Искренний

Первыми, кто узнал о случившемся, были, на удивление, Дракен и Мицуя. Самые умные, рассудительные и спокойные в банде, пара первая подумала о том, что с Казуторой вообще стоит поговорить, хотя-бы как-то помочь, оказать хотя бы минимальную поддержку, на которую они были способны. Они понимали, что мальчик будет явно не в порядке после того что произошло, и что на переломанной психике парня собственный поступок может сказаться крайне негативно, поэтому, когда на следующий день Ханемия не брал трубку, сколько бы ему не звонили, их беспокойство стало в два раза сильнее. Когда они не нашли мальчика в его квартире, это чувство, исходившее от друзей волнами, стало, кажется, практически осязаемым. Обоих накрыло чувство дежавю – пару месяцев назад они так же искали Такемичи, который в итоге оказался в другом городе с другими людьми, а после и вовсе их покинул. Но с Казуторой и ситуация другая совсем – он нестабилен, и если Ханагаки лишь ушёл от них, покинув банду, то Ханемия может уйти от них, не выдержав давления и вскрывшись, например. Поэтому, стараясь не поддаваться панике, Кен и Такаши решили, что логичным будет проверить ближайшие больницы. И может ли кто-нибудь представить себе их шок и удивление, когда заходя в третий по счету госпиталь, и спрашивая у девушки на рецепшене, нет ли у них пациента с именем и фамилией «Казутора Ханемия», им вопросительно отвечают «– а разве он пациент? Я думала, что он посещает здесь своего друга, Ханагаки Такемичи.» Дракен, в отличии от Мицуи, что подзависает, реагирует почти молниеносно: «номер палаты, быстро, пожалуйста!» Девушка лишь смотрит на них удивлённо, но через секунд десять-пятнадцать, что казались парням целой вечностью, называет три цифры и этаж, после чего Рюгужди, хватая за руку всё ещё ничего не понимающего Такаши, почти убегает в направлении нужного коридора, оставляя посетителей и персонал удивлённо смотреть им вслед. Командир второго отряда приходит в себя быстро, и к нужной двери они подбегают уже рядом друг с другом, а не за руки. Они останавливаются на жалкие пять секунд перед палатой, кивая друг другу, будто сами себе дают негласное разрешение на вход. И только рука Кена тянется к ручке, Такаши её перехватывает, зарабатывая в свою сторону вопросительный взгляд. Мицуя сглатывает, прежде чем начать говорить: – Мы правильно поступаем? – его голос дрожит слегка, и Дракен не совсем понимает, но только спросить хочет, как Мицуя продолжает. – Такемичи ушёл от нас явно не просто так, и ты знаешь. Ты видел и то, что у него руки тряслись, когда он уходил. Ты понимаешь, что он явно волновался. И ты тоже заметил, что после возвращения он вёл себя странно, и периодически в себя уходил. Я знаю, что ты прекрасно понимаешь, о чём я. – Кен нервно губы облизывает, смотря прямо в глаза Такаши, что твёрдо смотрит в ответ, и понимает – все это правда. До него доходит внезапно, к чему ведёт Мицуя – Ханагаки ушёл, и вероятно по важной причине. Не рассказал им, не поделился, не доверил. Так имеют ли они право вот так вторгаться сейчас в чужую палату к человеку, который им, очевидно, не доверяет? «Доверял - рассказал бы.» - крутится в мыслях у Дракена, и он аккуратно руку свою от двери отодвигает, кивая Мицуе параллельно, и тот продолжает. – Ты знал Такемичи лучше меня, вы раньше познакомились, и к тебе с Майки он был ближе всего. Но это не значит, что я не обращал на него никакого внимания. Он заинтересовал и меня, и других я думаю, тоже. Успел стать близким для всех. Но, – голос Такаши срывается, и он нервно проводит языком по пересохшим губам, сжимая руки в кулаки, – Были ли мы близки ему? – Я не знаю, – хрипло отвечает Кен, заскусывая губу. Он действительно не знал. Черт возьми, он даже не был уверен, знали ли они когда-нибудь его настоящего. Такемичи и до того как уехал вёл себя странно – делал вид, что не знает их или не замечает, вёл себя намного скованнее и неувереннее чем до этого. Будто его меняли. В голове проскользнула