***
POV: Теодор Нотт
Темнота. То, что видел Теодор Нотт, когда открывал глаза по утрам. Темнота его комнаты в Нотт-мэноре. Вечно зашторенные окна, что скрывали брюнета от солнца, будто тот был вампиром и мог умереть от проникновения лучей. Тео не имел своего кабинета, как у отца, поэтому в центре его комнаты стоял захламленный стол. Никакого порядка на нем не было, парень не позволял даже касаться свернутых пергаментов домовикам, что норовили убрать недельную пыль. Кругом были громоздкие стопки из книг, куча листов с его записями рецептов зелий. Валялись пустые пачки сигарет, где-то были окурки. Некогда идеальный Теодор Нотт превращался лишь в подобие волшебника. Он едва был похож на собственную тень. Поместье, что цвело и пахло при матери Тео, впало во мрак. Вечные тучи над территорией казались магией или изощренной местью природы. Тишина. Тео иногда казалось, что он слышит, как по венам бежит его собственная кровь. Когда парень сидел возле окна и курил сигареты со вкусом терпкой ванили, он слышал, как тлела бумага вокруг табака. Настолько было тихо в поместье Нотт. Это был злой рок его семьи. Женщины, что были дороги наследникам этой фамилии, страдали, сбегали, умирали. Джозетта Блишвик, бедная мама Тео и жена Филиппа, что считала дни за месяцы своего заточения в браке, пока не забеременела сыном, но не смогла его увидеть. Анабель Шафик, девушка, что казалось, могла бы стать первой миссис Нотт по любви, не по договору. Но судьба лишь посмеялась над планами молодых людей, что они строили за дверьми Выручай комнаты. Конец обучения в Хогвартсе выдался совершенно не таким, каким представлял себе парень. Планы слизеринцев о выпускном, которые строились ещё в начале последнего курса, разбились об острые скалы реальности. Это был самый спокойный выпуск за всю карьеру Минервы Макгонагалл. Не было шумных вечеринок в гостиных факультетов. Только тихие благодарности студентов к их любимым профессорам. Слизеринцы же вообще не ждали официальной части. Экзамены Нотт сдал экстерном, впрочем, как и многие преуспевающие студенты. Теодор сдал зельеварение и травологию на «превосходно». Если бы не война, не возрождение Темного лорда, то парень поступил бы в академию зельеваров в Швейцарии или Дании. Но сейчас Драко, Пэнси, Тео вернулись домой после последнего сданного экзамена. Чтобы погрузиться в рутину их отцов, принять метку и служить Волондеморту. Верно, безотказно и мучительно. Блядские светлые локоны снились Нотту ещё долгое время. Он страдал от воспоминаний о девушке, что разбила ему сердце. Вырвала из груди со всеми артериями и венами. Голубые глаза, полные слез, приходили брюнету в кошмарах, заставляя проводить ночи возле раскрытого окна и выкуривать очередную магловскую дрянь. Никотин помогал ему отвлечься. На несколько минут, пока не угасал огонек, не кончался табак. А потом заново по кругу. Парень рылся в собственной голове, ковыряя рану глубже и глубже, до костей, до самого больного места. Он желал чувствовать это жжение в висках от ошибок, что сам и совершил. Принятие реальности далось тяжело. Тео не мог осознать, что он наступил двумя ногами на черную полосу, покрутился и пошел вдоль по этой линии. Уже не надеясь перейти на светлую полосу. Ведь известно, что параллельные линии не пересекаются. « - Ты мерзкий трус, Нотт, - как-то услышал парень от Уизли и усмехнулся.» Он не был трусом. Он не сбежал от судьбы. Не сбежал от войны, что накрывала с неимоверной скоростью, будто снежная лавина. Он пытался защитить её. Не смог. От самого себя не спас. За что корил себя каждую ночь, оставаясь наедине с собой и своими демонами. « - Нотты не бывают счастливыми, это написано в недрах нашей родовой истории, - сказал ему отец, прежде чем Теодор пристал перед Темным Лордом.» Филипп также советовал Теодору закрыть свое сознание, спрятать Анабель глубоко, настолько, что даже при виде её колдографий пролистывать альбом. Тео не смог так поступить. Из-за чувства вины, из-за обиды к ней. Он часто вспоминал, как Шафик попросила снять змею с шеи. До этого он ещё думал, что все возможно вернуть. Простить недосказанности, забыть об этом жутком стечении обстоятельств. Понять, смириться, переспать с мыслями. Но не после этого. Анабель отказалась от него. И Теодор отчетливо это помнил. Раз за разом прогоняя в голове момент предательства его чувств. Джозетта видела страдания сына и не могла ему помочь, не могла прижать к груди и утешить. Благодаря магии, она была способна лишь говорить с мальчиком, что так вырос и стал похож на отца. На его щеках появилась щетина, а волосы сильно отрасли, закрывая глаза. — Теодор, нельзя так себя запускать, – пыталась сказать ему матушка с портрета в малой гостиной. — Я не знаю, что мне делать. Это все убивает, я устал думать постоянно о том, что мог поступить иначе и все могло бы быть по другому! — Тео, мой мальчик, это жизнь. Она состоит из ошибок. Сейчас все слишком сложно, как и восемнадцать лет назад. Твой отец тогда тоже потерял свою любимую. Он справился, справишься и ты. — У него был я, – тихо пробурчал Тео, сжимая в руках граненый стакан с огневиски. — У него и сейчас есть ты. А у тебя есть он. И в конце концов, перестань пускать сопли, Теодор Нотт. Ты наследник Блишвик в том числе, а мы никогда не сидим, сложа руки. Если ты действительно был влюблен в эту девушку, то я уверена, что судьба ещё столкнет вас друг с другом. — Этого я и боюсь. Мы окажемся по разные стороны, я не смогу ей навредить. — И она не сможет. Вам будет тяжело. Однако, ты должен жить дальше. Займись чем-нибудь, зелья, книги в твоей комнате покрылись пылью. Тео так и сделал. Занялся зельями, ушел с головой в науку, даже забывая о том, что Темный Лорд должен вызывать его к себе, чтобы подарить метку. Парень изучал проклятие Шафик. Ему было до безумия необходимо найти контрзаклинание или зелье, что могло бы обратить действие этого проклятия. Все его попытки были безуспешны. Однако Нотт не сдавался. Он лишь злился на девушку ещё больше. Теодор научился жить с кошмарами, что являлись ему ночами. Научился не видеть в каждой блондинке – Анабель. Научился дышать без нее. Даже улыбался в компании друзей. Алкоголь, никотин, окклюменция и девушки. Вот, что осталось от прежнего Теодора Нотта. Гулкий стук классических кожаных оксфордов был отчётливо слышен в саду Нотт-мэнора. Ему было необходимо найти что-то, что могло стать одним из основных ингредиентов для зелья от проклятия Натаниэля Шафика. Он не мог больше сидеть взаперти в библиотеке, среди груды книг. Ему нужен был свежий воздух. Юноша мысленно считал каждый свой шаг, таким образом его мысли становились чище и отчетливее. Числа. Они всегда его успокаивали, недаром Теодору нравилась нумерология и зельеварение. Четкость с ноткой креативности. В этом был весь он. Действовал по правилам, одновременно