«Это не мой выход, но выход есть Там, где ты теряешь, я нахожу Не моя игра, но я вожу»
— Либо у меня глюки, либо какие-то придурки из клана Ямамото решили побаловаться с возрождением Ватацуми, — хрипло сообщает Аякс и возвращается в стойку упора руками об пол. Голова кружится, содержимое желудка рвётся увидеть свет божий, однако отсутствие желания стать первым предвестником, который сблевал на глазах у своих потенциальных коллег, заставляет держаться. Моракс опускается рядом и берёт его за плечи, чтобы вообще не свалился. — У тебя не глюки. — Отлично, сэкономлю на психиатре, — хмыкает Аякс и сгибается от спазма, зажимая себе рот ладонью. — Бывший бог контрактов? — возможно, Бай Чжу ослышался, но вероятность этого крайне мала. — Ватацуми? Розария тоже времени зря не теряла, а двери здесь даже близко не звукоизолирующие. — Я там поп-корн приготовила, кто-нибудь хочет? — кричит с кухни Ху Тао. Тишина повисает оглушительная. Если бы можно было устроить перестрелку взглядами — полегли бы все. Следуя внутреннему принципу расстановки приоритетов по своему значению, Моракс помогает Аяксу подняться с пола и доводит его до ванной. О царство кафеля и душевного освобождения. К тому времени, как перед глазами появляется откинутая крышка унитаза, предвестника даже не смущает тот факт, что Моракс всё ещё рядом. Спасибо, хоть кран с водой включил, избавив уши в гостиной от звукового сопровождения куда более неприятного характера. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, когда Аякс отодвигается от унитаза. Даже самостоятельно подняться и дойти до умывальника получается. — Как будто в моей голове поковырялись вантузом. Сарказм на месте, значит жить будет. — Можешь со своей стороны рассказать что произошло? — Моракс доводит его до дивана в гостиной, где их уже поджидает несколько пар крайне заинтересованных глаз. — Вы когда-нибудь испытывали симптомы морской болезни? — спрашивает Аякс, пытаясь держать обстановку в горизонтальном положении. — Нет, но могу перечислить, — отвечает Бай Чжу. — Тошнота, озноб, диарея… — Без последнего, — останавливает нелицеприятные подробности предвестник. — Но кишки выворачивает нехило. Сначала я подумал, что это какой-то осознанный обморок или что-то вроде того, потому что вокруг была такая темнота — хоть глаз выколи, и всё же мозг работал. Потом я понял, что не могу двигаться. Вообще. Я был словно подвешен в какой-то вязкой субстанции, похожей на толщу океанской воды. Как водоросль. И самое неприятное — появилось ощущение чьего-то присутствия. В темноте ничего не разберёшь, но я слышал голос, который сначала затирал про Селестию, потом про месть и возрождающуюся силу. Честно говоря, на этом моменте я подумал, что чокнулся в край, потому что какая, к дьяволу, Селестия? — Аякс давит улыбку, которая больше похожа на слабый оскал. Он в небесных разборках вообще участвовать в прошлом не хотел. Ну, подумаешь, помахался с Ватацуми перед смертью — классный же был бой, Аякс даже умер в конце, что ещё этой твари конкретно от него надо? — У меня были мысли по поводу того, что ты подмешал в чай галлюциногены, — он переводит слегка скептичный взгляд на Моракса, — пока эта тварь не начала продираться ко мне в мозг. Бред какой-то. Всё остальное вы уже видели и я, к слову, тоже, просто вмешиваться не мог, так же как и контролировать своё тело. С ментальным вмешательством раньше не сталкивался, действовал чисто по интуиции, но насколько я понял — при хоть каком-то сопротивлении ему трудно задерживаться в сосуде. Нужна кукла, тело которой Ватацуми сможет контролировать. Итак, ваше самое очевидное предположение? На монолог связный уходит достаточно большое количество сил, Аякс сжимает подрагивающие ладони. — Скарамучча, — подхватывает его идею Моракс. — И он сейчас не в столице. Чтобы контролировать ситуацию, под предлогом задания Царица отослала его в западный регион. За ним установлена слежка. — Я бы усилил эту слежку ещё раза в два, потому что работал с ним несколько лет, и в заметании следов Скара сложно переплюнуть. — Нужно сообщить об этом Шарлотте, — Моракс вытаскивает из кармана джинс телефон и собирается выйти из гостиной. — Стоять, — удерживает его за плечо Бай Чжу. — Предвестника мы выслушали, теперь твоя очередь, начиная с места про бывшего бога контрактов. — И что за Ватацуми? Я думала, это очередная сказочка непослушным детям, — хмыкает Розария, нервно покручивая в пальцах канцелярский нож. Вверх-вниз-по-кругу. Голова кружится и тошнота накатывает. Аякс ловит на себе вопросительный взгляд, как будто его слово здесь — решающее. — Валяй, — жмёт плечами он. — Не думаю, что есть смысл конспирироваться дальше. Но я бы на их месте счёл всё это бредом. Перед глазами начинает в очередной раз плыть, но это не обморок, а скорее дикая усталость, будто в конечности навалили песка, который тянет вниз. Как не пытайся скрыть — Моракс замечает, к деталям он всегда особенно внимателен. — Попроси Ху Тао заварить чай, это длинная история, — просит он наёмницу и обращается уже к Аяксу: — Идти сможешь? — Не до инадзумской границы, — отшучивается предвестник, поднимаясь. Слегка качает, тянет упасть вниз, как на подхватывающую волну, и отрубиться. — Моя комната ближе, — успокаивает его Моракс. — А меня спросить? — возмущается Аякс. — Ты скажешь «сам разберусь» и свалишься, а потом будешь заниматься самокопаниями на тему необходимости всё-таки принять помощь, — по фактам раскладывает Моракс, и приходится заткнуться, позволяя увести себя на второй этаж. Вавилонская башня и то меньше была бы по ощущениям, потому что Аякс спотыкается через ступеньку, тихо матерясь под нос. У Моракса небольшая комната, где мебели по-минимуму и ни одной брошенной не туда вещи. Всё по полочкам, как по законам геометрии. Аякса доводят до кровати, и ощущать под телом устойчивую горизонтальную поверхность до крайности необходимо. Чувствовать себя уязвимым и беззащитным — непривычно и неприятно. — Здесь тебе никто не помешает, можешь отдохнуть, — говорит Моракс. — Если что — зови, я оставлю дверь приоткрытой. — Без проблем, — коротко отвечает Аякс, отворачиваясь лицом к окну. Снег падает хлопьями — как пару дней назад, в