***
Димитрий Баттенберг. Семь лет назад носящий имя «Винсент Леруа». А ныне — «Адам Лагарп». Кто он? Для его сущности нет общепринятого определения. Сам себя он называл весьма просто. А́лхим. Но прежде, чем пройтись по колее настоящего, уместно ненадолго оглянуться назад. И вернуться к событиям 600-летней давности. Наследник престола. Брат Елены. Он прибыл ко двору Валахии вместе с сестрой, когда в их княжестве произошел захват власти, и над жизнями наследников трона нависла угроза. Тогда Баттенберги нашли приют в Валахии. И Димитрий был искренне благодарен Дракуле за защиту и кров. Он был готов воевать за Валахию, был готов помочь Дракуле, в чем угодно. Но постепенно отношение Димитрия к правителям Валахии стало омрачаться тенями. На юношу снизошло озарение — его сестра питает чувства к господарю. И тот к ней тоже. Здесь стоит прояснить одну деталь: Димитрий, в отличие от Влада, не считал свою сестру святой и в ранг божественного кумира ее не возводил. Он считал Елену робкой, доброй, светлой, милой, беззащитной. Но все же человеком, девушкой, а не святыней и не иконой. На фоне этого Димитрий искренне не понимал, что останавливает господаря Валахии от сближения с Еленой именно в русле плотских утех. Никто не осудил бы князя за такое — в то время это считалось обыденностью. Димитрий был убежден, что и сама Елена не возражала бы против статуса фаворитки, в постели которой проводит время правитель. Но Влад упорно продолжал делить ложе только со своей супругой — Елизаветой. Димитрию тогда казалось, что Влад своим почтительным и возвышенным отношением дает Елене некую ложную, призрачную надежду на что-то большее. Но при этом лишает ее проявления любви как таковой. Держит в подвешенном состоянии. Димитрий, разумеется, держал при себе осуждение в адрес Дракулы. Хотя порой ему хотелось вскрикнуть: «Или будь с ней, или отпусти ее!». Параллельно с этим Димитрий стал всем сердцем ненавидеть Елизавету. Супруга господаря представала в его глазах, как жестокая, коварная женщина, которой ни бог, ни дьявол не указ. Димитрий сбился со счета, сколько раз по вине Елизаветы его сестра в слезах сбегала в темные леса под покровом ночи. Когда Влад все-таки отправил Баттенбергов из замка и переселил в другой дом, то Димитрий выдохнул с облегчением. Подумал, что Елену покинут чувства к правителю. Но сестра не успокаивалась — она тосковала по Владу и нередко выступала с предложением поехать в замок, чтобы хоть мельком увидеть правителя. Димитрия это удручало, но он соглашался. Коварная и мстительная Елизавета; нежная, но угнетенная болью Елена; нерешительный, обманчиво-равнодушный Влад — таким был этот треугольник в глазах Димитрия Баттенберга. В ту ночь, когда Елизавета прокляла Елену и Влада, Димитрий помогал людям перейти в укрытие. А вернувшись поутру узнал шокирующую весть: его сестра мертва. Князь, разбив ночью первую волну армии османов, исчез с первыми лучами солнца. Его верный друг — ведьмак Локид — тоже. Тело мертвой (на самом деле, впавшей в глубокий сон) Елизаветы готовили к отправке на родину — в Венгрию. Воеводы переняли управление. Но поражение Валахии было неизбежно. До падения княжества оставались считанные дни (если не часы). Хаос уже переступил порог. Димитрий, наспех похоронив Елену, покинул княжество. И, проделав неблизкий путь, достиг Франции. Там он обосновался в одном из поселений. И познакомился с мужчиной, который увлекался алхимией. Его занятия показались Димитрию любопытными. Но особенно всколыхнула Димитрия одна вещь. Пожилой француз, кружа над склянками и травами, утверждал, что вскоре люди будут воскрешать мертвых, а он войдет в историю, как первый человек, который создал эликсир бессмертия. Не будем лукавить — Димитрий хотел вернуть к жизни сестру. Щемящая боль от ее потери не утихала. И он без лишних сомнений и терзаний стал учеником старца. Так шли годы. И за эти годы жизнь Димитрия претерпевала множество изменений. Он уходил от учителя, бросая алхимию. Он был приближен ко двору короля Франции и даже женился на одной французской даме — у них с супругой родились близнецы, две девочки. Но в результате все пришло к тому, что Димитрий Баттенберг, бросив семью, вернулся к урокам старца-алхимика. И увлекся экспериментами на грани науки и магии уже более основательно. Учитель погиб, испробовав на себе один из эликсиров. Димитрий, унаследовав знания, умения и нужные атрибуты, продолжил эксперименты. Он, знающий о существовании нечисти, зашел далеко. С помощью скрещенных геномов высшей и низшей нечисти создал-таки эликсир — смешал несмешиваемое, подключил к делу ведьму и обрел бессмертие искусственным путем. С того момента внешний облик Димитрия Баттенберга изменился навсегда. Его русые волосы стали белыми, а изумрудные глаза — черными. Черты лица стали иными. Его тело тоже претерпело изменения: он стал выше и шире в плечах. А его кожа, дряхлеющая под воздействием лет, разгладилась, утратив и намек на морщины. Это был переломный момент. Грубо поправший законы природы, законы жизни и смерти — он, сам того не зная, открыл линию своих двойников. Смертных двойников. Именно с того дня запустился механизм «штамповки». Изначально любое сверхъестественное существо — это пощечина укладу мира. Но за века мир приспособился, выровнял баланс жизни и смерти, найдя управу на долгоживущих, а порой и вечных представителей. Ведь любую нечисть можно убить. Пусть это порой сложно, но возможно. Для них нет приоритета абсолютного бессмертия. Димитрий Баттенберг не просто влепил миру пощечину. Он наступил на саму основу грязным ботинком. Его бессмертие приблизилось к опасному краю абсолюта: ни пули, ни яды, ни огонь, ни расчленение, ни испепеление — ничто не способно отправить его к праотцам. Дракула, конечно, в этом вопросе тоже недалеко ушел, но его хотя бы можно убить колом, пропитанным кровью действующего ведьмака или ведьмы — такой, которая хоть раз навредила людям. Или разорвать его так, чтобы даже регенерация не справилась (сложно, но можно). А Димитрия может убить только его двойник. И всё. На этом фоне обращение Дракулы оказалось естественнее, чем то, что с собой искусственно сделал Димитрий. Именно поэтому природа (или судьба/бог/дьявол) извернулась, вложив орудие убийства в руки двойников Димитрия. Они стали и балансом, и управой на это бессмертное существо. Знал ли Димитрий о двойниках, когда совершал это с собой? — Нет. Знал ли о побочных эффектах? — Нет. Знал ли, что только его двойник может убить его? — Нет. В последующие годы его будут интересовать только собственные умения и навыки. Грани своей новой сущности. Изучение самого себя. В частности, он поймет, что умеет «читать» энергию (или души) окружающих. Обзаведется навыками внушения. В будущем он попытается вернуть к жизни сестру, но не выйдет. В будущем он встретит Влада и Локида и зажжется идеей мести. Но ничего не успеет, так как будущее преподнесет ему очередной удар. Он «погибнет» от руки разбойника. Но вернется, возродится. С одним «но» — он забудет абсолютно все, что с ним происходило до «смерти». Он забудет Елену, Влада, Локида, Елизавету. Забудет войну, княжество. Забудет, кто он. Забудет всё. Это станет тем моментом, когда он окончательно потеряет себя, как Димитрий Баттенберг. Он попытается жить, как человек. Но старые записи, дневники и его собственная сущность вновь подтолкнут его к изучению самого себя. К попытке узнать о прошлом. Будут идти годы. Долгие-долгие годы. И за эти годы произойдет многое. Дракула, как первый и единственный в мире проклятый вампир, переломит устои. Высшая нечисть признает его владыкой и впоследствии получит безопасную