ID работы: 11299763

Порочная || Vitiosus

Гет
NC-21
Завершён
1520
автор
Puram cogitationem соавтор
Размер:
511 страниц, 29 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1520 Нравится 439 Отзывы 630 В сборник Скачать

Глава 11

Настройки текста
Примечания:
      Темные круги под глазами Теодора свидетельствовали о том, что Анабель не проснулась на следующий день. Как и не очнулась на вторые сутки. Он выглядел помятым и разбитым. Два дня тому назад, вечером, они обсуждали планы на вечеринку после Второго испытания. Нотт представлял её в платье, но чаще без него. Такую мягкую, податливую. Такую его.       А сейчас, он словно злодей, подслушивает разговор Дамблдора и Мадам Помфри, которые беспокоятся о том, что девушка может не проснутся к Рождеству. Его бросает то в холод, то в жар. Слизеринца пугает состояние шармбатонки, но еще больше его злит халатность директоров и этот блядский Турнир.       Он лежит на её едва теплой руке и смотрит из-под темных ресниц на лицо Шафик. Тео жадно ловит каждое мгновение. Он жаждет увидеть, как затрепещут её веки при пробуждении, как на щеках появится румянец, как грудь начнет вздыматься от глубокого вздоха.       Юноша каждую ночь прокрадывается в Больничное крыло, несмотря на запреты Мадам Помфри. Ему важно быть с ней рядом. Быть первым, кого она увидит. Теодор не понимает, как можно продолжать учить новые заклинания и перечитывать лекции профессоров, пока его Анабель лежит на больничной койке едва живая.       На его щеке видны заломы от ткани грубого форменного пиджака. Белая рубашка выглядит помятой и откровенно плохо пахнет. Волосы спутались больше обычного. Он невольно проводил по ним руками, запуская в них пальцы. Так как делала она.       Дневное, слишком яркое для декабря, солнце било ему в глаза, заставляя хмуриться и проваливаться в дрему. Мысли в голове путались, и он на мгновение зацепился за одну из них: «Если она больше никогда также не запутается кончиками пальцев в моих волосах…» — это суждение прошибло его словно током, и он незаметно встряхнул головой, чтоб избавиться от ненужных раздумий.       Разомлев под солнечными лучами, Нотт на мгновение прикрыл глаза, уткнувшись носом в тонкие запястья Анабель. Он не слышал, как кто-то вошел в Больничное крыло. Не слышал гулкий стук каблуков мужских туфель. И не замечал, как кто-то за ними пристально наблюдает. Изучает. Оценивает.       Этот невольный наблюдатель сжал челюсти и склонил голову на бок. Его глаза прошлись вначале по бледному лицу миниатюрной девушки, а после зацепились за внешний вид парня, который бесцеремонно лежал головой на её левой ладони. Он явно не покидал палату, и это было заметно ещё вначале, по причитаниям Мадам Помфри, которая фыркала и сердилась на молодого юношу. — Не знал, что в Хогвартсе больше нет комфортных спален.       Теодор вздрогнул и резко поднял голову. Юноша несколько раз моргнул, чтоб сфокусировать взгляд и приоткрыть рот от увиденного. Показателем для мужчины, который обращался к нему было то, как парень схватился за палочку и прикрыл голову его дочери своим туловищем. Он защищал её. Даже в стенах безопасного Хогвартса. Ему понадобились все усилия, чтоб не вздрогнуть от чувства дежавю. Когда-то мать Нотта так же лежала у его больничной койки, после его драки с Филиппом. — Мистер Шафик, здравствуйте.       Слизеринец неловко провел руками по пиджаку, который был до ужаса помятый и даже бытовые заклинания его бы сейчас не спасли. Не так Тео представлял себе встречу лицом к лицу с отцом его девушки. Сейчас он явно не выглядел бы лучше на фоне Адриана Селвина, развязанный галстук был тому доказательством. — Здравствуйте, мистер Нотт. У меня двоякие чувства от вашей близости с моей дочерью. С одной стороны, я рад, что кто-то переживает за Бель, но с другой стороны — она помолвлена, и вам не пристало так касаться её.       Юноша нахмурился. Он сейчас был чертовски похож на его отца. Это действительно была насмешка судьбы для Натаниэля. Изощренная месть. Он должен бы отдать второго близкого человека в его жизни этой мерзкой семейке. — Анабель вольна сама решать с кем ей быть и кто её может касаться. Селвин не прибыл ни на один этап Турнира. Зная, что его невеста, — он буквально поморщился на этом слове, — сталкивается с опасными испытаниями. И даже сейчас, когда про состояние Бель пишет каждая газетенка в магическом мире, он не явился.       Француз выгнул одну бровь и посмотрел на копию Филиппа. Мальчонка имел храбрость огрызаться ему, не обращая внимания на последствия. А Теодору просто было плевать. В какой-то момент в его голове щелкнул переключатель, и он осознал, что ему все равно на эти блядские условности. Все равно на то, что подумает Натаниэль, не сейчас, когда его дочери плохо, когда она едва дышит. — Будьте поскромнее в выборе слов, особенно в мой адрес.       Шафик спрятал руки в карманы и сделал несколько шагов к больничной постели, где лежала его дочь. Его лицо в миг позеленело от ужаса, некогда идеальный чистокровный муж снял маски безразличия. Её внешний вид напомнил ему те первые дни, когда дочь вернули ему. Не было ощущения, что его Бель спит. Было ощущения, что её больше нет среди живых. — Как она?       