Моя маленькая девочка

«– Деля! Папа словно вихрь залетел в мою небольшую комнату и принялся судорожно вываливать из шкафа мою одежду. Я же сидела на небольшом пуфике в ночной рубашке до пят и огромными от шока глазами смотрела на него. В моих руках до побеления костяшек был зажат резной гребень. – Нам нужно срочно уходить. Одевайся, времени нет! – Но куда? И зачем? Мы же так хорошо живем тут. – Быстрее, Деля. Все потом. Я быстро принялась собираться, привыкнув уже за столько лет во всем слушать своего приемного, но ставшего таким близким и любимым, отца. Путь у него было довольно много странностей, однако, я безоговорочно верила ему во всем, что касалось моей жизни, да и не только ее. Неожиданно, когда мы были уже готовы, на первом этаже раздался грохот и звук разбитого стекла. Как сдержала испуганный вскрик – не помню. Папа тогда вновь затолкал меня в комнату и приказал закрыть дверь, а потом, как увижу, что путь свободен, бежать со всех ног. – А как же ты? – едва слышно пошептала я. – Потом догоню, – он бросил на меня последний взгляд своих странных, но таких родных, зелено-золотых глаз и очень быстро направился к лестнице на первый этаж. Я же, изо всех сил сдерживая всхлипы, прижала к себе узел с вещами и забилась под тяжелую, массивную кровать, стараясь не выть от ужаса и страха, переполнявших меня. Снизу послышались приглушенные голоса, но они быстро сменились на рычание и вой. Ежесекундно что-то гремело и хрустело на первом этаже. Я настолько погрузилась в испытываемые мной ощущения ужаса, что чуть не забыла о приказе папы бежать куда подальше. Решив, что пока таинственные люди, зачем-то проникшие в наш дом, заняты на первом этаже, я успею тихонько и незаметно улизнуть. Тихо выбравшись из-под кровати, подбежала к окну, распахнула его и встала на подоконник. Скинув вниз свои вещи, приготовилась уже сама прыгать, как в комнату ворвалось нечто. Оно рычало, изредка срываясь на вой. Некогда опрятная одежда была заляпана бурой и алой кровью. Безумные алые глаза, в которые я посмотрела, были полны жажды чего-то звериного. Это нечто когда-то было человеком, но не сейчас. – Еда, – протянуло это, скаля острые зубы и хищно приближаясь ко мне. Взвизгнув, я попыталась спрыгнуть. Меня резко схватили, сдернули с подоконника и впечатали в противоположную стену так, что весь воздух вышибло из легких. Понимая, что сама не справлюсь, что есть мочи заорала. От этого моего крика монстр попятился, но это была лишь сопутствующая «приятность». Буквально через секунду в комнату ворвался темный рычащий вихрь, в котором я в ужасе узнала папу. Одежда на нем была разодрана, а глаза пылали несдерживаемой яростью. Он отшвырнул от меня этого монстра и… оторвал ему голову. Крик встал в горле, а на глаза набежали слезы. – Уходи. Повинуясь этому повелительному голосу, вскочила и помчалась к окну. Зачем я обернулась? Именно это и было фатальной ошибкой. Мое безвольное тельце подхватило еще одно существо, но мне было уже все равно. На радужке моих глаз на всю оставшуюся жизнь отпечаталась картина того, как папе, моему любимому папочке оторвали сначала руки, а потом и голову…» – Нееет! – что есть силы закричала я. Не обращая внимания на то, что меня больше никто не держит, упала на колени, продолжая кричать от разрываемой изнутри душевной боли. Да, вампиры сильные, но у них у всех есть то, о чем никто никогда больше не хотел бы вспоминать. И сейчас Аро так нагло ворвался в те самые воспоминания, которые я так долго и тщательно прятала от самой себя, заперев где-то глубоко внутри. – Нет! Только не снова! – Аделина! – пытался до меня достучаться чей-то голос. – Аделина! – я упорно не слушала, не обращая ни на что внимания. – Солнышко, Деля! Позвал уже другой голос. Именно он возымел эффект. Я оторвала руки от лица и посмотрела в сторону голоса. Первое, что испытала после вот такой своей истерики – это шок. И было из-за чего. Мой щит расширился, образуя вокруг меня довольно большой, едва заметно переливающийся оттенками синего и фиолетового, купол, который все больше теснил к стене Аро. Перед ним стояла невысокая, худощавая, черноволосая девушка и с ненавистью в красном взгляде смотрела на меня. – Господин, я ничего не могу сделать! – неожиданно крикнула она. Я ужаснулась, понимая, что то, что сейчас происходит, делаю именно я, моя собственная способность. – Деля… – позвал меня стоящий у самого щита папа. – Нет, не подходи! – купол увеличился еще больше. – Аделина, dannazione! – раздался еще один довольно знакомый голос. – Возьми свою силу под контроль! – Я не знаю как! – Представь, что твоя сила – это лошадь. Ты же ездила на лошади? – Д-да. – Вот и хорошо. Ты – хозяйка своей силы. Не дай ей взять над собой контроль. Натяни поводья своей лошади, усмири ее. Это под силу только тебе, но я могу направить, если ты позволишь помочь. – Хорошо. И Кайус, а это был именно он, преспокойно прошел через преграду купола и присел рядом со мной на корточки. – Слушай, вегетарианка, ты отомстить хочешь? – как-то по-простому, чуть устало заговорил он. – Хочу, но не знаю кому. – Чтобы отомстить и насладиться этим прекрасным чувством, тебе нужно овладеть своим даром в полном объеме. Я тебе помогу. А уж найти этого смертника – дело времени, поверь мне. – Верю, – я едва заметно улыбнулась, понимая, что Кайус, пусть и в присущей ему манере, но успокаивал меня. – благодарю, господин. – Я рад, что ты вновь с нами. А раз это так, то давай втягивай обратно свой щит. Раздавишь еще Аро, – и совсем тихо добавил. – я, конечно, не особо против, так как, частенько он меня выводит из себя, но где мы нового найдем? – и с таким откровенным намеком посмотрел прямо мне в глаза, что я не смогла сдержать искренней улыбки. Моя сила вновь подчинялась мне, снова став тонкой пеленочкой, отделяющей меня от всего окружающего мира. Вампиры, окружившие нас, вздохнули с облегчением. – Спасибо, Кайус, – сказал папа, когда подошел и обнял меня. – Не за что, – и тут же направился на выход, но, за секунду до того, как покинуть чуть разгромленный кабинет правителя Аро, он обернулся и, хищно улыбнувшись, произнес. – жду тебя завтра на рассвете на тренировке. И не опаздывать! Дверь за владыкой громко захлопнулась, а в комнате повисло ничем не нарушаемое гнетущее молчание.