Порочная || Vitiosus

      Молодая миссис Нотт не ожидала, что следующим мероприятием, которое ей нужно будет организовывать, станут похороны. Она долгие три дня проводила в компании Нарциссы Малфой, ведь не могла справиться со своими нервами и слезами, что вечно выплескивались наружу. Девушка давно уже перестала быть мягкотелой, но здесь она прогнулась под гнетом вины. Тысячи мыслей каждое мгновение разрывали сознание Анабель.       Если бы ты старалась лучше… Если бы ты заметила, она ведь приходила к тебе… Если бы ты отняла свою дурацкую голову от книг… — Миссис Нотт, — однажды мягко прервала её мысли Нарцисса, — она бы не хотела, чтобы вы винили себя. Молодая Пэнси хотела бы, чтобы вы обрели счастье, а не копались в прошлом.       В такие моменты к горлу подкатывал тошнотворный ком. Они никогда не были близкими подругами с Пэнси Паркинсон, но она хотела бы попробовать стать. Но уже было поздно… Никто уже не мог ничего изменить. Блейз подтвердил факт смерти, что настала поздней ночью, когда все в Малфой мэноре спали. Остановить череду болезненных событий стало невозможным, и теперь последствия отражались на каждом.       Бель дважды разнимала Теодора и Драко, которые обвиняли друг друга в смерти Пэнси. В такие моменты ей казалось, что она задохнется от той боли, что витала среди них. Паркинсон была для этих двоих сестрой, а для Драко — первой любовью, которую он не смог уберечь от боли.       Теодор после этого случая трижды проверял охранные чары на его кладовой и лаборатории. Анабель находила его стоящим в темноте с палочкой, что сжимали дрожащие пальцы. Она пыталась забрать его боль себе, отчаянно сжимала его плечи и целовала высохшие дорожки слёз, но никто из них казалось не справлялся.       Эта война забирала лучших, оставляя выживших желать быть похороненными заживо…       Похороны состоялись через три дня, ранним утром. Люциусу приходилось несколько раз за утро приводить Уильяма в себя. Отец Пэнси вливал в себя всё, что горит. Он едва мог волочить ноги и все время повторял: «Я не уберег вас двоих». Лорд дал ему две недели на то, чтобы прийти в себя, но все собравшиеся с ужасом понимали, что скоро соберутся на новые похороны.       Бель не могла поднимать взгляд на Уильма Паркинсона. Ей хотелось кричать. Винить его. Так же как она винила саму себя. Он ведь не уберег её. Заставил выходить замуж вновь, чтобы соблюсти волю Лорда. Заставил покориться, когда Пэнси устала от обязательств и нужды прогибаться перед всеми. Анабель хотела, чтобы он захлебнулся в пучине собственной вины, так же как захлебывались все они.       Палящее солнце возле фамильной гробницы Паркинсонов сводило с ума и заставляло сознание мутнеть. Казалось, что в такой день должен пойти дождь, ведь небо ни могло не плакать по ней. Но погода будто уступала место для её друзей и родных, который выплакали все слезы в этот день.       Каждый с ужасом и болью наблюдал за тем, как юную двадцатитрёхлетнюю девушку опускали под землю. Волосы были уложены волосок к волоску. Кожа слишком бледной, даже для Пэнси, а на губах и щеках лежал неестественный алый цвет. Эта война не щадила никого. Волшебники хоронили молодых девушек и парней. Тех, что погибли на поле боя или проиграли в битве внутри себя.       Страшно было осознавать, что за всю свою жизнь Пэнси познала лишь чувства неразделенной любви и страданий из-за войны. Страшно было понимать, что она никогда больше не почувствует настоящую любовь, которую так заслуживала.       Возможно, при других обстоятельствах, Пэнси Паркинсон взяла бы с собой Анабель, Мэри, Дафну и напилась бы в каком-то дешевом магловском баре. Там бы девушки обсуждали то, какие парни козлы, а после аппарировали бы в стриптиз клуб для женщин. Бель бы постоянно повторяла то, что Теодор убьет её за это. Дафна бы стыдливо закрывала глаза, а Мэри и Пэнси хохотали до упаду и пили текилу.       Но этого никогда не случится… Пэнси Паркинсон так и осталась сломленным ребенком, который хотел лишь любви, тепла и семьи. Сломленным ребенком, который теперь лежал под толщей черной земли.       Никто из них не решался сказать первое слово. Блейз сделал шаг вперед, будто беря груз ответственности на себя, открыл рот, но не смог промолвить и слова. — Я всегда буду помнить твой прекрасный смех, Пэнси, — мягко прошептал он. — Ты была лучшей старостой Слизерина. Маленькая прекрасная змейка. Я никогда тебя не забуду.       Забини никогда не выглядел так. Болезненным. Поникшим. Пустым. Его под руку поддерживала Мэри, которая вновь вернулась в Англию лишь ради него. — Я помню Выручай-комнату, Пэнси, — со всхлипом начала Анабель, и до боли сжала ладонь Теодора, чтобы не потерять сознание. — Помню бутылку огневиски. Помню, как ты сказала, что если я не рискну, то буду жалеть. Помню, как мы обещали хранить это в тайне, но ты всегда была права. Он и вправду стал моей самой лучшей ошибкой.       Взмах палочки, и возле могильной плиты появились черные прекрасные лилии. Бель знала, что Пэнси их любила. Её платье на Святочном балу украшала бутоньерка с этим цветком, который был таким же волшебным, как и она. — Ты навеки останешься той, что вытащила меня из той бездны, в которую я сам себя затолкнул после 7 курса, — с грустью начал Теодор. — Я так мало говорил тебе спасибо. Так мало уделял тебе времени в последние месяцы. Я так виноват, что не уберёг тебя.       Нотт ближе прижал к себе Анабель, пытаясь держаться. Она была для него единственным стимулом, чтобы вновь не сорваться. Ему казалось, что он теряет всех своих близких. — Я не выполнил обещание, котёнок, — начал Драко, и его серые глаза заблестели. — Я никогда не был достоин такой как ты. Ты самая необыкновенная в мире, Пэнси Паркинсон, и если бы я мог, то вернул бы время вспять и умолял тебя простить меня за все грехи.       На последнем слове Малфой сорвался. Слезы вырвались из его глаз. Так, как не полагается чистокровным аристократам. Идеальная маска впервые треснула и предательски не возвращалась на место. Драко тут же аппарировал, ведь лишь та, что была закопана под землей могла понять его боль.       Исчезновение юноши моментально ознаменовало приход гробовой тишины. Никто из них не знал, что сказать после. Нарцисса положила букет белых роз, а Люциус помог Паркинсону-старшему встать. Он чувствовал ответственность за смерть Пэнси. Ведь он не был слепым и замечал страдания девочки. Если бы Люциус дал согласие на их брак раньше, то смог бы это предотвратить.       Но сейчас Люциус Малфой точно знал, что должен спасти сына… Ведь не готов был закапывать под землю его.       