За границей чувств.

— Я буду мучить тебя, пока ты не перестанешь дуться. — Не прощу, — фыркнула я, закатив глаза. Его рука скользнула под футболку и коснулась моих ребер. Я вздрогнула от резкого ощущения теплой ладони на своем теле и вжалась в диван, схватив его руку сквозь ткань, чтобы он ни в коем случае не двинулся дальше. — Ты переходишь все границы. Перестань! — шикнула я на него, как только он потянул вверх край футболки другой рукой. — Это же моя футболка, значит я в праве стянуть ее с тебя, — прямолинейно и просто ответил он, зля меня. — Рискни. Вася смотрит на меня с долей мальчишеского озорства и блеском грязной похоти в глазах. Он приближается ко мне, практически улегшись рядом, но при этом оставляя расстояние между нами. Одна его рука все еще находится чуть выше моего живота и от этого трудно дышать, второй рукой он опирается на постель, сжав в кулаке свободный край злополучной футболки. По моему телу бегут мурашки. — И? Что дальше? — шепотом произношу я, вспоминая о его бабушке за стенкой. Не то, чтобы меня реально это интересует, но дает мне шанс ускользнуть и предугадать его действия. — Что дальше? Уверенна, что хочешь знать? Коротко сглатываю, он не дает мне ответить, накрывая мои губы своими и прогоняя при этом кровь по моим венам немного быстрее обычного. я зажмуриваюсь притягивая его к себе, обхватив за шею. Его руки. Теплые и сильные скользят по моему телу, разгоняя жар, касаясь там, где еще никто не касался и заставляя вздрагивать от неаккуратных резких движений. Мое тело помнит их, помнит каждой клеточкой. Накрывает чувство дежавю. *** В один миг мы заходим слишком далеко, и вот уже футболка, которую я отдал ей, летит на пол в порыве наших чувств, сплетенных в одно единое целое. Да, я чертовски привязан к ней, но ненавижу одновременно. Ненавижу все что с ней связано, ее красоту, ее тело ее голос и ее гребаный байк, даже этот простой ее взгляд, прожигающий насквозь, тоже ненавижу. Она — единственный человек, вызвавший во мне целую бурю эмоций и горячих чувств, противоречивых и необьяснимых. — Я люблю тебя… — тихо произношу я, и эти слова звучат как то дико и не знакомо в пустоте комнаты. Очень странно и непривычно признаваться в этом кому-то. Даже сейчас. Становится жарко от поцелуев и касаний, которые становятся дольше и трепетнее с каждой секундой. Я чувствую кожей, как по ее телу пробегает дрожь и вижу в ее светлых глазах желание и чувство. Она сжимает в руке простынь и запрокидывает голову, открывая тонкие ключицы и шею, чёрные короткие волосы в беспорядке разбросаны на подушке. — Стой, — шепчет она, горячо дыша мне в висок и я слегка отстраняюсь не выпуская ее из своих обьятий. — Хватит… это слишком. Это слишком близко… Ее рука замирает на моей груди и она пальцами нащупывает серебряную цепочку. Я снова вдыхаю теплый родной аромат ее тела, касаясь горчей кожи на тонкой талии и немного выше. Ада слабо толкает меня и я отстраняюсь, теряя опору. Не сразу понимаю, что это значит. В одну секунду я оказываюсь на полу, скатившись с дивана с диким грохотом, который кажется оглушительным. Эхо разносится по квартире и я слышу торопливые шаги в коридоре. — Черт… Девушка скрывается под одеялом, кинув на меня озорной взгляд, а я впопыхах натягиваю футболку. Раздается стук в дверь и бабушка настороженно спрашивает: — Эй, все в порядке? Вась? — Да, ба, — тихо отвечаю я, глядя в потолок, сидя на холодном полу. — Можно войти? На секунду я ловлю взгляд девушки, высунувшейся из-под одеяла и она тут же скрывается под ним вновь, словно говоря «делай что хочешь.» — Да. — отвечаю я, сам не зная зачем. Бабушка заглядывает в комнату и я кивая на Аду прошу ее вести потише, словно девушка и правда спит. Дыхание постепенно приходит в норму, а я приглаживаю