Короткий вопрос, будто белый флаг, что был поднят им на тот период пока ей не станет легче.       Нотт не переставал держать за руку малышку Бель. И это отзывалось приятной ноющей болью в груди взрослого мужчины. Было правильным позволить дочери вот так любить. Хоть он это ещё не понял до конца, но его сознание навсегда запечатлело их сплетенные вместе руки. Контраст кожи. Оливковая и молочно белая. Так, как было у них с Джозетт. — Ей не становится лучше, — на выдохе произносит Нотт-младший. — Никто здесь даже не предполагает, когда Анабель очнется. И никто не отвечает за то, что сделал с ней.       В его голосе сквозила неприкрытая ярость. Натаниэль перевел взгляд на парня и ещё отчетливее увидел порванные капилляры в карих глазах, недосып и усталость. Он не был похож сейчас на стандартного холёного аристократа, коим являлся в глазах Шафика. Юноша был похож на побитую собаку, у которой пытаются отнять самого близкого ему человека. Собаку, которая может вгрызться в ногу. Прокусывая кость и заставляя челюсти сомкнуться железной хваткой, пока обидчик не начнет истекать кровью и молить о пощаде.       Мужчина во второй раз испытывает чувство дежавю. Холодок по коже и мурашки появляются молниеносно. Он уже видел этот взгляд. Однажды. У отца Теодора — Филиппа. Тот день, когда он хоронил Джозетт. Натаниэль конечно же узнал о её смерти, и это так же подкосило его. Появившись на похоронах и увидев взгляд заклятого врага, ему стало его искренне жаль. На руках у мужчины в тот момент был маленький сверток, с хныкающим ребёнком. А сам он выглядел старше на десяток лет. Его спина была сгорблена, а глаза были пустыми. Будто вместе с Джозетт, его душу украли Дементоры. — Я кое-что для неё принес, — тихо начал объяснять Шафик. — Это зелье помогло ей в тот раз. Сейчас наш личный зельевар и целитель увеличил дозировку, исходя из возраста и веса.       Он достал пузырек с прозрачной жидкостью. Увидев в глазах парня недоверие, мужчина закатил глаза. Этот парень был явным собственником и ещё очень ревностно относился к зельям. Натаниэль протянул флакон Тео, чтоб он смог ознакомиться с содержимым. — Это должно ей помочь?       Получив утвердительный кивок, он посмотрел на Бель и откупорил флакон, вдыхая концентрацию запаха и определяя основные ингредиенты. Это точно не было ядом, так как аромат был. Странно, что он подозрительно относился даже к отцу Анабель, но сейчас его тревожность была на более высоком уровне. «Полынь, плакун-трава, адамова голова…» — мысленно перечислял Нотт, сводя всё в логическую цепь. — Почему используются лишь травы Северного магического союза? Они у нас не растут и больше популярны у славянских ведьм и колдунов из Колдовстворца.       Мистер Шафик громко хмыкнул, не сдержав эмоции. Когда Бель писала, что восхищается талантом Нотта в зельях, она явно не лгала и даже не договаривала. Юноша может иметь великое будущее, если будет развивать потенциал. — Ответ очевиден. Только это ей помогло в тот раз.       Для Тео больше не существовало сомнений. Он приподнял голову блондинки ровно, запрокинув так, чтоб жидкость полилась в горло и мышцы непроизвольно сократились. Кудрявый не заметил, как мужчина дернулся к дочери, а после остановился. Он наблюдал за аккуратными движениями Нотта, и на его душе постепенно начинали скрести кошки. «Неужели, ты хочешь отомстить ему за действия его отца? Неужели, Филипп не достаточно настрадался, и ты хочешь сделать больно и его ребенку и своему? Разве ты не помнишь ту боль, что перенес ты, когда отняли Джозетт?» — шептал голос давно спящей совести в голове бывшего слизеринца.       Шафик облизал пересохшие губы и, незаметно для себя, начал постукивать носком черных кожаных туфель о старинные школьные мраморные плиты. Мысли роились в голове. Тысячу возможных и невозможных вариантов проносились в его голове. Он был стратегом, бывший Министр магии Франции. Его сознание уже нарисовало перед ним договор, что они заключали с главой дома Селвин. Шатен искал лазейки и выходы.       Отец девушки не мог отбросить червячка сомнений, что грыз его изнутри. Ведь кто давал ему гарантии, что Нотт не поиграется его хрупкой принцессой, а после бросит, растоптав? А что если Анабель повторит судьбу Джозетт в руках Нотта? А оставалась ли Анабель такой хрупкой, как он рисовал в своем сознании? Натаниэль прекрасно знал как дочка справилась с Первым испытанием. Он был до жути горд за неё, когда получал комплименты от Министерских крыс. И сейчас, она вновь столкнулась с такими трудностями. Может пора её отпустить из-под крыла? — Как долго оно может действовать? Когда мы увидим результат? — протараторил Нотт, тем самым вырвав мужчину из размышлений. — Максимум 6 часов.       Тео выдохнул. Его уголки губ непроизвольно дернулись, в подобии улыбки. Это дало ему надежду. Будто, наконец-то, палач убрал его голову с плахи. — Мне нужно идти, Теодор. Сегодня важное собрание в ассамблее с бывшими Министрами всего магического сотрудничества. Скажи, чтобы Анабель связалась со мной.       