нишу для жизни, а не гонения и истребление от лица испуганных людей. Низшая нечисть, в силу своих инстинктов, такой чести не удостоится. Появится Орден. И Дракула выстроит глобальную систему, создаст законы и перекроит все так, что люди будут попивать кофе с иеле в офисном буфете, не ведая, с кем разделяют трапезу, а ведьмаки спокойно смогут плясать в клубах, не опасаясь быть пойманными и сожженными на костре за колдовство. Само существование нечисти перейдет в сказки и мифы. Мир более мощных существ покроется тайной для большинства. До тех пор, пока человечество, которое будет развиваться технологически и угасать морально, не будет готово к шагу на новую ступень. Димитрий же за эти годы заключит договор со Смертью. И это будет единственное, о чем он будет помнить всегда. Ведь «умрет» он ни один раз. И каждая его «смерть» будет стирать ему память. Он будет приходить в себя и ничего не помнить о прошедших годах. Он познакомится с Владом и Локидом еще раз (случайно). Он снова узнает о нечисти. Встретит Анну и Елизавету. Будет стремится реже «умирать», зная, чем это чревато. Он будет вести подробные дневники. Но за все эти годы он ни разу не столкнется ни с одним своим двойником. Кроме одного раза. Наступит день, когда сын Смерти, еще одна из рода Баттенбергов, двойник и сам Димитрий окажутся в одном месте и в одно время. День, когда будет сделан совместный снимок Ника, Ленни и Лео. Ведь фотографировал их именно Димитрий. Но все они забудут этот день и эту встречу. Абсолютно все. И не вспомнят, пока им не вернет это воспоминание тот, кто его и отнял.***
Николас говорил, что Димитрий не станет видеться с Дракулой, пока жив двойник. Но пришла Кассандра и забила огромный болт на все «хотелки» остальных. Объявила: «Встреча завтра» — значит, встреча завтра. И попробуй ей возразить. Поэтому сейчас Дракула вместе с Еленой и Стефано находился в особняке в Канаде. То, с каким надменным и нахальным видом Дракула переступил порог, надо было видеть. Как к себе домой. Нет-нет. Хлеще. Если бы он так пришел в ад, то Дьявол спрыгнул бы с престола и, поспешно смахнув с трона золу, почтительно посторонился бы и уступил место Дракуле. Ни у кого язык не повернется сказать, что «Дракула прибежал что-то предлагать/упрашивать/обговаривать». Не-е-ет. Он снизошел до этого визита. Почтил своим присутствием. Великодушно выкроил минутку своего драгоценного времени. Были ли какие-то дежурные приветствия? Нет. Может, Дракула представил Елену присутствующим? Нет. Николас и Анна вообще ни внимания, ни приветствия с его стороны не удостоились. Он на них даже не взглянул, прошествовав сразу к месту напротив Димитрия. — Влад, — мужчина в темно-синем костюме критически оглядел вампира. — Димитрий, — тот окинул его безразличным взглядом в ответ. Брат Елены хмыкнул. — Адам, — поправил алхим, вздернув бровь. Влад пропустил поправку мимо ушей и опустился на стул с высокой спинкой. Стефано остановился у окна, чинно сложив руки за спиной. Елена разместилась сбоку от Дракулы. Николас сидел в угловом кресле на противоположной стороне зала, закинув ногу на подлокотник. Анна опиралась локтем на небольшой высокий столик в той же стороне. Казалось бы — такая встреча должна заставить всех чувствовать не в своей тарелке. Должно быть какое-то напряжение. Волнение, может быть. Но нет. Абсолютно. Только ожидание. Все знали, зачем здесь собрались. — Начнём. Какие будут предложения, Влад? — деловито спросил Димитрий, на которого исподлобья поглядывала Елена. Она, к слову, Димитрия совершенно не заинтересовала. Пришла и пришла. И хрен с ней. Он даже не посмотрел в ее сторону, хотя со слов Ника знал, что Елена — это его сестра. — Все просто, — Влад пожал плечом. — Решаем вопрос с твоим долгом перед Кассандрой, едем в Румынию, снимаем «Проклятие пяти», и все — счастливые и довольные — расходятся по домам, — степенно перечислил вампир. — Где мои гарантии? — отбрил Димитрий, сузив черные глаза. — Пока не снято «Проклятие пяти», то можно сидеть и чесать языками, будучи уверенными в том, что никто никого не тронет, — он скрестил руки на груди, откинувшись на спинку стула. — Но как только проклятие и загробная тюрьма падут, причины сдерживаться исчезнут. — Твои гарантии? А где мои гарантии? — колко осведомился Влад, вальяжно положив руку на подлокотник. — Это ведь ты вынашивал план по моему убийству. — А ты вытащил моего двойника с того света, чтобы убить меня, — парировал Димитрий. — А ты пригрел под боком боевую ведьму, способную вырубить меня, — железно отбил Влад. — И после снятия проклятия я стану человеком и убить меня станет в разы проще, — дополнил вампир. — Мне не выгодно убивать тебя после снятия проклятия, — отрезал Димитрий. — Твоя человеческая жизнь и гроша не стоит. — А расплачиваться за твои долги своей вампирской жизнью я не стану, — отбрил Влад. — Да и убить меня до снятия проклятия ты не можешь, потому что тогда его вообще не разрушить. — Если честно, то мне по большому счету наплевать на «Проклятие пяти». Я умирать не собираюсь, так что загробная тюрьма мне не светит. — Так что ж ты тогда до сих пор на меня не напал, а все вокруг да около ходишь? Влад и Димитрий умолкли, неотрывно буравя друг друга острым взглядом. М-да. — Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — иронично протянул Николас. И именно в этот момент вспыхнула алая тьма, являя Кассандру. Взоры всех присутствующих обратились на Смерть. Она, ухмыльнувшись, оглядела всех и пригубила из фляги. — Все в сборе, — одобрила Смерть. — Чудно, — она плюхнулась на стул, заняв место во главе стола между Владом и Димитрием. — Давайте сразу к делу. Чем будешь закрывать свой долг? — вопрос Димитрию. — Вариант «Жизнью Дракулы» не предлагать, — усмехнулся Влад. Вампир повернулся полубоком к Димитрию, больше развернувшись к Кассандре и почти отвернувшись от Елены, сидящей по правую от него. — А ты не нажился? — ехидно осведомился Димитрий. — Шесть веков землю топчешь. — Как вампир, — уточнил Влад. — Хотелось бы пожить, как человек. Смерть крякнула, пригубив напиток из фляги. Николас пристально глянул на мать. Анна придирчиво осмотрела Дракулу. «Как человек». Неужели, и правда этого хочет? — А Адалин? Въедливый (и не совсем к месту) вопрос прозвучал от Ника. Кассандра скосила алые глаза на сына. Анна тоже бросила взгляд на мора. Димитрий пристальнее взглянул на вампира, а Влад перевел полный безразличия взор на сына Смерти. — Что Адалин? — беспристрастно уточнил Влад. — Ты тут всё так расписал: и о себе, и Димитрии, и о проклятии, — Николас прищурился. — Но умолчал об Адалин. Какую участь ты готовишь для нее? Влад хмыкнул, побарабанив пальцами по столу. Елена устремила на него выжидательный взгляд. — Ты говорила, что Елена ничего не стоит, и ты готова отдать ее бесплатно, — вампир обратился к Смерти. Кассандра, иронично усмехаясь, вновь отпила из фляги. Анна чуть не рассмеялась, но сдержалась. Елена насупилась, поджав губы и исподлобья глянув на Смерть. — Но потом ты сменила риторику и предложила обмен, — добавил Влад. — Верно, — подтвердила Кассандра, игриво покачивая флягой в руке. — Это очень хорошая сделка, Кассандра, — непринужденно заметил Влад. — Забирай Адалин в мир мертвых. И оставь Елену в мире живых. Елена чуть опустила плечи. Николас насмешливо повел бровью. Надо же. И правда готов от нее избавиться. Забавно. Впрочем, эта риторика не особо удивила. Елена уже слышала это от Влада. А Ник слышал от Елены. А Анна и Димитрий — от Ника. И сейчас вампир подтвердил свое намерение лично. — Готов заключить договор об обмене? — лукаво произнесла Смерть. — Запросто, — легко обронил