проверяя границы дозволенного и когда находил брешь — действовал. На 10 счет он резко открыл глаза. Мягкий запах фрезии и груши ударил в ноздри. Нотт вздрогнул от воспоминаний, что резко навалились на него, словно лавина. Будто на него вылили холодный ушат с водой. Голубые глаза. Светлые волосы. Веснушки на плечах. И розовый румянец. Анабель. Девушка вновь явилась ему в сознании. Он услышал её задорный смех и зарычал от негодования и своей беспомощности. Щелчок пальцев и стальной голос, что был так не свойственен ему, больше его отцу. — Убрать все деревья груши и цветы фрезии из сада, — приказывает он эльфу, что боязливо жмёт уши из-за злости в глазах хозяина. — Все, милорд? — До последнего сорняка. Филипп Нотт вернулся с задания пораньше в этот день. И смог застать эльфов с трясущимися руками возле сада жены. Он озверел и отшвырнул бедолагу в сторону. — Не смей трогать сад. Это был приказ для всех! Кто вам позволил, безмозглые вы существа? — Взревел Нотт-старший. — Юный Лорд приказал, – пропищал один из домовиков и скрылся с места, поскольку Филипп устало вздохнул и махнул рукой, позволяя эльфам исчезнуть с глаз. Он нашел сына среди кустов гортензий. Парень ссутулился и уже не напоминал Филиппу достойного наследника. Но он вспоминал себя в его возрасте, когда потерял любимую и все вставало на свои места. — Теодор, незачем срываться на саду, в котором каждый цветок был подобран твоей матерью, – спокойным, но строгим голосом сказал мужчина и поравнялся с юношей. — Эти цветы напоминают мне о ней. — Малыш, успокой свой пылкий нрав. Хватит уже ныть об этой девушке. Она не первая, но и не последняя. У тебя есть дела важнее, нежели принюхиваться к каждому цветку. А после уничтожать все с корнями, потому что он напоминает о Шафик. Может, тогда сделаем ремонт в малой гостиной, где шторы голубого цвета, он ведь так похож на цвет её фирменной юбки? Филипп фыркнул, не сдержав своих эмоций. — Соберись, сын. Он скоро призовет тебя. Мне нужно, чтобы ты спрятал эту девушку глубоко в свое сознание. Забудь о ней, если не можешь смириться сам. Нотту пришлось не сладко. Он не хотел мириться с тем, что сказал ему отец. Он не хотел забывать о девушке, что принесла ему не только разочарование, но и показала, что такое любовь. Он продолжал тренировать свои навыки окклюменции, чтобы не подвергнуть случайной опасности девушку, что он любил до сих пор. Гнев и ненависть к Анабель у него сменились на осознание. Светлые чувства, что были скрыты за пеленой эмоций наконец заняли свое место. Нотт не желал больше избавляться от Анабель Шафик. Он хотел лишь спокойствия для неё. Для себя. А для этого ему нужен был полный контроль над эмоциями и над жизнью. Как бы это не было тяжело, но Теодор смог справиться с собственными демонами. Он постриг свои длинные волосы, что не могло не радовать Филиппа. Принялся вновь вникать в дела отца, что не касались дел пожирателей. Продолжать сидеть с книгами по зельеварению и даже успевал консультироваться со Снейпом. Нотт начал жить. Бывшие однокурсники частенько встречались все вместе в Нотт-мэноре. Драко спасался там от пожирателей, что кишили в его собственном доме. Он переживал за мать. Безумно боялся облажаться перед Лордом, поэтому спрятал Грейнджер так глубоко в сознание, что каждый раз при упоминании троицы, на его языке крутилось едкое «грязнокровка». Без сожаления. Он должен был стать бесчувственным, чтобы спасти Нарциссу. Пэнси Паркинсон едва ли умудрялась отговаривать отца от брака со стариками из приближенных Лорда. Как-то мистер Паркинсон заикнулся о том, что Филипп Нотт вполне не плохой вариант и достойный супруг. Но девушка на это пригрозила отцу уйти из дома и отказаться от фамилии. Блейз Забини улетел в Италию к матушке, пообещав своим друзьям вернуться после окончания практики в медицинской академии. Теодора вызвали неожиданно, прислав Драко к нему в мэнор. — Пора, Тео. Больше и не нужно было ничего говорить. Теодор сжал покрепче кулаки и вновь отдалил воспоминания с Анабель на дальнюю полку в своем сознании. Заставляя эти моменты другими, менее интересными. На первый план он ставил свои попытки изобрести зелье, на второй - развлечения с девушками. Он предстал перед Лордом вместе с остальными детьми пожирателей. Драко, Крэбб, Гойл, Кормак Маклагген, на удивление Нотта тоже был здесь. Темный Лорд не был многословным в этот день. Он был в гневе, кто-то из его приспешников провалил задание. Поэтому он решил, что пора пополнить свои ряды более молодыми и ловкими волшебниками. — Вы уже готовы, наследники своих родов, — прошептал он и медленно подошел к Драко. Он проникал в сознание, выискивал слабые места, запоминал, чтобы надавливать так же сильно, как на кожу своим ногтем сейчас. Тео тяжело вздохнул и сглотнул вязкую слюну. — Теодор Нотт. Будешь ты таким же, как твой отец? — Задал риторический вопрос Волондеморт и вторгся в голову брюнета. Это не было похоже на то, что было раньше. Тео никогда не испытывал подобной боли в своей голове. Будто в него вставляли нож и вертели, как было угодно. А лезвие было острым и обжигающе горячим. Нотт подтолкнул для Лорда свою слабость перед мертвой матерью, свои умения в зельях. Этого оказалось достаточно. — Северус говорил, что ты можешь быть полезен в зельях, но мне нужны солдаты, — прошипел волшебник и двинулся дальше. После посвящения, Нотт сразу же получил свое первое задание. Они должны были взять Хогвартс, а для этого нужна была разведка и Хогсмид. Теодор должен был следить за волшебной деревушкой и докладывать о каких-либо сборах Орденовцев. Парень не справился со своим заданием. Не заметил, как его одурили обычным скрывающим заклинанием. Не был Нотт отменным воякой. Он предпочитал несколько раз думать, прежде чем выпускать заклинание из палочки. На дуэли подобные ошибки карались ранами, у Темного Лорда подобные ошибки карались в лучшем случае круциатусом. Нотт не знал боли страшнее, чем эта. Его тело ломило, а из глаз лились слезы. Боль распространялось на все его органы, заставляя сердце биться, как бешеное, а легкие переставали работать, не позволяя сделать даже полувздох. Кислород кончался, горло раздирало от криков. А он думал в этот момент лишь о фрезиях. О голубых фрезиях, что росли в его саду. Большего не мог себе позволить, ведь ОН мог все понять. Филипп научил сына, как справляться с круцио. Окклюменция стала для Теодора верной подругой, чтобы долго трахать девушек, чтобы не вспоминать Анабель, чтобы не выдавать тайн, чтобы терпеть мучительные заклинания от Лорда. Волондеморт не был глуп, не собирался тратить ценный кадр в виде умелого зельевара Нотта, чтобы тот погиб в дуэли. Темный Лорд дал распоряжение, касаемое брюнета, определяя его в ряды зельеваров, под крыло Северуса Снейпа. Новым заданием для Нотта было создание противоядие от нескольких