Несмотря на крики и возню, в каюту капитана так никто и не вошёл. Быть может всему виной была зачинающаяся буря. Неожиданно сильный ливень громко захлестал по окнам. Иногда где-то вдалеке слышались раскаты грома, однако вспышек всё ещё не было, что обещало затяжную грозу. Если раньше волны покачивали корабль, как мать качает люльку с младенцем, то теперь разволновавшееся море бросало каракку из стороны в сторону.
— Что с ним произошло? — взволнованно спросила Сьюзан, посмотрев на капитана Огюза.
— Его прабабка не поведала ему самого важного, — ответил Льюин, сев возле турка на корточки. — Кольцо лесного духа действительно продлевает жизнь и даёт право на защиту, вот только носить его может исключительно женщина. Если оно окажется в руках мужчины, он умирает самой мучительной смертью.
В тёмных зрачках духа леса Огюз увидел своё отражение. Не понимая, что с ним происходит, он попытался пошевелить рукой, но у него ничего не вышло. Испугавшись, он повторил попытку и понял, что не мог двигаться. Огюз впал в панику и, если бы мог закричать, то вопил бы во всё горло. Собственное тело его больше не слушалось. Оно стало его темницей. Навсегда. До самой его смерти.
— Так он всё ещё жив, — пробормотала Сьюзан, с ужасом смотря на капитана.
— Если это можно назвать жизнью, — глухо ответил следопыт.
Льюин поднял Огюза, уложил на узкую кровать и накрыл пёстрым покрывалом. Выглядело всё так, словно капитан спокойно отдыхал.
— Сколько на борту человек? — обратился следопыт к Лоренцо.
— Вместе с пассажирами семьдесят три, синьор, — ответил мальчик.
— Рано или поздно команда узнает, что с капитаном что-то случилось. Тот матрос с бульдожьим лицом, что привёз нас на корабль, заподозрит нас и отреагирует так, как люди с незапамятных времен реагировали на то, чего они не понимали и боялись: насилием. Оставаться на корабле нам не безопасно, но и в городе нас видело слишком много людей.
— Капитан Огюз распорядился, чтобы мы отплыли на рассвете. Его старший помощник, Кодей, не пойдёт против воли капитана. До обеда его никто не будет беспокоить, — поспешно ответил Лоренцо. — А к вечеру мы уже будем в Лондоне. Вам нужно будет продержаться до этого времени. Я могу вас спрятать. За чуланом, где я сплю, есть небольшое помещение, где капитан перевозит мелкую контрабанду. Об этом месте не знает даже Кодей.
— Хорошо. Веди нас, — наконец произнёс Льюин. — Но только знай, что лесные духи не прощают предательство.
Лоренцо нервно сглотнул и нерешительно потоптался на месте. Ему вдруг пришло в голову, что он по-прежнему держит подол своего платья. Смутившись, он поспешным движением одёрнул руки и направился к двери.
Он провёл их по узкому коридору, который огибал каюту капитана, затем спустился по такой же узкой лестнице. В конце длинного коридора мерцающий жёлтый свет лампы высветил низкую дверь. Мальчик прошёл в дверной проём, подождал, пока Сьюзан и Льюин последуют за ним, и затем осторожно закрыл дверь.
Комната, в которой они оказались, была чуланом и насчитывала шага три в длину и полтора в ширину. Здесь пахло пылью, грязным бельём и остывшей едой. Льюин ударился головой о низкую балку и чертыхнулся себе под нос. Здесь едва хватало места двоим, и он не смог бы полностью выпрямиться, чтобы при этом не упереться головой в потолок.
Лоренцо поставил лампу на пол и, нетерпеливо отодвигая рукой гамак, пробрался к задней стенке, которая была завешена рыболовной сетью. Что-то щёлкнуло, и часть задней стенки отошла вглубь.
— Сюда, — шёпотом велел мальчик.
Сьюзан в растерянности осмотрелась по сторонам. Помещение за стенкой оказалось ненамного просторнее того чулана, через который им пришлось сюда пробираться. Нелегальный груз, о котором упомянул Лоренцо, был закреплён сетью, чтобы его не швыряло из стороны в сторону во время качки.