фонарном свете, уносящим мысли прочь, на границу прошлого и рефлексии. Цезарский запал «пришёл, увидел, въебал» дрожит, как паутина на ветру под возникшими осложнениями. Задерживаться здесь Аякс совсем не планировал, он хотел только получить информацию и успеть скрыться в бункер «мне наплевать» раньше, чем рванёт. Перед глазами проплывает бесконечная вереница вопросов, которые начинаются с Ватацуми и заканчиваются глубоко личным. Было бы проще, не валяйся он сейчас бесполезным телом. Снизу едва слышен спокойный голос Моракса, только слов не разобрать, мыслей своих не разобрать, чувств — тоже. Перепутье — вещь им вполне ожидаемая, но не так скоро. Он надеялся, что успеет подготовиться, что у него в руках будет что-то более внушительное, чем сжимаемая пальцами простыня, которая пахнет Мораксом. Аякс дышит мелко-мелко, чтобы в лёгких этот запах не остался, и всё это так абсурдно, потому что пахнет приятно, до скребущих по сердцу когтей. Как будто не существовало всех этих веков небытия, как будто они только вчера распивали одну бутылку вина на двоих в далёком Ли Юэ и фоном шелестела морская вода на причале, как книжные страницы, которые Моракс за всю свою жизнь переворачивал тысячами, но рассказ укладывал в два часа. А Аякс слушал. Слушал его почти взахлёб и в конце таки захлебнулся — кровью и слезами. Воспоминания дрожью водят по позвоночнику, шёпотом с болезненно-приятной хрипотцой залезают в ушные каналы, и по лицу проходит судорога. Он чувствует себя больным чужими интригами, переворотами, решениями, что в прошлом, что сейчас. Царице ведь всегда было мало, её жадность — контроль, расчёт и игра на чувствах: как поведёт себя объект N в этой ситуации? А в другой? А если провести эксперимент с ним же, но в другом времени? Что тогда случится? Что? Аякс давит смешок. Может, Дотторе не единственный в своём роде, только методы у них с Шарлоттой разные. Как же осточертело. Он засыпает, не приблизившись даже на йоту к разгадке своей дилеммы, а просыпается от прикосновения к своей голове. Аякс редко засыпает в присутствии кого-то постороннего, поэтому рефлексы берут верх и он находит собственную руку, сжимающуюся на шее Моракса. Когда до сонного мозга доходит узнавание, он дёргается назад. — Я просто хотел проверить, нет ли температуры, — мягко объясняет мужчина. — Ты дрожал. — У меня нормальное самочувствие, давай без этого, — под «этим» он подразумевает прикосновения и переводит тему, пытаясь в полутьме разглядеть фигуру Моракса. — Как там остальные, в дурку звонить не планировали? — Я был достаточно убедительным, — Моракс зажигает ночник на прикроватной тумбочке — Про нас ты тоже рассказал? — получается резче, чем хотелось на самом деле. — Это достаточно интимные подробности, в них я никого не посвящаю. Наше прошлое я обозначил рамками дружбы, — как само собой разумеющееся говорит Моракс, стягивает с себя водолазку и аккуратно складывает на спинку стула. — Отлично, — выдыхает Аякс. — Я могу переночевать на диване. — Тебя здесь никто трогать не будет, места с лихвой хватит, потому что кровать двухспальная, — парирует Моракс. — Я не думаю, что перетаскивать постельное бельё в гостиную и будить кого-то шумом — хорошая идея, потому что все уже спят. Завтра тяжёлый день. — А ты почему не спишь тогда? — интересуется предвестник. Моракс, на самом деле, выглядит достаточно уставшим. Или это просто игра теней с тёмными кругами под глазами. — Сначала обсуждал планы с Шарлоттой, потом читал книгу, — Моракс лезет рукой на верхнюю полку в шкафу и достаёт оттуда второе одеяло. Предусмотрительно. Аякс ещё с прошлой жизни терпеть не мог спать под одним, потому что ему обязательно надо было за ночь вытворить с бедным куском толстой ткани либо что-то за манер завёрнутой трубы, либо под себя подмять, чтобы спать было удобно. — К слову, о Шарлотте. У неё есть способность предвидеть некоторые события в определённых временных промежутках. В целях безопасности она не делится подробностями, но завтра что-то намечается, и она собирает нас в шесть часов вечера в главной ратуше столицы, поэтому вставать придётся рано. — Я теперь в команде? — вопрос риторический. — Получается, что да, — кивает Моракс и гасит ночник. — А что с Карделией? Я так и не успел спросить. — Она под личной протекцией Царицы. — Понятно. Если кто-то находится под защитой Шарлотты — гиблое дело пытаться человека найти. Это, как минимум, лучшая охрана, полная конфиденциальность и куча других магических примочек. Аякс долго ворочается, пытаясь найти удобное положение в пределах своей половины кровати, но сонливость если плавает где-то на физической поверхности, делая конечности тяжёлыми, то настойчивые мысли не дают провалиться обратно в сон. Они больше, чем его тело, и жаднее, чем попытки уснуть. — Тебя что-то беспокоит? — тихо спрашивает Моракс. Тоже не спит. — Воспоминания, — Аякс переворачивается на спину и подкладывает под голову руку. Так бы лежать где-нибудь в поле и узнавать созвездия, которые он в детстве разглядывал на картинках в библиотеке. Про некоторые ему успела даже мать рассказать — прежде, чем умерла от болезни. — Почему я не видел твоих? — Принцип передачи условия контракта. Царица видела мои воспоминания, потому что дала мне часть своей силы. Я видел твои, потому что повлиял на твою судьбу, а на тебе эта цепь замыкается. — Иерархия, значит, — хмыкает Аякс. — Можно и так сказать. — Ну, главное, что Её Величество развлеклось, — самому смешно даже в каком-то роде. — Она знает в этом толк, — соглашается Моракс. — Почему ты позволяешь собой манипулировать? — поворачивается в его сторону предвестник. — Это взаимовыгодная сделка, — Моракс подпирает рукой голову и проводит пальцами по простыне — совсем рядом с воображаемой линией разделения. — Во-первых — политическая, во-вторых — личная. Но я был очень зол, когда узнал, что Шарлотта приняла тебя в Фатуи в качестве предвестника. Зол на неё и на себя за то, что не смог вовремя предотвратить это — до того, как механизм закрутился. По правде говоря, я искренне надеялся, что твоя вторая жизнь начнётся вдали от этого дерьма. — Рыбак рыбака… — Аякс. — Тарталья, — в очередной раз поправляет его