ядов, что были изобретены Орденом и известны Пожирателям. Теодор получил то, чего хотел, однако с горьким послевкусием. Создавал зелья и яды, однако не ради науки, а для войны. Его руки были в бесконечных химических ожогах, что не успевали заживать. Перчатки не спасали, да и не старался Теодор сохранить свои руки в целости. На очередном собрании, на которые Нотт-младший теперь редко приглашался, Темный Лорд собрал своих самых преданных соратников и отдал им приказ. — Раз Шафик отказывается вступать в наши ряды, мы не можем позволить ему создавать проклятия против нас. Устраните его, — Волондеморт обращался к Долохову, который впоследствии и собрал небольшую группу пожирателей, чтобы выполнить это задание. Теодор узнал об операции слишком поздно. Драко Малфой оказался посвященным в дела отца и не мог не сообщить своему другу об угрозе для Анабель Шафик. Сомнение. Вот, что терзало Теодора все это время, пока он решал и думал, что ему делать с этой информацией. Он не мог спасти всех, не мог помешать Долохову. Парень следил за Анабель и знал, что она во Франции, начинает стажировку в министерстве. — Я должен попытаться спасти хотя бы её, – сказал Тео отцу, когда тот застал парня перед уходом. — Как ты получил разрешение на международную аппарацию? — Драко дал доступ к камину его поместья. А дальше уже дело техники. Он заранее спланировал все до мелочей. У парня было четкое прикрытие, от глаз Лорда, который считал, что Тео отправился во Францию за рогом Дромарога, которого недавно видели в окрестностях округа Ренн. Он не мог не попробовать защитить Анабель. Не мог не помешать пожирателям ей навредить. Поэтому парень уже смотрелся в зеркало в обличии чужого для него человека, чтобы через секунду выйти из мужского туалета, к бару в клубе, где танцевала и веселилась блондинка в красном платье. Его блондинка. Его Бель.***
POV: Анабель Кристин Шафик
Небольшой луч света пытался проникнуть через непроглядную тьму, что создавалась благодаря черным портьерам. Они стали бельмом на глазу в голубо-белом декоре девичьей спальни и первым её пожеланием по возвращению в родное поместье. Ей не хотелось есть, пить и выходить из закрытого пространства. Сон также был большой роскошью и лишь после зелья сна без сновидений, что стало теперь запрещенным из-за слишком частого употребления. Рутина девушки сводилась к тому, чтобы сидеть на кровати и следить за пылинками, что медленно оседали на резные белые шкафы. Она не моргала, пока не насчитывала дюжину порошинок, которые отчетливо были заметны благодаря единственному лучу солнечного света. Небольшой просвет был так же прихотью отца. Натаниэль кричал на дочь, но создавалось впечатление, что это её не тревожит. Бель смотрела в одну точку, считая песчинки. Раз, два, три… сбилась, заново. Раз, два, три… Крик Шафика-старшего был не громче, чем белый шум для неё. Его размахивание руками, восклицание и попытки достучаться. Всё это было тщетно. Когда он уставал, то напоследок бросал свою коронную фразу, будто добивая лежачее тело: “Я ведь тебя предупреждал о нем! Но ты думала, что слишком умная, чтобы решать!”. После этого был громкий хлопок двери, и Бель наконец-то закрывала веки. От боли в глазах, потому что всё это время не моргала. От боли в шраме, что вечно зудел напоминания ей о нем. От боли в душе, ведь казалось, что её распилили зазубренной заржавевшей пилой на две части. Анабель не помнила, когда в ней щелкнул тумблер, и вся энергия в ней погасла. В голове был момент возвращения в родные стены Шармбатона. Тогда в ней горела ненависть. К Турниру. К Воландеморту. К Хогвартсу. К Теодору Нотту. Она не могла уживаться со своим собственным телом, что стало ещё одной проблемой. Вырезанные латинские буквы были вечно скрыты от чужих глаз. На шею всегда надевался тонкий шарф, либо предпочтение отдавалось закрытой блузе или кофте. Бель вечно огрызалась на Смит, которая пыталась уверить её, что прощальный подарок Теодора выглядит красиво. Ведь девушка не могла смотреть на это даже в душе. Шафик ощущала себя коровой на магловской ферме, на которую навесили клеймо. Ей казалось, что все смотрят на неё. Осуждают, обсуждают и порицают. Хорошая малышка Бель стала порочной шлюхой в руках искусного Слизеринца... Мэри пыталась останавливать подругу. Она закрывала глаза на каждый момент неоправданной агрессии. Становилась подушкой для битья и плечом, на котором можно было выплакать все слезы. Но в один день соленая жидкость прекратила течь из голубых глаз. Смит тогда не могла перестать глупо моргать, ведь казалось, что Бель будто подменили. Широкая улыбка и желание куда-то бежать, что-то делать. Это было странным, но тогда казалось, будто Шафик просто это пережила. Именно тогда в ней и щелкнул переключатель. У неё началась маниакальная тяга ко всему, которая компенсировала и заглушала её беспомощность. Ей нужно было стать лучшей во всем. Сдать экзамены лучше всех, чтоб будто доказать всему магическому миру и ему, что она чего-то стоит. Она не смыкала по ночам голубых глаз, оправдывая все кошмарами, но на деле просто не могла справиться с повышенной активностью и энергией. Таким образом, в её организме каждый вечер оказывались поддерживающие и энергетические зелья. Никто не знал, что маниакальная стадия и подъем пойдет на спад. Никто не знал из преподавателей, что приподнятое и эйфорическое настроение, лишь симптом психологического недуга. Никто не знал, что широкая улыбка, заливистый смех, её новая манера – тараторить и чрезвычайная уверенность во всем, лишь подъем на самую высокую точку горы Джомолунгма, но дальше Шафик будет ждать болезненный спад от которого уже никто её не спасет. Пока девушка подсаживалась на зелья и лишь отмахивалась от того, что с ней что-то не так, её нервная система работала на последнем дыхании, готовясь к полномасштабному срыву. Так и случилось. Этот момент уже оставался в её памяти словно под серебристой дымкой невротического состояния. Отец увидел, что с ней что-то не так, когда она стояла в огромной светлом зале школы магии – Шармбатон и получала диплом об окончании. Результаты экзаменов были изумительными. “Превосходно” по всем предметам и лишь зельеварение было “Выше ожидаемого”. Но улыбка на лице его любимой дочери было настолько неестественной, что Натаниэль протер глаза, дабы убедиться в том, что ему не показалось. Скулы Анабель были напряжены до предела, что все замечали дрожь. Кожа возле рта натянулась от рта слишком сильно, будто сейчас треснет. А в глазах стояли серебристые капельки слез. Натаниэль Шафик услышал лишь фразу своей жены: “Нам нужно увести её! Ты разве не видишь, ей плохо!”, и тогда случилось непоправимое. Его дочь сорвалась. Сломалась окончательно, словно самая дорогая хрустальная ваза. А он как в замедленной съемке наблюдал за тем, как вечно правильная и