Шафик не ждал ответа. Отдавая приказы молодому юноше, будто он его секретарь. Натаниэль поцеловал дочь в холодный кончик носа, и тяжелым шагом направился к выходу из Больничного крыла. Мужчина поплотнее застегивал кашемировое серое пальто, поднимая воротник, дабы закрыть шею. — Ваша дочь безумно любит вас, мистер Шафик. Ваше мнение важно ей, но я не отступлюсь, как и она. Не разбивайте ей сердце, заставляя выбирать, — спокойным тоном, сказал Нотт в спину мужчине.       Без страха. Без вранья. Сейчас было не место прелюдиям и заискиванию. Хотя он никогда бы так не сделал. Теодор хоть и был хитрым слизеринцем, но никогда не был слизняком. Он был готов сидеть возле спящей девушки, возле её ног, хоть вечность. Чтобы после получить её улыбку, любовь и нежность. Почувствовать вновь дрожь в её коленках, когда его руки властно раздвигали ноги француженки. Познать те чувства, которые были недоступны брюнету до встречи с Анабель. Он был готов смириться с многими вещами, но никогда не стал бы пресмыкаться перед её отцом.       Мужчина мгновенно оборачивается. Его бровь вздымается, а голова меняет угол наклона. Он удивлен. Натаниэль был начальником. Он был Министром. Никто не смел ему указывать. Тот же Адриан ходил перед ним на мысках, чтоб угодить. И это раздражало. — Ты только попробуй разбить ей сердце, я закопаю тебя в фамильном склепе семейства Нотт. Поверь мне, я знаю где он находится. Слишком хорошо.       Шафик резко разворачивается и уходит. Он предполагает, что губы юноши растянулись в улыбке. И так и было. Натаниэль дал ему надежду на то, что он принял их отношения. Принял ли он? Натаниэль еще не знал, но точно даст их юношеским чувствам шанс.       Теодор снова усаживается на своё место рядом с ней. Приглаживает волосы, магией пытается привести внешний вид в приемлемый. Это выглядит забавно, он словно готовится к свиданию. Но юноша ждёт. Считает минуты. Часы. Тарабаня пальцами по бедру. Ещё бы день, и он бы начал кусать ногти от нервов. Кантекурс Нотт перевернулся бы в гробу от таких картин, вместе со всеми остальными предками.       Бель ощущает, что её кто-то резко поддевает наверх. Из тьмы вокруг. Будто рыба, насаженная на крючок за жабры. Только блондинка ощущает жгучую боль в районе грудной клетки. Воздух словно раздирает легкие и ей нужно вдохнуть. Раз. Два. Три. — Тише, милая, — шёпот возле уха, что рождает в ней тысячи, знакомых до боли, мурашек.       Шафик оглядывается, ощущая под собой, уже знакомый, твердый матрас больничной койки. Её рука сжимает руку Нотта, и она ощущает дрожь. Не свою. Его. Оборачивается к нему. Аккуратно, будто заново знакомясь.       Его внешний вид дарит ей спокойствие. Осознание того, что каждый её глубоководный кошмар — вымысел. Лишь глупая шутка воспаленного рассудка, с которой она не справилась.       Девушка кладёт руку на его щеку, проводя большим пальцем по скуле, что стала слегка острее. Голубые глаза изучают его. Такую любимую солёную карамель, что сейчас окружена порванными алыми капиллярами, что делает глазной белок болезненным. — Тео, тебе нужно поспать.       Такие простые слова. До жути глупые и смешные в этой ситуации. Это заставляет его рассмеяться. Громко. До выступающих из глаз слез. Она вернулась. И только это теперь имело значение. — Ты сделала это за нас двоих, Бель, — говорит сквозь смех Нотт. — Теперь я не дам тебе спать.       Звучит пошло. Заманчиво. Он играет бровями, а она начинает хохотать, посылая лучи тепла в самое его сердце. Теодор принимает свое поражение. Осознавая, что без её улыбки он пропадет. Погаснет и исчезнет. — Только вычеркиваем все твои предложения с ванной старост, — шепчет Бель ему на ухо. — Если конечно же не хочешь сделать мне искусственное дыхание.       Её ехидная улыбка. Пальцы в его волосах. Щеки, что начинают обретать такой любимый выразительный румянец. — Ведьма, — рычит он и трется носом о её шею. — Сколько меня не было, Теодор? — Чертовски долго. Не оставляй меня больше.       Не просьба. Приказ. Которого она не может ослушаться. Не хочет. По крайней мере сейчас. Эндорфины бурлят в крови обоих. Время давать самые нелепые обещания. Время любить. Им всего 18 лет и они ещё успеют осознать многогранность любви. Искупаться в море горя и океане боли. Но а пока… — Обещаю, Тео. Никогда.       Нежное касание губ, что вызывает дрожь под коленками. Которая перерастает в навязчивый тремор. А поцелуй в более настойчивый. Развязный. Не присущий стенам Больничного крыла. Тихое покашливание и взгляд из-под очков-половинок. — Молодые люди, я, как Директор, разумеется, должен снять с вас баллы, — озорная улыбка окрашивает лицо Дамблдора, и он разводит руками, а после отворачивается спиной к паре, направляясь к выходу, — но сделаю вид, что меня здесь не было. — С возвращением, мисс Шафик, — более громко говорит, удаляющийся Альбус, — и накормите наконец-то мистера Нотта, а то никто из нас не справился.

