mirrorball

      Акира медленно открывает глаза. Чуть поворачивает голову и видит спящего на стуле возле кровати Кацуки. Сердце пропускает удар, и она слабо улыбается.       — Кацуки… — зовёт слабо. И он тут же просыпается.       — Лежи. Я здесь.       Бакуго двигает стул ближе.       — Выглядишь лучше, но всё ещё хреново.       Как честен в своей характеристике.       Она протягивает руку, и он понимает её без слов. Помогает сесть, и Акира тянется к нему, обнимает и вспоминает мать. Глаза наполняются слезами, и Акияма начинает плакать, цепляясь за футболку Кацуки. Тот стискивает её в крепких объятиях, пока она плачет, и думает, что до сих пор хочет разобраться с тёткой сам.       Но есть кое-что ещё, что он должен ей сказать.       — Твой отец здесь.       — Отец? — отстраняется она, не веря его словам.       — Да, отец, — кивает Бакуго. — Разговаривал с моей матерью. Она хочет, чтобы ты осталась у нас. Отец не против. И мой, и твой. Но твой считает, что решать тебе       Акира кивает, всхлипывает и вытирает слёзы.       — Не плачь из-за неё. Это того не стоит.       — Что-то ещё? Есть что-то ещё, что я должна знать?       — Ну… — Кацуки задумывается, что можно рассказать сестре такого, чтобы она не стала волноваться ещё больше. На ум приходит пойманная недавно сплетня, которую он спешит озвучить, пусть такое и не любит: — Кажется, твои приятели вместе. Которые были в бегах с тобой.       — Наоми и Эйта?       — В душе не…       — Наоми и Эйта, — кивает Акира. — Что ж, это было вполне ожидаемо.       Она действительно за них рада. Значит, Эйта смог справиться со своим чувствами и перерос влюблённость в неё. Это не могло не радовать.       — Твоя подружка не объявлялась. Как сбежала с Даби, так ничего про неё не слышно.       — Её зовут Рей.       — Плевать.       Но Акира с ним не согласна.       — Нет, не плевать. Она тоже жертва моей матери. От этого не отмыться. Никогда. Мне в том числе, — глухо произносит Акияма. — Фамилия осквернена.       — Возьми другую.       — Кацуки…       — Ты можешь стать Бакуго.       Ответить она не успевает — разговор прерывается стуком в дверь. Кацуки, видимо, знает, кто пришёл, потому что тут же поднимается со стула.       — Куда ты?       — Оставлю вас наедине. Вам нужно много чего обсудить. Тодороки, — говорит он, соприкасаясь в дверях плечами с Шото. Тот кивает.       — Бакуго.       — Буду в кафетерии. Потом ещё к тебе загляну.       Терпения Шото хватает на несколько секунд — едва за Кацуки закрывается дверь, как он срывается с места и бросается к Акире, стараясь как можно аккуратнее обнять её.       — Шото… — она ощущает его слёзы на своём плече.       — Я так боялся… Боялся, что больше тебя не увижу, — шепчет он ей на ухо. — Я не… Я не имею права приходить к тебе после того, что сделал, но я очень хотел увидеть тебя и убедиться, что ты…       — Что ты сделал?       — Ты не помнишь?       — Нет, — признаётся Акира. — Совсем ничего.       — Твоя лопатка, — сдержанно произносит он.       Акияма, приподняв брови, припускает ткань с плеч и берёт лежащее со столика рядом с кроватью зеркало. На левой лопатке ожог, такой же, как и на лице Тодороки. И, на удивление, она не находит его уродливым.       Видимо, после преступления близкого члена семьи на все остальные вещи начинаешь смотреть иначе.       Это для нее данность.       — Это ничего, — говорит она, откладывая зеркальце в сторону.       — Наверное, Исцеляющая девочка могла бы его убрать…       — Нет, — Акира качает головой. — Я не буду это убирать.       — Акира…       Она смотрит на него.       — Ты ни в чём не виноват. Только не ты. Это я должна перед тобой извиняться, — Акира обхватывает его лицо ладонями и, поцеловав, отстраняет, чтобы смотреть ему в глаза, но ладони не убирает. — Я люблю тебя, — шепчет она. — Прости за то, что я сделала. Но я не могла иначе: не могла не помочь Рей. И не могла тебе всё рассказать и втянуть в это безумие.       — Мне не за что тебя прощать. И я тоже люблю тебя, — Шото склоняется, и они соприкасаются лбами. — Мы справимся со всем вместе.       — Вместе? Ты хочешь быть со мной?       — Хочу. Я чуть не потерял тебя.       — Но не потерял же, — пытается она шутить. — Шото…       — Начнём всё заново.       — Да, — кивает она. В глазах вновь стоят слёзы, и Акира сдерживается, чтобы не расплакаться. Не хочется, хочется смотреть на него и жадно вглядываться в каждую чёрточку лица Шото. Тодороки всё ещё обнимает её, и она этим наслаждается.       В дверь палаты вновь стучат. Сначала Акира думает, что вернулся Кацуки, но он вряд ли бы вернулся, выждал бы некоторое время, да и стучаться бы не стал. Тем более, с такой осторожностью.       — Войдите, — говорит Тодороки.       Акире не нужны слова или экспертизы, чтобы в вошедшем в палату мужчине признать своего отца — у них один цвет глаз. Будто кто-то нажал на клавиши «копировать» и «вставить».       — Здравствуй, отец, — произносит она первая.       — Здравствуй, Акира, — голос у него хриплый и приятный.       — Я вас оставлю, — Шото целует Акиру в висок и уходит.       Акихиро мнётся возле входа, не решаясь пройти дальше.       — Мне столько нужно тебе сказать и рассказать, — наконец, собравшись с мыслями, говорит он.       — Мне тоже, — отзывается Акира. — Мне тоже. Но давай с чего-нибудь начнём.       Он слабо улыбается.