немного липкие руки у себя на щеках. *** Есть в семейных магазинчиках на углу какое-то свое очарование. Тут вместо аккуратных ценников кривые наклейки на упаковках сникерсов. Выпечка продается подозрительная, но напоминающая домашние эксперименты матери. И владелец-кассир ворчливый, но добрый мужичок, с седой щетиной и усами, которого иногда подменяет низенькая дочка с крашеными косами. Мало места, товары лежат друг на друге. Все такое уютное, а самое главное, близко к дому. Настолько, что обязательно встретишь тут кого-нибудь из соседей. Вот и Джун стоит тут же и никак не может выбрать между твиксом и марсом. С Джошуа они друг другу не мешают. Только кивают и продолжают собирать в руки, место в которых очень скоро заканчиваются, всякие сладости. И в отличие от китайца, у Джошуа нет младшего брата, чтобы оправдать свою попытку умереть от передоза мармеладными змейками. Он и сладости-то в принципе не любит. Но сейчас ему нужно восполнить баланс, хотя бы создать иллюзию на языке. Но это совсем другой вид сахара, совсем другая молекулярная сетка. Так и зарабатывают зависимости, один раз, второй, и ты уже не знаешь чем заменить вещество провоцирующее выработку счастья и расширяющее зрачки до черных дыр. Его можно и нельзя разложить на гормоны и нейромедиаторы. Вот уже и пара пролетов лестницы осталось позади, а мысли сплавились друг с другом, будто воск и теперь он застывает и неприятно щекочет кожу. Рядом идет Джун, им все-таки по пути, и вроде он не мешал, Джошуа упиваться гнетущей тишиной, но тут все-таки не выдерживает и спрашивает: — Твикс или Марс? — Сникерс. — Так нельзя. — Кто сказал? Тем более из всех слоганов: «Ты не ты, когда голоден», самый классный. — Урыл, — хмыкает Джун то ли потому что выпускает так воздух, поднимаясь по ступенькам с тремя пакетами, то ли ему и правда смешно. — Как Тезаурус? — Предпочитает игнорировать мое существование, чем я его обидел интересно? — Джошуа пытается забрать хотя бы один пакет из чужих рук, но ему не дают. — А у тебя как дела? — Да начальник кошмарит, в край одичал, мужик! Мне, когда замечаю, как он сам с собой разговаривает, охота экзорцистов вызвать или гостбастерс. — Не хочешь сдать его в дурку? — Если сдать его в дурку, то дурке понадобится ещё одна дурка. — Наверное, интересный человек. — Не то слово! Тебя мне чем-то напоминает, — на секунду Джун оборачивается, чтобы изобразить на лице отвращение в мягкой фазе. — Надеюсь, вы никогда не познакомитесь. — Почему? — У вас слишком много общего, я уверен, а он не любит делиться в принципе. Особенно… телом, — Джун делает паузу будто понял что ошибся и пытается вспомнить более подходящие слова. — В смысле, мне кажется у вас даже типаж один и тот же, не хотелось бы чтобы образовался треугольник с такими безумными гранями. — Тебе так нравится фантазировать? — оказавшись на нужном этаже говорит Джошуа и пропускает соседа дальше по коридору. — Не пробовал писать? — Немного, только это тайна, — подходя к своей квартире, Джун торопливо опускает пакеты и тянется к звонку. — Да ладно? Серьёзно? — с очевидным сомнением оборачивается на него Джошуа, отпирая замок. — Ну, надеюсь однажды прочитать что-нибудь твоего авторства. — Обязательно, я отправлю тебе копию! — он уже практически шагнул за порог, но остановился и вдруг сказал, — Кстати, хотел забыть, но передумал, сообщи, пожалуйста, этому своему колдуну из Стальной столицы, чтобы прекратил свои соискания в сфере бродяжничества. — Чё? — Говорю, Минхао передай, чтобы по ночам не шарахался возле храма. У этой гусеницы-шелкопряда, я уверен, есть кокон. В смысле дом. — Я понял, но откуда ты знаешь? — Шарахаюсь по ночам, естественно, — пропел сосед, исчезая за дверью. *** После сна, увы непродолжительного, и приема пищи, скорее напоминающего изучение таблицы Менделеева (потому что читать состав нужно хоть