мысль о том, что это могло быть раздвоение личности – и пока один Такемичи плавно вливался в коллектив "Томана", второй вёл себя с ними как кролик перед удавами. – Но знаешь, она сказала, что Такемичи – пациент. Ты прекрасно понимаешь, что он мог вляпаться в какое-нибудь дерьмо, после чего его бы снова избили. Но даже если это не так, он либо без сознания, либо спит. Такемичи был моим другом, значит, я имею право хотеть знать, что с ним. – Это так, – согласно кивает Такаши. – Пожалуйста, давай сохраним этот визит в секрете. Дракен кивает, прежде чем всё-таки открывает белую дверь, что разделяла его и Мицую с их старым близким другом. Палату освещал дневной свет, что тепло проникал через зашторенные окна. Внутри было тепло, даже душно, и Мицуя делает смелое действие – слегка приоткрывает одно из окон, запуская немного свежего воздуха. Разворачивается, и только потом его лиловые глаза встречаются с большими голубыми. Тело цепенеет, в горле пересыхает в момент, рот глупо открывается и закрывается, а ноги подкашиваются, и ему приходится приложить все усилия, чтобы не осесть на пол. У Дракена дела не лучше – встал мёртвой статуей, глупо хлопая глазами, не в силах произнести и слова. Лишь пялится на Такемичи – а тот смотрит в ответ. Внезапно по палате проносится тихий тёплый смех, и двоих будто отпускает – Кен с Такаши почти одновременно делают глубокий вдох-выдох, наконец расслабляясь. Дракен открывает рот, собираясь начать говорить, но Такемичи подносит палец к губам, призывая молчать, и поднимает тяжело свою левую руку. Только после этого они замечают спящего на бёдрах Ханагаки Казутору – мальчишка своей рукой сжимает ладонь голубоглазого, а второй цепляется за больничное одеяло, которым тот был накрыт. Он периодически вздрагивал и жмурился, сжимая чужую руку в своей крепче, заставляя Такемичи слегка болезненно жмуриться. – Врачи сказали, что он просидел рядом всю ночь, – тихо начал Такемичи, свободной рукой поглаживая Ханемию по голове, когда тот вздрагивал нервно в очередной раз. – Почему ты здесь? – Тихо спрашивает Такаши, смотря ровно в небесные глаза, по которым успел так сильно соскучиться за столь короткое время. – Разбил голову, - с лёгкой улыбкой он отвечает. Дракен фыркает – это они уж точно заметили. Его лоб и затылок были плотно обмотаны белыми бинтами, на которые спадали его темно-синие кудри. Мицуя лишь слегка усмехается, качая головой, медленно направляясь к стулу рядом с койкой друга. Кен следует за ним, садясь с другой стороны, перед этим аккуратно, стараясь его не потревожить, перекладывает всё ещё спящего Казутору к Такемичи, что предварительно подвинулся ближе к другому краю. Ханемия жмется ближе к источнику тепла, перекидывая руку через тело Ханагаки и вжимаясь лицом в бок того, и Рюгуджи с Мицуей вынуждены признаться сами себе, что сейчас действительно очень хотят оказаться на месте спящего. – Мы уж поняли, что разбил, – первым начинает говорить Кен, – но почему, и как? – Всё также тихо спрашивает он. Такемичи нервно улыбается, чешет одной рукой свою шею, прежде чем говорит: – На самом деле я был на битве, – Лица командиров в шоке вытягиваются, пока они смотрят в прикрытые голубые глаза, но потом их будто озаряет – в воспоминаниях всплывает всё до единой детальки, и Такемичин крик фантомно по ушам ударяет, заставляя поморщиться. Мицуя усмехается, прежде чем продолжить диалог: – Значит, это ты кричал? – спрашивает он, в ответ получая робкий кивок. – В каком-то смысле я даже рад. Испугался, что скучал настолько сильно, что аж галлюцинации начались. – Такемичи тихо смеётся, но потом внезапно будто мрачнеет, переводя взгляд с одного своего посетителя на другого. – Вы не могли знать, что я здесь, – скорее утверждает Ханагаки, чем спрашивает. – Так и есть, – подтверждает Дракен, смотря на нервничающего парня. – Вы искали Казутору? – вновь уверенно спрашивает Такемичи, но сжавшиеся на одеяле руки выдают его нервозность. – Искали, – в подтверждении кивает