предвестник, поворачиваясь обратно к потолку. — Забей. Я устал копаться в прошлом, хоть оно меня и преследует. Что было — то прошло? — Ты себя в этом убедить пытаешься? Да где ж ты так попадать метко научился. — Уже который день, — выдыхает Аякс. Ему жарко, куда не закинь руки, поэтому он откидывает в сторону край одеяла и садится на кровати. — А самое интересное заключается в том, что прошлое становится настоящим. Знаешь про теорию Большого сжатия? Там говорится, что расширение Вселенной в конечном счёте заменится на коллапс и схлопнется в сингулярность. Я не страдаю синдромом драмы квин, но всё как поехало по накатанной в прошлом, так и едет до сих пор. В чем смысл того, что тогда я умер? По итогу-то всё на своих местах осталось, даже спустя эту огромную временную пропасть. Даже ты, — предвестник осекается, нервно прикусывая губу. — Даже ты на своём месте, — грустно по итогу заканчивает. Ночью в темноте говорится почему-то легче и проще, даже когда сложно. Наверное, завтра утром Аякс об этом пожалеет. Он не привык вываливать на кого-то личное, но, с другой стороны — Моракс к этому личному имеет самое то ни на есть непосредственное отношение. Он как что-то, что всегда стоит за спиной — оглянись, и увидишь. У Аякса это чувство возникло с тех пор, когда начали появляться воспоминания. Слово набило оскомину. Имя набило печать где-то в сердце, отрывай её — с куском чего-то живого получится. — Людям свойственно ошибаться. И один раз, и два раза и даже три. В прошлой жизни ты понял, что идёшь не по тому пути, но слишком поздно. К сожалению. К моему огромному сожалению. Обстоятельства… — Знаю. В прошлый раз я не справился сам. «На этот раз вывезу» — сказать хочется, вот только куда и что вывозить? Вопрос на засыпку, когда в голове бедалам из крайностей — попробуй сшей. Попробуй не дёрнись от прикосновения руки на своём плече и не признайся себе в самообмане. — На этот раз ты справишься, — Моракс как будто его мысли золотым по чёрному бархатному читает. — Только не делай самоубийственных вещей. — То есть я настолько жалким выгляжу? — фыркает Аякс, оборачиваясь. Лицо Моракса оказывается ближе, чем он рассчитывал, тепло на плече ощущается совсем не так душно, как одеяло. — Дело в другом, — с паузой отвечает Моракс. — Возможно, прозвучит эгоистично, но я не хотел бы тебя хоронить. — Хорошо же ты устроился, — не сдерживается от подколки предвестник. — Как сердце бога вытаскивать, так я первый на очереди, а как мои похороны — ты заднюю включаешь. — Мне страшно тебя потерять, — концентрация серьёзности поражает, у Аякса сползает усмешка с губ от этого тона. — Даже если мы не в отношениях. Я искренне хочу, чтобы ты был счастлив, потому что ты дорог мне. Внутри что-то дёргается с гиперактивностью нервных клеток после смерти. То, как Моракс смотрит на него, даже при темноте с освещением в слабое лунное сияние — это… Аякс не смог бы это описать. В горле ком начинает скапливаться. — Завтра трудный день, — оперативно решает остановить это расклеивание мозгов предвестник и падает обратно на кровать, чувствуя, как с плеча соскальзывает рука Моракса. — Спокойной ночи. — Пусть тебя не тревожат кошмары, — желает Моракс. На этом они и заканчивают. Аякс ещё возится минут двадцать, но в конечном итоге его всего всё-таки вырубает. «На правому боку с комом одеяла в руках» — отмечает про себя Моракс. — «Как и всегда».***
Подъём в шесть утра — как на работу. Моракс просыпается сразу по будильнику, Аякс ещё минут десять валяется в кровати, мысленно уговаривая себя подняться. К тому времени, как все собираются в гостиной, Ху Тао успевает приготовить слегка подгоревший завтрак, Розария — возмутиться по поводу того, что Бай Чжу скормил своей змее её манго, а Моракс — заварить себе чай. По утрам он обычно не ест. — Что предвестники предпочитают на завтрак? — спрашивает наёмница. — Диетическую кровь своих врагов, — по привычке отмахивается Аякс. Ему, по большему счёту, нет разницы, в еде он не особо привередлив. — Значит, это прокатит, — в руки пихают тарелку с двумя бутербродами. — Спасибо. Вкусно, особенно на голодный со вчерашнего дня желудок. Завтрак проходит в достаточно непринуждённой обстановке — нет напряжённости, нет давящего предчувствия от неизвестности. Моракс никогда не показал бы на людях своё беспокойство, Розария — наёмница со стажем, не в таких переделках принимала участие, у Ху Тао есть признаки тонкой душевной организации, которая каким-то чудным образом уживается с похоронным бизнесом, а Бай Чжу… Пожалуй, здесь пришлось бы при желании покопаться несколько дольше, но настроение к анализу не располагает. В любом случае, Аякс доволен тем фактом, что все ведут себя так, словно вчера не было никакого разговора, без пристальных взглядов. — Никто ничего не забыл? — напоследок уточняет Моракс перед выходом, получая отрицательные кивки. — Отлично, значит выдвигаемся. До столицы — девять часов езды на приличной скорости. «Лучше, если мы будем меняться местами у руля» — говорит ему Моракс. В мерах предосторожности, целях безопасности и атомном ядре «подышать с тобой одним воздухом в машине». Господи, что за детский сад в просроченной контрактной оболочке? Моракс вот понятия не имеет, но внутри от клапана до клапана что-то расползается довольной улыбкой, когда предвестник кивает: «Ну раз уж такие обстоятельства…» Они почти не разговаривают. Аякс включает на фон коллекцию альбомов любимых исполнителей, которая скрадывает тишину. Вопреки ожиданиям, оная не раскидывается меж кресел сетчатой кожей напряжения — скорее, просто сворачивается белым лисом на бардачке и тихо спит, изредка подрагивая ушами. Снег мелкой крошкой бьётся в лобовое стекло, а бледно-серое небо режется о вершины пролетающих мимо елей — при высокой скорости они становятся похожими на боковую разметку взлётно-посадочной полосы. Создаётся ощущение, что если выжать из машины всё возможное — она поднимется в воздух. Выше, быстрее, разрывая облачную пелену. Моракс смотрит на бьющую сегодняшние рекорды стрелку спидометра, затем на Аякса и в зеркало заднего вида. Повторяйте этот Бермудский треугольник три раза в день в качестве зарядки для глаз, и ваше зрение будет