иногда) по расписанию у Джошуа - сходить в храм помолиться за то, чтобы у ситкома «Друзья» никогда не было ремейка. Перезапуски культовых франшиз - по большей части полный отстой. Хотя никому не нужные продолжения про детей детей главных героев могут иной раз еще глупее выглядеть. Забавно, что Сунен жаловался, что человечество лишилось чуда, когда как оно уже давно лишилось чего-то более важного - фантазии. Но чем Джошуа оригинальнее, когда вместо того, чтобы действовать и влиять, выбирает посетить религиозный объект с целью томно подышать над алтарем в надежде, что все само как-то решится. Однако, если быть серьезнее, то ему просто нужно место подумать, и не абы какое, а со стойким ощущениям присутствия сварливого душка Юн Джонхана. Чтобы стены вокруг говорили с ним его голосом, потому что отражали чужие звуки и сохранили их под слоями штукатурки. «Решил сменить пластинку? Предатель!». Однако на пороге храма Джошуа замечает две крайне знакомы фигуры. И если тонкому, как хлыст, пусть даже в растянутом спортивном костюме, Минхао, удивляться глупо, то вот хмурый и о чем-то толкующий ему Сынчоль заставляет настороженно замедлить шаг, прячась тем самым за припаркованными автомобилями. Минхао смотрит беспокойно, качает головой, слушая своего собеседника. Руки убраны в карманы, губы он поджимает и видно, сколько всего ему бы хотелось сейчас сказать. У Джошуа очень неприятное предчувствие. А оно редко его подводит. До него долетаю только обрывки фраз, из которых становится понятно только то как сильно детектив недоволен ходом расследования, работой коллег и начинает верить в какую-то сумасшедшую теорию монаха. Еще он что-то говорит про Джонхана и что не стал бы на его месте… что? Эту часть Джошуа не услышал, от чего не смог сдержать желание поморщиться и крепче сжать зубы. Вот какого черта тут происходит? Но это длится недолго, монах будто дает какое-то наставление детективу и тот, крепко пожимая его руку, прощается. Нервно поправляя свой плащ, он стремительным шагом уносится в противоположную сторону, к своей машине. Еще раз Джошуа мысленно фиксирует для себя: черный Хендай Элантра, определенно совсем свеженький, хоть и с царапиной на бампере. Такой наверное прилично стоит, интересно, а сколько зарабатывают в силовых структурах, чтобы на нем по городу курсировать? Взмахнув головой, чтобы убрать длинные локоны с лица, Минхао возвращается обратно в храм. Джошуа заходит следом, выждав некоторое время. — Видел знакомую машину, когда подходил, — буднично махая рукой в знак приветствия, он подходит к одному из окон, вид из которых выходит на кусты и деревья во дворе. — Детектив Чхве заезжал? — Ага, — резко оборачивается Минхао, забавно хлопая ресницами, точно пытаясь развидеть человека перед собой. Выглядит уставшим, но ни в коем случае не рассеянным, будто всю ночь призывал к себе духа Энди Уорхола. Была какая-то неприятная перемена в том, как он смотрит, хотя затем и последовали попытки непринужденно улыбаться, дальше занимаясь своими делами. — Не знал, что ты знаком с Чолем, — Джошуа намерено называет его ласково, будто вспоминает о чем-то очень хорошем, связанным с полицейским. — Конечно, он друг моих друзей, — вертясь туда сюда у алтаря, отвечает монах. Он разбирает какие-то дощечки и зачем-то перекладывает их с места на место. — Тем более, тело той бедной девушки нашли неподалеку, так что он опрашивал меня. Это классическое: вы не видели ничего подозрительного? Не знаю, он время от времени заглядывает, будто надеется найти что-то, чего раньше не замечал. Ну или думает, что я что-нибудь вспомню, если он в десятый раз меня об этом спросит. — Ясно, — легко запрыгивая на подоконник, кивает ему Джошуа, пока внимательно оглядывает помещение. С каждым разом оно все живее, заполняется различной атрибутикой, которую Минхао, без свяких сомнений, мог