Влад. Кассандра плавно отклонилась на высокую спинку стула. Ухмыльнулась. Оценивающе оглядела Дракулу с максимально самоуверенным видом. Выдержала небольшую паузу. — Что ж… Недурно-недурно, — Смерть едко прищурилась. — Такая сделка мне по душе. Тогда… — она покрутила головой, что-то прикидывая в уме. — Подпишем договор. — Без проблем. Кассандра хмыкнула, вновь пригубив напиток из фляги. Кивнула. Довольная усмешка тронула губы проклятого вампира. Оп-ля, и Адалин ненавязчиво получила статус неприкосновенности. Да еще и так, что это совершенно не выглядело, как защита. Даже если вампирша сейчас ворвется сюда и накинется на Анну, та не рискнет ей ответить. Ведь отныне жизнь Адалин — это «предмет договора владыки нечисти и Смерти». Трогать ее нельзя. Покушаться — тоже. Мало ли, какие у Влада и Кассандры будут пункты в договоре (а на его составление уйдет какое-то время). Идти наперекор Смерти тут явно никто не хочет. А вот у Адалин теперь полный карт-бланш. Она может заявиться, залезть на шею Димитрию и, болтая ножками, стучать половником по голове Анны, параллельно поплёвывая в Ника. И если такое поведение устроит Влада и Кассандру, то и остальным придется терпеть. — А пост владыки нечисти? — Кассандра положила костлявую длань на край стола. — Лично я голосую за Локида. Но, если быть совсем честным, то мне без разницы, кому передавать бразды правления, — признался Влад. — Решайте сами. Я хочу снять с себя проклятие и стать человеком. Всё. — Не благодари, — иронично влез Николас. Влад перевел взгляд на мора. Послал ему полную благодарности улыбку. Мать моя Мария Магдалина — фурам с Оскарами скоро будет негде парковаться. — Я действительно тебе благодарен, Николас, — честно проговорил Дракула. — Понимаю, ты хотел мне отомстить, но на деле сделал роскошный подарок. — Отомстить? — фыркнул Ник, закатив глаза. — Да, — с исключительным пониманием кивнул Влад. — За то, что я вломился в твою жизнь. За то, что отобрал у тебя шанс пожить человеком, — он извиняюще взглянул на мора. — За то, что трахал твою девушку. Ник замер. И тут же резко выпрямился, убрав ноги с подлокотника. — Что ты сделал? — сын Смерти медленно встал с кресла. — Ты трахнул Адалин, пока я с ней встречался? Димитрий со смешком кашлянул в кулак. Кассандра насмешливо пригубила из фляги. Анна спрятала улыбку. Елена качнула головой, вздохнув. — И не раз, — невозмутимо подтвердил Влад, пожав плечом. — А ты не знал? — он удивленно приподнял брови. — Упс, — вампир виновато поджал губы. — Прости. Я думал, ты в курсе. Николас сжал челюсть, злобно уставившись на Дракулу. А тот с искренним сожалением взирал на него ответ. — Вот потаскуха, — протяжно выдохнул Ник, скривившись. — Еще какая, — мгновенно согласился Влад. — А мне она говорила, что не изменяла, — мор сжал и разжал кулак. — Ой, мне она тоже вагон лапши на уши навешала, — пренебрежительно отмахнулся Влад. — Мол, у вас только свидания и никакого секса. Я ей верил, — он отчужденно повел бровью. — Но теперь понимаю, что она мне брехала напропалую. Это ж нереально: за два месяца ни разу ее в постель не затащить. Я неделю еле выдержал, — непринужденно обронил Дракула. Лазурные глаза мора зажглись новым огнем злобы. Он размашисто шагнул вперед. — Неделю?! — голос Николаса сорвался. — Ты трахнул мою девушку через неделю после своего возвращения?! — Да, примерно как-то так, — вампир беспристрастно пожал плечом. — Я думал, тебе это все известно, раз ты решил «мстить», — вкрадчиво-извиняющийся тон. — Не гневайся. Это же все в прошлом, — Влад примирительно поднял ладони. — То есть на Балеарах ты уже вовсю трахал мою девушку за моей спиной, я правильно понял? — не успокаивался Ник, бешено сверля глазами вампира. — Но-но! Почему за твоей спиной? — возмутился Влад, всплеснув руками. — Фактически, это было при тебе. На яхте, в частности. В театре на «Гамлете». Да много где, — он чуть наклонил голову. — Ты правда этого не знал? — изумился вампир. Ник разъяренно таращился на Дракулу. Елена нахмурила брови. Анна зажала губы ладонью, отвернувшись, и ее плечи вздрогнули от беззвучного смеха. Кассандра усмехалась в горлышко фляги. Димитрий издал короткий смешок. Становилось всё веселее и веселее. — Почему это тебя так злит? — недоуменно спросил Влад, разглядывая взбешенного мора. — Адалин — твоя бывшая девушка. И моя тоже. Нет ничего страшного в том, что мы оба спали с ней в свое время, — он развел в воздухе руками. — Я не спал с Ленни! — рявкнул Николас. — Серьезно?! — удивленно воскликнул Влад. Аж подпрыгнул на месте. — Почему? — он заинтригованно подбоченился. Димитрий и Анна заулыбались, ехидно переглянувшись. Кассандра беззвучно хихикнула. — Кажется, ты упустил свою возможность повеселиться с бывшей подружкой, — съязвила Анна, колко прищурившись. — В мире мертвых наверстает, — отмахнулся Влад. — Если она даст, конечно. А то мне показалось, что она на тебя обижена, — он с досадой почесал бровь. — Надо было сначала переспать с ней, а потом уже расставаться, Ник, — вздохнул вампир. Мор раздраженно выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. И попал под веселые взгляды Димитрия и Анны. — Нормальной жизни с этой сукой, конечно, не построишь, но любовница она роскошная, — невозмутимо признал Дракула. — Трахается так, что хоть святых выноси. Ох, — он спохватился, повернувшись к Елене. Как будто только сейчас вспомнил, что она здесь. — Надеюсь, ты не обижаешься? Не хотел тебя как-то задеть, — он с раскаянием взглянул на девушку. Анна взвыла, покатившись со смеху. Кассандра заржала в голос. Димитрий вновь насмешливо кашлянул в кулак. Елена немигающими глазами воззрилась на Дракулу. — Все в порядке, — упавшим голосом произнесла Елена. — Я уже говорила, что это твое прошлое. Вспоминать об этом нормально, — почти шепот. — Ты прелесть, — умилился Влад. — Тряпка, — презренно фыркнула Смерть, бросив взгляд на Елену. — Спасибо за минутку веселья, Влад, — а вот теперь улыбка. — Но мы не поржать собрались. Давайте перейдем к делам. — Конечно. Димитрий и Влад посерьезнели, обратив взоры на Смерть. Ник больше не стал встревать, раздраженными шагами меряя помещение за спиной Димитрия. А Анна обратилась в слух.***
Вой. Протяжный вой. Хохотали до упаду — так, что слёзы из глаз потекли. — Сука-а-а-а… Вы это слышали? — истерически всхлипнул Локид. — Слышали, конечно, — выдавил, гогоча как бизон, Лео. — Я бы любые бабки заплатила, чтобы увидеть лицо Елены в этот момент, — взвизгнула Фиона. — Я готова отдать Владу все свои Оскары, — неугомонно ржала Елизавета. — Меня в жизни так не пиарили, — хохотала Адалин. У каждого из них по гарнитуре в ухе. И все на одной линии связи. И каждый слышит всё, о чем идет речь в канадском особняке. И все они находятся в Канаде, но на расстоянии от особняка, которое взято ими в неплотное кольцо — загримированные умелой рукой Елизаветы, все они (кроме Алекс и Лорейн, находящихся в Румынии) тайком прилетели в Канаду почти одновременно с Владом, Еленой и Стефано на самолете Фионы (да-да!). И из аэропорта разъехались по одному, чтобы не толпиться вместе. — Влад — дипломат от дьявола, конечно, — выдохнул Локид, просмеявшись. — После таких слов я точно убедилась бы, что с этим вампиром не все в порядке, — рассмеялась Елизавета. Ведь настоящий Влад никогда не стал бы обсуждать такие вещи. Да еще публично. Да еще в момент, когда сбоку сидит Смерть, и он заявился к врагам на переговоры, где едва ли не вершатся судьбы мира. — Тихо-тихо, — Лео прервал смех. — Мы сейчас из-за своего ржача всё мимо ушей пропустим. — Ты там опять ешь? — Адалин услышала на фоне у друга шуршание обертки. — Конфету, — чавкнул