взлохмаченные волосы. — Тут ее вещи с батареи. Сухие, я принесла. А еще… Она опускает взгляд и смутившись замолкает. Эта реакция меня немного удивляет и сбивает с толку. — Ладно, ничего. Бабушка закрывает дверь, погрозив мне на последок пальцем, и я облегченно выдыхаю, когда дверь закрывается. Тяжело поднимаюсь с пола и обхожу кругом кровать. Ада снова выглядывает из-под одеяла, завернувшись в него по шею. — Твоих родителей долго нет. — как бы невзначай произносит она, наблюдая за моими действиями, а я понимаю что вызвало у бабушки такую реакцию, когда она заглянула ко мне. — Что? — поймав мой взгляд спрашивает она с долей волнения в голосе. — Футболка. Твоя. — И что? Думаешь твоя бабушка обратила на это внимание? К тому же, Василёк, тебе почти 18, у тебя уже своя личная жизнь. — откинувшись на подушку, усмехается она. — Послушай… — Нет, ты слушай. Не тебе ли плевать что подумали твои родители или бабушка, это происходит в который раз, и все равно придется смириться с этим. — С чем? — Тема полового созревания тебе не знакома, так ведь? — При чем тут это? Просто меня напрягает слишком частое твое мелькание перед глазами у моих родственников. Сама пойми, черт подери, сначала мы с тобой общаемся, потом ты пропадаешь, у меня депрессия, назовем это так, — я со злостью откидываю волосы с лица — теперь мы уже чуть ли не спим в понятии моей родни, а затем? Затем ты улетишь и все, все вернется обратно, к первой точке, точке отсчета. Я обрываю свой монолог и вглядываюсь в лицо Ады. Она абсолютно спокойна, просто невыносимо. Кажется, что мои слова просто отрекошетили от нее, как от бронированной. — Послушай, если тебе плевать, то мне далеко нет. Я просто не хочу играть в эти догонялки. *** Он опускает голову на руки, локтями упираясь в колени, моему взору предстает только его широкая спина и часть руки, озаренные тусклым лунным светом. — Я могу уйти. — Нет. Тебе негде ночевать и… Дай мне возможность побыть с тобой, — тихо говорит он, все еще не поднимая головы, а мне становится его искренне жаль. Чувствую себя мразью, хотя никакой моей вины здесь нет. Я укладываюсь ближе к нему, укутавшись в одеяло и смотрю в потолок, повернувшись на спину. — Василёк? — М? — Я буду скучать, — тихо произношу я, касаясь его подбородка указательным пальцем и чувствуя его колкость. Он берет мою ладонь и прижимается к ней теплыми губами, задумчиво поглядывая в окно, за которым темнеет улица. — Мы просто идиоты. — Говори за себя, — лукаво глядя на него произношу я, но понимаю, что он слишком серьёзен. — Что будет дальше? — Я не вижу будущего, — произношу я, садясь рядом с ним и наматывая на себя одеяло. Понимаю, что стыдиться чего то уже глупо, но все равно сейчас не тот случай. — А я вижу. Вижу несколько путей, Ада. — Удиви. Он молчит, а я ладонями аккуратно массирую твердые мышцы крепкой спины, разогревая их. Не знаю зачем, просто мне в этот момент надо было что то делать. — Я вижу несколько путей. Ты уедешь, мы забудем друг друга и у каждого из нас начнется своя жизнь. Ты забудешь меня, я тебя и больше не будет нас, больше не будет всего этого, но при этом, когда наши законные супруги будут проявлять любовь по отношению к нам, то мы будем представлять друг друга на их месте. Не так ли? Нет, я буду любить свою жену, но при этом, целуя ее буду вспоминать тебя и наш первый… поцелуй? — Неужели твоя жена будет так хороша? — я усмехаюсь, нарочно сильно сжимая валик мышц на его спине, от чего он выпрямляется. — Или ты в постели с мужем будешь представлять того, кто был твоей первой… Нет, я не знаю кто я для тебя. — резко оборвал он и замолчал. — Ты хочешь чтобы я сказала это? — Мне все равно, — глухо прорычал он, но я понимала что он жаждет этих слов как бедный странник в пустыне воды. — Скорее