***

      Потрескивание поленьев, алые языки пламени и звук включенного граммофона, дает понять нежданному гостю, что владелец на месте. Но от чего-то не хочет начинать неприятный разговор. Возможно, всему виной ужасные манеры. Но седовласый волшебник знает, что причина не в этом.       Он осматривается. Изучает книги на полках. — Зелья для чайников. Зельеварения для начинающих. — Тысячу и один способ испортить «Напиток живой смерти». — Аммортенция, как ключ к любви или проклятью, — медленно мысленно читает Альбус, а после замечает одинаковую деталь на каждой книге. — Автор — Гораций Юджин Флакк Слизнорт. — Я знаю, что ты здесь, Гораций, — начинает Дамблдор.       Он опирается морщинистой рукой на странного вида кресло, что было явно не лучшим примером трансфигурационных чар — человека в предмет. Минерва была бы недовольна. Да и сам Альбус, бывший преподаватель данного предмета, поставил бы отметку — выше ожидаемого. — Ты не сможешь прятаться от этого разговора вечность, — прокашлявшись, продолжает он. — Я Директор Хогвартса, а замок, как ты сам знаешь, живой организм. Я чувствую присутствие и отсутствие каждого утвержденного в штат преподавателя. Поэтому возвращай себе подобие человека, иначе я сейчас позову Минерву, и ты выслушаешь часовую лекцию, как ты плохо усвоил чары высшей трансфигурации.       Тихим ворчанием и сопением, сопровождает свое появление новый, в этом году, преподаватель зелий. Он отряхивает свою жилетку и поправляет черную бабочку. — Здравствуй, Альбус. — И тебе не хворать, Гораций.       Ехидная улыбка Директора, сопровождается тяжелым вздохом Слизнорта. Он делает несколько шагов к своему небольшому зачарованному шкафчику и достает оттуда медовуху высшего сорта. — Выпьем? — Пожалуй, не откажусь.       Мужчины занимают место у небольшого камина, что располагается в личных покоях преподавателя зелий. Первых двадцать минут их странного разговора, они молчат. Каждый думает о своем и цедит божественный нектар. Так его мысленно окрестил Дамблдор. — Ты пришел за ответами, Альбус, — наконец-то начинает полный волшебник, — но я не могу их дать тебе. И не проси. Это не то, чем можно поделиться. Из-за этого, я могу пострадать. — Но ты должен, Гораций. Нет, ты обязан! Без этого пострадают другие, а может и весь Волшебный мир. Прекрати быть трусом. Ведь ты не такой, я вижу это в тебе.       Преподаватель зельеварения вскакивает со своего насиженного места, словно ошпаренный. Его обижают высказывания Альбуса о трусости. Но ведь это было правдой. Он никогда не был храбрым гриффиндорцем. Этого ему не прибавить. — У меня есть лишь часть твоих воспоминаний о том вечере, — Директор видит, как напрягается спина мужчины, что стоит у ряда с колбами и травами из личной коллекции. — Но я не слепец, Гораций, хоть и плохо вижу. Ты видоизменил концовку. Важную концовку. Что ты ему сказал после твоей Рождественской вечеринки?       Слизнорт прячет руки в карманы, а после нервно их достает, поправляя остатки седых волос, что едва скрывают заметную всем лысину. — Там не было ничего важного, Альбус. Мы лишь поговорили. — Ложь, это наглая ложь, Гораций! И мы оба это знаем.       Их разговор начинает переходить на повышенные тона, и Дамблдор понимает, что нужно менять стратегию и тактику. Сейчас он лишь отпугивал приглашенного преподавателя зелий. Но ему нужны были его ответы и поэтому он пошел ва-банк. — Что бы сказала на это Лили? На твою трусость, когда ты бы смог хоть чем-то защитить её сына. Одна из лучших маглорожденных ведьм на твоем курсе. Талантлива и так отчаянно храбра, — тихим тоном начинает Альбус. — Она отдала жизнь, чтоб спасти Гарри, чтоб победить зло и уничтожить его зародыш в виде Тома Реддла. А ты боишься лишь ответить мне на один вопрос.       Директор делает драматическую паузу. Выпивая последний глоток божественной медовухи. Его взгляд устремлен на спину профессора. Он дрожит от воспоминаний. Альбус делает еще один шаг, в надежде, что он сдастся. — Отдай дань, в память о ней. Хогвартс и я дадим тебе нужную протекцию и гарантии. Что ты сказал ему на том вечере? — Крестраж, — Гораций шепчет, но Дамблдор прекрасно его расслышал.       Мужчина откашливается и оборачивается, смотря прямиком в глаза Директора. Он храбрится. Ради его мертвых учеников, в смерти которых повинен он. Так, Слизнорт всегда считал.       Он не боялся, как считал Альбус. Отчасти это было в нем, но не это стало ключом ко всему. Гораций Слизнорт горячо стыдился своего поступка. Он был глуп, доверчив и добродушен. Рассказав лучшему ученику из «Клуба Слизней» такую опасную и секретную информацию. После этого он ощущал тяжкий груз вины. Ему казалось, что он окунул свои руки в кровь. В ту, что оставлял Том за собой.       И сейчас, после слов Дамблдора, зельевар решил, что это может стать его шансом. Шансом исправиться. Прожить снова ту отеческую любовь к Лили Эванс, что так скоропостижно умерла от рук его любимца.       Слизнорт касается своего виска волшебной палочкой и выуживает оттуда серебряную нить драгоценных воспоминаний. Собирая её в небольшой флакон, он передает Альбусу. Не медля и не раздумывая. — Уходи, Альбус. Мне нужно побыть одному.       Гораций тяжело опускается в мягкое кресло и устремляет свой взгляд на камин. Кажется, что он снова проживает тот роковой день, когда он был слишком болтлив и поведал ненужную информацию плохому человеку. Но он ведь был ребенком? Учеником. Как он мог знать… — Не вини себя, Гораций. Он бы узнал это от кого-то другого. Ты не виноват в смерти других, но теперь, твоя правда точно сможет защитить других.       Дамблдор быстро уходит из помещения. Оставляя Горация после их разговора витать в дымке сожалений и горя. А сам спешит к Омуту памяти, дабы раз за разом просматривать это новое воспоминание. Как он делал с тысячами других. Ему нужно было знать все о их враге. О Томе Реддле.