Он ждал его в спальне Драко. Тонкие пальцы нервно расстегивали ворот белой накрахмаленной рубашки, которая сдавливала его шею. Люциус налил два бокала огневиски и выжидал. Он хорошо знал своего сына и предполагал, что сегодня он точно напьется, что сыграло бы ему на руку.       Хлопок трансгресии был оглушающим в стенах спальной комнаты Драко, что была поглощена в полумрак. Юноша пошатывался. Его рука сжимала полупустую бутылку эльфийского вина, которое так любила Пэнси. А он её потерял…       Его концентрация была нарушена из-за алкоголя и стресса. Малфой-младший услышал шорох в темном углу слишком поздно. Вытянутая палочка не спасла его от заклинания отца, что мигом обезоружил его. — Пришло время поговорить, Драко, — строго начал Люциус. — Присядь. Можешь выпить ещё, если не отключишься после того количества, что ты уже влил в себя.       Рык сорвался с губ Драко непроизвольно. С силой отброшенная бутылка вина с грохотом разбилась на мелкие осколки. Кровавые винные разводы оставляли свои дорожки на мраморном полу. Малфой медленно снял обувь и пошел по осколкам. Физическая боль была ничем, по сравнению с тем, что клокотало внутри него. — Нам не о чем говорить, отец. Никогда не было, — рычал юноша.       Сцена между ними напоминала разборки между животными. Будто маленький лев вырос и отстаивает свое место в этом прайде. Но проблема была в том, что Драко не желал никакого места. Он хотел спокойствия. Хотел нормальной жизни. Хотел получать любовь отца с детства, а не ощущать синяки на затылке от его затрещин. — Присядь, Драко.       Люциус не менял свой тон ни на децибел. Он ощущал свою власть и силу в данный момент. Палочка сына была в его руках. Комната была заперта и заглушена множеством заклинаний, которые он установил ранее. — Ты не слышал меня, отец?       Малфой сделал несколько шагов в сторону места, где сидел Люциус. Винные потеки уступили место кровавым, и глава семьи впервые поморщился от представленного вида, который освещался одной лишь лампой. — Слышал что? То, что ты погубил жизнь Пэнси из-за грязнокровки?       Удар, который пропустило сердце Драко, был настолько ощутим, что ему на мгновение стало страшно. Маска на лице юноши треснула по швам. Второй раз за этот длинный и тяжелый день. — Или поговорим о том, что ты подставляешь теперь нашу семью?       Мужчина в кресле не двигается. Он видит, как сын буквально летит на него с кулаками, и понимает, что этого всегда следовало ожидать. Его отец — Абраксас Малфой вечно унижал его в детстве. Бил, принижал словестно и никогда не хвалил. Люциус однажды так же побежал на него с кулаками. Мужчина ярко помнил тот день. Он защищал девушку, которую любил ещё в школе. Маглорожденная ведьма. Как прозаично… Отец и сын наступали на те же грабли.       Щелчок пальцами и занесенный кулак над идеальной скулой Люциуса был остановлен. Мужчина хмыкает и встает. Он силой заставляет сына сесть. — Не смей трогать меня и пальцем! — шипит Драко, в попытке вырваться из стальной хватки магии его отца. — Я делаю то, на что у тебя кишка тонка! Спасаю мать, а ты будешь гнить со своим Хозяином в могиле, когда время наступит.       Тяжелый вздох срывается с губ Люциуса, и он отступает, давая сыну сделать свободный вздох. Мужчина наблюдает, как дрожат руки у его наследника и вглядывается в серые глаза, что сейчас напоминают грозовое небо и так зеркально похожи на его. — Только попробуй что-то рассказать и подставить под удар мать, — выплевывает Драко, и берет дрожащей рукой бокал с огневиски. — Мне плевать на свою смерть, но с собой я утащу и тебя. Ты испортил мне жизнь! Заставил принять это клеймо! Навязывал идиотские идеи о чистоте крови. А в итоге что? Мама едва держится на ногах из-за регулярной порции Круцио. Пэнси убила себя, потому что я был трусом!       Он кричит. Разрывается от боли. Брызги огневиски остаются ржавыми пятнами на рубашке, а из глаз вновь начинают литься соленые слезы. — Да! Я был трусом! Ведь я всегда боялся любить Гермиону открыто! Я обещал Пэнси то, чего не мог дать! Ведь так было правильно, да, отец? Правильным стало то, что твой сын не знает, когда произносил последний раз Акцио, но точно знает когда из его палочки вырывались зелёные искры.       Малфой-младший впервые замечает, что маска с лица с его отца спадает. Люциус Малфой дрожит от осознания, что он совершил то, что обещал себе никогда не делать. Он стал идеальной копией своего деспотичного и фанатичного отца — Абраксаса Малфоя. — Ты уничтожил нашу семью! Уничтожил меня! Так давай же, добей нас. Вызывай своего Хозяина, как верная собачонка! На твоих руках будет смерть матери, смерть родного сына, после он убьёт Теодора, затем Блейза, после Шафик. Грейнджер я даже не вспоминаю, ты ведь обрадуешься, когда этот мир очистится от ещё одной грязнокрови. Точнее нет, ты с презрением фыркнешь.       Драко выплевывал каждое слово, словно самый отборный яд. Он никогда не решался сказать это. Никогда не решался кричать о том, что у него на душе. Он был лишь мальчиком, который повзрослел слишком быстро, но так устал от той боли, что съедала его изнутри. На секунду ему стало даже радостно от того, что смерть стояла рядом с ним так близко. Он хотел лишь исчезнуть. И возможно, в другой жизни он бы смог обрести счастье. — Дай мне сказать хотя бы слово, — тихо, едва слышимо произносит мужчина, который впервые был готов покаяться. — Я не прошу извинений, потому что такое не прощают.       Люциус слегка хрипит от волнения, но явно старается это скрыть. Драко замирает. Его челюсть напряжена. Мужчина берет свой бокал огневиски и выпивает его залпом. Для храбрости, что так часто не хватало ему. — Похоже пора мне сделать правильный выбор. Хотя бы раз в жизни. Но для начала нам нужно поговорить.       Недоумение и растерянность отражается в глазах Драко. Он смотрит на отца и пытается найти подвох. Пытается понять, какую изощренную игру он затеял? — О каком выборе идет речь, отец? — хрипло произносит юноша и вновь наполняет бокалы огневиски. — Ордену будут нужны лишние уши и руки в финальной битве, — прямо говорит Люциус, впервые беря на себя полный груз последствий. — А я хочу хотя бы день прожить не так, как вбивал мне в голову мой отец.       Они вдвоем несколько мгновений не моргают. Пытаются осознать, что сейчас произошло, и к чему это приведёт. Люциус впервые делает столь глубокий вдох и начинает говорить. Под утро его голос сорван от количества слов, которые он успел произнести и кажется, что мужчина никогда не говорил так много. Драко слушал каждое слово и прозревал. Он не простит отца, это было чем-то невозможным. Но он мог его понять.