бы и к себе домой притащить. — А ты то хоть сам-то веришь в то, что они его поймают? — Я буду за это молиться, — наверное, еще никто не звучал так искренне, как Минхао сейчас. — Надежный план, может сработать. — Издеваешься? — на полноценное осуждение не хватает сил, и монах только качает головой. — Нет, совсем нет, — положив голову на плечо, Джошуа пытается вспомнить всегда ли он чувствовал себя тут как в Мавзолее и видел ли он раньше странную ерунду, приклеенную к двери. — Однако еще я верю в то, что мы должны создавать причины, чтобы то, о чем мы молимся, сбывалось. — Предлагаешь открыть охоту? «Она уже началась». — Нет, я ничего не предлагаю и ничего не предпринимаю, — в желании сложить руки на груди Джошуа делает характерное движение, но останавливает себя, решая просто упереться крепче на оконный косяк. — Больше скажу, я считаю, что нам всем нужно оставить это дело полиции и дабы не усложнять им жизнь, соблюдать комендантский час. — М? — строить из себя дурочка Минхао наверное очень непривычно, но он пытается. — Не понимаю. — Сиди дома, Хао-хао, не гуляй по ночам возле мест преступления. — Ты меня видел? — шок удается ему особенно хорошо, губы и глаза будто созданы для того, чтобы красочно изображать эмоциональный спектр сноба. — Не я, — не удержался и хихикнул Джошуа. — Будем считать, что у нас всех есть добрые покровители. Твой вот - удача. Судя по тому, что тебя еще не убили с такими развлечениями. — Тебе этот шизоид Джун что ли рассказал? — Именно, — спрыгивает с подоконника Джошуа ведомый любопытством разглядеть поближе предмет, не дающий ему покоя. — А я-то его заметил, шнырял тут. Вот же черт. — Ну, чем-то напоминает, — подходя к двери, Джошуа замечает приклеенную к ней бумагу, такую темную и жесткую, а на ней какие-то иероглифы, нанесенные чернилами, от которых чем-то сильно пахнет. — Слушай, что тут написано? Нехотя монах разворачивается, хмурится немного и говорит: — Это талисман, чтобы отпугивать злых духов, — и тут казалось бы, ему следовало отвернуться, раз он занимался чем-то важным, но он этого не делает. — Ну еще бы, — губы сами растягиваются в улыбке, а пальцы тянутся пощупать бумагу. — Думаешь, они помогают? — Да, — авторитетно закивал монах, убирая под себя ноги и усаживаясь рядом с алтарем. — Я верю, что знаки и символы правят миром. Символы? Эти конкретные, кажется, бесполезны, по крайней мере против зла из плоти и крови. Да, и тут было бы совсем невежливо смеяться, ведь Минхао лишь цитирует конфуция, а Джошуа уже вспоминает о конспирологах в интернете, очень любящих использовать это популярное изречение в своих тезисах. Вроде наркотик всей мировой элиты - это адренохром, и для него понадобится очень много сладких детишек. Только облизывая губы, ощущая фантомные прикосновения, Джошуа вспоминает, что достигал эффекта куда круче и нужен для этого всего-то один доведенный до эмоционального катарсиса Джонхан. Но этого все еще недостаточно, чтобы рухнуть на колени и молить. Правда ведь? Безликий гигант в небе не прощает предательства, но уже давно был послан со всеми прочими символами и знаками к черту. Забавно, во всех культурах нашлось ему место в пантеоне божеств. И каких только у него нет имен и статусов. Но Джошуа не обмануть, потому что он видит, как каждый день оно закатывается. *** Улыбка Хансоля искренняя и такая по-необычному добрая, к ней сложно привыкнуть. Его дом такой же своеобразный, но пропитанный традициями; уютный, но с намеком на тоску в фотографиях. Запах приятный. Температура комфортная. На контрасте с внешней средой, где на улице вонь сварки со стройки и металла замерзла на всем вокруг. К ним из кухни выходит взрослая женщина с солидными, аккуратными морщинками, в молодости своей наверное нечасто улыбающаяся. Ее домашнее платье напоминало о лете ромашками, раскиданными по белой