— Здесь вас никто не будет искать, — сказал мальчик. Осторожно опустив лампу на пол, он пригасил свет, чтобы лампа испускала лишь слабое мерцание, которое посторонние, находящиеся вне помещения, точно не заметят. — Пообещайте! Пообещайте, что возьмёте меня с собой, — пылко произнёс Лоренцо.
Его вид вызывал у Сьюзан острое чувство жалости. С этим мальчиком она была знакома всего пару часов, но лишь сейчас поняла, какую симпатию к нему испытывает. И это понимание пришло как раз тогда, когда она осознала, в каких условиях он вырос на корабле капитана Огюза.
— Всё зависит от успеха твоего плана, — ответил Льюин.
— Тогда… я зайду к вам на рассвете, — голос мальчика дрожал, но он говорил серьёзно. — Как только корабль покинет порт.
Лоренцо закрыл за собой дверь, снова забаррикадировал её, потом всё стихло.
Сьюзан потерянно стояла посреди комнатки, она не осмелилась заговорить первой. Она решила дать Льюину время вновь надеть маску хладнокровного спокойствия, дать себе время разобраться с хаосом бушующих эмоций, которые захлестнули её.
Ощутив на себе её взгляд, Льюин обернулся к Сьюзан, посмотрел на неё в упор, и в его чёрных глазах была затаённая нерешительность.
— Вам не обязательно покрывать голову, когда мы вдвоём, — тихо произнесла девушка, увидев, что следопыт потянулся за платком.
— Так будет лучше, — пробормотал он.
— Как вы? — спросила Сьюзан озабоченно.
— Всё в порядке.
— Вы сердитесь?
Следопыт снисходительно улыбнулся.
— Нет.
Он мягко качнул головой, сел в углу и уставился на горящую лампу. Он не находил себе места, его терзали угрюмые мысли — Сьюзан это чувствовала.
В комнате сладко пахло смолой. Теперь, когда всё закончилось, случившееся казалось странным сном. Сьюзан пыталась дремать, но так и не смогла заснуть.
— Ты могла бы стать свободной, — пробормотал Льюин, нарушив тишину ночи. — Свободной от нашего уговора. Но вместо этого… Ты помогла мне.
Голос Льюина прозвучал как-то странно. В нём чувствовалась растерянность.
— Я поступила так, как должна была…
— Почему?
Пугающие, неуместные в этом рациональном мире глаза смотрели на неё в упор из темноты.
— Потому что кроме меня у вас больше никого нет, — осмелилась сказать девушка. — А вы — моя единственная семья.
— Семья? — озадаченно переспросил Льюин.
— Скажите, — начала Сьюзан, запинаясь, — если у вас снова будет свой лес, вы поправитесь?
Следопыт кивнул, и непонятное выражение грусти в его глазах усилилось:
— Да. Но для того, чтобы посадить тисовую аллею, нужны двое. Дух леса сажает мужское дерево с одной стороны, его невеста сажает женское дерево с другой стороны. Иначе ягод не будет. А раз нет ягод — нет и потомства.
— У папы во владениях был небольшой лес. Хотите, посадим аллею там?
Льюин улыбнулся снисходительно.
— Какая же ты всё-таки ещё наивная, — сказав это, он ощутил разом и трепетное волнение и облегчение. — Был бы я подлецом, обмануть тебя было бы проще простого.
Девушка сделалась белее мела.
— Ты не сможешь вернуться, Сьюзан, — со вздохом пояснил следопыт. — В мир людей. «И надела дева кольцо лесного короля, и провёл он её под тенью тисовой аллеи, и забыла она свой род, и имя своё, и дорогу домой. Навсегда.» Так гласит легенда, — закончил Льюин.
— Неужели, я всех забуду? — Сьюзан охнула.
— Моя мать никогда не упоминала при мне свою семью, — ответил следопыт. — Из чего я полагаю, что легенда не врёт.
— Вот как? — Сьюзан помолчала мгновение, потом, набравшись отваги, спросила: — Какой она была… ваша мама?
На мгновение лицо Льюина помрачнело, и в глазах появилось выражение неопределённой печали.