***

      Смерть Пэнси подарила многим семьям возможность на откровение. Когда ты видишь тело юной девушки в свежевскопанной могиле, все в мире кажется таким неважным и мелочным. Особой ценностью наделяется лишь собственная жизнь и жизнь своих близких.       Крепко сжимая руку Теодора, Бель подыскивала нужные слова. Они крутились в голове и на языке, но девушка не решалась их озвучить. Мысли были не здесь и не с ним. Она возвращалась к словам Пэнси, анализировала странное поведение крестного, Тео, Драко и Блейза.       Облизав пересохшие губы, девушка призвала Олли и попросила два бокала и бутылку вина. Кажется, что в этот день решили напиться и поговорить на чистоту не только Люциус и Драко. Не только отцовские секреты всплывали наружу. А и одна ново созданная семья должна была пережить подобный виток в их отношениях. — Помнишь, мы обещали в этот раз без секретов, Тео?       Вот так резко и без прелюдий. Она не была мастером переговоров, эта роль вечно отводилась ему. Поэтому Анабель была прекрасным бойцом. Военные стратегии давались ей лучше, чем идеально выстроенные переговоры. — М? — переспросил Нотт.       Юноша прекрасно знал к чему она ведет. Он ощущал, что этот вопрос уже давно витал в воздухе между ними. Их связь была ещё свежей и неустойчивой, поэтому Теодор мог иногда открыто чувствовать эмоции, но он все ещё надеялся съехать с этой темы.       Чем позже она узнает, тем дольше он сможет её защитить…       После смерти Пэнси мысль о защите Бель стала центральной в его голове. Впервые он действительно боялся, что его супруга может забеременеть и даже специально упустил несколько обязательных вечеров из предписаний Забини. Он не мог допустить, чтобы она и ребенок были в опасности. Он сойдет с ума, если потеряет их… — Ты прекрасно меня слышал, Теодор, — с вызовом повторила Бель. — Твое поведение. Закрытые собрания. Секретные встречи с моим крестным. Чудом легкое освобождение из плена Ордена. — То есть ты бы хотела, чтобы меня там убили?       Лучшая защита — это нападение. Так его всегда учил отец. Переводить тему. Отвечать вопросом на вопрос. Цепляться за слова и переводить все в ссору, чтобы заглушить здравое мышление. Видит Мерлин, Теодор не хотел ругаться с Бель, но больше он не хотел втягивать её в это.       Орден уже давно настаивал на этом. Гарри и Гермиона просили устроить встречу с Анабель, потому что хотели узнать её мнение по какому-то тайному вопросу, но Теодор вечно придумывал отмазки. И как бы грустно это не звучало, но смерть Пэнси стала ещё одной удобной причиной. — Теодор.       Она тяжело выдохнула. В последнее время её эмоции были неуравновешенны. Анабель ощущала эту волну, когда она не может справиться с гневом, слезами и отчаянием — одновременно. — Я лишь сказала, что работала в Ордене больше двух лет. И знаю лучше всех, что мы делали с пленными. Если мы получали информацию, то убивали Пожирателя. Не получали — тоже смерть, — вновь выдох, чтобы привести рассудок в порядок. — Они оставались живы лишь в одном случае.       Сжав губы в тонкую линию, девушка неотрывно изучала карамельные радужки. Теодор Нотт всегда был нечитаем, даже для неё, но их связь работала в две стороны. Она ощущала его метания, которые он пытался спрятать от неё. — В каком, Анабель?       Нотт отчаянно пытался создать видимость диалога. Будто он не понимает к чему она клонит. Это уже выглядело абсурдно. Для них двоих. Тео знал Бель слишком хорошо и давно убедился в том, что она не дура и не поведется на его отмазки. — Если пленные соглашались работать на нашу сторону. Непреложный обет становился лучшей гарантией для нас, и двойной агент обеспечивал нас информацией. До того времени как его не обнаружат, или он не решит нас предать. То есть, до того времени, пока он не умрет.       Честность за честность. Ведь так это работало? Нотт делает глоток красного вина. Потом ещё один. И ещё один. Он уже однажды врал ей, скрывал правду, чтобы защитить свою малышку Бель. И во что это вылилось? Она сбежала и оставила его собирать себя по осколкам. — Я твоя жена, Теодор Нотт.       Это было похоже на рык, что сорвался с её алых пухлых губ. Анабель вновь обозначала, что никогда не будет покорной супругой в его мягких заботливых объятиях. Она всегда в корне отличалась от других чистокровных девушек, но сейчас, когда Бель вновь обрела магию, с ней пришла сила и необузданность. — Начинай говорить, Тео, — продолжала она. — Я лучший дуэлянт, и ты это знаешь. И я так же знаю, где ты хранишь сыворотку правды.       Склонив голову на бок голубые глаза неотрывно следили за каждым его движением. В такие моменты он явственно видел отголоски безумия, того о котором говорил Забини в Святого Мунго. Магия девушки подпитывала её гнев и развязывала руки.       В такие моменты он жалел, что вернул ей магию. Будто спустил дикую кошку с поводка… — Нападешь на меня, жена? — с хриплым смешком произнес Теодор.       Вновь глоток вина. Он видит, что она практически не движется. Бель была идеальным олицетворением своего патронуса. Пума — опасная грациозная кошка, которая в любой момент перегрызет тебе глотку. — Я хочу знать правду, — смягчается она. — Мы всегда пытались защитить друг друга идиотским способом. Ты держал меня в неведении и думал, что так лучше. Но вспомни, как все это всегда заканчивалось?       Накал их диалога спадает. Она делает к нему шаг, а после еще один. Её мягкие ладони толкают его на кресло, и Бель забирается к нему на колени. Девушка забирает бокал вина, касается его щеки, что покрыта легкой щетиной. Теодор закрывает глаза и вдыхает любимый запах. Он утыкается носом ей в шею и понимает, что пора. — Я твоя жена, — повторяется она. — И я всегда буду верным тылом и защитой для нашей семьи. Но мне нужно знать от чего защищать. Я нуждаюсь в тебе. Мне необходимо знать, что находится в твоей кудрявой голове, — нежный поцелуй в его висок. — Позволь мне облегчить твою головную боль.       Кажется, Бель впервые была такой. Она взрослела и меняла тактику. Когда ей было 18 лет, она могла выпытывать, убегать, кричать, плакать. Но сейчас ей было 23 года и Бель рассмотрела выгоду в том, чтобы быть мягкой, хитрой и нежной. — Я работаю на Орден.       