сдержанная Анабель кричит, словно раненный зверь и захлебывается в истерике. В такие моменты, когда ты видишь со стороны срыв, тебе кажется, что у тебя бы вышло поступить по регламенту. Правильно и четко. Но тогда обе руки Натаниэля безвольно висели, и он мог лишь смотреть, как его жена, которая не была никогда слишком участлива, так заботливо подбегает к родной дочери и сгребает её в руки, словно маленькую. А Кристин видела в ней себя. Разбитую и уничтоженную. И тоже мужчиной. Ей впервые хотелось забрать боль родной дочери, помочь ей пережить и выйти из этого состояния. Она не дожидалась мужа, а аппарировала вместе с ней. Кристин не нуждалась в его поддержке или совете, она была нужна единственной дочери и впервые была готова не оплошать. Ведь рядом с ней в такое время никого не было, и она не могла допустить того же с Анабель. Когда Натаниэль вернулся через пару мгновений в поместье, лишь открывая и закрывая рот, словно рыба, он увидел супругу, которая выходила из комнаты дочери, чтоб отправить патронус целителю. Он навсегда запомнил тот момент, когда женщина, что прожила с ним столько лет, открылась для него с другой стороны. “Сейчас ей плохо. Не тебе. Поэтому соберись, либо я не пущу тебя к ней. Ты не будешь добивать её, как это делал со мной,” – её тяжелый голос до сих пор звучал в ушах мужчины, заставляя осознать всю степень боли и обиды, что он привнес в жизнь Кристин. После этого момента и начались длительные недели её адаптации к новой реальности. Девушка так и не пришла на выпускной. Некогда светлые идеальные волосы выглядели словно большой колтун, под глазами были огромные синяки из-за бессонницы, а пухлые губы больше напоминали кровавое месиво благодаря нервной привычке их кусать. Анабель казалось, что из легких забрали весь воздух с того дня, когда она увидела Тео с Евой. Их поцелуй, и её последующее злорадство в стенах Шармбатона. Никто не знал, кроме Мэри и Мадам Максим, что решила это умолчать, но Бель не сдержалась и избила её. Словно магл. В тот день рыжая решила сказать, что она ведет длительную переписку с Ноттом, что было лишь ложью, но критическое мышление в том её состояние – отсутствовало. Это был хаос, что сопровождался криком Смит, которая пыталась найти палочку, дабы урезонить девушек. Ей было страшно не за Джонсон, она боялась за Бель, которая была похожа на сумасшедшую. Царапалась, кусалась, дергала за волосы. С избыточной энергией в ней начала зашкаливать агрессия, которая вылилась таким образом. Это могло бы грозить исключением, без допуска до итоговых экзаменов, и лишь благодаря Мадам Максим всё удалось замять. Сейчас это все вспоминалось какими-то рывками. Будто учился, общался, дрался и кричал, кто-то другой, не Анабель. На данный момент, она едва могла поднять ложку, чтоб донести к своему рту, что уже говорить о повышении голоса. Всё казалось таким несущественным. Пшик. По сравнению с тем, что она видела и пережила. Поддержкой для неё стал самый неожиданный человек. Её мама. Эта ситуация сблизила их. Лишь ей она могла рассказать все. Тихо кричать о том, как ей было больно, когда её пытали. Но больнее было, когда его любимые губы коснулись чужого плеча. Кристин стала для неё той, которую хотела бы видеть рядом с собой такие моменты. Она не осуждала, не повышала голос, не ждала возвращения дочери к нормальному состоянию. Просто была рядом и давала ей всё, что Бель хотела от неё взять. Помогала прожить эти моменты. Перешагнуть и пойти дальше. Одной звездной ночью, когда миссис Шафик выходила из комнаты дочери, когда та впервые уснула сама без дополнительных трав, зелий и заклинаний, она наткнулась взглядом на своего мужа, что будто ждал её. “Прости меня,” – два простых слова, что заставили взрослую женщину отпустить себя и упасть на грудь к своему мужу со слезами на глазах. В ту ночь они не спали до утра. Тихо говорили и слушали друг друга. Впервые. Странно было осознавать, что они прожили вместе 20 лет, но по-настоящему близкими стали лишь сейчас. Натаниэль смог отпустить Джозетт и увидеть в Кристин то, что она так тщательно закрыла в себе, защищаясь от боли, что он приносил ей. А женщина смогла его простить. Дать им шанс прожить оставшиеся годы брака в понимании и любви. Дать шанс любить и быть любимыми друг другом. На следующее утро они пришли к дочери вдвоем, тем самым вдохнув в неё жизнь и наполнив её иссохшие легкие кислородом. Она никогда не видела маму такой… Счастливой. И это дало ей надежду. Надежду на то, что жизнь может продолжаться, даже через 20 лет недопониманий. И веру в то, что она сама сможет построить свое счастье. “Мне жаль, что я не смог уберечь тебя от этой боли, моя малышка Бель,” – хриплый шепот взрослого мужчины и слеза, что потекла по щеке, было таким новым состоянием для Натаниэля Шафика. Тогда и начался новый этап. Девушка начала подходить ко всему постепенно. Первый выход на воздух был слишком короткий. А первый прием пищи с родителями закончился тихими слезами, когда она увидела соленую карамель в баночке, которую для неё всегда оставляли домовики. Но с каждым днем Бель возвращалась в свое прежнее состояние, но при этом становилась сильнее. Она углубилась в окклюменцию, ведь ярко помнила то, что об этом говорил Теодор. Он объяснил это как способ спрятать воспоминания, боль и даже эмоции. И Шафик была готова воспользоваться любым шансом, чтоб закрыть книгу под названием “Теодор Нотт” – навсегда. В этом нелегком изучении её союзником стала мама. Это было неожиданным, но приятным моментом. Ведь именно сейчас она доверяла ей больше всего. Кристин переняла этот навык от отца, который учил французских авроров данному мастерству, поэтому смогла правильно и четко объяснять азы дочери. Долгие дни тренировок привели к тому, что Бель выработала систему, которая подходила конкретно для неё. Её разум был полон ящичков из под обуви, к которой она имела слабость. Множество ярких коробок, различных брендов, форм и размеров. Она научилась выставлять на показ что-то несущественное или перемешивать “коробки-воспоминания” местами. В конечном итоге воспоминания о Теодоре, что ещё до сих пор ныли и загнивали, словно глубокая рана без обработки, были спрятаны в коробку из под высоких ботфортов, что лежала в дальних обувных полках её разума. После этого дня, она написала Мэри и предложила ей пройтись по магазинам, и в этот же день вдохновленная Бель подала свои документы и заявку на обучение Международном магическом университете Парижа имени Николаса Фламеля на факультет Чар и проклятий. Её голубые глаза впервые засияли. В голубой тряпичной сумке были круассаны с миндальным кремом для неё и отца, и с фисташковым – для мамы. Мир для Бель перевернулся. Но не остановился, как она думала изначально. Она обрела колоссальный опыт, почувствовала первую любовь, много улыбалась, встретилась с