я останусь одинока. Так кто же ты для меня, Горностаев? — произношу я смотря в его глаза и теряясь в них. Он ловит каждое мое слово, каждое движение моих губ. — А я скажу тебе, — шепчу я, приближаясь к его лицу. — Сладкий яд, чарующий и запретный, манящий но в тот же момент губящий. Мои губы в сантиметре от его губ и я чувствую каждое дуновение его дыхания и частоту. Он порывается поцеловать меня, но я вовремя отстраняюсь, затем снова возвращая свое положение относительно парня и он замирает. — Мы слишком далеко зашли. Но останавливаться — не в моих правилах. Без тормоза по жизни, кроме мотоцикла. Там он действительно необходим. Он кладет мне руку на плечо, притягивая к себе, а упираюсь в его грудь, плавно приближаясь к кровати. Его руки охватывают мои плечи и мы вновь, в который раз уже за этот вечер сливаемся в страстном поцелуе, переходящим в нечто большее, чем просто дружба и подростковая любовь. Красная жидкость вновь течет по моим венам и артериям быстрее, а пульс отдается в висках, каждая клеточка тела напряжена. *** Наслаждение. Как много можно описать этим словом. Все что происходит между нами — дикая борьба гордости и здавого смысла, вперемешку с чувствами и влечением, юношеским максимализмом и обстоятельствами. Да, это все причиняет боль, точнее не так. Отсутствие этого всего причиняет боль. Девушка втягивает живот и выгибает спину, запрокидывая голову и вприваясь ногтями в мои плечи. Скорее всего утром я увижу в зеркале следы. В какой-то момент она нежно притягивая меня к себе, запускает пальцы в мои волосы оттягивая их на затылке до легкой боли и обдавая горячим дыханием, что еще больше заводит. Чтобы привязать человека к себе, надо вызвать у него сильные эмоции а потом создать их дефицит. Неважно какие они будут: позитивные или негативные, но только запоминающиеся, отпечатывающиеся в сознании. Боль и любовь. Два обсолютно противоречивых ощущения, связаных в одно единое, заключенное во всем ее существе. Вместе с тяжелым волевым характером получается ядерная смесь. Я даю ей время привыкнуть ко мне, прочувствовать всю яркую палитру ощущений и эмоций, но все равно еле сдерживаю себя. О том чтобы взять ее резко и грубо не может быть и речи. Она поддается, играет со мной в эту игру, позволяя выиграть. Ада в своей жизни испытала намного больше, чем пережил я. Мы похожи, но вращаемся в разных кругах общества и несомненно различия во взглядах на жизнь и мировосприятии у нас есть. Она сжимает в руке простынь и прикусывает губу, сдерживая звук, рвущийся из груди, зажмуривается. Мне хочется доставить ей еще большее удовольствие. Все это так грязно и некрасиво. Все намного пошлее чем в фильмах или книгах. Я видел не одну девушку при таких обстоятельствах, но могу поспорить, что это единственная кто не краснеет после всего и не уходит тихо в 6 утра, потому что ей показалось, что мне не понравилось. Нет. Она лежит рядом, отвернувшись и думает о своём, задумчиво глядя в окно. В какой то момент, я замечаю, как она ладонью стирает слезу с щеки и меня передергивает. Единственное, чего я боюсь — снова причинить ей боль. — Ада? — Все в порядке, — прерывает она меня, не поворачиваясь. Я преподнимаюсь на локте и замечаю что по ее щекам проложили мокрые дорожки слезы. — Эй, ты чего? — потянувшись к ней стираю выступившую слезу и девушка закрывает лицо ладонями. Меня озаряет дикая догадка. — Ада, это твой первый… — Да, но это ничего не меняет! — зло перебивает она меня, обернувшись. — Просто это было для меня ново и немного больно. Это не сравнится с той болью которую я испытала раньше. — Прости меня, — я обнимаю ее, и она зажмуривается. На глазах выступают новые капли. Несмотря на то, что в комнате тепло, ее плечи прохладные и я прижимаю ее к себе в попытке поделиться