Он замолкает, и они вдвоем не дышат. Её пальцы медленно проникают в его волосы, слегка оттягивая кудряшки. Бель не давит, она будто показывает, что дает ему время и поощряет его монолог. Острые ногти легко оцарапывают кожу головы. — Ты была права. Мы с Драко дали Непреложный обет. Я никогда не убеждал Францию работать на Лорда. Я хотел выбраться, чтобы спасти тебя. Я не хочу подвергать наших детей такой судьбе.       Нотт дрожит в её объятиях. Они вдвоем понимают, что он подразумевает под последними словами. Никто из них не готов был, чтобы их сына постигла судьба Теодора, или их дочь так же лежала в гробу, как Пэнси, или была отдана в руки насильника как Бель. — Ты поступил правильно, — хрипло шепчет Анабель. — Я горжусь тобой, ты знаешь это? Ты всегда был таким храбрым ради меня.       В его груди разливается мягкое тепло от её слов. Ему казалось, что он может утолить все свои потребности в этой нежности. Именно в такие моменты в нем просыпался маленький мальчик, которому не хватало любви и поощрений. — Это так опасно, Бель. Они хотят, чтобы я привлек тебя, твои проклятия… — Я сделаю это, — перебивает она его. — Мы одна команда, Тео. Помнишь мою клятву тебе? — он кивает и зарывается носом в её светлые волосы. — Клянусь быть рядом. Всегда, Тео. Мы пройдем это вместе. Ты знаешь, что я нужна тебе. — Всегда была нужна, — шепчет он и покрывает её шею поцелуями.       Это отвлекает, заставляет тягучее тепло разлиться внизу живота. Бель мурчит от его ласк и сжимает его плечи. Хриплый вздох срывается с губ девушки, когда Тео прикусывает чувствительное место за ушами. — Мой отец имел хорошие связи не только с Францией.       Соленая карамель встречается с бушующим океаном. Впервые одинаковые искры горят в таких родных глазах. Впервые они выбрали другой путь и не ошиблись. Честность всегда поощрялась, но им понадобились годы, чтобы понять это. — Золотое трио хочет встретиться с тобой, — продолжает он. — Они хотят обсудить нечто серьезное именно с тобой.       Его руки сжимают девичьи молочные бедра, затем задницу и его ловкие пальцы моментально проникают под юбку, касаясь уже влажной ластовицы нижнего белья. — Крестражи, — сквозь стон произносит Бель.       Она ощущает его ухмылку на своей шее и выгибается в спине, когда его пальцы проникают внутрь. —Ты находка для шпиона, Анабель, — смеется он и прикусывает её ключицу. — Но ты моя. Навсегда. — Нам многое нужно обсудить.       Девушка пытается держаться за остатки разума, пока не слышит звук ремня, который он расстегивает и не ощущает его член внутри себя. В этот момент Бель отпускает все. — Мы обсудим все, моя Бель, — рычит Нотт и делает чувственный толчок. — У нас будет время, но сейчас я хочу побыть с тобой.       Они приходят в себя лишь в спальне. Обнаженные и под шёлковыми покрывалами. Разум проясняется, и диалог начинает литься легче. Больше никто ничего не скрывает. Теодор проверяет как Анабель смогла восстановить свои ментальные барьеры и тогда выливает ей все. Она рассказывает ему то, что было с ней в составе Ордена: крестражи, посещение Колдовствроца, смерти её друзей, состояние Гарри.       Они доверяют друг другу. Впервые до конца и безоговорочно.

***

      Нервное постукивание пальцами по обивке дивана выдавало Анабель с потрохами. Их честность с Теодором перешла на новый уровень. Бель начала работать на Орден. Вновь. Казалось, это дало ей новый стимул, чтобы вставать по утрам. Лорд ещё не настаивал на личной встрече с новоявленной миссис Нотт. Его аппетиты удовлетворялись знаниями, что передавал ему Теодор. Повелитель не сильно жаловал общение с женщинами, ярким исключением была лишь Беллатриса.       Их схема была отлажена, словно часы. Орден Феникса получал информацию первыми. Новые проклятия и контрзаклинания к тем, что получал Воландеморт. Драко занимался передачей документов, что были зашифрованы лично Анабель для Гермионы. Так как Малфой всегда был на поле боя, то он знал все контрзаклинания от проклятий Ордена.       Анабель всегда дополнительно инструктировала его, Теодора и Блейза. Они должны были быть готовы всегда. Так же интересным сюрпризом стала роль Люциуса Малфоя. Мужчина не просил от Ордена иммунитета, он просил лишь защиту для сына и жены. Он уже давно осознавал, что должен понести ответственность за свои деяния. Поэтому работал вместе с сыном и передавал ему ту информацию, которую получал на закрытых собраниях ПСов, что имели больший доступ.       Со временем их подпольная работа начала приносить плоды. Первым весомым достижением для Ордена стала открытая помощь Франции в их борьбе. После неудачного нападения ПСов, которое косвенно задело Министра магии, французы открыто заявили о своей поддержки силам сопротивления. Эта весомая победа Ордена вылилась в долгих три дня для Теодора. Анабель тряслась возле него у постели.       Работа двойного агента имела свои изысканные нюансы. Вся ответственность в случае провала на международной арене падала на Нотта. Порция лучшего Круцио от Лорда и Беллы. Они буквально держали его на грани ясного рассудка. Ещё секунда и Теодор бы составил компанию родителям Невилла, что лежали в Святого Мунго.       В такие моменты Анабель хотела послать всех к черту. Он был для неё семьей, и она каждый раз нервничала, когда он трансгресировал на новое собрание Пожирателей. Для неё секунды тянулись словно часы, а минуты растягивались на дни.       Сейчас они вновь подставляли свою семью под удар. Гарри, Рон и Гермиона должны были с минуты на минуту явиться в Нотт мэнор. Анабель переживала и кусала губы до крови. Рука Теодора на её талии не дарила успокоения. Девушка знала о странной связи Поттера и Лорда, и боялась, чтобы эта связь не проявилась в ненужный момент и не стала погибелью для них.       Хлопки аппарации разрезали воздух и Бель резко вскочила с дивана. Её грудь нервно вздымалась из-за неровного дыхания, а молочная кожа покрылась алыми пятнами. — Поттер, — начал первым Теодор, будто помечая территорию. — Нотт.       