могущественным злом и выжила. Поэтому она впервые осознала, что хочет жить. Осознала, что хочет заново прочувствовать прошлые эмоции и погрузиться в новые, до этого неизвестные. Её сознание будто отключилось от мысли, что люди, которые стали родными ей за этот год, сейчас стоят на пороге масштабной войны. Анабель Шафик можно было бы посчитать трусихой. Возможно, она именно такой и была. Ей не хотелось ввязываться в это все. Выбирать сторону, ведь она не сможет воевать на стороне Пожирателей, но и у неё не поднимется рука с палочкой на Теодора, Драко, Пэнси или Блейза. Как бы она не злилась. Как бы не проклинала за поступки. Она не желала никому из них смерти. Поэтому она скопировала позицию своего отца. Отдалившись и от света, и от тьмы. “Белая и пушистая,” – изредка звучал голос Теодора в её голове, когда она получала письма от Гарри и не отвечала ему. В тот момент её руки непроизвольно тянулись к кулону, что заменил ей подарок Нотта, который стал привычным своей тяжестью на шее. Поэтому получив подарок от Поттера, зачарованную Протеевыми чарами, монету, девушка трансфигурировала её в аккуратное сердце и повесила на серебрянную цепочку. Это увековечило воспоминания Шафик о годе в Хогвартсе. Обучение в университете и вовсе отбросило мысли о состоянии своих друзей на дальний план. Ей нравилось поглощать все новую и новую информацию. Лекции вызывали восторг, а практика давала возможность погрузиться с головой в составление проклятий. Для получение большего опыта девушка обратилась к своему крёстному и попросила дать ей возможность стажироваться в Министерстве магии Франции. Дополнительная работа стала занимать все её время. Она редко стала видеться с родителями и переехала в небольшую квартиру в центре Парижа с видом на Лувр. Кошмары покинули девушку. А шрам, что оставил на теле девушки Теодор, был скрыт магией. Анабель вкусила свободной жизни. Юная девушка жила одна, ходила на университетские вечеринки, пары, а после бежала на стажировку. Жила будто все до этого было сном. Несколько раз ведьма ходила на свидания. Дважды – было неудачно и она уходила уже на середине встречи. Перед глазами вечно стояли такие знакомые ей ямочки и карамельные глаза, которые будто насмехались над её жалкими попытками заменить его. Ведь никто из них не был им… Никто не был таким умным, веселым, легким. Никто не слышал её и видел лишь красивую мордашку. Никто не верил в неё так как он. Никто. Никто. Никто. Эти две попытки в виде: одного довольно странного однокурсника из университета и Старшего Аврора из Министерства, дали ей повод начать сомневаться в самой себе. Поэтому третья попытка должна была стать решающей. Бель казалось, что она обязана пересилить себя и сделать шаг в пропасть. И будь что будет, но последующие разы станут легче. Так она согласилась на свидание с зельеваром из Частной лаборатории в Лионе. Какое дежавю… Поздно ночью Шафик закрыла глаза на свои принципы и пригласила его к себе. Так советовала ей Мэри. Сорваться во все тяжкие. Наслаждаться молодостью и своим телом. Но и этого у девушки не вышло. Мужчина будто не знал о существовании клитора, его не волновала степень её влажности, и с его уст ни разу не сорвалось грязного словечка или стона. Он был словно рыба. Зажмурил глаза и потел. Этот опыт стал точкой на некоторое время в попытках найти себе отношения. Шафик решила, что воспоминания не остыли, и ей нужно вернуться к этому вопросу позже. Но Смит так не считала. Наученная опытом того, что её подруга может снова погрузиться в себя, она вытягивала её на каждую вечеринку и пыталась познакомить её с каждым другом мужского пола. Так и случилось в этот вечер. Мэри кружила вокруг неё и заставляла мерять все новые и новые наряды. Терпение Бель уже закипало, она лучше бы осталась дома с бокалом эльфийского вина и испекла бы булочки бриошь. Но подруга была слишком настойчива. — То, что нужно. Посмотри на себя! – воскликнула брюнетка и хлопнула в ладоши. Шафик закатила глаза и перевела взгляд на зеркало. В нем она увидела молодую девушку. Прекрасную девушку в шелковом алом платье-комбинации, что обтягивало её бедра и подчеркивало аккуратную небольшую грудь. — Это чересчур, – неуверенно сказала Бель и потянулась к подолу платья, чтоб его стянуть. — Ну уж нет, Анабель! Ты изумительная и если мы сейчас не аппарируем в клуб, то я сожгу все твои конспекты, дорогая. А после принесу компромат с тобой пьяной твоему начальнику. — Ты не посмеешь! Бель расхохоталась и закатила глаза. Сделав пас рукой она призвала к себе черный небольшой клатч и спрятала в него палочку. — Ещё как посмею, поэтому тащи свою тощую задницу сюда и давай мне руку. Выр трансгрессии перенёс их в шумное помещение, которое кишило волшебниками с разных стран Европы. Все вокруг танцевали, либо пританцовывали с коктейлем, но в каждом углу клуба царило веселье. Девушкам сразу же прилетел комплимент от бармена в виде двойной текилы, что раздавался всем новеньким. Переглянувшись с Мэри и заметив строгий взгляд, Бель залпом осушила шот и потянула подругу танцевать. Музыка и крепкий алкоголь расслабили её. Она прикрыла веки и отдалась ритму, что создавал диджей. Её бедра, руки, волосы, ноги – всё это идеально сочеталось сейчас на танцполе. Казалось, что Анабель просто растворилась в царящей атмосфере и клубах сигаретного дыма. Девушка не ощущала чужих мужских рук на талии и бедрах, она просто наслаждалась собой. Когда дыхание было напрочь сбито, а ноги начали слегка ныть, Шафик показала глазами Смит, что идет к бару. Мэри утвердительно кивнула и продолжила свой танец с каким-то мулатом. Она была всё так же неисправимо помешана на Блейзе и воспоминаниях о нем.***
Облокотившись руками и с задорной улыбкой девушка помахала рукой, чтоб обратить на себя внимание бармена. Её алое шелковое платье задиралось на бедрах, оголяя тем самым загоревшие ноги, но француженка будто не замечала этого. Она была свободна и жива, а поэтому хотела развлекаться. — Будьте добры, одну "Кровавую Мэри", пожалуйста! – пытаясь перекричать громкую музыку, произнесла Анабель. До её слуха резко донесся чей-то низкий мужской баритон, что также был обращен к бармену, но будто касался её. Она нахмурилась и перевела голубые глаза на владелица хриплого голоса и вздрогнула. Кудряшки. Если Мэри в каждом искала Забини, то Бель была помешана на копиях Нотта. Но к счастью, или к сожалению, никто из них не был им. Так и сейчас, на неё смотрел мужчина с похожими кудрявыми, но такими же как у нее – светлыми волосами. А глаза его не отливали соленой карамелью, они были зелеными, словно альпийский луг. — Запишите напиток дамы на мой счет, — с чужой улыбкой сказал Теодор, взглянув на девушку. Девушка фыркнула и первой бросила на барную стойку нужное количество кнатов. Она была такой же. Будто они и не расставались. Та же