Рюгуджи. – Зачем? – совсем тихо спрашивает Такемичи, опуская глаза на двуцветную макушку у себя под боком. Ханемия, будто чувствуя, что говорят о нём, сильнее к Ханагаки прижимается, словно котёнок тычется носиком в бок своей матери, ища там защитное тепло. Мицуя, внимательно наблюдавший за старым другом, внезапно тепло улыбается, понимая, почему Такемичи напрягся. – Ты думаешь, мы хотели избить его или что-то типо того? – усмехается он, и, видя, как Такемичи нервно закусывает губу, хвалит сам себя за такую проницательность. Дракен рядом насмешливо фыркает, смотря на насупившегося вмиг Ханагаки. – Казутора наш друг, – с теплотой говорит он, смотря на спящего. – Мы на самом деле действительно по нему скучали, и до сих пор зол на него, наверное, только Майки. Хотя тут уж и злиться не на что, – пожимая плечами замечает Кен. – Он был ребёнком. Хотел сделать подарок. События той несчастной ночи – лишь неудачно сложившиеся обстоятельства. Конечно, ему не стоило воровать, – он невесело усмехается, переводя взгляд на приоткрытое Мицуей окно. – Но ещё интересная деталь – он был готов убить, если бы это означало, что Майки получит хороший подарок. Им надо поговорить. – Всем вам надо поговорить, – твёрдо, словно отрезая, замечает Такемичи. – Я лично готов избить Баджи за то, что он сделал с Чифую. – На его губах появляется мрачная усмешка, а взгляд темнеет. – Я думал, ты его боишься? – Спрашивает Мицуя, и Такемичи хочется стукнуть себя по лбу. Конечно, они не будут знать о их совместных посиделках. Для них, Такемичи всё ещё слабенький ребёнок с отвратительным вкусом в одежде, которого Майки подобрал на боях со ставками лишь потому, что он был похож на его старшего брата. Они не знают Ханагаки, который видел, как их убивали. Они не знают Ханагаки, который их хоронил. Они не знают Ханагаки, который всеми силами пытается спасти их и их будущее. Они не знают Ханагаки, который убивал. Они не знают Ханагаки, в которого стреляли. Они не знают Ханагаки, в которого стреляли сами. Они не знают Ханагаки, который не может спать по ночам из-за кошмаров. Они не знают Ханагаки, который из раза в раз прыгая в будущее, видел лишь смерть. Они не знают. Они вообще знают Ханагаки? Такемичи уходит в себя, не замечая взволнованных взглядов, которые на него бросали. Дракен аккуратно стукает его в плечо, пытаясь привести в чувство, но он никак не реагирует. В голове стучит вопрос Мицуи: «Я думал, ты его боишься?» Ему хочется смеяться – может ли он бояться школьника с буйным характером, который нуждается в поддержке и понимании? Он пережил столько для того, чтобы Мицуя спрашивал, боится ли он пятнадцатилетнего мальчика? Ах да. Они не знают, что он пережил. Он дёргается, приходя в себя, когда Дракен, пытаясь дозваться до него, аккуратно трясет его за плечи. Переводя осмысленный взгляд на взволнованного Кена перед собой, Такемичи усмехается – он ведь и его боялся сначала. И Мицую, и Майки, и весь "Томан" боялся. Сейчас – при упоминании имени Кена Рюгуджи, в голове не страшный высокий и сильный подросток, что скалой стоял за Майки и был способен сотню человек уложить самостоятельно, а стук мёртвого тела, что падает – и уже не важно куда – пол, асфальт, дорога или трава – везде уже были безжизненные глаза и этот самый Майки рядом. Такемичи внезапно понимает, что хочет обнять их обоих. Сжать в своих руках и шептать беспрерывно: "люблю вас до безумия, жизнь за вас отдам, только будьте счастливы, я умоляю". Хочет, нестерпимо хочет, но позволяет себе лишь сжать чужие грубые ладони в своих, маленьких и достаточно нежных. В левой руке – ладонь Такаши, что смотрит на него удивлённо. Вся она – в маленьких порезах от иголок, которые мальчик беспрерывно в руках держит; в небольших ожогах – масло на сковородке горячее, брызгается, и ему бы руки под воду холодную засунуть, чтоб кожу остудить, но в другой комнате две голодные младшие сестры, и для него они – приоритет. В правой руке – большая и грубая ладонь Кена, что