Гермиона и Анабель закатили глаза практически одновременно. Смех девушек разбавил атмосферу, и Шафик, не думая, побежала в объятия к близкой подруге. Они слишком давно не виделись. Слишком многое пережили за это время, и безумно скучали по возможности разделить боль и переживания друг друга. — Я уж думал, что вы не решитесь, — вновь отозвался Тео и посмотрел на девушек.       Он отходит к окну, пока Грейнджер в буквальном смысле сжимает его жену в цепких объятиях. Он тяжело дышит, когда видит, что Гарри целует Анабель в щеку, после тоже самое повторяет Рон. Но Тео может лишь видеть, как шрамоголовый, что-то шепчет на ухо его жене, и медленно закипать от гнева. — Ты заставила меня дать чертов обет, — гневно шепчет Гарри. — Я бы спас тебя. Я бы все сделал.       Бель отрицательно машет головой, а Нотт не может выдержать больше и минуты этой идиллии. — Вы пришли сюда обмениваться бактериями?       Вздернутая бровь Анабель демонстрирует недоумение. Она вряд ли когда-нибудь видела такую явную ревность из уст Теодора. Девушка кивает и протягивает руку к нему, чтобы он подошел. Шафик ощущает спиной прожигающие взгляды Гарри и Рона, но сейчас ей хочется, чтобы Тео ей доверял так же, как и она ему.       Когда его пальцы касаются её ладони, Бель расслабляется и призывает Олли, прося её принести чай, кофе и конфеты с солёной карамелью. Маленькая дань тем воспоминаниям, когда она покупала им эту сладость раз в месяц. — Мы благодарны тому, что ты вновь стала работать на Орден, — смягчает обстановку Гермиона. — На поле боя Пожиратели больше не имеют выигрышных позиций. — Это заслуга лишь Теодора. — Он промыл тебе мозги? — рявкает Гарри. — Он удерживал тебя здесь…       Бель щелкает пальцами, и с помощью невербальной магии накладывает Силенцио на Гарри и Рона. Её скулы напряжены, будто отражая зеркальное состояние Теодора. Он давно уже не был юнцом, который позволил бы кому-либо оскорблять себя в его же доме. — Меня удерживал Селвин. Оказаться здесь стало для меня спасением. Сейчас мы вместе работаем на благо победы Ордена, и я не потерплю оскорблений в этом доме.       Нотт откровенно ухмыляется и едва слышимо хмыкает. Анабель впервые вела себя так, словно львица, которая защищала свою семью. — Вы пришли сюда дабы обсудить крестражи?       Бель видит кивок со стороны Гермионы и лишь тогда снимает заклинание с друзей. Голубые глаза Рона и зеленые глаза Гарри максимально расширены. Она знает, что последует далее, но дает им высказаться. — Ты рассказала ему, Анабель? — спокойно говорит Грейнджер. — Ты блять шутишь! Куда пропала та Бель, что мы знали? Как ты могла рассказать ему? Мерзкому Пожирателю смерти!       Фарфоровая чашка чая трескается в руках миссис Нотт. Её глаз невольно дергается, а губы сжимаются в тонкую линию. Девушка останавливает Теодора, и уже не слышит успокоительные слова Грейнджер. — Я больше не хочу слышать такой тон в сторону Анабель, — рычит Нотт, но рука девушки вовремя сжимает его ладонь, которая тянется за палочкой. — И чем он хуже меня, Гарри? — холодным тоном начинает Анабель. — Он всегда выбирал семью. Так же как и я, и ты. Сейчас Теодор получает Круцио чаще, чем Орден одерживает победы на фронте. — Он убийца! — встревает Рон.       Уизли пытается скрыть то, что под рукавом мантии отчаянно сжимает палочку правой рукой, будто пришел на встречу не с союзниками, а врагами. — Я тоже убийца, — отвечает ему Шафик. — Я убила многих Пожирателей. Без сожаления. И сделала бы это снова. Какая разница кого убивать? Убийство — это убийство. Мы собрались здесь, чтобы завершить эту череду потерь. Гарри. Так дай шанс на эту победу. Лорд лишь порождает эту ненависть и вражду в нас, но мы не должны поддаваться.       Бель делает глубокий вдох и всматривается в такие родные зеленые глаза. Она надеялась, что они поймут, ибо лишь тогда их сотрудничество могло стать плодотворным. — Давайте возьмем чай и приступим к разговору, — настаивала Гермиона. — Это трата драгоценного время, а Драко, — кудрявая запнулась и мгновенно покраснела, — а Малфой и Нотт уже давно доказали свою преданность нашему делу. — Мы никогда не будем им благодарны, они лишь притворяются, — вновь рявкает Гарри не замечая, как из голубых глаз Анабель срываются соленые горькие слезы.       Гермиона делает шаг к девушке, но та лишь отмахивается и не понимает почему эмоции вновь берут над ней вверх. — Мерлин, гриффиндорцы. Как с вами сложно, — сквозь слезы произносит Анабель. — Зачем делить все на белое и чёрное? Разве вы не видите, что потери несут все. Мы все израненные, ведь оставили своё детство на войне. Пэнси умерла в двадцать три года. Она покончила с собой, потому что не справилась со всем этим!       Бель кричала. Нотт не мог ей ничем помочь и лишь ощущал, как его супругу захлестывают болезненные воспоминания, которые никто из них не в силах забыть. — Луне было девятнадцать! Война забрала их у нас! Навсегда! Это уже не вернуть! — горько восклицает Анабель и ближе прижимается к Нотту, впервые давая ему возможность успокоить себя. — Никто из них не хотел этого. Ни Драко, ни Теодор, ни Блейз, ни Пэнси. Они выбрали свою семью, вот и все. Точнее, их даже не спросили о выборе тогда. А теперь они платят за это все своими жизнями. Как и наша сторона. Это нужно заканчивать. Мы должны работать вместе.       Теодор поглаживает девушку по спине и просит ее успокоиться. Её состояние ему было важнее любого сотрудничества. Он буквально мог сжечь Поттера взглядом. Его Бель плакала из-за этого гриффиндорского барана.       — Салазар удерживает меня от убийства сейчас, Поттер, — мысленно причитает Тео и сжимает свободную руку в кулак.       Именно Уизли делает первый шаг. Он прячет палочку и опускает глаза вниз. Они должны были найти в себе силы поладить ради погибших. Его самая любимая заноза в заднице — Джинни никогда не делила волшебников. Даже в Хогвартсе она первая рассмотрела в слизеринцах то, что не видел никто. — Если мы продолжаем делить волшебников по факультетам, то чем мы лучше Воландеморта, — на выдохе произносит Рон и ощущает мягкую ладонь Гермионы на его плече.       Он млеет от этого жеста, алые пятна невольно появляются на шее Уизли, а его голубые глаза устремляются лишь на неё. Рон всегда хотел стать лучше исключительно для неё. И если Гермиона входила в их положение, то он так же постарается понять. — Давайте попробуем остановить это, — ставит точку Грейнджер. — Я устала терять дорогих мне людей.       