вздернутая бровь, напряженная линия челюсти и пухлые губы. Блядские пухлые губы, что были накрашены красной помадой… Ему хотелось упустить все эти прелюдии с заигрыванием, тем более под оборотным. Тео хотел размазать эту помаду по её губам, потому что он чертовски сильно скучал. Он все это время не хотел признавать этого, прятал эмоции и чувства под маской. Но когда в нос ударили нотки груши и фрезии, смешанные с естественным запахом её тела – ему снесло крышу. Ведь никто не пах так, как она. Нотту иногда хотелось зажать себе нос, ведь на него накатывал приступ тошноты. — Месье, я сама в состояние оплатить свой напиток, – быстро протараторила Бель на французском, и юноша мысленно поблагодарил отца за занятия в детстве, ведь любое прикрытие могло бы лопнуть по швам из-за такой мелочи, как знание языка. Шафик старалась не смотреть на незнакомца, уж слишком сильно он напоминал ей о прошлом. Эта ухмылка и вальяжная поза в которой он стоял были триггерами для неё. — Почему вы отказывайте мне в таком удовольствие, мадмуазель? Он видел, как она остановилась и не сделала шаг снова на танцпол. Он её заинтересовал, что было с одной стороны хорошо, ведь именно этого он и добивался. Но с другой стороны, Теодор ощущал ревность, ибо он был в другом обличии и собственнические чувства начали брать в нем бразды правления. — Не принимаю алкоголь от незнакомцев, – коротко сказал Бель. Она чувствовала, как вся её показная напыщенность трещит по швам. Её впервые тянуло к незнакомому красивому парню. Но самым странным была реакция магии девушки, которая будто потрескивала на кончиках пальцев. Так было лишь с ним… И именно в тот момент девушка ещё раз поднимает на него глаза. Они встречаются взглядами, будто принимают вызов. И игра начинается. Теодор ощущает себя котом, который за долгое время дорвался до любимого лакомства. Он едва не мурчит от удовольствия. А Бель сгорает от интереса. Ей не ясно почему незнакомец стал первым, кто её заинтересовал и откуда взялась эта тяга к нему. — Тогда давай я представлюсь. Меня зовут Филипп Мильфёй, я заканчивал Ивельморни, но мой дед и отец заканчивали обучение в Шармбатоне. Глаза Бель расширились, она едва не рассмеялась, поэтому прикрыла рот ладонью. Она довольно часто слышала истории о знаменитых выходках Люка Мильфёй, поэтому её реакция была неоднозначной. — Прости, просто я немного знакома с историей твоей семьи, – с улыбкой ответила Бель. — Да–да, мой дед не слишком толерантен и травил маглов кондитерскими сладостями. Поверь, я не унаследовал эту черту. Нотт был убедителен, он заранее нашел подходящего парня и все узнал о нём. Парень напился и поток его историй было невозможно остановить, но Тео всё же предполагал, что большую роль сыграла сыворотка правды в его имбирном эле. Привычка подготавливаться заранее выработалась у него благодаря заданием от Лорда, это было единственным плюсом во всех его заданиях. Слизеринец научился выжидать, отрабатывать все возможные варианты и действовать медленно, словно хищник. Благодаря этому опыту у него было подходящая оболочка для оборотного, идеальная подноготная и Мэри под Империо, которая очень настойчиво убеждала Анабель прийти на эту вечеринку. — Тогда я всё же правильно решила не брать от тебя выпивку, – усмехнулась она. — Возможно, ты выбрал для себя травить не маглов, а волшебниц, так сказать – уравновесить и создать баланс после дедушки. Нотт рассмеялся. Он забыл эту легкость, которую испытывал с ней. Забыл её любовь к шуткам и мягкую заразительную улыбку, которая сейчас так эффектно выглядела с красной помадой. Его мысли начинали путаться, ведь Бель пьянила его хуже любого алкоголя. Он не понимал сейчас, как сможет от неё уйти, ведь это не станет для него сексом на одну ночь. Нет. Не станет. Теперь Теодор понимал, что его план просто расслабиться с ней – не сработает, ведь Шафик даже за минуту могла всколыхнуть в нем всё живое и одновременно накормить собой всех его демонов, что он прятал внутри. — Не попробуешь – не узнаешь, – подмигнув ей, он заметил как девушка вздрогнула. Она помнила… Это удовлетворило его эго, он едва не заурчал, как сытый и довольный кот. Но и одновременно понимал, что выдавая свои истинные повадки, он сможет провалиться, ведь Шафик поймет. — Возможно, после этого коктейля, я решусь на ещё один и рискну своей жизнью, – слегка пьяно хихикнула она, заставляя его снова расслабиться и продолжить свой “спектакль”. — Тогда может сейчас я могу предложить тебе потанцевать, – хриплым низким голосом произнес он. Бель облизала кончиком языка пухлые губы, убирая остатки “Кровавой Мэри” и заметила, как зеленые глаза парня следят за её жестом. Будто он голоден и наблюдает за самым вкусным блюдом. — Будешь танцевать с незнакомкой, я ведь так и не представилась. Возможно, мой дед творил вещи и похуже, а ты так рискуешь? – открыто флиртовала она. — От рук такой очаровательной ведьмы не страшно умереть. — Ты явно мне льстишь. Но я так уж и быть представлюсь. Анабель Шафик. Она протянула ему руку для рукопожатия и склонила голову набок, изучая его и наблюдая за неосознанными реакциями тела. Бель была не глупой и не доверяла незнакомцам после милого диалога. И тот факт, что её магия необъяснимо тянулась к этому волшебнику, немного пугал девушку. Поэтому Нотту нужно было держать себя в руках, хотя в душе ему хотелось, кричать: “Я знаю, как тебя зовут, ведьма! Я блять знаю всё о тебе. От твоих любимых книг до родинок у тебя на тазовых косточках, которые я облизывал своим языком!”. — Теперь я точно убежден, что девушка с таким именем не сможет меня убить, – хохотнул он и подал ей свою ладонь. — Пошли, это слишком прекрасная музыка, чтоб мы её пропустили. Её голубые глаза выражали сомнение всего пару секунд, а после мягкая аккуратная рука была вложена в его ладонь. Они вдвоем вздрогнули. Их взгляды столкнулись, ведь это невозможно было объяснить. Для него было все ясно, ведь он снова прикоснулся к той, что так давно жаждал. Но Анабель была в растерянности. Она ощутила себя цельной в один момент. Будто нашла кусочек пазла, что затерялся под диваном. Но так же в ней поселился страх от необъяснимости своих ощущений. Ведь такое потрескивание магии они ощущали лишь вдвоем. Друг с другом. Обхватив его шею руками, она покрывается мурашками от ощущений его рук на талии. Пальцы так правильно сжимают молочную кожу девушки, оставляя заломы на нежнейшем шелке её платья. Их танец свободный и откровенный, будто в них уже было две бутылки текилы или несколько десятков шотов. Её тело идеально сочеталось с его, и ему хотелось разбить своей оболочке рожу, ведь лишь он мог касаться её. Было забавным осознавать, что она никогда не танцевала с ним в паре что-то кроме вальса. Каждый раз, когда они танцевали в клубе вдвоем – Бель была с другим. Первый раз девушка танцевала с