в порядке. Приходится немного сбавить обороты, когда джип с остальными теряется где-то позади. Стрелка спидометра ползёт вниз, на своё привычное место, вместе с бровью Моракса. Аякс бы назвал такое изящной синхронизацией. — Думаю, нам пора поменяться. Прошло уже четыре часа. Время летит быстро. Аякс сворачивает на обочину, уступает место у руля Мораксу. Несмотря на скопившуюся за последние дни усталость и желание просто закрыть глаза, в чём предвестник ни за что не признаётся кому-либо, он сначала пристально, даже почти ревностно наблюдает за тем, как Моракс ведёт его машину. Тот держит скорость позади джипа, не обгоняя. Пару раз предвестник замечает, что своей ногой нажимает на воображаемую педаль газа, чтобы ускориться, и немного забавляется этой мысли. Постепенно пейзажная однотонность, тихо шелестящий обогрев, музыка и переложенная в чужие руки ответственность за дорогу клонят в сон. Тело расслабляется, как размятый руками пластелин, и в какой-то момент Аякс ловит себя на нотке странного удовольствия. Свою машину он никому не доверяет, а ехать на переднем сидении и боковым зрением видеть сжимающие руль руки Моракса — что-то из ряда вон комфортное. «Приложите меня головой об асфальт. Желательно — три раза» — думает предвестник и закрывает глаза, чтобы не видеть, как де-юре «наше прошлое остаётся в прошлом» превращается в де-факто «ты рождаешь во мне эстетический фетиш, который заключается в твоих руках на руле моей машины». А самое извращенское — его осторожность опять превращается в затупившийся до нежизнеспособного состояния нож, которым только тёплое масло можно резать. На минуточку, в безопасности Аякс привык чувствовать себя только в собственном доме. Расширение территории в его планы не вписывалось ни по фэншую, ни парадной походкой, ни вперёд ногами. Он засыпает, и ему снится море. Лазурное, у берега совсем искристо-яркое, с накатывающими на тёплый песок волнами, которые несут в себе переворачивающиеся ракушки. Ими усыпан весь берег — от края до края. Море гигантское и спокойное, Аякс бы вечно слушал шелест прибивающихся волн и чувствовал, как вода обнимает утопающие в мягком песке ноги. Он не знает, куда идёт, да и мыслей о конечной цели пути у него нет. Ему просто хорошо находиться здесь и сейчас, в бессознательном трансе. Погода меняется стремительно и неуловимо. Солнце падает с зенита на горизонт, как чьё-то пробитое тело, которое окрашивает воду в красный — шипящими пузырями она лопается на щиколотках и отходит назад, чтобы через несколько секунд нахлестнуть вновь. Ракушки превращаются в осколки костей, больно впивающиеся в кожу. Аякс пытается отойти подальше к берегу, но тело не подчиняется, оно словно набито железным крошевом, которое притягивается к воде магнитом, и горло сдавливает паника. Мир кренится. Волна отходит, создавая иллюзию возможного побега, и сдавливает в удушающих объятиях по грудь, оставляя на лице солёные брызги. Шаг, ещё один шаг — уже достаёт до подбородка. Остался контрольный — и он утонет. Страх парализует. Тёплый ветер касается его лица, отводит со лба пряди волос и шепчет: — Просыпайся, мы на месте. Сердце колотится где-то на уровне горла. Мотор машины заглушен, красная вода призраком стекает под днище, за окнами — стемнело и почти семь часов вечера. В салон проникает фонарный свет и отдалённый городской шум. Ратуша находится в центре столицы, но она достаточно обособлена от оживлённых кварталов. В полутьме не видно бледности лица, только нервное движение руки — как тогда, в спальне — может выдать его. Аякс находит свою ладонь сдавливающей руку Моракса на уровне своей щеки и по мозгам крыльями бьёт смущение от осознания того факта, что он сам сильнее прижимает к себе чужую ладонь, а Моракс даже не думает отводить взгляд. Аякс чувствует себя выброшенным на берег китом. Моракс явно хочет его о чём-то спросить. — Я и не заметил, как мы доехали, — преувеличенно воодушевлённо опережает его предвестник, опуская руку и подаваясь чуть в сторону, чтобы разорвать физический контакт. — Пора приниматься за дело! Уличный холод, как оголодавшее животное, быстро расправляется с тем, чтобы стереть со щеки горячий след. Из припаркованного рядом джипа вылезают остальные. В компании Аякс тишину не особо жалует, поэтому по пути успевает поверхностно рассказать про историю ратуши и тем самым заткнуть собственное внутреннее трепыхание чего-то неадекватного. Откуда у него в голове сохранились исторические факты — он уже не помнит. Они заходят не через главные двери с парадной лестницей, а через один из рабочих входов — по распоряжению Царицы. Видимо, она не хочет привлекать излишнего внимания к их персонам. Эта часть ратуши находится неподалёку от складских помещений и цокольных лабораторных отсеков Дотторе. Здесь есть несколько небольших коридорных карманов с окнами. Если бы не окликнувший его голос, Аякс бы даже не заметил, что на одном из подоконников сидит Цици. — Тарталья! — зомби спускается ногами на пол и неуверенно делает пару шагов в его сторону. — Можно тебя на пару слов? Видно, что разговор не предназначен для посторонних, потому что зомби не выходит из кармана на освещённую часть коридора. — Я догоню, — кивает Аякс всей компании. В отличие от остальных, Моракса эта заминка немного напрягает, он окидывает зомби пристальным взглядом, словно пытаясь за что-то зацепиться. А зацепиться здесь есть за что, даже в относительной полутьме. Привычно красный цвет глаз Цици сейчас похож на застывшую коричневую корку крови. Под бинтами расползаются тёмные грязные разводы, некоторые из них выходят за границу бинтов на шею. Кожа местами разъедается почти до мяса. — Иди за ними, я разберусь, — настойчиво повторяет предвестник. — Это моя хорошая знакомая. — Постарайся не задерживаться. С очевидным нежеланием Моракс их покидает. — Ты очень плохо выглядишь, — обеспокоенно констатирует очевидное Аякс. Он не уверен в том, что если толкнуть девушку в плечо — она не развалится на части, как детская поделка из некачественной глины. — Наверное, потому что опять умираю, — с толикой безразличности шелестит зомби. — Что? Дотторе же обязан обновлять тебе печати, чтобы… — Дотторе тоже