своим теплом. — Я… Я хочу чтобы все было как раньше… Чтобы вместе… Чтобы навсегда… Она спит, мирно посапывая рядом, а я продолжаю корить себя за то, что причинил ей боль. Может быть она передумает куда-то ехать? Останется здесь? Мы будем так же пересекаться на лестнице и вместе ходить в школу, а после есть на уютной кухне хлеб намазанный смородиновым вареньем и читать друг другу стихи? Нет, этого никогда не будет. Все закончилось. Я встаю, стряхнув с себя остатки сна и выхожу из комнаты, на ходу пересчитывая мелочь. Бабушка тоже еще спит. Я знаю, что Ада скоро проснётся, но не боюсь опоздать, ведь уверен в том, что мы обязательно попрощаемся и я должен купить прощальный подарок. На память о себе. Я не мог предугадать, что вернусь уже к пустой постели. *** Когда я просыпаюсь, комнату уже озаряют первые лучи солнца, а в квартире стоит полная тишина. Я поднимаюсь с постели, завернувшись в одеяло и следую к двери в надежде быть никем не замеченной, пока не оденусь. Благополучно миновав пустой коридор, пробираюсь в ванную. Не мешало бы принять душ. Застирав простынь, носящую отпечаток первой ночи, я сама становлюсь под воду, перебирая в голове события и припоминая минувшие сутки. Ополоснувшись прохладной водой выскальзываю из душа и осознаю, что моей одежды здесь нет. Вот черт. Еще вчера Васина бабушка принесла ее в комнату и я благополучно забыла этот момент. Пришлось обернуться единственным, находящимся в ванной полотенцем. Прислушиваюсь к каждому шороху, открываю дверь и так же тихо миновав коридор, наконец проникаю в комнату и спокойно выдыхаю. — Наконец-то, — шепчу я про себя, едва скользнув за дверь. — А ты и правда хороша собой. — слышу я голос Васиной бабушки и пытаюсь прикрыть ноги полотенцем, едва скрывающим самое главное. — И вам доброе утро. — отвечаю я смотря в глаза женщине. Она уже с утра хорошо одета и причесана. На руках красуется золотой браслет а на пальцах гранатовые перстни. Я молча продолжаю следить за ней. Ее черные, скорее всего окрашенные волосы собраны в высокую замысловатую прическу, закрепленную несколькими маленькими крабиками, а шелковая кофта заметно ее молодит. Ее лицо не выражает никаких эмоций, а серые бесцветные глаза внимательно разглядывают каждый дюйм моего тела с каким-то хитрым любопытством. Настораживает отсутствие морщинок в уголках глаз и глубокая складка между бровями — она не привыкла улыбаться. Человек суровой закалки. Меня отвлекает звонок телефона и я бросаюсь к кровати, нашаривая свободной рукой мобильник. Звонит отец. Для него это слишком рано, поэтому легкое волнение касается моего рассудка. — Ада, ты спишь? Мне срочно надо поговорить. — встревоженный голос на том конце провода резко умолк. — Что случилось? Пап ты где? — Некогда обьяснять. У тебя есть десять минут на сборы, я сейчас приеду и заберу тебя. — Обьясни в чем дело! — По пути. Скажу одно: мы вылетаем в Париж сегодня. — кинул он и повесил трубку, зная, что я скорее всего возражу. Черт. Разбираться уже некогда и я следую к стопке со своими вещами, под внимательным взглядом Васиной бабушки. Взяв вещи, скрываюсь в ванной, дабы переодеться. Наскоро нацепив свитер и кое-как натянув джинсы на еще влажную кожу, я на секунду останавливаюсь перед зеркалом. Что то новое мелькает в отражении моего существа, но я решаю отложить это на потом, подумать о своей жизни позже. Пока я обуваюсь в дверях появляется женщина и, скрестив руки на груди, смотрит на мою возню. Пальцы как назло становятся неловкими и холодными и я не с первого раза нормально завязываю шнурки. — Васе что то передать? — задает она вопрос, остановившись около меня на выходе из квартиры. — Нет, — спешу ответить я, — то есть да. Скажите ему, чтобы забыл… Да, чтобы вычеркнул меня из своей жизни и