Лео. — Эх, — горько вздохнула Фиона. — Куплю, когда в аэропорт поедем, не вздыхай там, — на фоне у Локида чиркнула зажигалка. — У-и-и-и, — радостно взвизгнула иеле. — Чем бы дитя не тешилось, — Елизавета, судя по звуку, она что-то пила через трубочку. — Лишь бы машины у моего будущего мужа не клянчила, — рассмеялась Адалин. Она, судя по характерному вдоху, тоже курила, как и Локид. — Бабы, вы заткнетесь или нет? — возмутился Лео. И все заткнулись, внимательно слушая разговор, происходящий в особняке. В этот момент Димитрий вернулся к теме человечности. — Хочешь стать человеком… — Димитрий протяжно повторил недавние слова Дракулы. — Ты в них еще веришь? — В кого? — В людей. Все притихли пуще прежнего. Владыка нечисти, с головой варящийся в бесовщине, долго оберегал интересы не только сверхъестественных существ, но и людей. Столетиями не позволял нечисти пуститься в разгул. Берёг человеческий род от покушений нечисти. Берёг нечисть от покушения людей. Раньше… Раньше он твёрдо ответил бы: «Да, я верю в людей». Но сейчас он промолчал. — Ты осуждаешь меня за стремление заполонить мир низшей нечистью, — продолжал Димитрий. — Но в современном мире нравственность уже бьётся в предсмертных судорогах. Понятия «честь», «достоинство» вот-вот канут в небытие. В сердцах людей всё прочнее укрепляется дух эгоизма: «А что я с этого получу?». — И за это их надо истребить? — холодно осведомился Дракула. — Очистить, Влад, — поправил Димитрий. — Этому миру нужно очищение. Да, через хаос. Да, через разруху и массовую гибель, — он тяжело вздохнул. — В этом мире не осталось ничего по-настоящему ценного. Ничего, за что стоило бы бороться. Позиция Димитрия оказалась близка к мнению Кассандры — это поняли все. — Он далеко не дурак, — бегло заметил Локид. — Не дурак, — согласилась Елизавета. — Косит под него порой, но у него неслабые ресурсы. И Димитрий вертел мной и Анной, хотя мы с сестрой были уверены, что это мы с ней умные, а он просто амбициозный придурок. Остальные не стали никак комментировать, продолжая вслушиваться в беседу. — Ты промолчал, Влад, — тонко заметил Димитрий. — Значит, сам это осознаёшь. Значит, и в тебе почти не осталось веры в людей. И вновь тишина послужила ответом. — Нельзя всех грести под одну гребенку, — тихонько встряла Елена. Фиона, услышав ее, напыщенно фыркнула. Адалин закатила глаза. Лео цокнул языком. — Девочка, — пренебрежительно изрек Димитрий. — Со своим «Нельзя всех грести под одну гребенку» ты можешь выступать в детском саду. Правителя не должна волновать судьба отдельно взятого пастуха, — у алхима снисходительный тон. — Он должен думать не о каждом, а о важном. И на перспективу. — В этом твой брат прав, — согласился Влад. Вот казалось бы, зачем все так усложнять? Ввалились бы всем скопом, и дело с концом. Локид оглушает Анну, Адалин тут же ее убивает. Влад выписывает Нику путевку домой и сворачивает шею Димитрию (да, он его этим не убьет, но лишит сознания). Брата Елены — в багажник, потом в самолет и в Румынию. Всё. Пять минут бы заняло. А там уже все, как по маслу. Снимают проклятие, Лео убивает Димитрия, и все могут идти домой. Проще простого же. И никаких игр, притворства и прочей чепухи. Но они не торопились махать кулаками, хоть и сидели не особо далеко от места их встречи, готовые в любой момент перейти к активным действиям, если переговоры выльются в открытое противостояние. Однако принято решение: Димитрий пока нужен в здравом уме и твёрдой памяти. Он, подобно пауку, раскинул широкие сети. Он получает свежую информацию от кого-то из Ордена. Он искусственно создает низшую нечисть. Он дотянулся до сына Смерти, когда тот еще был человеком (тату). И на него работали десять неслабых ведьм и еще две 600-летние ведьмы: не он на них, а они на него. Как ни крути, его сущность, его знания, его связи и способности — к этому нельзя относиться поверхностно. Поэтому первый раунд переговоров продолжался. И фигуры, выстроенные на шахматной доске, сделали ход, начав смертельную партию.***
— Я хочу, чтобы он сдох, — процедил Николас, ненавидяще сверля глазами Дракулу. Влад, Димитрий и Кассандра вышли на задний двор особняка. Кассандра изволила размяться, а мужчины — покурить, но от беседы они не отвлеклись. Стефано чинно стоял неподалеку, не мешая. Елена присела на скамейку, а Ник и Анна стояли в проходе выхода на веранду. — Если он умрет, то окажется в мире мертвых вместе с Адалин. Все твое внушение развеется, — хмыкнула ведьма. — И он начнет тебе мстить, когда ты вернешься домой. Ты этого хочешь? Николас скрипнул зубами. Ситуация повернулась на 180 градусов. Вот теперь Николас хотел смерти Дракулы. Но теперь этого не хотел Димитрий — алхиму вся эта чухня с «Проклятием пяти» все планы порушила, и в итоге внушение Ника оказалось очень даже кстати, да и линия переговоров казалась приемлемой. Если они с Дракулой договорятся с Кассандрой об уплате его долга дипломатическим путем, то надобность в убийстве Влада отпадет сама собой. Анна и вовсе заняла нейтралитет. Жив Дракула, мертв Дракула — ей все равно. Да и он же под внушением, так что угрозы не представляет и мстить ведьме за события 7-летней давности не станет. И вообще он хочет стать человеком и отправить ее врага — Адалин — в мир мертвых. — Твоя мать простит тебе вмешательство в сущность Дракулы? — поинтересовалась Анна, сложив руки на груди. — Внушение, я имею в виду. — Простит. Она меня любит, — обронил Николас. Аха, любит. Чего стоило одно только «Дома поговорим» от Кассандры в адрес сына, когда она заявилась к Димитрию. Впрочем, она тут же отмахнулась от Николаса и сосредоточилась на Владе и Димитрии. — Ясно, — в том же тоне обронила Анна. В этот момент Влад, Димитрий и Кассандра направились обратно к дому. Елена приблизилась к вампиру и взяла его под руку. Тот бросил на нее беглый взгляд, улыбнувшись, но тут же вернулся к разговору. — Хотя нет, пусть живет, — ухмыльнулся Николас, проводив их взглядом. — А я посмотрю, как его будет драть на части после смерти, когда он осознает, что собственными руками грохнул любовь всей своей жизни, — высокопарно и при этом уничижительно. Анна моргнула, повернувшись к Нику. Да, и в боли, и в смерти Елизаветы она всегда винила Влада. Но сегодня, смотря на него и слушая его, стало интуитивно жутко. Мор сотворил с ним страшное. Он уничтожил в нем все настоящее. — Дура блаженная, — презренно изрек мор, покосившись на Елену, и вошел в дом вслед за всеми. Анна неспешно проследовала обратно в зал. Остановилась. Внимательно посмотрела на Влада. …» — НЕТ! Елизавета оказалась ближе всех. Стоило Анне импульсивно замахнуться, как удар смазался от дикой атаки Локида, и рука ушла в сторону — ведьма дернулась и резко развернулась, и еще один обломок пронзил тело до хруста. Но это была Елизавета, вставшая между сестрой и Владом с Ленни. Ведьма приняла удар на себя, и Анна пораженно уставилась на сестру, которая схватилась за ее плечо…» И вот за что Елизавета отдала свою жизнь? Она погибла в попытке защитить Влада, и этим придала жизни вампира особую ценность — такой позиции придерживалась Анна. И что теперь? Елизавета погибла, чтобы спустя семь лет Дракула добровольно сполз с трона? Вот так — без борьбы, без сражения. Он даже не против внушения. Знает, что все это фальшь. Но не пытается это исправить. Боевая ведьма скривила губы. Да ну нахрен. Слушать и смотреть тошно. Димитрий готов на договор — пожалуйста. Николас брызжет слюной — на здоровье. Все равно против матери он не пойдет. Анна еще раз осмотрела мужчин и молчащую Елену. Покачала головой, придя к мысли, что участвовать в этом ей, признаться, уже и не особо хочется. Хочется махнуть рукой и уйти. Пусть делают, что хотят.***