***

      Дни перед Святочным балом тянулись слишком медленно. Словно сладкая патока. Предрождественские заботы и рутина были отодвинуты на дальний план экзаменами. Студенты седьмого курса беспокоились о предстоящих летом Ж.А.Б.А., поэтому им было важно сдать промежуточный срез перед каникулами. Допустимым результатом по обязательным предметом было — удовлетворительно, но если ты выбирал углубленное изучение, то твой предел был — выше ожидаемого.       Именно поэтому все разговоры о платьях, алкоголе, танцах и играх в снежки утратили свою актуальность. Каждый, кого хоть немного заботило свое будущее, проводил время за книгами и древними манускриптами. Даже Гойл и Крэбб беспокоились о том, что могут остаться на седьмом курсе повторно.Поэтому их бестолковые макушки можно было часто заметить в библиотеке.       Бель все больше времени проводила с Теодором. Она знала о том, что отец принес нужное зелье и догадывалась, что они поговорили. Юноша не рассказывал детали их общения, но по характеру писем, которые приходили из отчего дома, девушка могла делать выводы о более располагающем настроении отца.       По-правде говоря, француженка не слишком сильно беспокоилась об этом после её возвращения. В голове у обоих будто что-то щелкнуло. Им было мало друг-друга, что очень раздражало всех окружающих. Но они лишь равнодушно пожимали плечами. Скорее всего дело было в гормонах, а возможно, в голове запустился отсчет времени в виде незримых песочных часов, что неумолимо сокращали их спокойное время друг с другом.       С каждым днём перед семестровым контролем замок становился всё более шумным. В библиотеке многие люди занимали места ещё перед началом занятий, чтобы прийти после. Грейнджер была в хранилище книг еще до уроков и возвращалась туда сразу после окончания занятий. Цель сдать все на «превосходно» была отмечена у неё в блокноте. Впрочем, она была не единственной, кто имел перед собой такую цель.       Драко Малфой не хотел терять второе место по успеваемости среди семикурсников Хогвартса, а на деле претендовал на первое. Поэтому очень часто этих двоих замечали вместе. По замку медленно, но уверенно начали ползти слухи об их более близком общении. Эта странная парочка старалась не реагировать, но со временем их, такие разные, макушки перестали появляться в библиотеке. Кто-то говорил, что видел их на подоконнике на 7 этаже, кто-то, что сам Малфой соизволил находиться в гостинной Гриффиндора, а некоторые опускались до более грязных сплетен о ванне старост и чулане для метел.       Из-за нового объекта для обсуждений, пара «Тео-Бель» перестала быть интересной для перемывания костей, поэтому они могли более искусно прятаться и быть наедине с друг-другом чуточку дольше. Одним из любимых мест стала Выручай-комната. Здесь девушка чаще всего представляла свою комнату, и они по несколько часов находились вдвоем.       Первые два часа всегда проходили в тишине, изредка перебиваемой вопросами, что адресовались друг-другу. Анабель нашла в Теодоре прекрасного преподавателя по зельям, хотя она и не питала иллюзий и не ждала получить «Превосходно». Но ей нравилось слышать его бархатный голос с поучительными нотками. Иногда, в такие моменты, рука парня опускалась на её бедро. Он выводил руны на молочной коже, что была прикрыта светлым капроном, заставляя девушку дышать чаще и кусать губы от вожделения.       Именно в такие моменты их занятия прерывались. Когда его рука ползла выше, а пальцы проходились по кромке нижнего белья. Их глаза в этот момент неотрывно изучали друг друга. Анабель всегда плавилась от новых ощущений, что дарил ей лишь он. А Теодору нравилось учить её всему этому. Он никогда не думал, что будет так заводиться от мысли, что он единственный, кто так касался Шафик. В его глазах плясали черти, когда Нотт замечал, какой она становится рядом с ним наедине. Раскрепощенной. Развязной. Порочной.       За эти дни их подготовка не доходила до логического завершения. В какой-то момент пергаменты и дневники летели в сторону, а их зрачки становились, по-звериному, расширенными. Тео медленно раздвигал допустимые границы, что установила изначально девушка. Они еще никогда не доходили до классического секса, потому что Бель боялась. Но, не смотря на это, регулярно дарили оргазмы друг другу.       Шафик была прилежной ученицей не только по ЗоТИ и Чарам, она училась, как доставлять ему удовольствие, как нравится лишь Теодору. Ей не хотелось, чтоб процесс был односторонним, как это случилось в клубе. И особенно ей нравилось видеть, как он теряет контроль над собой. Когда блондинка сжимала его член рукой и прокручивала руку, когда доходила до головки. Его хриплый стон, закатанные глаза, а после рык, что срывался с его губ — всё это было головокружительным.       Юноша изредка посмеивался насчет того, что испортил её, потому что с каждым днем их занятия длились всё меньше. И именно Анабель была той ненасытной кошкой. Она отбрасывала их пергаменты в сторону и жадно касалась его губ своими, тем самым прерывая рассуждения о законе трансфигурации Гэмпа.       Девушка уже дважды рвала рубашки Тео, когда начинала покрывать его шею и ключицы поцелуями. Маленькие пуговицы не поддавались ей, за что поплатились своей короткой жизнью, отскакивая по паркету под кровать и туалетный столик. Но и юноша не оставался в долгу. На его счету было двое кружевных черных трусиков и одни шелковые — голубые. Счастьем было то, что они оба были волшебники и могли восстановить испорченную их страстью одежду.       