смотрит ровно так же, как Мицуя. Такемичи хочется ярко-ярко улыбнуться – драконы-близнецы похожи до безумия, даже мимикой своей и желанием заботиться. Их нельзя разлучать – он запомнил это слишком хорошо. Рука Дракена со сбитыми от его вечных драк и тренировок костяшками, и с неаккуратно подстриженными ногтями, с загрубевшей кожей вокруг них. Такемичи думает о том, что действительно слишком сильно привязался. Какую бы эта привязанность боль не причиняла, он понимает – не отпустит. Забыть не сможет, как бы не старался. Вместо ответа на вопрос, он тихо, практически неслышно произносит: – Вы так мне дороги. Но я устал. Мне нужно время. – он сжимает их ладони в своих крепче, и прежде чем кто-то что-то говорит, тихо продолжает, решая всё-таки дать ответ. – Я не боюсь Баджи. Ни вас, ни Майки - никого не боюсь, – он ярко улыбается, широко, так, как умеет только он, но что-то в улыбке есть такое сломанное, что простым «мне нужно время» не залечить. Мицуя с Дракеном лишь улыбку отзеркаливают, сжимая ответно меньшую ладонь в своих. – Я смелый, – сломано говорит Такемичи, будто сам себе доказать пытается, – Я смогу справиться. Но вы ведь будете рядом? – Тихо-тихо, еле слышно произносит он, поднимая свои голубые, полные надежды, со сверкающими слезами, глаза. Двое отвечают мгновенно, не думая и не секунды: – Будем, – чётко, внятно. Такемичи посмеивается. Будто они могли бы ответить ему что-нибудь другое. – Я что-то разнежничался, – хмыкая, говорит он, любуясь покрасневшимися лицами своих друзей. – Со мной всё будет в порядке, вам не стоит волноваться. Я смогу справиться сам, – уже гораздо увереннее заявляет Ханагаки. – Пожалуйста, не говорите никому о том, о чём я вас просил только что. – Внезапно его вид меняется – весь Такемичи как-то съёживается, смотрит виновато, – Мне жаль, что я так с вами расстался. Я не хотел причинять вам боль, – ему и правда жаль. Он хоть и понимает, что решение он сделал правильное, да вот призраки прошлого не делись никуда, и сам себе Такемичи признаётся – видеть живых драконов-близнецов, разговаривающих с ним и за него волнующихся, гораздо лучше, чем бесполезно мучить себя кошмарами и желанием встретиться. Он действительно очень скучал. И как бы он себе не говорил, что встречи с ними делают ему больно, как бы не убеждал, что рядом с ним они счастливы не будут, сердце всё равно обратно рвётся – к "Томану", к друзьям. К тем, кто дал по настоящему почувствовать себя счастливым. Он думает, что хотел бы снова быть рядом. Хотя бы просто в качестве друга. Дракен на его слова усмехается, прежде чем разрушающе ответить: – Да уж, с причинением боли ты справился на ура, – и Кен клянётся, что чувствует на себе уничтожающий взгляд Мицуи. Мысленно похоронив себя, он продолжает. – Майки был готов отказаться от идеи пойти на битву. Мне и Эме пришлось уговаривать его около получаса, чтобы он ничего не отменял. – Лицо Такемичи вытягивается в шоке, после заливаясь краской, и Дракен уверен, что мальчик сейчас чувствует себя самым виноватым во вселенной. – Но хорошо всё, что хорошо кончается, верно? – Улыбаясь, быстро говорит он. И конечно, он никогда не признается, что боится капитана второго дивизиона. Потому что, ну, Такаши реально страшный. Особенно сейчас. Рюгуджи сглатывает, уверенный, что парень посчитал уже все расходы для его похорон. И прежде чем кто-то успевает добавить ещё слово, Казутора, принимающий сидячее положение и сладко потягивающийся, забавно озирается по сторонам и быстро-быстро моргает, пытаясь очнуться ото сна. – Что хорошо кончается? – Сонно спрашивает он, мило сморщивая лицо. И как только пелена сна с разума спадает, а голова способна здраво мыслить, глаза мальчика в ужасе распахиваются, когда он видит сидящих рядом Мицую и Дракена. – Я-я-я, – заикаясь, начинает было оправдываться, как крепкие руки Кена обхватывают его тело. – Тише, – шепчет он ему на ухо, крепче прижимая мальчика к себе. – Мы скучали, – тепло говорит Мицуя, подошедший к ним. Казутора