Адалин сложила в сумку пропуск, ключи. Взяла телефон, на который пришло сообщение. «Малыш, мы со смешинкой завтра поедем выбирать платья для подружек невесты. Сразу после возвращения ласточки. Ты с нами?». Ленни усмехнулась. Елизавета, похоже, понахваталась от Локида и тоже раздала всем прозвища. «Смешинка» — это Фиона. «Ласточка» — Александра. «Да, я с вами», — вампирша напечатала быстрый ответ. Она убрала телефон в сумку. »… — Ты сильно ее ненавидишь? — Елизавета негромко обратилась к Адалин, когда они летели обратно из Канады в Штаты. Ленни оторвалась от созерцания облаков за иллюминатором. — Анну, — уточнила ведьма. Адалин не торопилась с ответом, рассматривая Елизавету. Это сложный вопрос. Неоднозначный. Она ненавидела ее на протяжении семи лет. Она жила идеей мести. Она помнила все, что произошло в результате нападения Анны. Но нельзя не признавать очевидного. Да, Анна оказалась безрассудной. Да, она не рассчитала шаги и не оценила риски. Но она примчалась в замок Дракулы за сестрой. Наплевала на все и бросилась вызволять Елизавету. Она не струсила. Она сунулась к 600-летнему вампиру и ведьмаку ради родной сестры. И она не хотела ее убивать. Это вышло случайно. Разве Адалин не убила бы ради спасения Александры? Да глазом бы не моргнула. — Я желаю ей смерти, — произнесла Адалин. — Так же, как и когда-то желала смерти тебе. Елизавета улыбнулась. Она всё поняла именно так, как надо было понять. Она поняла правильно…» Ленни оперлась ладонями на край стола. И вновь прислушалась к себе. Ищет-ищет внутри себя ослепляющую ненависть к Анне. Ищет-ищет прожигающую месть. И…не находит. …» — О, как ты меня ненавидишь, — Анна сделала пару неспешных шагов поперёк дороги, не отрывая взгляда от Ленни. — Отсюда чую. — И как ощущения? — голос вампирши стал похож на шипение змеи. — Никак. Безразлично. Твоя ненависть отравляет тебя, а не меня…» Александра была права. »…— Наверное, я всё ещё ненавижу этот замок, — Алекс невесело усмехнулась. — И Анну ненавижу. Как вспомню, как она свернула тебе шею у меня на глазах… Но я не хочу жить в этой ненависти, Ленни. Не хочу, как ты…» И Влад прав. …» — Ты всё разрушил! — Нет, Елизавета, — Влад неспешно приблизился к ней. — Ты отравлена собственной ненавистью…» Так что не надо путать эти тонкие понятия. Не ненавидеть — это еще не значит «простить и отпустить». С террасы донесся всплеск воды, выдергивая Адалин из мыслей. Она, улыбнувшись, подхватила бумаги и вышла к бассейну, где плавал вампир. — Влад, у меня встреча, — оповестила Ленни. — Надо подписать, — она потрясла документами. — Давай, — Влад подплыл к бортику, но из воды не вышел, встав на подводный выступ. Адалин подала ему полотенце и ручку с документами. Влад вытер руки и стал пробегаться взглядом по строчкам. Ленни же заняла выжидательную позицию, прекрасно зная, что Цепеш, пока всё не прочитает, ничего не подпишет. Сначала она разглядывала террасу. Мысленно пришла к выводу, что этот пентхаус даже получше того, где прежде жил Влад. Уютнее. Больше теплых оттенков в обстановке. И здесь на террасе есть вьющиеся растения, частично опутывающие ограждение. И широкий диван, на котором можно валяться под открытым небом хоть целой компанией. И мягкие шезлонги. Адалин сверху вниз посмотрела на вампира, облокачивающегося на бортик бассейна и читающего документы. Проследила, как по его коже скатываются капельки воды, отражая закатное солнце. — После того, как встреча закончится, пойдем охотиться? — предложила Ленни. — М-угу, — кивнул Влад. — Позвони, как освободишься. — Хорошо. Влад перелистнул страницу. Она поставила ногу на шпильку туфли, подняв носок и лениво покрутив ступней. Взглянула на панораму города, на горизонт, который утопал в золотых лучах солнца. Его ладонь ненавязчиво легла на ее лодыжку. Она посмотрела вниз, бегло улыбнувшись, и вернула взор к горизонту. В терпеливом ожидании потекли минуты. Он читал документ, непринужденно и, скорее, машинально поглаживая ее ножку от колена до ступни и обратно. Она так же непринужденно постукивала туфелькой по плитке. Как-то больше на автомате, интуитивно. И ничего в этих жестах не было. Никаких намеков. Сначала. Ровно до тех пор, пока он кончиками пальцев не задел выжженную неровность на ее коже. Влад отвлекся. Удивленно выгнул бровь. — У тебя ее не было, — он только сейчас заметил на ее ножке магическую печать. — Да, сегодня поставили, — размеренно отозвалась Адалин. — Защитная. Влад кивнул и вернулся к бумагам. Перелистнул страницу. Повел бровью и, моргнув, вернул взор к ее магической печати. Тонкая-тонкая цепочка аккуратных символов опоясывала ее лодыжку, как браслет. Он пригляделся внимательнее. Так, стоп. Это не почерк Елизаветы. Он видел магическую печать ведьмы, и ее символы выглядят иначе. Вампир моргнул ещё раз. И это не почерк Локида — тот ставит угловатые символы. Это… Это его почерк. Влад промотал в голове события дня. Адалин утром сунула ему под нос листок с ручкой и попросила переписать защитное заклинание. На его: «Зачем?», вампирша отбила: «Надо. Тебе сложно?». Он тогда торопился, поэтому допытываться не стал. Быстро переписал и ушел, а потом вообще про это забыл. И сейчас смотрел на ее защитную печать, выведенную его каллиграфическим почерком. Адалин истолковала затянутое молчание и полнейшую недвижимость со стороны вампира по-своему: она, не глядя на него, протянула руку вниз. — Подписал? — она раскрыла ладонь. — Это мой почерк. Ленни опустила голову и заметила, что он смотрит на печать. — Твой, — подтвердила Адалин, усмехнувшись. — Я же утром просила тебя переписать заклинание. И Елизавета с Локидом использовали его, как трафарет, когда наносили печать. Влад медленно поднял на нее потемневший взгляд. — Что ты на меня так смотришь? — Ленни улыбнулась, смотря на него сверху вниз. — Я же не виновата, что у тебя красивый почерк. Или ты против? — она прищурилась. — Не против. Ленни удовлетворительно кивнула. — Если подписал, то давай, — она пошевелила пальчиками. — И я поеду. Взгляд кристально-голубых глаз переместился на ее ладонь. Остановился на кольце. Несколько мгновений абсолютной тишины. Ее магическая печать и кольцо выжгли его зрение, разгоняя огненные волны по телу. Пальцы цепко обхватили ее лодыжку. И резкий рывок вниз. — Ой! Ленни с размаху плюхнула ногами по воде, и в воздух взметнулись прозрачные брызги. Влад поймал ее за талию, не позволив удариться копчиком о край бортика. — Ты что делаешь! — она рассмеялась, зажмурившись и отвернувшись от брызг. Он не столкнул ее в бассейн, а, дернув вниз, усадил на самый край бортика, обвив одной рукой. — Влад, мне же надо… — «ехать на встречу». Адалин осеклась, перестав улыбаться. Он на нее так смотрит, как будто она ему жизнь сломала. Разрушила до основания и в преисподнюю вышвырнула. Донельзя серьезный, жгучий взгляд. Насквозь. Он переводит взгляд на её чуть приоткрытые губы. Подаётся всё ближе. И ближе. — Мне тоже надо, — на выдохе. И ловит ее губы своими губами. Глубокий, медленный, чувственный поцелуй — за такой продают душу и сверху приплачивают. Его ладонь плавно скользит по ее коже — от ступни к колену и выше к бедру, когда она обвивает его ногами. Другая рука, невзначай задев магическую печать на затылке, поднимается к заколке и освобождает убранные волосы. Молния юбки расстегивается. Медленно-медленно. Ткань скользит по коже, стягивается вниз. Не отшвыривается, а пускается по воде вслед за слетевшими в бассейн бумагами. Он теснее прижимает ее к себе. Разрывает движение губ, переходя к пульсирующим жилкам шеи. Шумный выдох уносится вверх, когда