Так и сейчас, Анабель нетерпеливо ерзала сидя на своей кровати. Голубое одеяло выглядело уже чересчур помятым. Шафик запланировала пойти на нечто большее в их интимных отношениях. Дважды пообщавшись на эту тему с Джинни и даже услышав совет от Пэнси, что редко с ней общалась в последнее время, она была готова к первому сексу с Теодором.       На ней была белая форменная блузка и юбка, под которыми скрывалась голубая, шелковая комбинация. Без белья. Это было главным штрихом этого вечера. Девушка слегка подкрасила глаза и губы. Но сладкий, слишком приторный блеск, что дала ей Мэри, уже давным давно был съеден ею самой.       Ожидание заставляло её нервничать и одновременно сгорать от предвкушения. В голове было тысячу мыслей и ни за одну не удавалось ухватиться. Бель переживала и сминала тонкими пальцами твидовую юбку.       «А будет ли это больно? Как он отреагирует на мое решение? Получу ли я удовольствие? И как он вообще там поместится?» — беспокоилась блондинка. Она не понимала, почему вечно пунктуальный Тео — опаздывает.       Теодор Нотт спешил в Выручай-комнату. Он задержался дольше положенного из-за внезапного письма отцу. Юный Нотт получил от отца коробочку из зеленого бархата.       Украшение, что лежало внутри для семьи Нотт имело большое значение. Это было ожерелье, выполненное из чистого серебра с двумя бриллиантами, что поддавались чарам, меняя свой цвет под цвет глаз хозяйки.       Как было принято у чистокровных мужей — дарить украшение избраннице, тем самым заявляя на неё свои права. У кого-то это были фамильные перстни, кто-то дарил браслеты. Драгоценность в виде змеи украшало шеи женщин Нотт последние 280 лет.       Тео знал, что отец пришлет фамильное ожерелье, что носила его мать. Он давно уже думал о том, чтобы подарить змею Анабель. В парне говорили его глубокие чувства, безусловно. Однако была ещё ревность и собственничество, что проявлялось у Нотта, когда тот вспоминал об официальной помолвке своей Бель.       Слизеринец написал ответ отцу на его письмо, в котором старший просил все обдумать и не поступать опрометчиво. Теодор лишь фыркал на столь явное проявление родительской заботы. Он уже давно все решил, что и написал на пергаменте, который вручил своему филину.       Анабель ждала его в привычном месте. Тео быстро преодолевал этажи. Оказавшись на восьмом, он, как того требовали правила, трижды прошел мимо стены, где проявилась уже знакомая дверь. — Дорогая, — привычное для них приветствие и глубокий поцелуй в губы.       Руки Теодора жадно сжимали талию девушки, а её пальцы оказались в волосах парня, оттягивая кудряшки. — Извини, я писал ответ своему отцу. Его письмо застало меня неожиданно.       Анабель не дала ему договорить. Она боялась передумать или отступить, но оттягивать этот момент больше не желала. Девушка обвила рукой шею молодого человека, заставляя его склониться ближе к своему лицу. Их губы встретились в жадном поцелуе.       Теодор сделал несколько шагов вперед, подталкивая девушку к кровати. Сквозь поцелуй у него просачивалась хитрая ухмылка. — Ведьма, ты соскучилась? — Промурлыкал брюнет, когда девушка упала на шелковые простыни широкой кровати. — Ты так много говоришь, — на выдохе подколола его Анабель, чувствуя свое частое сердцебиение.       Ему не нужно было повторять дважды. Он рыкнул и опустился к ней, коленом разводя ноги девушки, что скрывались под ненавистной на данный момент тканью юбки. Его ладонь идеально сжимала небольшую девичью грудь, вызывая легкие стоны.       Блондинка будто старалась быть тише, сдерживая себя и свои постыдные всхлипы. Она прикусывала нижнюю губу Нотта, вызывая в его теле дрожь.       Его пальцы левой руки опустились ниже, приподнимая подол юбки. Он вначале нежно очертил, практически, велюровую кожу на её внутренней стороне бедра. Теодор резко изменился в лице, когда ощутил отсутствие белья на девушке. — Ты к чему-то готовилась, милая? — хриплым, низким голосом произнес он.       Черные зрачки слизеринца практически перекрывали карамельную радужку. Он тяжело дышал, наблюдая за ней. Шафик легонько толкнула парня в грудь и встала с мягких простыней. Ей хотелось устроить ему маленькое шоу. — У меня для тебя небольшой подарок, — промурлыкала голубоглазая.       Парень оперся на локтях и начал снимать с себя слизеринский галстук, что сейчас был словно удавка. Его лицо окрасила пошлая ухмылка, когда он увидел, как Бель начала медленно расстегивать блузку. Она сохраняла с ним зрительный контакт, ощущая эту небольшую власть над ним, что заводила еще больше.       Казалось, что от его взглядов она сгорит в пламени похоти. Её кожу покрывали мурашки, когда Шафик стянула последней форменную юбку и осталась в одной шелковой голубой комбинации. Соски девушки призывно торчали и были слишком заметны сквозь тонкую ткань. Губы приоткрыты, а щеки покрывала тонкая вуаль румянца.       Теодор издал тихий вздох, когда увидел её. Светло-пшеничные крупные кудри лежали на тонких ключицах. Нежный шелк идеально демонстрировал оголенные изгибы Бель. Его Бель.       Брюнет поднялся на ноги и оказался рядом со своей девушкой. Он очертил ребром ладони грудь девушки, не сводя своих черных глаз с её голубых. — Дорогая, ты великолепна. Однако, тебе не хватает одной детали. Позволь мне, — загадочно сказал Теодор и обошел девушку, касаясь пальцами оголенного бедра.       Ему можно было выдать медаль за выдержку. Член болезненно пульсировал в штанах, но сейчас Нотту было важнее подарить свой небольшой, но такой важный подарок.       