лишь трясётся, и Такемичи, видящий метания Ханемии, не сильно хмурится и легко отталкивает Рюгуджи от него. – Не напирайте на него слишком сильно, ему нужен отдых, – говорит он. – Мы разбудили тебя? – обращаясь уже к Казуторе, заботливо спрашивает Ханагаки. Ханемия, обративший наконец внимание на свою позицию – прямо сейчас он сидел, одной рукой всё ещё сжимая крепко одеяло у бедер Ханагаки, а второй вцепился в больничную рубашку того – внезапно краснеет, но буквально через секунду в его глазах начинают собираться слезы. – Такем-мичи, я-я, прост-ти, – всхлипывая, говорит он, – Т-ты прос-сил меня, н-никаких больниц, н-но я все равно отвёз тебя, прости-ии, – хватаясь уже обеими руками за плечи Ханагаки. Вина захлестнула его с головой, а голову посетили детские размытые воспоминания – отец, что избивал за каждый прокол и любое непослушание, вмиг предстал перед глазами, и Казутору затрясло ещё сильнее. Он боится, боится того, что поступил неправильно, что ослушался, что на него могут обидеться и оставить одного. А он к одиночеству не готов совершенно, и лучше пусть Ханагаки ударит его, накричит и смотреть будет высокомерно, – но лишь бы не оставлял, когда появилась надежда. Такемичи смотрит на Ханемию с жалостью и искренним желанием позаботиться. Аккуратно свои ладони поверх чужих – мозолистых и с отодранными заусенцами рядом с каждым ногтем – снимает их со своих плеч, и видя, как Казутора в тихом страхе на него уставился, притягивает его к себе, голову в изгиб шеи утыкая и слегка массируя затылок, второй рукой поглаживая аккуратно по спине. Мицуя и Кен лишь безмолвно наблюдают, зная, что влезать сейчас равносильно усугублению ситуации. Такаши тыкает Дракена в плечо, одними губами говоря «пойдём», и прежде, чем пара покидает палату, Такемичи тихо, еле слышно проговаривает «спасибо» и «пока», одаривая тёплой улыбкой на прощание, получая такие же улыбки в ответ. Такемичи знает, что они придут ещё раз, только когда он их позовёт. Встреча с ними подарила его сердцу долгожданное тепло и громкое осознание – без них он долго не протянет. Привязался крепко, и теперь уж не отвяжешься. Изана и Какучё, конечно, помогали, были рядом и не давали погрузиться полностью в эту пучину отчаяния, страхов и мертвечины. Но они никогда не заменят. Встанут рядом – да, и он их любит бесспорно, дорожит, и они оба в его списке «создать счастливое будущее», но никогда не заменят. Такемичи понял это явственно, ощутил, когда наблюдал за битвой – он знал исход, знал, что «Томан» выйдет победителем из боя, да вот сердце кровью обливалось и душа в пятки уходила, стоило кому-то из дорогих ему людей получить удар. И сейчас, диалог с Кеном и Такаши показал ярко – лучше рядом. Лучше быть с ними, знать о состоянии, помогать если понадобиться. Лучше так, чем отказаться совсем. Рыдания на его плече стихают внезапно, заставляя Такемичи вновь обратить внимание на Ханемию, что жался к нему, ручками сжимая больничную рубаху на спине. Когда его тело трястись перестаёт, Ханагаки аккуратно отстраняет мальчика от себя, глядя ровно в его заплаканные золотые глаза. – Тише, – мягко начинает он, оглаживая чужие плечи. – Я не злюсь. – Не злишься? – Тихо переспрашивает Казутора, затаив дыхание, и смотрит в ответ долго и протяжно. – Не злюсь, Казутора, – подтверждает Такемичи. – Я был уверен, что ты так и поступишь! – С яркой улыбкой говорит он, смотря, как глаза Ханемии в шоке раскрываются. – Был уверен? – Снова переспрашивает мальчик, глупо глазами хлопая. Такемичи хихикает, смотря на него, снова притягивая для объятий. – Уверен, – посмеиваясь, тепло отвечает он. – Казутора, я знаю, ты боишься. И понимаю, почему ты боишься, но знаешь, я уверен, что Баджи и Майки смогут понять тебя, – говорит Такемичи, поглаживая мальчика по голове. Внутренне ему не по себе – весь свой запас положительных эмоций, на которые способен его организм сейчас, были потрачены на встречу и разговор с драконами-близнецами, и внутри медленно разрасталась