умирает, он принял новый яд из туманной травы полчаса назад, — качает головой зомби. — Я сама видела, как он дозировку рассчитывал. Не так много, чтобы убило быстро, и не так мало, чтобы выжить в принципе. Сказал, что это его эксперимент. — Где он сейчас? — напряжённо спрашивает предвестник. Он не может допустить того, чтобы Цици сейчас развалилась из-за чокнутых идей гения местного разлива. — В лаборатории. Моракс просил его не задерживаться. Шарлотта не любит ждать. Она пунктуальна, как резкий будильник в шесть утра. Но Цици тоже не может ждать. Она от этого разлагается. Приоритет очевиден. — За мной, — Аякс знает дорогу к лаборатории, был там несколько раз. Прямо по коридору, поворот налево, через одно из складских помещений, и там будет вход с лестницей вниз. — Почему ты сразу не сказала остальным? — Я… — Цици останавливается, опустив одну ногу на ступень ниже, — устала жить. Нет вкуса человеческой еды, нет чувств страха и радости, нет личности, нет воспоминаний, которые делали бы меня живыми. Я не помню себя. Я — просто существо, которое день за днём живёт во благо Организации, но бессмысленно для самого себя. Есть только холод, а всё, что приносит мне насыщение — это ненависть. Твоя ненависть к Дотторе самая вкусная. Но и этого не хватает. Смерть Дотторе выгодна для всех сторон. Тебе тоже, я знаю. Дверь с первого этажа медленно, почти бесшумно закрывается. — Ты права, я бы хотел его прикончить, — стыло отвечает предвестник. — Но, как бы иронично это не звучало, ты — это чуть ли не единственная причина, которая удерживала меня. Возможно, потому что Феликсу тоже когда-то могло бы быть семнадцать. Да, Феликсу тоже когда-то могло бы быть семнадцать, а умершая в этом возрасте Цици олицетворяет собой подобие мумифицированного бессмертия этого возраста. Дотторе лежит в кресле с откинутой назад головой и опущенными с полу, как верёвки, конечностями. В нос ударяет специфичный запах от расставленных по столу сосудов. Зеленовато протухший цвет в одной из склянок схож с оттенком кожи Дотторе. — Теперь всё закончится, — тихо произносит Цици, и уголки её обескровленных губ слегка приподнимаются в улыбке. Запах гнили опавших осенних листьев смешивается с чем-то более тяжёлым человеческим и йодовой примесью, которой обычно отдают медицинские бинты. — Когда ты стоишь на самом пороге смерти — она перестаёт тебя страшить. Аякс знает, сам через это проходил. В конечном счёте боль утихает, её забирает глубокий сон, как наркоз. Вот только если в прошлой жизни он сдался, то осознание своего существования здесь и сейчас обостряется в разы, затрагивает самые глубинные струны азарта и передвигает по шахматной доске фигуры в попытках выиграть любой ценой. Дотторе свой ход сделал. Он не совершил бы суицид, не будь веской причины, а список причин у Дотторе, как ни странно, достаточно узкий. Политика ему неинтересна. Наука — единственная плаха, на которую он положил бы свою голову. — Дотторе сказал тебе, что это эксперимент? — интересуется Аякс, прикидываясь идиотом на четвёртой стадии и задними мыслями пытаясь отыскать наиболее рациональный ключ от клетки, куда его только что затащили на цепи из эмпатии. Он даже не сразу заметил. Но разговоры с Цици — не та вещь, которая быстро испаряется из памяти хотя бы потому, что та постоянно запинается. Надо же, враг смог залезть в голову, покопаться в воспоминаниях, выстроить паттерны поведения того, чьё тело использует, но забыл в мелочи, которая выдаёт практически всё. Вот поэтому Аякс пытался не привязываться ни к кому из Организации. Каждая эмоция может быть использована против тебя. Приговор обжалованию не подлежит, потому что твой труп не сможет дать никаких показаний. — Да, — отвечает зомби. — И в чём же заключается отличительная особенность яда из туманной травы? — Сначала его действие похоже на принцип работы галлюциногенов. Человек теряет контроль над своим сознанием и становится беспомощным, а если обладает какой-то стихией — она полностью теряет свою силу. Нервные окончания тоже утрачивают свою работоспособность. Потом блокируется работа ферментов, клетки перестают поглощать кислород и выделять энергию, вследствие чего гибнут и… Без запинок и неловких «извини». Аякс хватает зомби за горло и прибивает к стене, чувствуя, как под пальцами расползается гной. — Как всё продуманно и складно. Я даже поверил в монолог про бессмысленность существования, — хрипло скалится он. — Забавно то, что мы оба тянем сейчас время. Ты — чтобы тело Дотторе дошло до кондиции полной готовности. Я — потому что не до конца уверен в том, что малышка Цици мертва окончательно. Улыбка зомби ширится, обнажая посеревшие зубы. — А Скарамучча был прав — ты умнее, чем кажешься. Время вышло. Аякс отпускает зомби, активирует гидро-клинок, издающий в темноте слабое свечение, и единственно верное решение — уничтожить Дотторе. Только когда Аякс оборачивается — его уже нет на своём месте. В прошлом Ватацуми мог управлять несколькими телами, как марионетками, одновременно. Цици сползает по стене и больше не двигается. Предвестник замечает это, когда пробует открыть дверь. Она заперта снаружи. Ну конечно же. Из горла вырывается нервный смешок. Это такая редкость, когда он хотел бы избежать стычки один на один, но нет возможности. Утром он сделал одну вещь, которой надеялся не воспользоваться — поставил номер Моракса на быстрый набор.***