ткани, кардиган, напротив, скорее о новогодних ток-шоу. Потому что, наверное, именно в такой крупной вязке прячется весь уют, когда сворачиваешься зимой на диване. На голове у нее блестели свежевыкрашенные волны, и можно было даже почувствовать запах специального шампуня. Опустив взгляд и низко поклонившись, Джошуа представился. — Хансоль, неужели хоть один из этих охламонов адекватный парень? — ее улыбка такая же добрая, но чуть менее живая, чем у племянника. — Спасибо, — он еще раз поклонился. — Идите за стол, скоро будет готово. Взбодрившись, Джошуа кладёт руки на плечи Хансоля, усаживая его во главе стола, и сам садится рядом. Они ведут беседу ни о чем, рассказывают тетушке всякую ерунду, та только качает головой, будто говоря «молодёжь». Племянник дает ей краткую характеристику о их новом госте, но было очевидно, что все то же самое он ей уже рассказал. И про жизнь в Америке, и про отличные отметки, и про… а собственно говоря, кроме этого и рассказывать нечего. Лучше складываться и не может, Джошуа довольно потирает ладони, словно в нетерпение попробовать Чогэтхан. — Возьми ещё рис и закуски, — женщина указывает палочками на прочие тарелки, которыми был заставлен стол. Кто-то позвонил в дверь и Хансоль вскочил с места. — Джонхан, наверное. В животе приятно заныло. От звуков его имени разыгрывается аппетит. — Отправь его мыть руки сразу, и пусть садится, — кричит вслед женщина. Когда Джошуа кладет ложку в рот, первую секунду он думает, вторую его глаза открываются шире и он поджимает губы, довольно качая головой. — Очень вкусно, — он смотрит на тетю Хансоля, будто на художника написавшего шедевр, и всем своим видом пытается ей это продемонстрировать. — Ты впервые пробуешь этот суп? — улыбается она. — Понравился? Джонхану он очень нравится, мы с его матерью даже соревновались, кто его вкуснее приготовит. А этот подлец никогда не говорил правду, каждый раз у него всякие отмазки. У тебя бульон вкусный, а у тебя моллюски отлично получились, вот что он говорил, — запричитала тетя, покачиваясь на стуле от смеха. — Жалуешься на меня, Аджумма, — опираясь на дверной косяк и в привычном жесте складывая руки на груди, возник из коридора Джонхан. Если бы не работающий на фоне телевизор, то вздох Джошуа показался бы окружающим немного громче, чем стоит того горячий суп. Только Джонхан все равно оборачивается на него, однако будто не на звук, но почувствовав поток воздуха, который подталкивает ухватиться за что-нибудь. За стул например, потом и вовсе рухнуть на него, стабильно заняв место напротив. — Да, рассказываю, какой ушлый ты был даже в детстве. Кошмар, а сколько всего учудить успел в одном только детском саду. Вероятно, маленький хулиган Юн всегда был уверен в своих проделках и никогда дело свое не оставит, раз даже сейчас будучи уже уставшим взрослым, в его глазах иногда виднеется безумный блеск. Пожалуй, именно Джонхан, играя в прятки, врастал в детскую площадку; когда носился в догонялки, был готов отбить коленки, спрыгивая с крыши беседки, лишь бы не поймали, и наверняка разжимал пальцы другим ребятам, из последних сил держащимся за маленькую горку. Таким его представляет Джошуа, потому что, когда ему доводилось водить, он был готов разбить еще и локти, лишь бы поймать. — Ты это специально, чтобы хена смутить при гостях? — хмыкает Хансоль, укладывая руки на плечи женщины. — Джису-хену вряд ли интересно слушать как твой любимчик терроризировал воспитательниц. — Почему же, — сталкиваясь взглядами с Джонханом, сколько не готовясь к этому, Джошуа все равно проваливается и не может вовремя прервать контакт. — Звучит забавно, я не против послушать. — Зато я против, — наигранно возмущается Джонхан, чтобы ни в коем случае не обидеть женщину, но постараться сменить тему. — Я беспокоюсь за оранжерею, вы говорили там проблемы с крышей. — Ничего