откидывает голову назад. Он зарывается лицом в воротник ее блузки, касается губами изгиба плеча и спускается к ключицам. Неспешно. По нарастающей. Пальцы медленно расстегивают пуговицы, неторопливо обнажая тело. Она несдержанно ёрзает, и он перехватывает ее руку, когда она пытается сильнее потянуть его на себя. Каждый участок обнаженной кожи покрывается ненасытными касаниями губ и языка — змеиной дорожкой вслед за распахивающейся блузкой. С ее губ срывается стон на выдохе, когда он зубами оттягивает кружево ее белья, проникая языком под тонкую ткань. Блузка приспускается с ее плеч, комкаясь на локтях. Ее пальчики зарываются в его волосы. Витиеватая дорожка поцелуев становится настырнее. Под кожей проносятся черные венки там, где он ее касается. Под его прикосновениями тело плавится, как свеча, разгораясь и вспыхивая сильнее. И она с протяжным стоном поддается навстречу, когда его язык, извиваясь и петляя, скользит с внутренней стороны бедра в нее. Настойчиво прижимает его голову ближе к себе, откровенно раскрываясь в ответ на ласкающие движения его губ и языка, его рта. господибожемойВсевышнийДьявол, да… — Влад… Его имя слетает с ее губ отрывистым стенанием дьяволов в преисподней. Хочется бормотать что-то бессвязное и умолять, чтобы он сделал хоть что-нибудь, пока она не сошла с ума. Еще что-нибудь… И еще раз что-нибудь… Он прижимает к себе ее тело, извивающееся в его руках, и чувствует, как стремительно каменеют мышцы от неистового желания взять её, отшвырнув в сторону все прелюдии. Всплеск воды сливается с ветром. Он, подхватив ее на руки, выходит из бассейна. И она обвивает его ногами, попутно стягивая с себя остатки одежды. Обхватывает ладонями шею, впиваясь в его губы глубоким, жадным поцелуем. Вцепляясь в его кожу черными когтями, пока он несёт её к низкому и широкому дивану. Опускается вместе с ней на прохладную на ощупь ткань, вновь улавливает еле различимый шёпот своего имени, растворяемый в скольжении губ. Ее попытка оказаться сверху терпит крах — он придавливает ее собой. На его лице мелькает усмешка, когда с ее губ слетает что-то капризное. Дразнит, оттягивая жгучую потребность оказаться в ней. Кончиками пальцев ловит ее податливые движения и тут же сдавливает ее кожу до синяков, уничтожая даже призрачный намек на ласку. Вновь и вновь. Напирает, тут же отступая. Подводит к грани. Играет ощущением скольжения языка по острому лезвию ножа, когда от кровоточащего пореза отделяет только мимолетное и резкое касание. Это издевательство. Пытка. Садизм и мазохизм вместе. СукаТвоюмать. Тела изрезаны черными венами. Грудную клетку передавливает колючей проволокой. Она целует его порывисто, но тут же неторопливо. Её трясет от горящего напряжения, но она поддается. Играется, поддразнивая. Покусывает и облизывает его губы, отпускает и снова ловит. Настырно сжимает его ногами, льнет к нему, проводя ладонями по его телу. Сходя с ума. Загоняя друг друга в безумие. Он чувствует касания ее губ и языка на своей коже. Чувствует ее горячее, сбивчивое дыхание. — Я хочу… — ее голос дрожит. Каждая секунда разрывает по швам. Она не может внятно что-то сказать. Вновь и вновь шепчет его имя — как проклятие, как мольбу, как единственное и самое важное слово на свете. А сама теряется, растворяется в ощущениях. До головокружения. До потери связи с реальностью. Его откровенно пошлые, дразнящие касания сменяются мягкими, нежными, едва уловимыми. И она реагирует на каждое движение, на каждый его вздох. Он видит ее разметанные по подушке волосы. Видит подрагивание пушистых ресниц, когда она откидывает голову назад. Видит, как от ее глаз расходятся чёрные вены — вниз, по скулам к шее и ключицам. И видит, как сильно они пульсируют под ее кожей. Горло опаляет жар. Он наклоняется к ее шее, часто и коротко прикусывая кожу. Провоцирует. Дрожью до мурашек, до сжатия каждого нерва — человеческий облик уходит окончательно. Острые когти прорывают его кожу на спине, и высотный ветер подхватывает тонкий шлейф аромата крови. Всё. Я так больше не могу. — Бери, — его бархатный шепот вливается в слух, опутывает ее, когда она клыками царапает его плечо. Забирай. Забирай всё, к чертовой матери. Их взгляды пересекаются. Жгучие, темные, истязающие нутро. В черных глазницах бушует адское пламя. Его губы скользят по ее шее, касаются подбородка и накрывают ее губы. Уже жадно. Уже требовательно. — Бери, девочка моя… — его пальцы зарываются в ее волосы. Выдох. И она клыками вцепляется в сгиб его плеча, когда он одним движением берет ее. И ее глубокий, полный вожделения стон прямо в укус вышибает дух. Он жестко сжимает ее затылок ладонью, с дикой силой прижимая ее к себе. Под давлением его кровь врывается в ее горло. И всё взрывается. Дыхание перехватывает. Сгорает. Ощущения, чувства, инстинкты, мысли — с размаху и со всей дури о бетонную стену. Вхренчило так, что мир развалился на «до» и «после», обуглившись в прах. Не насыщение, а упоение. Оно, подобно дьявольскому блаженству, лавой сочится по венам, вылизывает обожженные нервы. Его кровь сплетается с ее кровью. Становится одним целым. У страсти вкус его крови. У нежности вкус его крови. У верности. У преданности. У власти. У любви вкус твоей крови. Пропитывает насквозь. До неистовой дрожи, до яро горящих под кожей вен. Соединяет, сплетает их в одно целое. В висках рвано и бешено пульсирует. Все существо трещит по швам, со стоном умирая и возрождаясь. Отдать всё, что есть. Свою кровь, свою душу, своё тело, свои мысли, всю свою сущность. Себя. Целиком и полностью. Сокровенный, бесценный дар. Слияние в одно на безумном, глубинном уровне. Возведение в абсолют. Ощущение его крови на ее языке, ощущение его ладоней на ее теле, ощущение его внутри себя, его ритмичные, плавные, глубокие толчки. Его бархатный шепот на ушко. Ее неистово дерет на части. Разрывает в клочья, в хлам. Уничтожает и при этом швыряет на вершину. Каждый атом существа мечется, пульсирует, бьется. Вдавленные, вшитые, впаянные друг в друга. Вколоченные, сука, до самого основания. И кажется, что даже этого мало. Она целует его яростно, жадно. И он чувствует на ее языке вкус своей крови, чувствует, как она жарко и без остатка отдается ему каждой клеточкой тела, каждой струной вампирской души. — Влад… Возьми… — сквозь поцелуй. Его не надо просить дважды. Он хватает ее и разворачивает к себе спиной. Одна ладонь сжимает ее грудь, вторая — сдавливает бедро. И она задает темп: глубокий, чувственный, ритмичный, проводя пальцами по его рукам с выступившими венами. Его язык обводит контур магической печати на ее затылке, и она, со стоном выгибаясь, ускоряет ритм, опираясь ладонью в подлокотник. Чувствует его дыхание на своем плече. И замедляется, когда его клыки прорывают ее кожу. Горло сдавливает спазм: ни вздоха, ни стона. Он испытывает не только упоение, лавой несущееся по венам. Безграничную власть, собственничество. Он чувствует, как каждая капля ее крови на его языке делает из него все более безумного, дикого монстра. Помешанного на обладании. На ней. Одержимого. Он сдавливает ее шею ладонью с такой силой, что перекрывает ей дыхание. Но оно ей и не нужно. Осатаневшими, грубыми толчками берет ее, и она отвечает — так же дико, так же яро и безумно. Толкается в неё снова и снова, вцепляется губами, зубами, языком в ее кожу, стремясь продлить это убивающее безумие ещё и ещё. Лишь бы не переставать чувствовать ее. И всепоглощающе чувствовать друг друга на всех уровнях сущности — невыносимо. И задыхаться, как в бреду, сходя с ума — ненормально. И настолько зависеть друг от друга — опасно. Для кого-то. Но не для них.*** Румыния. Замок Дракулы.