Собрание должно проходить небольшом, по сравнению с другими залами ратуши, помещении, которое находится ближе к концу западного крыла. Бай Чжу с первого шага не упускает архитектурных деталей — как более старых, так и добавленных в ходе перестроек, потому что побывать в правительственном здании Снежной удаётся далеко не каждому. Моракс бы разделил с ним это занятие, будь они на пару тысячелетий в прошлом, однако сейчас его, ровно как и Розарию, интересуют исключительно рабочие вопросы. Ху Тао кажется вообще безразличный ко всему происходящему и за всё время не произносит ни слова. Помимо них четверых в зале присутствуют ещё пять членов фатуи, доверие к которым железно. Не хватает только Аякса, которого опять ветер носит где-то позади уже минут десять. Он не ребёнок пяти лет, которого надо за руку отдёргивать от острых предметов, но почему-то Мораксу не по себе. Он не был в курсе такой детали, как присутствие зомби в рядах Организации. Шарлотта появляется ровно в назначенное ей же самой время, ни минутой ранее или позднее. Одета она в полную измену своему привычному стилю, где превалирует шёлк и стиль годэ. На сей раз при параде чёрная водолазка, штаны, ботфорты и военная портупея с кобурой, в которую вложен пистолет. Белые волосы собраны в пучок длинной заколкой кандзаси — последняя дань Инадзуме, где такие украшения сейчас в моде. — Итак, к данному моменту у меня есть достаточное количество сведений об участниках диверсионной деятельности клана Ямамото — живыми твари с корабля не сбегут, — говорит она вместо приветствия, осматривая лица всех присутствующих цепким взглядом, и её слова чёткой автоматной очередью не предполагают возможности ответить хоть что-то. — Благодарю за сотрудничество, оно было плодотворным. Как мы знаем, Инадзуме не победить в открытом столкновении, потому что в плане развития оружия Снежная всё ещё занимает лидирующие позиции. Враг при любом раскладе пойдёт в ва-банк, а поле боя должно развернуться именно здесь, чтобы под волну попала правящая верхушка в моём лице. Ах да, — Шарлотта позволяет себе едва заметную усмешку, — прошу прощения, но втянуты в это теперь абсолютно вы все, и буквально через минуту начнётся месиво. Кто не спрятался — я не виновата, — стальные глаза останавливаются в этот момент на лице Моракса. «Аякс» — мысль пулей прошивает мозг. Раздаётся звонок. — Да? — Лаборатория. Быстрее! И голос Аякса тонет в прогремевшем совсем неподалёку взрыве. С потолка сыплется штукатурка, на ногах едва получается устоять. Связь обрывается. — Это конференц-зал, — невозмутимо констатирует Шарлотта. — Жаль, отделка там была совсем новая. — Твоих рук дело? — капля, последняя капля спокойствия, как свисающая с кандзаси кровавая бусина, стекает с ножа спокойствия Моракса. — Отчасти, но объяснения могут подождать, — говорит Шарлотта, оборачиваясь к одному из фатуи. — Ты помнишь план действий? — Все выходы уже перекрыты, мои люди начеку, — отчитывается тот. — Где Моракс? — Ху Тао — первая, кто не находит его среди присутствующих, будто и тени не было. — Полагаю — там же, где и Тарталья. В эпицентре событий, — как само собой разумеющееся отвечает Шарлотта и отдаёт приказ: — Алан, возьми подкрепление, чуть позже оно понадобится около лаборатории, — затем оборачивается к наёмнице и кивает на парочку солдат: — Розария, эти двое теперь у тебя в подчинении. Если в конференц-зале остался хоть кто-то живой — добить на месте. Это предатели. — Ясно, — чеканит Розария. Не ясно на самом деле ничерта всем, кроме Шарлотты. У архонта времени есть свои преимущества в плане предугадывания тех или иных ситуаций. Ещё вчерашним вечером она объявила о всеобщем собрании в ратуши, обозначив точное время и место. Конечно, сила и возможности уже не те, но увидеть взлёт этого самого места в воздух за несколько часов «до», ровно как появление главной фигуры мероприятия в лаборатории она ещё способна. Ямамото были готовы привести свой последний этап плана в исполнение, и шанс у них был только один. Шарлотта решила не портить этот праздник террора, только поменяла ингредиенты основного блюда, устроив в конференц-зале сбор тех, кто причастен к деятельности клана, спасибо так тщательно собираемой на них информации. Наконец-то, долгие месяцы выжидания подошли к концу.***
В лаборатории взрыв ощущается гораздо сильнее, потому что эпицентр ближе, а у Аякса работа такая — оказываться там, где случается апогей пиздеца. Опустим тот факт, что в контракте не прописывалась приватная встреча с Ватацуми и съехавшим по всем пунктам здравомыслия Дотторе, который возомнил себя наилучшим вместилищем его духа. Время упущено, Аякс слишком долго соображал, и вариант с простым перерезанием глотки Дотторе не прокатывает, потому что между попытками отыскать его тело и позвать подкрепление он выбрал второе. Инстинкт самосохранения отрывается по полной программе, он хочет пожить. Аякс поднимается на ноги, дыхание раздражает осевшая с потолка на одежду пыль. В электрическом освещении он замечает движение и не даёт приложить себя об стену, уворачиваясь. Клинком режет воздух — промахивается. Второй раз — задевает Дотторе по бедру, но острое, как бритва, гидро-лезвие не причиняет никакого вреда, оно бесполезно против своей же стихии. Дерьмо. Он позволил затащить себя в ловушку. Перекатываясь за заграждение из металлолома, Аякс искренне надеется на то, что этот взрыв не обошёлся фатальной финальной для всей их чудной компании наверху. Чёрт-чёрт-чёрт. Надо срочно что-то придумать. Он не может сдохнуть здесь и сейчас. И Моракс не может. Блять, ну правда — да не мог же он сдохнуть от этого взрыва, Аякс знает точно! Предвестник давит, в мясо рубит нарастающее чувство паники, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то способное помочь ему продержаться до прихода подкрепления. Если оно уже не мертво. Его импровизированное убежище на несколько секунд разносится просто в один удар. Ватацуми достаточно силён, и это он ещё в человеческом обличии. Аякс отлетает в сторону, приземление получается достаточно жёстким и всё, что он может сделать в ответ — это выставить перед собой в спешке схваченную арматуру. А на него наводится дуло пистолета. Такого на его практике ещё не встречалось. Почему-то в голову за доли секунд не приходит ничего более гениального, чем посмотреть за спину Ватацуми округлёнными от ужаса глазами, заорать: «Моракс, мать твою, почему так долго!» и сделать рывок вперёд, выбивая пистолет. Он, должно быть, крышей поехал, но кого это сейчас ебёт. Ещё один рывок в сторону, и пистолет уже оказывается в руках Аякса. — Удачи сдохнуть повторно. Стреляет он хорошо, по полигонам его гоняли только так. Тело Дотторе падает с зияющей во лбу дырой, из которой стекает на пол кровь. Аякс медленно подходит к нему, дотрагивается рукой до шеи — пульса нет. Так просто? Что-то нервное сжимается внутри от этой картины, колет на пальцах, пистолет слегка оттягивает руку. Да, он хотел этого и не испытывает ни