Зеленые глаза на мгновение проясняются, и Поттер молчаливо кивает. Они все занимают места на диванах, и Бель даже не верится, что их общение могло окончиться так легко. — Ты помнишь те времена, когда мы думали, что крестраж — это змея? — произносит Грейнджер и Бель безмолвно кивает, тем самым подтверждая её осведомленность. — Теперь мы уверенны. Люциус Малфой подтвердил это.       В комнате вновь воцаряется напряжение, но уже другого характера. Каждый думает как стать полезным в этой ситуации. Нотт мягко массирует ладонь Анабель, чтобы не дать ей раскиснуть вновь. — Доступ к змее возможен только тогда, когда мы будем знать, что это последний крестраж, — произносит Анабель, и их взгляды с Гарри вновь сталкиваются.       Девушка замечает то, что старательно пыталась игнорировать. Круги под глазами, впалые щеки, шрамы даже на лице и потухшие зеленые глаза. Её мозг не хотел подмечать эти детали, чтобы вновь не взвалить на себя груз вины за свое положение в данный момент. — Это не последний крестраж, — на выдохе говорит Гермиона. — Гарри, скажи ей.       Карие глаза девушки бегают от Поттера к Шафик. Бель ощущает дрожь в ногах и громко ахает. Она все понимает. Одно время девушки много времени проводили за древними рукописными книгами о крестражах. И связь Гарри и Тома… Они сопоставляли множество фактов, но сбрасывали все со счетов. Считали лишь совпадением.       Но это все не было совпадением или даром. Склонность Гарри к темным искусствам. Владение парселтангом. Их связь и взаимная боль, когда они уничтожали очередной крестраж.       Бель явственно помнила их разговор с Гарри. Ночью, когда они лежали вместе, после уничижения Диадемы. Поттер вдруг разрезал мягкую тишину своим хриплым голосом. — Я ощущаю ту же боль, что и он, — признался избранный. — Будто часть моей души разбивается на части.       Именно тогда пазл в её голове щелкнул. Всё совпало. Но произносить эти слова в слух сейчас, означало провозгласить смертный приговор для мальчика, который выжил. — Кто тебе сказал? — бегло выкрикивает Бель и болезненно сжимает руку Теодора. — Если это лишь догадки, то я… — Снейп.       Металлический привкус собственной крови затмевает все вкусовые рецепторы Бель. Она прикусывает язык так сильно, будто это сможет привести её в чувства. Просто сон… ей просто показалось… — Он показал мне воспоминания. Показал слова Дамблдора, и мою роль в этом всем. Время пришло.       Эта новость стучит в её ушах, и заставляет сердце стучать с бешеной скоростью. Нотт переводит взгляд с Бель на Гарри. Он не идиот и понимает что к чему очень быстро. Анабель посвятила его во все подробности уничтожения крестража. Его нельзя было уничтожить.       Крестраж был словно паразит в предмете или в человеческом теле… Паразит, который нужно уничтожить резко и без сожаления. Сорняк, который удаляли с корнем. — Время пришло для чего, Поттер? — вновь встревает в диалог Теодор.       Парень видит, что его супруга не находит слов и берет эту ношу на свои плечи. Казалось правильным сказать хотя бы что-то. Ведь ничего уже все равно не исправишь. — Для твоего самоубийства? Можно попробовать вытащить это из тебя, — предполагает Теодор. — Ты не предмет и это лишь часть чужой души в тебе. Мы можем хотя бы попытаться. Тем более, что Лорд не знает об этом, раз так отчаянно хочет тебя убить.       Гарри отрицательно качает головой. Он сжимает губы и не поднимает взгляда. Это все он уже слышал. Гермиона, Рон, Фред, Невилл и все остальные говорили похожие вещи. Помочь. Спасти. Найти альтернативные варианты.       Но каждый из них не готов был дать ему ответ на один вопрос. Где взять время? Сколько ещё им нужно отдать жизней, пока они будут искать ответы для сохранения его одной? Никто не спрашивал, хочет ли дальше жить Гарри Поттер. — Мы теряем время. Нам нужно постараться найти больше союзников, благодаря твоей помощи, Нотт, — со скрипом в зубах, произносит Поттер. — И напасть на Малфой-мэнор. Два крестража и мертвый Воландеморт… — И мертвый ты!       Анабель вскакивает со своего места и сжимает подол платья в своих кулаках. Вена на её лбу вздувается от напряжения. Глаза горят из-за несправедливости и боли. Нет. Она не готова вновь терять близких людей. — Вы, наверное, шутите? Вы даже не убедились, что их осталось всего два. У вас есть уверенность в этом? И почему ты собрался на верную смерть! Нет, я не позволю! Этому не бывать! — продолжает кричать девушка.       Напряжение между ней и Поттером можно было резать ножом. Они никогда не поддерживали фразу Аластора: «Победа — любой ценой». Но сейчас Гарри будто действовал от обратного. — Сколько ещё смертей ты готова вынести, Бель?       Поттер медленно встает, и его голова отчаянно опускается, словно у тряпичной куклы. Рон поднимается за ним, а после встает Гермиона. — Недавно мы похоронили Коллина, — продолжает говорить Гарри. — Точнее то, что от него осталось после встречи с Ферниром. Оливер собирал его тело по частям, чтобы устроить достойные похороны.       С губ Анабель вновь срывается всхлип. Она дрожит. Её голубые глаза выглядят словно два океана. Ей не хочется осознавать то, что это возможно последняя их встреча. — Не делай этого, Гарри, — судорожно шепчет Бель. — Рон, Гермиона, прошу вас. Вы должны его образумить. Никто не знает точное количество крестражей.       Девушка делает шаг к нему. Затем ещё один и ещё один. Зеленые глаза неотрывно наблюдают за действиями Шафик, но он никогда не умел ей противостоять. — Я устал, Анабель.       Хлопок аппарации звучит словно отклик похоронного марша. Рон исчезает следом. Последней трансгресирует Гермиона. Она сжимает губы в тонкую линию и слышит крик Анабель, который проносится по её телу сотней мурашек.       Нотт быстро сокращает расстояние между ними и прижимает Анабель к себе. Юноша гладит её по голове, пытаясь успокоить истерику. — Все будет хорошо. Он одумается.       Они обещали друг другу не врать. Но сейчас он готов был сказать что угодно, если бы вышло вдвоем поверить в это.