я… Я больше не вернусь. Запинаясь от волнения и дрожащего голоса быстро проговариваю я, смотря в строгие, нет — скорее удивленные, глаза Васиной бабушки. Машина отца уже стоит у входа в подьезд и я, хлопнув дверью, усаживаюсь на переднее сидение. — Сколько раз можно повторять, что это не сороколетний тазик со времен коммунизма, а новая иномарка, черт подери, почему ты вечно хлопаешь дверью? — Прости. Машина, взвизгнув шипованными колесами, отьехала от дома. Вдруг что то ёкнуло внутри и я подняла глаза. На доли секунды, пока мы проезжали мимо знакомого тротуара, я ловлю встревоженный и вопросительный взгляд Васи, растерянно остановившегося посреди улицы. Я отвернулась. На глаза начали наворачиваться слезы, а в душе стало пусто. Это был последний момент, когда я видела его. — Как ты узнал, что я была там? — немного придя в себя, задаю я первый вопрос отцу. — Больше негде, — отвечает он, не отрываясь от дороги. — Вы хоть попрощались? — Попрощались. — сухо отвечаю я. Отец усмехается, но ничего больше не говорит и протягивает мне мой загранпаспорт, внутри которого заложены билеты на самолёт. — К чему такая спешка? — Горячий рейс. Скидка. Я не верю сказанному, ведь билеты на самолет были куплены еще несколько суток назад. — Пап, давай на чистоту, что случилось? — Проблемы. Меня ищут, — тихо отзывается отец, ожидая от меня какой либо реакции, но я молчу. Меня не удивило это обстоятельство. — Кто? — Бывшие конкуренты по бизнесу. Он хитро улыбается и разгоняется на пустой трассе, а я приоткрываю окно, пытаясь не показать своего настроения. — Почему бывшие? — Ты не представляешь. На днях мне чертовски повезло и я сорвал джекпот! Теперь еще две компании на севере Франции и их акции теперь в моем кармане. Теперь мы заживём! — он смеётся, ожидая от меня хоть какого-то проявления радости и я натянуто улыбаюсь. Ну что ж, вперёд! Навстречу новой жизни! *** — Что произошло? — тщетно пытаюсь понять, что стало причиной скорого отьезда девушки. Бабушка с невозмутимым лицом сидит за столом и пьет прохладный кофе, смотря телевизор. Ее спокойствие меня раздражает, но я повторяю вопрос. — Что произошло? — Она уехала. Ей кто-то позвонил и… — Что «и»? — Она просила передать тебе, чтобы ты ее забыл. Навсегда. — Что? Я тебе не верю. — Твое дело, но она сказала вычеркнуть ее из твоей жизни. Ба вновь отвернулась к телевизору и сделала громче звук. Волна гнева и непонимая прокатилась по моему телу и я скрылся в своей комнате. Что случилось? Почему она так поступила, что я сделал не так? То, что я полез к ней уже было неправильным, а то что произошло позже… Может быть все из-за этого. Черт. Сожаление о том, что я не кинулся наперерез машине в момент, когда она проезжала мимо меня с самым ценным багажом внутри, грызет мою душу и я ничего не могу поделать. Мой взгляд падает в сторону черной толстовки, скомканой и валяющейся на полу у шкафа. Сжав в кулаке до боли приятную ткань, я вдыхаю еле уловимый запах. Родной запах, смешаный с тысячью других. Вечер нагнетает еще сильнее атмосферу грусти и тоски. Я включаю телевизор на кухне и достаю банку варенья и белый хлеб. «По последним данным, скандальноизвестный бизнесмен Марк Юргентц покинул свою малую родину вместе с несовершеннолетней дочерью, … десятки миллионов евро на его счету были аннулиртванны, … обвел всех вокруг пальца и последним срочным рейсом улетел во Францию, утверждая, что возвращаться обратно не планирует. Это все новости на данный момент, а впереди реклама и прогноз погоды на следующую неделю, оставайтесь с нами… " С каким то безразличием я смотрел эпизод программы новостей, даже внутри ничто не тронулось. Я видел Аду и ее отца. Они поднимались на борт самолёта, сопровождаемые охраной. Лицо девушки было наполовину закрыто синей