…» — Господин Цепеш, — Александра прокашлялась, решив остаться стоять, как ученица у школьной доски. — Ваш замок — уникальное архитектурное наследие, и наш журнал специализируется…. — Алекс говорила быстро, но внятно…» Александра, стоящая около неработающего фонтана, смотрела на фасад замка Дракулы. Пристально. Очень-очень внимательно. Адалин отзывалась о замке Дракулы, как об уникальном историческом сооружении. И сама Александра была высокого мнения о замке. …» — Мы едем кататься на теплоходе! — громко оповестила Александра, врываясь на кухню. — По реке! — провозгласил Лео, влетевший вслед за ней. — Теплоход? — уточнила Адалин. — Какие-то возражения? Сегодня воскресенье — это выходной. Мы сняли проклятие и… — И почему бы нам не отметить это событие? — подхватил Лео. — Жизнь — это хороший повод для праздника, разве нет?..» Авгур не отрывала немигающего взора от холодного и отчужденного фасада. От темных окон. Воспоминания шептали на ухо. Замок Дракулы молчал. Зябкий ветер шелестнул кроны деревьев Холодного леса и ударил по камням здания. За этими стенами они провели немало счастливых минут. Но горя испытали все-таки больше. В памяти авгура мелькнул хруст сломанной шеи сестры. И грохот разрушенной башни. Замок Дракулы живет и дышит на протяжении многих веков. У него — у замка Дракулы — есть душа. Насквозь пропитанная проклятием душа. И приговор замку уже вынесен. Самим владельцем. Алекс сделала глубокий вдох. Колко усмехнулась холодным фасадам молчаливого замка. Усмешка «Гори в аду, проклятое строение». — Александра? — Лорейн подошла к внучке со спины. — Поехали? — Да, поехали, — авгур развернулась к ведьме и сделала шаг. Остановилась. Зажмурилась. Схватилась за руку Лорейн. — Алекс, — ведьма быстро обхватила внучку за талию и усадила на бортик фонтана. Тут к гадалке не ходи — видение. Лорейн ничего не сказала, а лишь утешающе что-то шепнула, поглаживая внучку по спине. Под веками авгура замелькали размытые картинки. Они смазанные, нечеткие. Но звуки, сопровождающие их, ярче. На слух ложится шум волн вдалеке, смех, звуки проезжающих автомобилей. — Вы не поверите: я поступила, как полная идиотка! — восклицание Елизаветы перекрыло общий шум. — Почему не поверим? Поверим, — ехидный тембр Локида тоже прозвучал ярко. — Вангую: косметичку забыла? — насмешливый голос Лео. — Ванговать — это по участи рыжули, — ответ Локида. Александра выдохнула, выпрямляясь. Когда в ее голове мелькнуло предсказание взрыва — было больно. Сейчас больно не было. Это произойдет… Может быть, произойдет. С большой вероятностью. Когда? В ближайшие дни/недели, вероятно. До того, как Елизавета, Лео и Елена уйдут в мир мертвых. Логично же. — Что увидела? Что-то плохое? — Лорейн заволновалась, взяв внучку за руку. — На этот раз больше услышала, — Александра тепло улыбнулась. — Нет, не плохое, — она мягко сжала ее ладонь. — Поехали, по дороге расскажу. Авгур и ведьма направились к машине. Перед тем, как уехать, Александра еще раз оглянулась на строение. А через несколько секунд автомобиль отъехал от замка.«Вот уж кому точно нет места в будущем — так это тебе, замок Дракулы».
*** США.
Что говорить и что делать после настолько крышесносной близости они не знали, поэтому молчали и не шевелились. Кроме шуток. Каждый атом существа расщепило…да какое там — расхреначило так, что хоть самого дьявола выноси вперед ногами. Когда они одновременно вцепились друг в друга клыками и кровь хлынула в горло, вознося чувство отдачи и обладания куда-то за пределы орбиты Плутона — тогда уже все зашкалило. Но когда к этому примешалось еще и ощущение сексуального пика, достигнутого ими в один и тот же момент, то все внутри и вовсе разорвало на части. Обоих затопила такая эйфория, что все смело подчистую. Адалин рухнула. В прямом смысле. И он на нее сверху. Слава дьяволу, что она — вампирша. А то бы он ее раздавил. Буквально, потому тело в тот миг вообще перестало слушаться. Влад открыл глаза. Адалин — нет. Она тихонько лежала на боку, почти не дыша и совсем не двигаясь. Губы вампира тронула улыбка: он прекрасно знает, что она сейчас делает. Этот хищный котенок, пригревшись под его боком, смакует собственные ощущения. И дело не только в сексе (хотя и в нём тоже). Она прислушивается, как внутри нее его кровь переплетается с ее кровью, потоком разливаясь по венам. Вновь и вновь ловит вкус его крови на своем языке, пока он не растворился. Он сам только что делал то же самое. И продолжает делать, но теперь смотря прямо на нее. На террасу ворвался виток высотного ветра, разнося мурашки по коже. Влад накинул на Ленни тонкую тёмную ткань, скользнувшую по изгибам ее тела. Обвил ее одной рукой. — Да, я знаю, что тебе не холодно, — и от его хрипловатого, бархатного тембра она покрылась мурашками еще больше. Дрожь, казалось, пробежала даже по скулам и иголками процарапала макушку. — Влад? — М? Пушистые ресницы дрогнули, и она открыла глаза. Зрачки расширенные, почти перекрывающие радужку цвета янтаря. А взгляд серьезный, глубокий. — Я тебя люблю, — не шепотом, но настойчиво. Как вливание расплавленного металла под ребра. Влад мягко улыбнулся. — Знаю, — он плавно погладил ее кончиками пальцев по изгибу талии. — Нет, — тихо, но твердо возразила Адалин. — Не знаешь. Я тебя люблю. До изломанных костей, до изрезанных лёгких. До крика, до шепота. А в сознании трепещет. Ощущение, как будто разрывной снаряд разлетелся на куски и осколками изрешетил всю сущность. Влад посерьезнел. — Тогда верю, — такой же тихий ответ. Нельзя так безумно любить. Это опасно, это дико. Но я люблю. Люблю именно так и по-другому любить тебя я не могу. Влад притянул ее ближе к себе, и она уткнулась носом в его ключицу, когда он обвил ее обеими руками. Снова закрыла глаза и притихла. В какой-то момент услышала, что он взял телефон. Мелькнула мысль, что он что-то пишет по работе или по встрече, на которую она не поехала. Но она не зациклилась на этом и не отвлеклась — тем более, он меньше, чем через минуту, снова крепко обвил ее обеими руками. А небосклон погружается в ночь. Закатное солнце бросает прощальные тонкие-тонкие золотые полоски над самым горизонтом. Скрывается, и небо посыпается россыпью звезд. Город словно убавил громкость. Вампиры перестали воспринимать посторонний шум, вслушиваясь только в шепот высотного ветра и тихое дыхание друг друга. И только пронзительный соколиный крик привлек внимание. Адалин, удивленно приподняв брови, отстранилась от груди Влада и обернулась. Он улыбнулся