единой эмоции, похожей на сожаление. Местный социал-дарвинизм. Выживает сильнейший. Только в голове не улегаются друг на друга мысли-паутины. За какую нить не дёрни — на конце взрывается. Куда не нажми — рассыпается. А он находится посередине, в попытках залезть наверх по растворяющимся под руками цепям. Пробирает на истерический смех. Дошёл до цели, грохнул врага — что дальше? Он не свободен. Он играет, ставит всё, выигрывает, победу делит между самоутверждением и удовлетворением амбиций, но эта шахматная доска ему не принадлежала никогда. Забавно даже — жизнь вторая, а сценарий тот же. Царица знает толк в Сансаре и системе, с её лёгкой руки крутится огромный механизм, у каждой детали которого есть своя функция. Функция Аякса — разбирательства и ликвидация. Сначала было просто. Он ещё в приюте любил наводить шум, провоцировать драки и скандалы. Разница была в масштабах происходящего. Не учёл Аякс в шестнадцать только одного — с возрастом внешний хаос перерастёт во внутренний и превратит голову в бомбу замедленного действия. Тик-так. «Кто я?» «Экзистенциальная тахикардия» Тело Цици лежит где-то у входа. Возможно, он был слишком молод для вступления в ряды Фатуи. Но какой теперь это имеет вес? Снаружи раздаются звуки стрельбы и крики. Кажется, среди них он даже слышит голос Моракса. Всё ещё живой. Это пощёчиной бьёт по мозгу, заставляет собраться, подняться с пола в дребезжащем свете плафонов и даже пару шагов сделать, прежде чем рука Дотторе хватает его за ногу и валит на землю. Теоретически мёртвая физиономия с пробитым черепом — не та картина перед глазами, которая удовлетворяла бы эстетические запросы, особенно когда чужая кровь стекает с этого лица и капает тебе на шею, которая оказывается в удушающем захвате. Всё-таки не сдох. А ещё он в несколько раз физически сильнее и попытки выбраться приводят только к расходу и так дохлого запаса кислорода. «Катафалк подан, сэр!» — говорилось в одной книге. «В задницу себе засуньте» — думает Аякс, прикидывая высоту от пола до потолка — должно хватить. Не хотел он к этому прибегать, но в данном случае либо всё, либо ничего. Своей второй формой он пользовался в этой жизни лишь однажды, и ощущения были непередаваемыми. В момент трансформации Аякс думает о том, что сейчас Моракс нужен ему. Возможно. Наверное. Хотя бы как уверенность хоть в чём-то в этом ёбаном мире, где он несётся по канату на первой космической в надежде не свалиться вниз. Чёрт возьми, Аякс в какой-то момент чуть не поверил в то, что для Моракса всё закончилось тем взрывом. Но никто, блять, не смеет убивать его! Кроме самого Аякса, разумеется. Тело наливается разрядами тока по мышцам проходящей силой. Теперь один удар кулаком становится равен удару арматурой по затылку, поэтому отбросить Ватацуми к стене труда не составляет никакого. — Об этом Скар тебе не предупреждал, да? — рычит Аякс, вмазывая по лицу Дотторе. Ещё немного, и там вмятины будут оставаться. Где-то позади слышится звук выламываемый двери, и в лабораторию вваливается Моракс. Аякс не успевает разглядеть, потому что теперь кулак летит уже в его собственное лицо, и не сказать, что удар слабый. Тело Дотторе тоже видоизменяется, становится крупнее и сильнее. Экспериментатор хренов. Моракс быстро оценивает ситуацию. В руках у него отжатый у охранявших вход в лабораторию теперь уже трупов автомат, но стрелять опасно, потому что эти двое носятся по помещению и есть риск задеть Аякса. Последнего, слава удаче — живого, надо как-то отвести подальше. — В сторону! — кричит он Аяксу, пытаясь найти удобный угол. Тот слышит, видит направленное на них оружие и, приложив для верности тело Дотторе к стене ещё раз, откатывается вбок под звук автоматной очереди. Где только Моракс так научился. — Пустая трата патронов, я уже пытался, — хрипит Аякс, вставая рядом с ним. Пару раз Моракс промахивается, пули рикошетят от стен и чудом их не задевают, попадая в расставленные по полкам склянки. Силуэт Ватацуми теряется в пыли. Аякс замечает, что ткань одежды на плече Моракса пропитана кровью. — Он настолько живучий? — хмыкает мужчина. — Ты ранен, — констатирует Аякс. Но что ещё хуже — с ноги Моракса тоже стекает что-то подозрительно похожее на кровь. Ещё по бедру прилетело. — Твою мать… — Их было много на входе, я боялся не успеть. Не смертельно. Ватацуми поднимается с пола, Аякс чувствует, как электричество обволакивает мышцы, готовое сорваться в очередную стычку, из которой выжившим выйдет только один. — Нет, — на плечо ложится рука Моракса. — Ты не можешь мне приказывать, — шипит Аякс, пригибаясь к полу, как животное перед прыжком. — Посмотри на меня, — просит Моракс. Отказать почему-то нельзя. Аякс оборачивается, лицо Моракса оказывается вдруг близко-близко, на расстоянии дыхания — что-то перехватывает внутри и тонет в токовых перебоях. — У тебя очень красивые глаза, я говорил об этом раньше? И отталкивает Аякса в сторону. Он падает глупо, падает неожиданно для самого себя и, оборачиваясь, видит, как Ватацуми бросается вперёд, мало чем больше походя на человека. А между ними только раненный Моракс. Очень остроумно. Просто браво! Глаза слепит вспышка света, и когда Аякс вновь получает возможность увидеть хоть что-то — Ватацуми оказывается прибитым к полу. Камнями. Огромными камнями, которые, как кандалы, обхватывают полудраконьи лапы и держат их у пола. Видимо, Ватацуми пытался принять свой настоящий облик, но теперь лежит на боку, разразившись оглушительным воем. Моракс давно не архонт, он не может принимать свою боевую форму, но силу у него не отнять даже в том обличии, в котором он находится сейчас. Как в старые ненавистные времена под рукой вновь чувствуется древко копья, он подходит к телу врага, даже не дрогнув, и втыкает оружие остриём в шею дракона. Прошивает насквозь. — Неразборчивость в связях тебя в очередной раз доконала, — говорит он, наклоняясь над головой Ватацуми. — Ты изначально выбрал не ту сторону. — Ты не в лучшем положении, — сипло рычит дракон. — Стал пешкой лживой суки, а дальше что? — Дальше лживая сука похоронит тебя во второй раз, — слышится голос у двери. Шарлотта появляется вовремя — как и всегда, будто в её голову