***
— Просыпайся, мой маленький ястреб! — Голос матери, дрожащий, испуганный, вырвал Льюина из мира грёз.
Полусонный, спотыкаясь, он выбежал с ней на улицу босой и в одной лишь сорочке. Однако их обдало вовсе не ночной прохладой, а жарким пеклом. Всё вокруг горело. Пламя перекидывалось с одной крыши на другую. В домах слышались визги и крики. На улицу выбегали перепуганные люди.
Льюин застыл, словно его ноги вросли в землю, поражённый тем, что творилось на его глазах. Всё его тело трясло, словно его била лихорадка. Он даже не почувствовал, как мать подняла его на руки и побежала прочь. Она добежала до заброшенного колодца и, почти задыхаясь, упала на колени.
— Ты меня слышишь? — хрипло позвала она сына, хлопая того по щекам. Она звала его уже пару секунд, но он был так ошеломлён, что не реагировал. — Льюин, посмотри на меня, — женщина сжала его щёки, силой заставляя посмотреть на себя. — Обещай сидеть тихо, хорошо? — не дождавшись ответа, она вскочила на ноги и начала крутить ворот, поднимая со дна колодца ведро.
— Я туда не полезу, — Льюин испуганно расширил глаза, смутно догадываясь, что намеревалась сделать мать.
— Это единственный выход! — женщина сорвалась на крик, правда, быстро успокоилась. — Прости, соколик. Мама очень напугана. Но ты у меня храбрый мальчик. Ты со всем справишься. Давай, полезай.
— А как же ты? — мальчик упёрся в протесте ногами в колодец. — Я без тебя не полезу.
— Послушай меня, Льюин, — женщина поставила сына на оголовок колодца. — Верёвка не выдержит нас двоих. Я слишком большая.
— Я не хочу, — лицо мальчика исказилось от наступающих слёз.
— Глупый, не плачь, — проскулила женщина, крепко прижимая сына к себе. — Обещай мне, что вырастешь храбрым мужчиной.
Она расцеловала Льюина и потрепала густые каштановые волосы.
— Быстрее, — торопила женщина. — Держись за верёвку.
— А как же ты? — мальчик вцепился в руку матери.
— Я спрячусь у речки, — она неохотно потянула руку на себя, освобождаясь от цепких пальчиков. — Когда пожар кончится, я приду за тобой. Обещаю.
— Честно? — недоверчиво переспросил мальчик, сжимая верёвку.
— Мама тебя очень любит, — женщина упёрлась ногами в землю, стараясь тем самым сохранить контроль над воротом, чтобы тот не начал вращаться слишком быстро. Льюин нервно захлюпал ногами в ведре, не отрывая глаз от ворота, который с натянутым скрипом опускал его на самое дно колодца. Верёвка в его руках начала дрожать и вибрировать.
— Мама! — боязливо позвал Льюин, когда тьма и холод начали окутывать его. Затхлый запах стал всё больше раздражать нос, вызывая рвотные позывы. Вскоре ворот перестал вращаться и ведро коснулось воды. Мальчик упёрся рукой в склизкую стенку, продолжая смотреть вверх, но возле колодца больше никого не было. Лишь тёмное небо с дотлевающими на нём далёкими звёздами. Он хотел позвать маму ещё раз, но что-то заставило его замолчать и сжаться.
С рассветом крики утихли, пожар прекратился.
Льюин весь трясся от холода, поджимая озябшие пальцы ног в ледяной воде. Мальчик поднял голову, смотря наверх, смотря на светлую заплатку неба — его единственную связь с миром. Он ждал. Терпеливо ждал, когда за ним придёт мама.
На ветках вороны сидят
Дон-дон, дон-дили-дон
Черно перо и мрачен взгляд, дили-дон…
Беседа их еще мрачней
Как жертву им сыскать скорей…
Дили-дон, дили-дили-дили-дон, дон…
В густой траве там весь в крови
Дон-дон, дон-дили-дон…
Пал воин со стрелой в груди, дили-дон…
Но верный пес лежит у ног,
Хозяйский сон он так стерег…
Дили-дон, дили-дили-дили-дон, дон…
Льюин перестал петь, вновь содрогнувшись от холода. Ледяная вода в ведре колола ноги больнее, чем укусы ядовитых змей. Мальчик подул на свободную ладошку, однако его дыхание быстро превратилось в пар, не принеся долгожданного тепла рукам.