пустота. Но позволить себе не поддержать Ханемию он не мог, хоть голова и подбрасывала периодически кадры с битвы и то, с каким ненормальным наслаждением Казутора избивал Майки железной трубой. Сглотнув, Такемичи продолжает говорить дальше, стараясь ничем не выдать своих нервов. – Я думаю, ты устал, да, Казутора? Отдохни ещё немного. Может, ты домой поедешь? – Нет, – в тихом ужасе выдаёт мальчик, сильнее сжимая в руках тело Ханагаки, заставляя того болезненно сморщиться. Оказаться сейчас одному казалось Казуторе страшнейшим событием. Представляя пустую, старую и холодную квартиру, где сыро и мыши по углам бегают, ему становится страшно. Здесь, рядом с Такемичи тепло, уютно и есть шанс на пару счастливых – а может и не на пару, он так искренне на это надеется - мгновений. Поэтому, он жмется ближе к Ханагаки, быстро добавляя, – Пожалуйста, я не хочу домой. – Хорошо, не хочешь, тогда и не надо. – Такемичи замолкает на секунду, задумывается о чем-то своём, а потом смотрит внимательно, изучая чужое лицо. Проходится взглядом по большим, золотистым глазам, аккуратному носу, тонким губам. Скользит взглядом дальше – по красивой, длинной шее и шикарной татуировке тигра, не широким плечам, и в голове внезапно мысль всплывает, что мальчик красив, очень красив. И прежде, чем Такемичи успевает подумать о том, что говорит, с его языка срывается: – Ты красив. Знал? – Казутора лишь краснеет забавно, и прежде чем тот ответит хоть что-то, Ханагаки продолжает. – Казутора, ты доверяешь мне? Вопрос ставит мальчика в тупик. Доверяет ли он? Их связывает пару десятков минут полноценных разговоров за всё время. Он не знает ничего о Такемичи, кроме того, что парнишка состоял в "Томане", и, вероятно, находится в тёплых отношениях с его верхушкой. Но Ханемия хочет ответить "да", ведь если бы не доверял, то домой бы и не водил, хоть и без сознания, и не засыпал бы рядом. Не обнимался бы, не плакал бы в его присутствии, ни тем более на его плече. Вот только на внятный ответ его совсем не хватает, поэтому Казутора лишь кивает слабо, смотря, как на чужих губах отражается лёгкая улыбка. Усталая улыбка. – Хорошо, тогда может, поспишь со мной? – тепло говорит Такемичи, ерошит чужие цветные волосы, пока Ханемия, быстро-быстро кивая, ложится рядом снова. Ханагаки желает ему хорошо отдохнуть, прижимая его к себе и укрывая одеялом. Казутора засыпает быстро – видно, у него проблемы со сном явные были, да и за последние пару суток он пережил не мало потрясений. "Ему нужен сон," – уверено шепчет Такемичи. Да и у самого Ханагаки веки тяжелеть начали – сказывались недавно полученная травма и немалое количество стресса, что перенёс его организм. Перед тем, как к нему зашли Дракен и Мицуя, выжать из него все эмоции, в палату заходила медсестра, которая была удивлена, что он очнулся так быстро. Сказала, что травма несерьёзная, но его может преследовать сильная тошнота, головная боль и головокружение, поэтому, ему следует соблюдать постельный режим не менее недели. Она сказала также, что как только операцию закончили, Ханемия оставался рядом с ним, и видимо, просидев рядом всю ночь, так и уснул рядом, сжимая чужую руку. Такемичи лишь слабо улыбался, понимая, что мальчик просто ищет тепло, которого ему не хватало всё детство, которое он получил от членов-основателей "Томана" и которое тут же потерял. И Ханагаки решил уже, что хоть всего себя на помощь ему и другим растратит, но подарит всё то, в чем нуждаются. Дав ему легкое обезболивающее, которое, к сожалению, совсем не помогло, девушка покинула его палату, советуя отдыхать как можно больше. На предложение разбудить Казутору и отправить того домой Такемичи отказался категорично, и сейчас, когда Ханемия, цепляясь за него, засыпал во второй раз рядом, Ханагаки был уверен, что поступил правильно. Прежде чем он в сон проваливается, в голове всплывает мысль о том, что он так и не сообщил ничего Изане и Какучё, и они, наверное, будут очень злы, когда все встретятся.