***

      Время начало лететь со скоростью света. Каждый день Бель спокойно выдыхала от того, что Гарри не решился исполнить свой безумный план. Теодор вечно пропадал на дипломатических встречах и собраниях. Зелья впервые уходят на второй план, и он раскрывает в себе талант к чему-то другому.       В юноше появлялись те черты о которых он ранее не знал. Он был коммуникабелен, прозорлив, убедителен и уверен в себе. Во многом Нотт благодарил Бель и дневники её отца. Натаниэль Шафик не только был прекрасным дуэлянтом, он так же был одним из лучших Министров Франции. Он был знаменит тем, что увеличил внешнее сотрудничество французских волшебников в 4 раза.       Переломным моментом стало присоединение Нидерландов к сопротивлению. Воландеморт постепенно начал прозревать и семейство Нотт стало под удар. Теодор сразу ощутил перемены в настроениях Повелителя. Новый приказ появился моментально и теперь встречи с высокопоставленными представителями другим стран происходили лишь в компании с другими Пожирателями.       Встреча с Замминистром магии Германии была назначена через несколько дней. Нотт лежал вместе с Анабель в огромной ванной. Он перебирал её влажные волосы и размышлял о том, как должна пройти эта встреча. — Ты напряжен, — мягко произнесла девушка. — Не поделишься, что происходит в твоей кудрявой голове?       Миссис Нотт ловко поменялась с ним местами и начала массировать забитые шейные мышцы. Ловкие пальцы скользили выше к голове, а после вновь опускались ниже, тем самым даря супругу расслабление. — Мне нужно переубедить Германию встать на сторону Ордена, но ко мне приставили пса в виде Беллатрисы.       Его голос звучал хрипло, веки подрагивали от удовольствия, и Теодор едва не мурчал под этими ласками со стороны Анабель. Ему нравилось замечать как выросли их отношения. Открытость во всех вопросах дарила свободу действий. Их скандалы уступили место разговорам и постепенным шагам к взаимопониманию. — Сделай так, чтобы она сама все испортила, — предложила Бель. — Перекрути таким образом, что из-за поведения Лестрейндж Германия откажется работать на режим Лорда. — О чем ты? — Белла не стабильна. Она не дипломат и не сможет вести себя адекватно. Германия презирает политику чистоты крови. Пускай она об этом узнает в самый неподходящий момент.       Лицо девушки озарила хитрая ухмылка. Она не была дипломатом и не любила скучные беседы, но она знала Лестрейндж. Бель видела её стиль на поле боя и понимала, что они были очень похожи. Анабель Шафик никогда не могла скрыть свою злость, недовольство и разочарование. Вспыльчивый характер достался им вместе с палочкой. — Ты великолепная ведьма, Анабель Нотт, — рыкнул Тео и впился поцелуем в её пухлые губы.       Девушка рассмеялась сквозь поцелуй и обвила его шею руками. Пальцы оттягивали его кудри и она наслаждалась моментом их единения, потому что скоро с тяжелым сердцем его вновь нужно было отпускать в другую страну. — Министр магии Германии — маглорожденный волшебник, — прошептала ему в губы Бель. — Замминистр — полукровка. Ты знаешь, что сделать с этой информацией. Заставь Лорда думать, что страны переходят на сторону Ордена из-за собственных предубеждений, а не из-за твоей двойной деятельности.       Хитрая улыбка у обоих была словно зеркальной. Эти двое могли свернуть горы, если действовали сообща. Было грустным лишь то, что они слишком поздно это поняли и столько прошли, страдая отдельно друг от друга.       Нотт ощущал себя более уверенно после их разговора. Так было каждый раз, ведь Бель всегда давала хорошие советы, критиковала, когда было нужно и поддерживала в трудные времена. Они стали партнерами в этой войне, а не только супругами.       В день активации порт-ключа Анабель нервно кусала губы. У неё было отвратительное предчувствие и ей даже хотелось сказать, чтобы он действовал так, как будет безопаснее для него. Он и так выбил огромную поддержку для Ордена рискуя собой, но сегодня что-то было не так.       Нотт нежно поцеловал Бель на прощание в плечо, словно возвращая ту традицию, что была между ними в Хогвартсе, но это отчего-то напугало её. Последний такой его поцелуй не окончился для них ничем хорошим. Это было практически перед Третьим испытанием. Их ночь в Выручай-комнате и этот нежный жест.       Мурашки на её коже появились не спроста, и Анабель была в этом уверена…       Теодор напротив был слишком уверен. Он сразу ощутил нужное напряжение от Лестрейндж. Это была тонкая каллиграфическая работа Люциуса Малфоя, который не забыл упомянуть своей свояченице, чтобы та не касалась рук представителей немецкого Министерства, ведь все они там с грязной кровью.       Безумная ведьма стучала каблуками по деревянному полу кабинета и даже не вслушивалась в речь Теодора, который едва скрывал улыбку. Поведение Беллы с самой первой фразы не нравилось Замминистру. Он косился на ведьму, которая сама не могла скрыть своего разочарования. За их спинами стояли мелкие прихвостни Лестрейндж, которые обучались под её началом. — Нотт, хватит разглагольствовать, — рявкнула Белла.       Чаша терпения кудрявой переполнилась. Она встала с мягкого кресла и сжала в руках палочку. Воландеморт так хотел убедиться в верности Нотта, что слегка просчитался с выбором надзирателя. — Наш Повелитель приказывает вам склонить голову и поклясться в верности его правлению, тогда Германия не падет от его палочки.       Мистер Фогель на мгновение замер. Он был уже пожилым волшебником, поэтому давал минутку на то, что женщина перед ним придет в себя и извинится за свою дерзость. В его генах была частица от знаменитого Антона Фогеля — президента Международной конфедерации магов и частица от немецкой модели — маглы из обычной семьи. Мужчина был обучен манерам, но был нетерпим к хамскому поведению со стороны волшебников. — Надеюсь, мистер Нотт, что ваша помощница сейчас же выразит свои искренние извинения, ведь Германия не потерпит таких фраз в свою сторону, — тактично изъяснился волшебник.       Склонив голову и приложив руку к сердцу, Нотт кивнул и обернулся к Лестрейндж. Он играл свою роль и не планировал останавливаться, ведь сейчас все шло по его плану. — Миссис Лестрейндж, — с наигранным уважением начал Теодор, — мистер Фогель требует извинений. Он не потерпит таких угроз в сторону немецкого правительства и сообщества.       Пламя в глазах безумной ведьмы полыхнуло в тот же момент. Она провела долгие годы в Азкабане, и в то время дементоры забрали каждую частичку манер и сдержанности, что ей пытались привить её родители.       Демонстративный поворот головы и громкий плевок на стол мистера Фолега стал точкой невозврата для любых дипломатических мечт Лорда в этой стране. Магия мгновенно заискрилась между этими двумя и Теодор впервые ощутил всю опасность данной ситуации.       Они находились в чужой стране. В чужом кабинете. В Министерстве, которое имело целый отдел, похожий на их Аврорат. — Я никогда не извинюсь перед полукровкой, — рявкнула Беллатриса. — Это скорее вы должны вычищать мне обувь. Языком. Вы глупцы, если считаете, что сможете противостоять Великому Темному лорду! — Господа, давайте мы будем благоразумны, — попытался уладить конфликт Нотт, бегло говоря на немецком. — Мистер Фогель, миссис Лестрейндж долгие годы провела в нечеловеческом заключении с дементорами. Войдите в наше положение и…       Его слова уже не доходили до сознания волшебника, что явно готов был убить каждого, кто совестно посягнет на его честь. Щелчок пальцами и хлопки трансгресии послышались по всему периметру кабинета. — Töte jeden!       