встроены часы, с точностью до секунды отсчитывающие время тех или иных событий. Механическая королева, шаги её лёгкие и неотвратимые. Приближается к дёргающемуся телу Ватацуми, под контролем не дающего выбраться из оков Моракса прислоняет руку к груди твари, и под её движениями расходится толстая кожа, обнажая путь к самому главному. Она вытаскивает его сердце, и Аякс вздрагивает, вспоминая, как когда-то сделал точно так же. Только ему приходилось вскрывать тело ножом. Кожа резалась легко, плоть тяжелее, руки тонули в ещё горячей крови, гнозис окаменевшей драгоценностью венчал пик агонии. От воспоминаний и последствий использования второй формы начинает мутить. Царица говорит что-то Мораксу, а предвестник медленно отходит к стене, чувствуя себя не более, чем изношенной оболочкой, натыкается глазами на забытое всеми тело Цици и его прорывает. Тихо, даже незаметно почти. Он держался весь этот грёбаный день, контрольными дозами заливал свои мозги позволяющим не потерять хладнокровие сарказмом, как жидкой воск в отлитую сталью фигуру. Теперь он плавится, вскипает при ста градусах по цельсию и вытекает на поверхность горячими, как кровь, слезами.«Память очень зла и не даёт забыть. То, что уже сделано, нам не изменить»
Цици смотрит куда-то в потолок. Её волосы светлые, немного с фиолетовым отливом — таким же, как трупный цвет кожи. Аякс проводит дрожащей ладонью по её совсем юному лицу, закрывая глаза, потому что не может выносить этот пустой взгляд. Они общались совсем мало, не так близко, чтобы мысли жрал ужас от этой смерти, но мысли смешиваются в такую Бездну, что это уже не важно. Её нужно вынести отсюда. Аякс подхватывает лёгкое тело на руки и поднимается по лестнице наверх, где валяются трупы, а пол и часть стен заляпано кровью. Его окликают, он слышит это, как сквозь толщу воды. Перед глазами появляется размывающееся лицо Моракса, он кладёт ладонь ему на щёку, слегка поворачивая голову к себе, и обеспокоенно спрашивает. — Как ты? Как он? Всего лишь колени подгибаются. Всего лишь на руках лежит труп, по живности точно такой же, как и остальные здесь застывшие. Всего лишь смертей вокруг слишком много, и Аяксу пора бы уже привыкнуть, но тошнит — опять же, всего лишь, до желания выблевать свои внутренности. Он опускается на колени вместе с Цици и что-то в голове щёлкает замкнувшей электропроводкой. Бам. И взрыв. Бам. Ещё один. В какой-то момент он просто находит себя трясущимся и уткнувшимся Мораксу куда-то в плечо. Пахнет кровью. По голове гладят успокаивающими движениями, как ребёнка, и от этого только больше пробивает на глухие рыдания. — Мои поздравления, Тарталья, повышение в должности тебе обеспечено, — Царица в лаборатории тоже надолго не задерживается, оставив рядом с телом Ватацуми надёжную охрану. — Что думаешь насчёт ранга второго предвестника? Аякс медленно поднимает на неё взгляд и делает то, о чём давно мечтал: — Пошла нахер! Повисшую в воздухе густую тишину после этого можно ощутить физически. Кто-то из солдат даже пару шагов назад делает, чтобы не задело в случае чего. Однако обрушивать свой гнев Шарлотта почему-то не спешит. Она пристально смотрит на Аякса, затем переводит взгляд на увесистое сердце Ватацуми в своей руке, и заканчивается этот треугольник Мораксом, который удерживает предвестника от глупостей в порыве злости: — Ладно, — соглашается она в итоге. — Возможно, я немного перегнула палку. — Немного?! — рычит Аякс, и если бы не Цици на руках — Царица скорее всего стала бы первой особой женского пола, которой он бы врезал. — Аякс, прошу тебя, не трать свои силы, — Моракс держит его за плечи, но одна его рука значительно слабее и соскальзывает вниз. — Это мне ты говоришь? — скептически спрашивает предвестник. — Кому-то нужна помощь? Бай Чжу тоже опозданиями не страдает. «Если только лоботомия» — язвительно думает Аякс. — У него два ранения, и при всём этом он скакал по лаборатории, как горное парнокопытное, — Аякс кивает на Моракса, который явно сдерживает возмущённый поток речи. — Прошу прощения за факты. Надо взять себя в руки. Осталось совсем немного. — Значит так, — он поднимается, отыскивает взглядом свободных солдат, которые мнутся неподалёку, лицезрея устроенную Мораксом трупную свалку предателей на подходе к лаборатории. — Вы двое — за мной. Оставляя Моракса на Бай Чжу, предвестник опять подхватывает на руки Цици и направляется прямиком в пищеблок, где есть огромные холодильные помещения. Аякс выбирает самое чистое, где перед глазами не маячут подвешенные к потолку туши будущих блюд, аккуратно сгружает зомби в угол и даёт последние указания: — Охраняете как зеницу ока, и чтобы ни одна, мать её, собака сюда не залезла. На него смотрят, как на поехавшего, только сказать об этом прямо ни у кого язык не поворачивается. — Но, господин Тарталья, это же просто труп, — намекают ему. — Я твоё мнение на этот счёт спрашивал? — Нет, — сглатывает парень. — Прекрасно, — улыбается Тарталья, кидая красноречивый взгляд на откисающего в соседней камере кабана. — Заберу её отсюда завтра. Ратуша напоминает потрёпанный жизнью муравейник, только рабочие снуют по сторонам не совсем в логическом порядке, ибо вокруг творится хаос и полная неразбериха. По пути обратно Аякс заглядывает в пострадавший конференц-зал, и лучше бы он этого не делал, ей богу. Под такой охраной, что любая замеченная муха сдохнет, Шарлотта собирает их неподалёку от места взрыва, и её спокойствию можно только завидовать, на самом деле. Чуть позже поступает информация о том, что Скар сбежал на родину — предположительно, на одном из частных самолётов. Жаль немного, Аякс бы подправил ему лицо. В каком-то полукоматозном состоянии он выслушивает официальные заявления про стабилизацию внутреннего режима (в этот момент слышится женский визг — видимо, одна из горничных решила поинтересоваться содержимым завалов), Шарлотта даёт распоряжения подчинённым, чтобы начали разбирать всё разгромленное, и даёт пару слов для столпившейся у ратуши прессы, которая, Аякс уверен, уже настрочила заголовков по типу «теракт, трагичная смерть правительницы Снежной и государственный переворот — что же будет дальше?» Делать тут больше нечего.