Фредом, а во второй раз с оболочкой Филиппа. Это раздражало, и заставляло его зубы скрежетать. Теодор опустил глаза на её ключицы и подавил в себе усмешку. Шрам был скрыт с помощью чар. Он хотел оставить за собой последние слова в тот раз. Хотел, чтоб Бель помнила его вечно, если решила оставить одного. Ведь он помнил бы. Её нельзя было вычеркнуть из памяти самостоятельно, лишь использовать Обливиэйт. Прекратив свои размышления, он решил наслаждаться моментом. Её покачивающимися бедрами, ощущениями бархата кожи на тонких руках девушки. Быть с ней здесь и сейчас. Взять по-максимуму, чтобы потом будто наркоман просматривать эти воспоминания вновь и вновь. Анабель была такой желанной дозой после полугода в завязке. Его тянуло к ней слишком сильно, но нужно было сдерживаться. Выжидать. Пока девушка сама не сделает первый шаг и не попадется на его крючок. Взгляд глаза в глаза сделал свое. Магия притяжения между ними зашкаливала. И ни он, ни она, не могли с этим совладать. Бель увидела одобрительный кивок Мэри за спиной Филиппа и задумчиво закусила губу. Её мозг сопротивлялся естественным желаниям и потребностям. Шафик после Тео никогда не ощущала такой тяги к кому-либо. Каждый раз это был неудавшийся эксперимент, без влечения и с чувством отвращения к себе после. Поэтому сейчас она впервые переступила через себя. Делала шаг в пропасть, в неизведанное. Ей пришлось привстать на носочки, чтоб коснуться его пухлых губ, и дать ему понять, что можно действовать. Словно сняв все предохранители, они слились в едином страстном поцелуе. Забывая о том, что находились в толпе. Забывая о том, что по-факту они два незнакомца. Просто наслаждаясь тем, что ощущалось так естественно и правильно. Они забываются в друг друге. Его пальцы сжимают её талию сильнее, скользя выше и обводя каждый позвонок большим пальцем, заставляя девушку дрожать. Теодор едва соображает, когда Бель начинает тянуть его на выход из клуба. Нотт борется с ревностью и страстью внутри себя. — Думаю, что нам лучше отправиться в более уединенное место, – хриплым голосом произносит француженка. — Кто и что сделал с этой неопытной малышкой Бель? – мысленно задается вопросом парень. — Ах да, это ведь я сделал из тебя столь порочную. Выр аппарации не дает ему пробормотать слова согласия, лишь едва заметный кивок. Парень не дает ей опомниться и передумать. Он прижимает Анабель к стене и спускается страстными поцелуями к девичьей шее. Помечая её. Кусая, зализывая языком каждую ранку, дуя на влажную кожу холодным воздухом. Срывая с каждым своим последующим действием всё новые и новые вздохи и полустоны. Бель пихает его в грудь, забирая тем самым бразды правления на себя. Её взгляд голодный. А стойкая красная помада все же, не выдержав накала страстей, слегка размазалась на губах девушки. И он задыхается от открывающегося вида. Когда Шафик медленными движениями, слегка покачивая бедрами, снимает шелковое платье. Как в их первый раз. Не отрывая взгляд от него. Не давая ему передохнуть, а заставляя лишь судорожно глотать горячий сжатый воздух. Когда он хватается глазами за вид на её идеальную голую грудь и осознает, что Анабель всё это время в клубе была без белья. — Развратная ведьма, – рычит он и вновь возвращает власть в свои руки. Он разворачивает её, заставляя прижаться голой грудью к холодной стене, тем самым срывая с пухлых губ хриплый вздох. Его большая ладонь давит на поясницу, заставляя прогнуться. — Только плохие девочки ходят в клуб без нижнего белья, – шепчет ей на ухо Нотт, прикусывая заодно мочку уха, вызывая рой мурашек на коже девушки. — Таких нужно наказывать. Юноша оставляет ощутимый шлепок на её правой ягодице, заставляя её громко простонать и выгнуться ещё больше. Нотт ухмыляется. Он слишком поглощен моментом, что забывает о сроке действия оборотного зелья. Ощущает лишь накатывающее возбуждение, а не то как его волосы обретают привычный темный оттенок, а бровь рассекает уродливый шрам. — Такая податливая, – хриплым голосом произносит юноша. Его пальцы разрывают кружевной клочок ткани, заставляя девушку охнуть, но после забыться из-за интенсивных прикосновений к её возбужденному клитору и влажному входу. — Такая мокрая и горячая. Нотт заигрывается. Слишком долго ждал. Слишком сильно скучал по ней. Его губы оставляют дорожку поцелуев на её шее, пока пальцы внутри неё творят невообразимые вещи. Он прикусывает её плечо, а после целует уязвленный участок нежной кожи. Так как всегда делал с ней. Её голубые глаза моментально распахиваются, словно огромные блюдца. Лишь Тео делал это с ней, и она не позволит делать тоже самое кому-то другому. Кому-то менее значимому в её жизни. — Не делай так, – хриплый, опасный голос звучит из её уст. — Никогда больше. Ты не имеешь права. Смешок срывается с его губ слишком резко, как и осознание того, что он вновь принял свое истинное обличие. Ведь нежные руки Филиппа не были покрыты шрамами, а его да. Служба Лорду привносила в его жизнь всё новые и новые “украшения” на его теле. — Ты уверена, Бель? Уверена, что мне нельзя этого делать? Осознание приходит мгновенно, посылая опасную дрожь по её телу. Она выворачивается с его объятий, чтобы понять, что мозг не играет с ней злую шутку. Дрожит и задыхается, когда понимает весь ужас своего положения, ведь карамельная радужка полностью захватывает её сознание. Вновь. — Мерлин, ты чертов извращенец, Нотт. Что ты творишь? — Шипит она и пытается его оттолкнуть. Пытается справиться с предательством собственного тела, что так жаждет продолжить начатое. Ведь все это время она представляла его сзади. Ощущала его руки и теперь ещё больше хочет почувствовать Тео внутри. — Нет, милая, – язвительно цокает языком он. Его ладонь надавливает ей на живот, а пальцы скользят ниже. Дразня и не касаясь такой нужной точки. Он очерчивает её внутреннюю сторону бедра, что влажная от собственных соков, едва касается половых губ, а после снова поднимается к тазовым косточкам. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул. В своем обличии. Едкая правда срывается с его уст, и он прикасается к тому месту, где оставил на ней свою метку. Нотт шепчет Фините Инкантатем и на секунду замирает, любуясь витиеватыми латинскими буквами. Язык парня очерчивает каждый иероглиф. — Vitiosus. Ты моя, Бель, – шепчет он, прикусывая кожу на её ключице, его рука касается затвердевшего соска, и он ухмыляется, когда слышит её сдержанный стон. — Ты можешь пытаться это отрицать, но твое тело реагирует лишь на меня. Признайся хотя бы себе в этом. Она приоткрыла рот, чтоб ответить. Бель правда хотела возразить. Оттолкнуть. Но когда его губы накрыли её, то она сопротивлялась лишь пару мгновений, а после так же страстно ответила ему на поцелуй. Тонкие пальцы девушки запутались в его кучеряшках, оттягивая их, принося такую желанную боль от освобождения их энергий. — Это лишь секс, Нотт. Ничего большего и только на одну ночь, – пытается установить свои правила, но с громким стоном выгибается до хруста в позвоночнике, когда его зубы прикусывают розовый сосок. Он знал тело Бель, лучше её самой. Каждое прикосновение было максимально чувственным и страстным. Будто изголодавшиеся путники, что наконец-то нашли такой желанный оазис и теперь пытаются насытиться каждым кусочком предлагаемой пищи. Потому что завтра может не быть. Завтра просто может не наступить… Нотт резко переворачивает её. Никакой нежности. И снова оставляет шлепок на её заднице. Его пальцы проникают внутрь, задавая быстрый темп. Парень облизывается, словно кот и неотрывно смотрит на то, как Бель пошло поддается задницей на каждый его толчок. Тео опускается перед ней на колени и касается языком возбужденного клитора, вызывая из её груди крик. — Блять, ох… Это очень…– бессвязная речь вырывается из её рта. — Какой грязный ротик, душа моя, – самодовольно мурчит он и снова приникает губами и ртом к самой чувствительной точке на женском теле. Она буквально мечется от ощущений. Его пальцы заполняют её, каждый раз ударяя по месту на передней стенке. Бель чувствует как становиться безумно мокрой, когда Тео втягивает в свой рот клитор, создавая вакуум, а языком обводит его. Снова и снова. Заставляя её дрожать, задыхаться и буквально тереться о его лицо. — Пожалуйста, Тео, – хнычет девушка. Ей мало. Хочется его, целиком. Но он будто не слышит, продолжая свою изощренную пытку: прикусывает клитор зубами, а после щелкает по нему языком. — Пожалуйста, что, ведьма? – С ухмылкой говорит кудрявый и добавляет третий палец. — Используй слова, милая, я не понимаю тебя. До её затуманенного рассудка едва доходил смысл его слов. Но она была словно расплавленное на солнце масло, и лишь бессвязные фразы вырывались из её рта. — Пожалуйста, Теодор, – сквозь стоны, произносит она. — Ты мне нужен. Это все, что было нужно для него, чтоб сорваться. Нотт щелкает пальцами, лишая себя всей одежды. На его левом предплечье красуется Тёмная метка, но он не прячет её. Не перед ней. — Хорошая девочка, – рычит парень, оставляя третий шлепок на её заднице, а после заполняя одним глубоким толчком. Его кадык дергается, а глаза зажмурены от удовольствия. Они громко стонут в унисон, замирая на мгновение. Она откидывает голову ему на плечо, а рука парня сжимает её бедро настолько сильно, что завтра на том месте, абсолютно точно, расцветут синяки. — Идеальная, – едва слышно, шепчет он, заставляя Бель думать, что ей показалось. Несколько секунд, чтоб прийти в себя, после таких долгожданных ощущений, и он делает второй толчок. Полностью выходя из девушки, оставляя лишь головку члена, а затем заполняя её до предела. Его рука медленно очерчивает грудь и соски, имитируя медленный темп движений внутри. Но после Нотт сжимает горло девушки, заставляя Анабель посмотреть в его глаза, и тонуть в них. Толчки становятся грубее, четче и полнее. Они нарушают тишину темной квартиры своими стонами и шлепками оголенных тел. Его рука сжимает шею сильнее, контролируя допуск кислорода, играясь с её пределами. Но в её глазах горит такой же самый уголек. Порочный, как и она сама. Как и он. — Кончи вместе со мной, – хриплым, низким голосом произносит он и накрывает её губы своими. Поцелуй становиться спусковым крючком для освобождения обоих. Будто обмен сжатым горячим кислородом, заставляя их упиваться друг другом. Смешивая на языках алкоголь с терпким естественным вкусом Бель. Они кончают одновременно. С громким стоном, что заглушается их поцелуем. С дрожью в теле. И с подкашивающими ногами. Они стоят так несколько минут. В объятиях, потому что не могут прийти в себя. Для девушки Нотт становиться естественной опорой, ведь Шафик давно не ощущала себя такой вымотанной. Теодору нужна вся выдержка, чтоб подхватить Бель на руки и понести её на диван, который попался ему в поле зрения. Юноша усмехается, когда слышит, как та ворчит от ощущения пустоты внутри без него. Он усаживает её к себе на колени, шепча очищающее для обоих и накрывает голые тела голубым пледом. В стиле Анабель… — Прости, – шепчет он. Такие простые слова заставляют её сжаться и уткнуться носом в его грудь. Бель замечает метку практически сразу же, но это не пугает шармбатонку. Она знала, что она там окажется. Поэтому её губы накрывают кожу, покрытую темным символом, заставляя теперь дрожать его. — Было больно? — Невыносимо. — Мне жаль. — И мне. Короткий диалог, который был пропитан обоюдной болью. Они вдвоем сейчас переваривали смысл своего поступка. Пытались понять, что теперь и что будет дальше. Нежные поглаживания так разительно отличались от того, что происходило в их головах. Патронус, что влетел в окно, резко отвлек парочку от любых размышлений. Короткий текст: “Пора” от серебристой змеи, звучит ужасающе. Нотт пересаживает Шафик с себя и быстро начинает одевать свои брюки. — Что это значит? Ты на какое-то задание? – Подозрительно сузив глаза, спрашивает девушка. — Просто будь тут сегодня, ясно? Никуда не выходи. Ты же живешь здесь, верно? Не у родителей? Он едва не ударяет себя по лбу, когда видит осознание в её глазах. И страх. Животный страх. Это была обычная забота того, кто знал куда он отправляется. Но Бель не была дурой и пазл в её голове мгновенно щелкнул. Франция. Париж. Настойчивая Мэри, которая отговорила её от субботнего вечера с семьей. Нотт, что скрывался под оборотными. И доверчивая Анабель. — Что это значит? Только не говори… Нет, этого не может быть. Ты просто тянул время, да? Они уже в поместье? – Кричала Шафик. Девушка буквально сорвалась со своего места, быстро надевая шелковое красное платье, что было так неуместно сейчас. Её руки и губы дрожали. Она знала, что к отцу приходили после возрождения Лорда. Ей рассказала об этом мама, но не предполагала, что это приведет к этому. — Сиди здесь, Бель! – рычит он. — Это небезопасно. Я лишь хотел уберечь тебя. Он выдал приказ, его в любом случае выполнят. Я здесь бессилен, как и ты. Нотт пытается найти её палочку прежде, она найдет её. Но Шафик оказывается быстрее. В голубых глазах плещется ужас и ненависть. — Если с ними что-то произойдет, я убью тебя, – стальным тоном произносит она и в следующее мгновение он видит лишь непроглядную пустоту. Парень запускает руки в кудрявые волосы и оттягивает их, словно пытается вырвать со скальпом. Из его рта вырывается утробный крик. Он растерян и уничтожен. В его голове все смешалось и спуталось, но одно он знает наверняка – он облажался. Своими руками отправил Анабель на кровавую бойню, что должны будут устроить пожиратели через считанные минуты. Не уберег. Не спас. Но заставил ненавидеть ещё больше. Ему не удастся спасти её. Не удастся спасти себя. Только что им был подписан смертный приговор.