Оглушительная команда разрезала перепонки Теодора и он точно знал смысл этой фразы. «Убить всех» — вот на что обрекла их Беллатриса Лейстрендж.       Порт-ключ был в его кожаном портфеле, который стоял на полу. Нагнуться за ним было самоубийством. Разноцветные вспышки начали проноситься моментально. Беллатриса видимо не осознавала всю серьезность ситуации и послала Круцио в одного из министерских служащих. Мерзкий безумный смех озарил кабинет мистера Фогеля ровно до того момента, пока один из помощников Беллы не упал замертво. — Нам нужно использовать порт-ключ, — прокричал Нотт.       Он не был искусным дуэлянтом и не смог бы долго удерживать Протего под таким натиском. Лестрейндж кивнула на её сумку, что весела на бедре, но по её виду было ясно, что женщина не спешит доставить зачарованную брошь. — Их больше, — рявкнул Теодор. — Это самоубийство, Лестрейндж!       За их спинами упало ещё двое. Их постепенно окружали с каждой стороны и даже в безумных женских глазах впервые проскользнул страх. Правда была в том, что даже Беллатриса Лестрейндж не хотела умирать. Этим она не отличалась от любого обычного магла. — На счет три, Нотт, — сквозь смех произнесла безумная ведьма. — Три!       Дотянутся до набедренной сумки было намного проще. Лишь один рывок и она спасена. Отголоски смеха ещё были в его сознании. Теодор быстро присел и ощутил горячую вспышку около его уха. Порт-ключ оказался в его руке быстро.       Но не достаточно быстро…       Неизвестная коралловая вспышка пронзила грудь юноши. Легкие в момент перестали работать. Он задыхался от нехватки воздуха и даже не осознал, что уже сжимает руками ворс персидского ковра, что лежал в гостиной Нотт мэнора. — Бель, — отчаянно хрипел юноша.       Перед глазами все темнело. Кашель зарождался где-то изнутри, раздирая горло. Алая кровь хлынула изо рта. Веки наполнились свинцом. Тео пытался не тратить драгоценный кислород, но боль была настолько всепоглощающей, что его мозг посылал лишь один сигнал: «Лучше умереть».       Их магическая связь будто кричала изнутри, пытаясь спасти юношу. Анабель траснгресировала в следующее мгновение, как только чужая боль пронзила её изнутри. — Где он, черт его бери?       Голос срывался от отчаяния. Зубы стучали друг от друга от страха. Она тут же наткнулась взглядом на алую лужу крови. Слишком большую, чтобы быть совместимой с жизнью.       Она знала… У неё было предчувствие, и она его не остановила… — Нет, нет, нет, — судорожно шептала девушка. — Только не это…       Сноп голубых искр и диагностическое заклинание, что казалось, работало целую вечность. Она с силой перевернула его на спину, а после положила на бок. Кровь продолжала вытекать из его рта. — Лёгкие. Кто-то наполнил их твоей же кровью, будто резервуар с водой…— шептала Анабель осипшим от нервов голосом. — Думай, Бель, быстрее.       Она выдыхает и прочищает свой разум. Открывая в своем ментальном гардеробе одну коробку за другой. Быстро и без сожалений, будто совершая акт насилия и погрома над своим же сознанием. Анабель просматривает каждое полученное знание, диалоги с отцом и матерью. Хотя бы что-то. Нужное воспоминание оказывается так близко, но она боится, что этого будет недостаточно       «6 курс — зимний каникулы в Шармбатоне. — Отец, а это что за дневник?       Юная Бель тянется за пошарпанным фолиантом в кожаной коричневой обложке. Нежно обводя корешок и сдувая пыль, она занимает своё место в кабинете отца, в котором они часто проводили время у камина за изучением проклятий и чар. — Это подарок от бывшего Министра магии Германии. Мы одновременно пришли к власти и на одном из саммитов разговорились об авторских разработках. Он был слегка специфическим, — мужчина хмыкает и на секунду затихает, — его всегда манила больше человеческая природа, чем магия. Больше всего кровь. Ему нравилась идея, что волшебник подавится своей же чистой кровью. Он был ярым противником нашего привилегированного класса.       Заправив за уши белые пряди волосы, девушка залазит с ногами в уютное кресло и открывает дневник. Буквы моментально впечатываются в её сетчатку навсегда. Она испытывает отвращение и восторг от продуманности многих заклинаний…»       Взмах палочки дрожащими руками над ним. Ещё один и ещё один. Магия не подчиняется без сосредоточенности волшебника. Лишь на третий раз она видит, как кровь перестаёт течь из его рта. Третье заклинание снова диагностическое. И слышен хриплый выдох облегчения из её рта. Лёгкие чисты, но он все так же продолжает умирать от недостатка крови.       Акцио не срабатывает. Слишком длинное расстояние и ужасная концентрация, а её организм истощен, а нервная система измучена. — Олли, живо принеси кровосполняющие и восстанавливающие! Быстро!       Домовик через секунду появляется возле хозяев и дрожащими руками подаёт драгоценные флаконы мадам. Бель вливает одну склянку за другой, наплевав на концентрацию и инструкцию. Лишь бы сработало. Подолом платья она вытирает рот мужа, наплевав на то как выглядит сейчас. Горячие слезы впервые получают выход, а сознание мутнеет. — Не оставляй меня, прошу. Я так люблю тебя, — шепчет она. — Я не переживу этого, Тео. Ясно тебе? Ты обязан выполнить своё обещание и быть со мной всегда!       Шафик нервно вытирает слёзы, оставляя красные разводы на щеках и пытается собраться с силами, дабы встать. Первая попытка не увенчалась успехом. Темные круги перед глазами мелькают все чаще. Девушка пытается сделать вдох. Пытается найти опору, чтобы удержаться, но с грохотом падает рядом с Теодором.       Страшная картина разворачивалась посреди Нотт мэнора. Молодая пара лежала в луже крови. Слишком бледное лицо юной девушки, будто без признаков жизни, и короткие первые судорожные вздохи со стороны парня.       Нотт чувствовал, что уже не умирал, как мгновениями ранее. Дыхание становилось ровнее, но его будто что-то не отпускало. Яркие пятна заплясали перед глазами образовывая более четкую картинку. Он моргнул еще раз и увидел перед собой лишь расцветающий сад.       Он медленно идет по газону заднего двора поместья Нотт и хмурится. Кажется, что он выглядит старше. В его объятия моментально влетает мальчишка лет пяти и кричит что-то о метле и обещании научить. — Папа, ты обещал научить меня летать! — мальчик морщит нос и убегает вновь.       Теодор недоверчиво осматривается. Ничего не изменилось, разве что сад стал больше, сочетая в себе цветы Джозетт и непонятные сооружения, на которые забирается маленький волшебник. — Ну же, Теодор, я просила тебя не пускать его в сад, качели — подарок от Гермионы, — укоризненно проговорила Анабель.       Он узнал жену. Она похорошела, убрались те печальные синяки под глазами от бессонных ночей, и она заметно поправилась. Брюнет опустил взгляд на живот женщины и понял, что не удивлен заметной беременности. — Мне тяжело следить за сыном одной. Дэниел слишком активный мальчик.       Видение перестает быть четким так же резко, как и набирало свои обороты. Его пульс становится ровнее, и уголки губ вздымаются вверх отдельно от его воли. Теодор знает, что нужен в другом месте. Знает, что ещё рано, поэтому предпринимает отчаянные попытки вытолкнуть себя из темноты.       Карие глаза открываются внезапно. Кашляя, юноша избавляется от остатков крови в своих легких и ощущает странное онемение на левой руке, словно от чего-то тяжелого. Он переводит взгляд и вздрагивает. Холодный пот прошибает его тело. — Бель, — хрипло произносит он. — Анабель!