банданой, а взгляд, который она кинула в камеру был пустым и холодным. Надменно поведя плечом напоследок, она скрылась в дверном проеме лайнера и я нажал кнопку «выкл» на пульте. Это конец нашего общения, наших отношений, нашей дружбы и нашего маленького мира. Почувствовав запах смородинового варенья, я закрыл банку и поставил ее в самый дальний угол холодильника. Больше нет «нас», есть только «я». На столе стоит букет первых подснежников. Моя рука машинально скользнула к плечу и я почувстовал легкую боль от царапин, оставшихся с ночи. Воспоминания слишком живы и это меня раздражает. Я стискиваю зубы пытаясь забыть все, что произошло между нами. Забыть. Надо забыть. Вычеркнуть этот эпизод из жизни. — Ба, принеси пожалуйста с моей кровати черную толстовку. *** — Вы помирились? — неожиданно спросил отец, усевшись на свое место. Я же села у окна. — Это имеет значение? — Я просто хочу с тобой поговорить, как взрослые люди. — Да. Отчасти, — отвечаю я, пряча глаза и чувствую, как краска приливает к моему лицу из-за воспоминаний о прошлой ночи. — Оо… — поднимает брови отец, внимательно глядя в мое лицо, — я же не стану дедом раньше времени? — Нет! — еще больше смущаюсь я, осознавая, что он все понял. Конечно может быть и не понял, а просто предположил, но по моей реакции все стало ясно. — Надеюсь, ты не жалеешь. — Нет, правда всё в порядке. И давай закроем эту тему. — в конец смутившись заканчиваю я и отворачиваюсь к окну. Разговор на эту тему с матерью скорее всего закончился бы скандалом. Мысленно прощаясь со своей прошлой жизнью, я смотрю на пролетающие мимо деревья и постройки, когда самолет взлетает. Спустя несколько минут я нахожусь в полудреме, а после совсем засыпаю. Проснулась я уже в аэропорте Франции, когда отец забирал наш небольшой багаж и оформлял документы. Я слышу знакомую речь, чувствую как пахнет из буфета свежей выпечкой и кофе и оглядываюсь кругом. Создаётся такое ощущение, будто я никуда не улетала отсюда, будто все то, что произошло со мной — слишком реалистичный долгий сон. — Вот мы и дома! — улыбается отец, вдыхая свежий вечерний воздух. Я следую его примеру и вдоволь надышавшись, закрываю глаза. — Пойдём. Завтра уже встретишься с друзьями. — Пойдём. — отвечаю я и сажусь в машину. Когда мы зашли в прихожую нашего дома, я невольно улыбнулась — как тут все знакомо и привычно. Главное — уютно. Но все же чего то не хватает. Заграя. Щенок встречал меня каждый вечер, когда я возвращалась в квартиру матери. Его пришлось оставить. Засыпая в своей кровати и смотря в окно, я вспоминала свою жизнь в России. Те несколько непростых месяцев, выбивших меня из колеи и заставивших пережить многое. Я потянулась за телефоном, лежащим в рюкзаке. Что то небольшое выпало из кармашка и я включила фонарик на телефоне. Плеер. Эта вещица заставила меня вновь погрузиться в гущу воспоминаний и поверить что все случившееся — не сон. Я надела наушники. Зарядки на нем хватит максимум на один стих и поэтому я не стала долго выбирать. Автор откашлялся и начал тихо и аккуратно: — Повторится все опять, и вернется время вспять, замыкнется круг большой, но уж путь будет иной. Повторится вновь и вновь: снова руки стешешь в кровь, и пока все не поймешь, далеко ты не уйдешь. Те же грабли, та же суть, те же ямы, та же муть, сон такой же, но урок был тобой усвоен в срок. Той дорогой не пойдешь, снова грабли не найдешь, но свернешь туда опять, повернется время вспять, повторится все опять… Плеер отключился и я сняла наушники, отложив их. Это стихотворение тронуло мою душу, заставило задуматься. Не надо оборачиваться назад, в наше прошлое. Оно мешает строить будущее. Потеплее укутавшись в свое любимое одеяло, я провалилась в сон. Первый крепкий и такой сладкий сон за последнее время.