страшного, на следующий неделе приедет мастер, обещали отремонтировать. — Если понадобится помощь… Обернутый в лист салата кусочек мяса очень вовремя запихивают ему в рот, женщина при этом хитро улыбается и говорит: — Джонхан, ты и так помог, — она заставляет его положить на тарелку еще мяса. — Ешь давай. Каждая ложка супа, попадающая в рот, была будто вкуснее предыдущей и иногда даже глаза закрываются сами собой. Дело ли в ингредиентах, основным из которых точно была любовь, или в том, что Джошу почувствовал приятное тепло где-то под ребрами. Но остаться хотелось подольше. Наблюдать, слушать и просто быть. Существовать в моменте, где Джонхан улыбается искренне, пусть и не ему, но милой женщине, что взялась за роль матери. И ему кажется, что теплее быть не может, но объект его изучения ерничает и с дразнящей улыбкой отбивается от попытки закинуть на тарелку еще закусок. Так засмотрелся, что и не заметил, как уже к нему ближе придвинули блюда. — О, у Джонхана-хена появился конкурент? — изгибая бровь, хмыкает Хансоль, наливая в фигурный стакан сок. — Неправда, — сразу же отрицает Джонхан. — Надо уметь делиться, — придвигаясь к женщине, Джошуа аккуратно наклоняется к ней, но не слишком, так чтобы было очевидно, что он шутит. — Не собираюсь я делиться. — Жадный, — прищурившись, Джошуа довольно улыбается чужому недовольному изгибу бровей. — Очень, — подытожил Джонхан и забегал глазами по столу, будто в поисках чего-то определенного и куда более интересного. На фоне телевизор сообщает, что самые вкусные чипсы - те, что с лицом футболиста; что мазь от больных суставов заставит даже целую страну встать с колен. А на следующей неделе в шоу бывшего актера появится новая музыкальная группа. Наверное, включать его, это привычка, чтобы не было так одиноко сидеть вдвоем, каждый вечер на кухне. Хоть какая-то имитация жизни. Тетушка оказалась женщиной милой, однако по всем законам таких мероприятий, если бы она хоть раз не спросила присутствующих о том, когда те планирую заводить семью, то кажется ужин бы не удался. Племянника правда она не спрашивала, во-первых смирилась, во-вторых «рано ему еще, а вот ты Джонхан…» — был ее аргумент. И тут захотелось услышать все, и вместе с тем зажать уши. К слову, Джонхан сказал, что ему тоже еще рано. Когда же ее внутренняя сваха воззвала к совести Джошуа, ака Шекспир в своих сонетах, оставить потомство, ибо такую генетику грех терять. Тот тут неожиданно снова оживился журналист, сразу же желая вставить колкость: — А он только если мама одобрит. А там я думаю, женщина с высокими стандартами избранницы, — едко ухмыляясь, Джонхан подвинул миску салата ближе к себе. Если бы не обстоятельства, то Джошуа бы по пунктам расписал ему в какие стандарты его бы вписал. Даже почти вырывается, но вовремя заговаривает тетя: — И правильно, с матерью в первую очередь нужно советоваться, — она решает сменить тему и обращается к Джошуа. — Все хотела спросить, кем работают твои родители? Ты похож на сына успешного бизнесмена, но такой прилежный мальчик. Кажется, слово мальчик смешит Джонхана до нелепых попыток скрыть улыбку за салфеткой. — Моя мать врач. Я бы, наверное, пошел по ее стопам, если бы не бросил университет, — мягко улыбается Джошуа, замечая, как слегка удивляется тетя, и уголки ее губ опускаются. — Я просто вовремя понял, что ковыряться в людях не для меня. Самыми кончиками пальцев журналист проводит по волосам, убирая их назад и чуть напрягает подбородок. Заметно, как взгляд устремленный в тарелку немного застывает. Но потом он отмирает и кладет в рот салат. На него время от времени искоса поглядывает Хансоль. — Ты мог бы их спасать, — она пожимает плечами. — Но это и правда, не всем дано. — Зато путешествовать у меня получается отлично. — Джису, а ты еще не знаком с Субин, сестрой Джонхана? — тетушка и не замечает