уголком губ. Плывущая по небу фигура крупной хищной птицы. Широкие взмахи крыльев. Ленни медленно села, не отрывая взора от сумеречного неба. — Не может быть… — потрясенно выдохнула Адалин. — Это…? — она неверяще взглянула на вампира. Мягкая улыбка в ответ и утвердительный наклон головы. Да. Это тот же сокол, что принес ей послание от Дракулы семь лет назад всего с одним словом: «Безумно». Адалин обмоталась в простынь и поднялась на ноги. Неспешные шаги. Тёмная ткань, в которую она обернулась, длинным шлейфом скользила по гладкому полу. Она с тихим придыханием смотрела ввысь, на сокола, а Влад — на нее. Смотрел, как высотный ветер треплет ее спутанные волосы, как пряди невесомо задевают скулы и обнаженные плечи. Смотрел, как тёмная ткань, которую она придерживает руками, волнами струится по ее телу. Сокол на секунду замер в небесах и, сделав широкий взмах, пролетел по плавной траектории, рисуя невидимый символ бесконечности. Застыл в середине знака, расправив крылья. Птичий крик, и сокол, сорвавшись с места, спикировал на ограждение и впился когтями в металлический поручень. Адалин не отпрянула. Легко рассмеялась. — Привет, малыш, — заботливо произнесла Ленни. Сокол осуждающе зыркнул на девушку. Влад насмешливо хмыкнул. — Ой, — спохватились Адалин. — Прощу прощения, — она тут же исправилась. — Рада видеть Вас вновь, Ваше Величество, — искренний голос. Адалин, перехватив одной рукой свободный край ткани, склонилась в глубоком и вежливом поклоне. Влад поразился: поистине изящный жест выглядел по-королевски статно и при этом мягко. Сокол расправил крылья и учтиво поклонился в ответ, подавшись грудкой вперед и склонив голову. И тут же, встряхнувшись, выпрямился. — Как его зовут? — вдруг спохватилась Адалин. — Спроси у него, — в интонации Влада мелькнула улыбка. — Дракула? — насмешливо предположила Ленни. Влад рассмеялся. Сокол отвернул голову, шевельнув крылом. Мол, нет. — У тебя явно какое-нибудь королевское имя, — задумалась она. — Генрих? Георг? Эдуард? Ричард? Влад издал смешок. Сейчас всех королей Англии будет перечислять. — А ты мальчик или девочка? — шепотом спросила Ленни. Сокол, раскрыв клюв, возмущенно заершился на месте. — Всё, поняла: мальчик, — Адалин примирительно подняла ладонь. — Я нашел его в английском графстве, — вкрадчиво подсказал Влад. — Значит, имя какого-нибудь графа, — предположила Адалин. Сокол важно вздернул голову, как будто ему понравилось то, что он услышал. — Да? Не знаю, может… Граф… — она не успела добавить имя, как сокол широко раскинул крылья и сделал согласный наклон. — Граф? — догадалась Ленни. — Тебя зовут Граф? — она широко улыбнулась. И сокол вновь сделал утвердительный наклон. — Да, — усмехнувшись, подтвердил Влад. — Он категорически отказывался отзываться на любые имена, пока я случайно не сказал при нем слово «Граф». Он откликнулся. Вампир сделал короткий взмах рукой, и сокол перелетел на подлокотник дивана. Адалин тоже вернулась на диван, опустившись рядом с Владом, который сел прямее, приладив под спину подушку. — Он не совсем обычный, да? — тихонько спросила Адалин. Влад кивнул. — Так выдрессировать хищную птицу… Граф зыркнул на девушку. Насупился. — Она имела в виду, что ты очень верный, Граф, — вампир, посмеиваясь, обвил ее рукой и прижал спиной к своему боку. — Не дрессированный. Сокол статно щелкнул в немом: «Вот так-то лучше». Наклонился и стал клювом что-то колупать на своей когтистой лапке: похоже, что-то доставал. Ерепенился, шурша крыльями, а затем резко переместился на колени Адалин, хватко вцепившись в ее ногу острыми, загнутыми когтями. — Аккуратнее, — в голосе Влада мелькнули приказные нотки. Сокол чуть ослабил хватку когтей. Плавно поднял голову. В его клюве — крепко и бережно взятое за ободок — сверкнуло кольцо. Адалин оторопела, перестав дышать. Немигающими глазами смотрела то на украшение, то на Графа, замершего в ожидании. Да, она уже невеста владыки нечисти. Да, они уже готовятся к свадьбе. Но сейчас сердце упало, а воздух перестал поступать в легкие. — Адалин. Она, оторвавшись от созерцания кольца, повернула голову к Владу. И чуть не умерла. Потому что в кристально-голубых глазах отражалось нечто невозможное, невыносимое, сдавливающее душу. Любовь 600-летнего вампира — это абсолют. Она чувствуется, как первооснова мира. Первоначало всего. Вечная и неизменная. Она «до», она «во время», она «после». Она рождается до первой встречи, она созревает во время всей жизни — у нее нет конца, нет края. Ему не нужны долгие годы, чтобы возвести свои чувства на вершину. Они уже там. Просто они ждали. Ждали ее. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Тишина. Еле уловимый кивок. И еще один. — Да, — шепот. — Конечно, да, — она обхватила ладонями его лицо, прижавшись к губам. И он ответил, а через секунду ощутил прохладные, влажные дорожки на ее щеках. — Ленни, — Влад отстранился, трогательно улыбнувшись. Плачет. По щекам сами собой катятся слёзы. Не от горя, естественно. Просто организм больше не способен выдержать это ненормальное давление, этот дикий водоворот, бушующий внутри. Влад аккуратно усадил ее на себя, попутно забрав у Графа кольцо. — Благодарю, друг. — Спасибо, Граф, — одновременно с вампиром произнесла Адалин. Сокол учтиво поклонился и, взмахнув широкими крыльями, воспарил ввысь, оставляя вампиров вдвоем. Ленни, сидящая на ногах Влада, прижалась лбом к его лбу и притаилась, когда он взял ее за руку. Кольцо, приобретенное Владом семь лет назад, предназначалось Адалин, которая была человеком. Украшение с россыпью бриллиантов и топазов — изящное и утонченное — подходило ей тогда. Но не сейчас. Насыщенные грани рубина сверкнули в полутьме звёздной ночи, когда кольцо скользнуло на безымянный палец. Глубокий оттенок играл такими переливами, что кажется будто в камни залили кровь. И эти драгоценные камни впаяны в черное золото — неподатливый и прочный металл, который почти невозможно деформировать. — Адалин… — ее имя срывается с его губ на шумном выдохе. Теперь она сдавливает его коленями, то привставая, то опускаясь. Не дает пошевелиться, ластясь к нему. Неумолимо целует, то зарываясь пальчиками в волосы, то впиваясь ногтями в его руки, в его плечи. Снова и снова. И он стягивает с нее ткань, вновь обнажая. Вновь прижимая к себе. Так изливаются все чувства, все мысли. Все самое сокровенное, что застряло в их глубоко влюбленных душах. И каждое касание, каждый взгляд, как произнесенное шепотом обещание. Обещание, что это навсегда.