Он достал из портфеля бархатную зеленую коробочку и вложил её в руки Анабель в раскрытом виде. — Это семейная реликвия, — начал Теодор, подталкивая девушку к зеркалу, что стояло возле кровати во весь рост.       Его пальцы прошлись по позвоночнику блондинки. Он убрал волосы Анабель на одну сторону и через её плечо достал из коробочки серебряное украшение.       В отражении он видел, как вздымалась грудная клетка Шафик, как приоткрылись её пухлые от поцелуев губы.       Холодное ожерелье коснулось груди девушки. Змея сразу же обвила шею избранницы. Идеальный вид. Тонкий хвост обвивал длинную девичью шею, а голова легла между двух грудей, украшая зону декольте. — Я надеюсь, что ты примешь мой небольшой подарок, — с довольной улыбкой сказал Теодор, проведя глазами по семейной реликвии, что лежала на груди у Анабель.       Он был доволен видом. Его знак. Его фамильное ожерелье висело на шее Анабель, знаменуя его собственность. Анабель Шафик согласилась быть его. Буквально. Во всех смыслах.       Брюнет повернул девушку к себе лицом и пальцами поднял подбородок блондинки выше, впечатываясь своими губами в её уста. Поцелуй был страстным, животным. Его руки крепко сжимали девичью талию.       Девушка ощущала себя легкой и одновременно напряженной от ощущений. Каждый кусочек кожи был словно раскаленное нервное окончание. Она ещё раз убедилась в правильности своих желаний и решений. Подарок Тео был подтверждением его намерений насчет её и это было достаточным, чтоб отпустить себя окончательно.       Подтолкнув парня на кровать, Бель, по–кошачьи, медленно, сняла с себя тонкую ткань. Оказываясь перед ним полностью обнаженной, она на миг съежилась. Но всё стеснение в миг ушло, когда она подняла взгляд на его карамельные глаза. Тео был словно голодный зверь. Он слишком долго ждал этого момента. Момента, когда он сможет погрузиться в неё целиком. Ощутить жар влажных узких стенок и стать одним целым.       Нотт ещё мгновение дал себя подразнить её обнаженным видом, а после резко перевернул девушку спиной на шелковые простыни, оказываясь сверху. Его пальцы правой руки накрыли правую грудь, перекатывая между пальцами, оттягивая и слегка царапая нежную горошинку. А губы оставляли следы на её шее. Ему хотелось пометить Бель. По-звериному. Чтоб никто не смел даже подумать о том, что она может быть чьей-то ещё. Лишь его.       Он кусал тонкую кожу на линии челюсти, а после целовал чувствительное место за ухом, пока Шафик не начала хныкать от желания большего. Её руки судорожно сжимали его хлопковую белую рубашку, а грудью она старалась поддаться ближе к пальцам юноши. — На тебе слишком много одежды, — сквозь сбитое напрочь дыхание, проговорила она.       Её глаза сверкнули и хитрая улыбка в миг окрасила лицо блондинки. Беспалочковая магия, и на нем уже совсем нет одежды. В этот же момент взгляд девушки остекленел, а рот наполнился слюной от вида обнаженного Теодора. — Видишь здесь что-то, что тебе нравится? — ухмыльнувшись, проговорил слизеринец.       Нотт начал медленно спускаться поцелуями к её чувствительной груди, чтоб напрочь сбить это хитрое выражение с лица Бель. Когда его губы коснулись соска, она всхлипнула и выгнулась в спине до хруста позвонков. — Вот так лучше, милая. Я здесь главный.       Его слова сопровождались чувственным укусом на нежной девичьей груди, что заставило Анабель вскрикнуть и захныкать от нахлынувшего удовольствия. Рука, что до этого ласкала левую грудь, начала спускаться ниже. Дразняще медленно, обводя пупок, а после лаская пальцами половые губы. Невесомо, с ухмылкой на лице. Наблюдая за тем, как она поднимает бедра, чтобы создать большего, такого нужного сейчас, трения. — Тео, пожалуйста, — начала умолять блондинка, когда его тонкие аристократические пальцы обвели влажный вход, но так и не коснулись клитора.       Если бы его спросили в этот момент: «Какой звук для ваших ушей самый сладкий?». Он бы с уверенностью ответил: «пошлая мольба из губ Анабель Шафик». Тео нравилось подчинять эту ведьму себе. Не силой и грубостью, а лаской и внимательностью к деталям.       Парень уже уяснил многие вещи, которые нравились Бель и какого было его удивление, когда в большинстве — они совпали. Тео знал, что если слегка придушить её на волне наступающего оргазма, то это сделает её ощущения ярче. Знал, что Шафик становится безумно влажной от грязных разговоров. И хоть её щеки и окрашивались таким невинным румянцем, её внутренняя сторона бедра в этот момент становилась адски мокрой. — Проси ещё раз, ведьма. Уже такая мокрая, плохая девочка, — промурлыкал он ей в шею и обвел языком мочку уха.       Он ввел один палец внутрь, все еще не касаясь чувствительного комка нервов и проследил за тем, как её светлые ресницы затрепетали. Шафик дернула бедрами, постаравшись ощутить его глубже. Но его рука остановила порыв девушки. — Никакой самодеятельности, Бель, — недовольно, цокнул языком Нотт. — Я хочу услышать из твоих прекрасных уст, чего ты хочешь.       Движение одного пальца внутри было медленным, тягучим. Он видел, как она борется. Пытается выдержать эту сладкую пытку. В этом и заключалась их любимая игра. Ему нравилось доводить её до предела, когда эта маленькая невинная Бель начнет стонать и просить о большем, словно развязная девчонка из Лютного переулка.       Когда он добавил второй палец и сделал более глубокий толчок, касаясь передней стенки и надавливая на точку G, с пухлых губ сорвался вскрик. Бель открыла глаза, что выдавали её затуманенный разум и проигрыш. — Трахни меня, Нотт, — рыкнула она, не сдержавшись, чем вызвала из его груди глухой смешок. — Какой грязный ротик, — с улыбкой сказал он, перед тем как его губы накрыли её.       