как тут же поднимает голову Джонхан, поджимает губы и не попадает палочками по тарелки. — Она так хорошо говорит на английском, Хансоль с ней занимался. — Нет, еще не знаком, — замечая чужую реакцию, Джошуа старается не улыбаться и вообще никак свой интерес не демонстрировать. — Хансоль, наверное, отличный учитель, думаю, ему стоит заняться репетиторством. — Вот и я ему говорю! Он так ее подтянул, что она по всем баллам проходила в заграничный университет, даже в несколько. Эх, вот если бы не один человек, она наверное уже бы получала высшее образование в США. — делая глоток сока, женщина качает головой всем своим видом демонстрируя свое отношение к этой истории. — Я ей не запрещал, — закидывая ногу на ногу, пожимает плечами Джонхан, пытаясь вернуть себе контроль над реакциями тела. — Я просто не поддержал. Это совсем разные вещи. Вы вообще видели международную статистику преступлений? — Твоя мать сказала, что ты сказал Субин, что если она привезет оттуда парня, то ты украдешь пистолет у Сынчоля и пристрелишь беднягу, — с укоризной заговорила она, но было заметно, что ее это скорее смешит. — Ну на стрельбище у меня были не самые лучшие результаты… — Зато Джихун-хен говорил, что ты однажды сломал нос сослуживцу, — добавляет Хансоль, закидывая в рот помидорку черри. — Так, и ты туда же, — вздохнул Джонхан. — А хен тебе рассказал, что я это сделал случайно, потому что заснул на дежурстве и уронил ружье. Нечего свое лицо под мой приклад подставлять. — Нет, этого он не рассказывал, но сказал, что ты сделал это специально. — Нет, не специально, — за насмешливым выражением лица он пыталось скрыть, как ему не хочется все это выслушивать. — И вообще, это что за тематический ужин «Все против Джонхана»? — Я еще ничего не сказал, — упираясь локтями в стол, Джошуа придерживал голову, точно все происходящее было не способно вызвать у него неловкость. — А тебе есть в чем меня обвинить? — Конечно, — посмеивается Джошуа и тянется забрать из его тарелки последние две тарталетки, что уже давно приметил. — Ты украл их у меня из-под носа, а еще всю миску салата к себе придвинул. — Ты что с голодного края, а ну верни мои тарталетки, — наклоняется через стол Джонхан, но не успевает. — Неа, — Джошуа тут же закидывает одну в рот, а вторую прячет, отклоняясь дальше на стуле. Он заканчивает дожевывать и говорит: — Вот я тебе фаршированные яйца оставил, можешь их съесть. Наблюдая за разыгранной перед собой перепалкой, женщина хихикает и просит племянника налить ей еще сока, хотя честно сказать, ей бы хотелось чего покрепче. Однако пример молодежи, нужно подорвать правильный. Они и без нее напиться в слюни успеют. *** В киношном замедлении его хватают за руку и тянут за собой, бегом к причалу. Оттуда бесконечное небо целует такое же бесконечное полотно моря. Они стремятся друг к другу так, что границы расплываются и уже неясно, где горизонт. Рядом с ним человек с восхищением вскидывает руки к солнцу. Думается только о том, что нет ничего красивее этого вида и никого счастливее него. — Мне сегодня приснилось, что ты нашел кого-то там, — самый близкий друг указывает куда вдаль, в соленую неизвестность, где ржавеет металл. — на другом конце света ты влюбился, Джошуа. А вот Джошуа снилась пепельная вуаль, накрывающая с ног до головы. Ядерные грибы и руки бледные как поганки. Обрушившиеся небеса, точно с картин иллюстрирующих зарево в аду. Огню никого не жаль, Джошуа тоже. Единственное ощущение - боль. Последняя мысль сожаления, о том, что предстоят сделать. А ведь чужого смеха ему будет не хватать. — Как ты это понял? — Ты сам сказал, а еще добавил, что это конец света. Ты такой драматичный. Если это вещий сон, то Джошуа согласен с тем, что это и правда означало бы для него апокалипсис. Любовь обжигает кожу не хуже ядерного огня, разлагает на годы вперед, отравляет