— Мама! — он, наконец-то, отважился позвать её. Вот только даже спустя пару минут, никто не подошёл к колодцу. — Мама! — ещё громче позвал Льюин. Теперь им вдруг овладело чувство страха, которое со скоростью яда распространилось по всему телу. Маленькое сердце забилось слишком быстро, заставляя кровь закипать в жилах. Неожиданно стало тепло, даже жарко. Льюин резко обернулся вокруг своей оси, с диким ужасом ощущая, как здесь было узко и глубоко. Стены, выложенные деревянными брёвнами, давно прогнили и поросли склизким мхом. Протухшая вода была чёрной и источала странный запах, но мальчик уже успел к нему привыкнуть. Однако больше здесь ничего не было. Даже солнечный свет не доходил и до середины колодца, оставляя мальчика сидеть в темноте. Льюин вновь посмотрел наверх. Кровь сразу же отлила от его лица. Он просидел здесь один так долго, что даже не заметил, как начало вечереть. — Мама! — пуще прежнего закричал мальчик, в который раз обернувшись вокруг своей оси. Теперь им овладела настоящая паника. Лишь одна мысль о том, чтобы провести ночь в этом заброшенном колодце, чуть не довела его до безумия. Он продолжал выкрикивать её имя до тех пор, пока его голос не охрип.
Наконец, Льюин схватился за верёвку и начал подтягиваться. Он даже смог одолеть пару метров, однако прозябшие руки не держали достаточно крепко. Он сорвался вниз, ударился ногой о ведро и его перевернуло. Мальчик даже толком не понял, как оказался в воде и начал тонуть. Тело сразу же свело от холода, но он продолжал барахтаться, стараясь изо всех сил за что-нибудь зацепиться. Вода была тяжёлой и вязкой, как кисель. И когда Льюин уже прилично наглотался, мальчик каким-то чудом ухватился за ведро. — Ыгх! — он резко вынырнул, стараясь вновь вдохнуть, однако его тут же стошнило. Его рвало долго, пока горло и лёгкие не начали гореть. И когда желудок совсем опустел, Льюин больше не мог произнести и звука. У него просто пропал голос.
Он повис на ведре, прикрыв глаза. И в этот момент он отчётливо осознал, что, если не начнёт карабкаться вверх, то погибнет здесь.
Верёвка жгла его руки, натерев их до крови, но он всё же не отпускал её.
Льюин резко зажмурился, когда лучи заката полоснули его по глазам. От дикой боли они начали слезиться, заставляя мальчика неистово мотать головой. Когда Льюин выбрался, он обессиленно рухнул на землю и чуть не разрыдался. Всё его тело ломило и знобило. Он взглянул на свои руки, почти не узнавая их. Кожа была белой, почти серой. Несколько ногтей было сломано, а на ладонях не было живого места. Льюин кое-как встал на четвереньки, после чего поднял голову и замер.
От лесного царства осталось лишь пепелище. Огонь пощадил только каменные стены домов, которые теперь больше напоминали заброшенные руины, нежели некогда жилые помещения. В воздухе всё ещё витал горький запах гари, однако его трудолюбиво рассеивал прохладный ветер. Было так мертвенно тихо, словно на заброшенном кладбище.
— Мама? — лишь шевеля губами, пробормотал мальчик.
Возле колодца лежало тело женщины, изуродованное огнём. Льюин вскрикнул. Но ужас не смог разорвать тупое оцепенение, которое сковало его разум. Всё это время мама была рядом.
***
Губы Льюина слегка дрогнули, Сьюзан увидела, что кулаки мужчины резко сжались, но тут же снова расслабились.
— Она была самой смелой женщиной, которую я когда-либо знал, — тихо сказал Льюин.
— Мне очень жаль, — прошептала Сьюзан, словно догадавшись, о чём он думал.
— Спи, — только и ответил следопыт. — Завтра ты будешь дома.
Эти слова её совсем не обрадовали.