Пальцы внутри девушки начали двигаться активнее, а большой он наконец-то опустил на клитор, тем самым вызывая стон, что был приглушен их поцелуем. Её бедра активно двигались в такт его движениям руки. По комнате отзеркаливались влажные звуки, что свидетельствовали о том, какой мокрой она была.       Он ощутил подрагивание стенок и усилил давление на переднюю. Девушка вскрикнула, когда спираль внизу её живота взорвалась, а перед глазами появились темные круги. Тео оторвался от шеи девушки, что была покрыта багровыми засосами. Нотт не знал, что Бель готова была дойти до конца, поэтому точно не ожидал её следующих действий.       Его губы приоткрылись, когда маленькая рука девушки накрыла толстый твердый член. Он болезненно простонал из-за столь длительного напряжения. Взглянув на блондинку, он увидел, что её глаза изучают его длину, словно это была сложная формула по рунам. — Я хочу тебя полностью, Теодор, — хриплым голосом произнесла она и подняла на него свои голубые глаза.       Нотт вздрогнул и обвел её лицо своим взглядом. Он безумно хотел этого и уже давно, но не готов был давить, чтоб не спугнуть. — Ты уверена?       Она облизала пересохшие губы и улыбнулась. Её улыбка была игривой и предвещала, что сейчас с губ Анабель Шафик сорвется явно что-то не хорошее. — Теодор Нотт, ты трахнешь меня наконец-то, или мне позвать Блейза?       С губ парня сорвался рык, и он похоронил её смешок в их поцелуе. Юноша перенес свой вес на локти, размещаясь между бедрами шармбатонки. Разводя их шире и приподнимая её таз. Взяв напряженный член в руку, он провел им по половым губам. Вверх. Вниз. Касаясь клитора и чувствительного входа.       Первый толчок был медленным и не глубоким. Он лишь ввел головку, а из губ Бель уже сорвался томный тяжелый вздох. «Это точно толще чем пальцы.» — подумала она и постаралась как можно больше расслабиться из-за чувства растяжения.       Нотт накрыл одной рукой грудь, лаская твердый сосок, а большим пальцем коснулся чувствительного, после оргазма, клитора. У парня не было опыта с девственницами, но даже доставляя удовольствие Бель пальцами, он ощущал какой узкой она была и знал, что может доставить ей дискомфорт от первого раза.       Следующий, более глубокий толчок, он сделал резко, когда девушка расслабилась и издала первый стон. Погружаясь до половины и прорывая девственную плеву. Девушка вскрикнула, ощутив сильное растяжение, но после осознала, что это было не так больно, как рассказывала ей Джинни.       Нотт же был очень напряжен. Вена на его лбу выступила от того, насколько сильно он себя сдерживал. Шафик была блядски мокрой, узкой и горячей. Ему хотелось вколачиваться в неё, чтоб их бедра соприкасались. Хотелось взять её грубо. По-животному. Сзади, наматывая светлые любимые волосы на кулак. «В следующий раз.» — успокаивал демонов внутри себя Теодор.       Бель коснулась его шеи рукой, притягивая парня к себе ближе. Вынуждая лечь на неё и тем самым войдя до конца. Она поморщилась, но громкий стон, что сорвался с губ Теодора и его дернувшийся кадык, заставил её идти до конца. Ноги девушки обхватили таз парня, а бедрами она поддалась к нему на встречу. Тем самым, давая ему «зеленый свет», двигаться быстрее и резче.       Его горячее дыхание обожгло шею, каждый толчок сопровождался их стонами, что звучали в унисон. Тео начал двигаться глубже, до конца, сопровождая каждый толчок поглаживанием чувствительного пучка нервов.       Бель обняла его спину руками. Она царапалась, кусала его плечо, когда не могла сдержать особенно чувственный и громкий крик. Её пальцы путались в его кудрях, а губы целовали те места, куда дотягивались.       Это было сплетение рук, тел и ног. Было сложно понять, где начинается он и где заканчивается она. Её хрупкое маленькое тело было практически закрыто им. — Скажи, что ты моя! — требовательно прорычал он.       Его глаза, практически черные, неотрывно смотрели в её голубые. Серебряная змея на шеё свидетельствовала о её принадлежности ему. Но ему нужны были слова. Слова подтверждения из уст Анабель. — Твоя, Тео, — сквозь стоны произнесла слизеринка и выгнулась еще ближе к нему, соприкасаясь сосками о его грудь. — Только твоя.       Эти слова стали точкой невозврата. Для обоих. Он ощутил подрагивание стенок девушки и больше не смог держаться. С губ юноши сорвалось предательское: «Черт!» и он замер, начиная пульсировать глубоко внутри неё, наполняя её своим семенем.       Их лбы соприкасались. Время вокруг них остановилось. Будто связывая души навсегда. Именно с этого момента стало ясно, что ничего больше не будет как прежде. Даже если судьба разведет их, этот момент навсегда останется в сердце каждого.       То, как они тяжело дышали. Делили горячий, сдавленный воздух на двоих. То, как бушующий океан встречался с соленой карамелью. Это было незабываемо и неотвратимо.       Теодор перевернулся на спину, рукой обхватывая талию девушки. Их дыхание было сбито, впрочем, как и сердцебиение. Змея на шее блондинки сверкнула глазами, меняя их цвет на небесно-голубой. Цвет глаз новой избранницы наследника Нотт.       Магическая реликвия скрепила клятвы, данные в момент истинного освобождения. Теодор, как в далекие времена, забрал девственность у девушки, подарив наследное украшение, заявляя на неё свои права перед магией.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.