собой любую жизнь. Тот, у кого обнаружится черный чемоданчик с кодом запускающим в его небо ракеты, окажется злейшим врагом. *** Благодарно улыбаясь, Джошуа все-таки уговаривает разрешить ему помочь помыть посуду, когда ужин заканчивается. Закатывая рукава рубашки, он отрицательно качает головой на предложенные ему перчатки и берется за губку со средством для мытья. Хозяйка неловко принимает помощь и торопливо уходит на поиски веника, вспоминая, что хотела подмести под столом в гостиной. Куда ушел Хансоль успев насорить и там. Задумавшись Джошуа облизывает губы, проглатывает затем витающий в воздухе уют, желая запастись им, хотя бы немного. Силуэт его спины превращается для зашедшего обратно на кухню Джонхана в уже дырявую мишень. И пересчитывая попадания, сложно удержаться и не ткнуть в каждое пальцем. Однако же он сдерживает желания пустить более едкий комментарий и только, точно забавляясь, спрашивает: — Хочешь занять мое место? — он, опираясь на нежно-бирюзовый кухонный гарнитур, внимательно следит за каждым движением влажных пальцев, до скрипа давящих губкой в керамическую поверхность. — А оно здесь? — Джошуа откладывает очищенную от жира тарелку на полотенца к прочей посуде и переходит к сковородке. — Да, — говорит Джонхан и тот немного двигается в сторону, освобождая место, но продолжает то, чем занимался, даже с большим усердием. — Так вставай, мое просто рядом, а грязной посуды на двоих хватит, — шутит Джошуа жмурясь от брызг, которые сам и устроил, сделав напор горячей воды сильнее, а потом все же поворачивается к своему личному раздражителю. — Тем более, тебя им никто не заменит, так что береги их, не нарывайся лишний раз. — Захочешь им навредить… — в Джонхана летят брызги горячей воды с рук Джошуа, чей взгляд казался резко раздраженным. Так что мысль свою он не успевает закончить, только возмущенно ругается: — Вот же дрянь. — Я не собираюсь этого делать и ты это отлично знаешь, иначе не позволил бы мне прийти, — мокрым пальцем он тычет прямо в грудь, тем самым оставляя там пятна. Они тоже похожи на отметки о попадании, по жизненно важным органам. — А вот ты, если подохнешь где-нибудь под мостом, расстроишь их сильно. — Да пошел ты! За себя беспокойся, это ведь таких как ты находят подвешенными на столбах! — взрывается Джонхан, но позволяет себе злиться только вполголоса, а потом оглядывается в сторону коридора. Когда они снова встречаются взглядом, то выглядит он удрученным, но не менее раздраженным. — Думаю, ты будешь выглядеть глупо, если тебе вскроют ребра! — Надеюсь, когда это произойдет тебя порадует мой глупый вид! — ворчит Джошуа, гримасничая и показательно отворачивается, глядя в раковину, что забилась и куда стремительно набиралась воды. — А ты этого хочешь? Думаешь, искупить грехи, став еще одной жертвой? — Джонхан наклоняется ниже, его озлобленный шепот обжигает чужие уши. — Хочешь быть мучеником, Шуа? Сердце - боксер пропустивший удар, но все еще остающийся биться, пошатываясь, на ринге. Опускаясь в мыльную воду, длинные пальцы крепче сжимают нож, что первым попадается под руку, однако бледная ладонь мгновенно ложится сверху. Собственный голод застилает глаза, но так близко к чужой коже, настолько, что можно разглядеть каждую пору, Джошуа ощущает, что его собственную желают разорвать. Фантомами напоминают о себе воспоминания о чужих прикосновениях, зубах и ногтях. За спиной слышится взволнованный голос женщины: — Мальчики, у вас все в порядке? Разжимая пальцы Джошуа оборачивается на нее с улыбкой от уха до уха и говорит: — Конечно, Джонхан-и решил помочь мне помыть посуду. — А этот придурок не хочет уступать мне место, — подыгрывает ему Джонхан. Она подходит ближе и, вздыхая, оценивает нанесенный ущерб: — Давайте я сама тут закончу, а то вы тут мне все водой залили, так столешница вспухнет, она же деревянная.