Белый Мустанг

«High by the Beach»

      — Ты еще спишь, Юри?       Отекшее тело плавно перевернулось лицом к стоящему в дверях Плисецкому. Он стоял в верхней одежде, улыбался во все зубы, на щеках был легкий румянец, а руки прятались в карманах.       — Я уже с тренировки вернулся. Но ты молодец. Тебе надо спать, лежать больше.       Плисецкий снял пальто, шарф, зашел к Юри в комнату и сел к нему на край кровати, как в больнице к лежачим подсаживаются родственники.       — Как ты себя чувствуешь?       — Колено болит, а в остальном — все в порядке. Как тренировка?       — Давай перевяжу, посмотрим, что у тебя там.       Юрий ушел в другую комнату и принес с собой аптечку — большой прозрачный контейнер, в котором хранилось все, что может быть необходимым. Плисецкий резким движением скинул одеяло с больного. Кацуки вздрогнул от такого неожиданного действия и начал прикрываться руками.       — Да ладно тебе, все свои… Можешь приподнять ногу?       Круговыми движениями он начал снимать бинт с колена Юри. Уже теплые нежные руки поддерживали ногу, и Плисецкий стал рассматривать рану.       — М-да… Тут без похода в больницу еще раз не обойтись. Прям рассекло всю коленку твою.       — Надо обработать йодом, наклеить пластырь и зафиксировать эластичным бинтом. Я сам могу все это сделать, Юрий, занимайся своими делами.       — Так, без паники, больной. Лежите отдыхайте!       — Л-ладно. Спасибо тебе!       Глаза Юри пристально глядели прямо на Плисецкого. Юрий очень осторожно обрабатывал рану Кацуки, дул на нее, спрашивал не больно ли парню. Он боялся причинить Юри какую-либо боль. Спустя две-три минуты чистый бинт был уже на ноге Кацуки, и он быстро закрыл себя одеялом. «Стесняшка», — прозвучало быстро и мило от Плисецкого, который уносил аптечку на место. Кацуки за это время быстро накинул на себя футболку и шорты. Поднялся с кровати, стараясь не сгибать ногу, и вышел в коридор.       — Ты зачем поднялся? Тебе лежать надо.       — Я хочу умыться и поесть чего-нибудь.       — Давай ты умоешься аккуратно, а завтрак я тебе в комнату принесу?       — Юрий, у меня просто перевязано колено. Я могу ходить, если осторожно. Я благодарен тебе, но я не беспомощен.       — Хорошо, Юри. Тогда если что-то нужно будет — ты только скажи.       — Обязательно. Какие у тебя планы на день?       — Сегодня никаких, а с завтрашнего дня будет по две тренировки — утром и вечером. Через две недели уже лететь в Европу…       И эти две недели они провели душа в душу. Плисецкий каждый день перевязывал Юри колено, каждые три дня они ездили в больницу на осмотр. Через неделю Кацуки уже мог свободно ходить, гулять с собакой, уже позволял себе небольшие физические нагрузки. По вечерам они вместе готовили ужин, иногда включали песни, смотрели фильмы, звали друзей Плисецкого в гости и веселились до самого утра. Юрий ходил на тренировки, готовился к поездке в Лондон, где будет проходить следующий этап. Он чувствовал, как с каждым днем все больше и больше привязывается к Кацуки, как ему легко с ним, как он может естественно и свободно вести себя с ним. Юри чувствовал все то же самое, но его что-то постоянно тревожило.       Он чувствовал, что ему не очень комфортно все это время жить у Плисецкого в квартире. Были мысли уехать домой, когда Юрий уедет в Лондон, но он уже настолько привык к такому образу жизни, что не может оставить собаку, оставить этот город, тренировки на новом льду… В родном городе все уже стало чужим, странным. Вспоминалось это без грусти и ностальгии. Юри каждую ночь думал о невозможности заниматься сейчас спортом и строить карьеру. Он перебирал в голове разные варианты: может поступить в какой-нибудь вуз, может пойти работать, может вернуться к матери и прошлому…       — Юри, погуляешь вечером с собакой? Я поехал на тренировку.       — Конечно! Удачи тебе. Сегодня последняя, да?       — Да, завтра днем улетаем…       — Узнаешь, могу ли я в твое время ходить на тренировки, пока ты на соревнованиях?       — Хорошо. Иди обниму…       Плисецкий всегда обнимал Юри, когда уходил куда-нибудь. Это уже стало их традицией. Так же было, когда Юри выходил на улицу, даже если просто погулять с собакой, или спуститься в кофейню, чтобы посидеть и поработать на своем небольшом ноутбуке. Он не любил сидеть круглые сутки в одой квартире. Вот и сейчас он взял Вилли, сумку и вышел с мыслью, что надо пройтись по городу и проветрить голову от дурных мыслей.       Холодный ветер беспощадно замораживал руки, щеки, вообще все, что было неприкрыто одеждой. Он прошел два двора, держа на поводке послушного Вилли, достал помятую пачку, в которой оставалось две-три сигареты и закурил. Теплый дым заполнял легкие, а затем вылетал вместе со всеми проблемами. В такие моменты Кацуки ничего не тревожило. Вокруг только красивые дома, люди, бегающие по своим делам, фонари на фигурных столбах, Вилли, виляющий хвостом и чующий приближение поздней осени.       Кацуки шел по небольшой аллее в центре дороги, с разных сторон стояли темные скамейки, на которых никого не было, только один мужчина вдалеке сидел, сложив ногу на ногу и пристально глядя на парня с собакой. Чем ближе к нему подходил Юри, тем больше его охватывало чувство тревоги. Он потушил сигарету о мусорку, выбросил бычок и точно узнал этого человека.       — Никифоров?! Ты что здесь делаешь? Зачем ты меня нашел?       Сердце Кацуки было готово выпрыгнуть от паники из груди, ноги подкашивались, а в голове все начало плыть.       — Привет, Юри. Я тут проездом на три дня, потом полечу во Францию на соревнования. Заезжал на арену к знакомым, мне сказали, что ты где-то здесь. Думал, дай заскочу, может повезет, и я встречу тебя.       — Ты сумасшедший! Я сказал тебе, чтобы ты никогда в жизни не подходил ко мне. Убирайся!       Кацуки резко развернулся и стал уходить, но сильная рука Никифорова схватила его за плечо и развернула обратно.       — Юри, как ты не понимаешь, я люблю тебя! Все время любил. Невозможно жить, зная, что тебя нет. А быть в Петербурге и знать, что ты где-то здесь — еще труднее.       — Ты прекрасно знаешь, что я чувствую. К тебе в том числе… Забудь меня, тварь!       — Юри, ты не можешь так говорить! После всего, что меду нами было?       — Между нами никогда ничего не было, кроме того, что ты изнасиловал меня.       — Ну зачем же так резко… Ничего такого не было…       — И наркотиков не было, да? Я никогда не верил в твою чепуху… Никифоров, ты вышел из-под контроля. Мы бы никогда не были вместе. Я сам справлюсь с тем, что ты сделал со мной. Я справлюсь сам, понял?       — Да не кричи ты, люди вокруг…       — А я буду кричать, чтобы все знали, кто ты на самом деле! Скажи спасибо, что я в полицию не стал обращаться!       — Юри…       — Все! Отпусти меня и уходи!       Кацуки бежал домой, забыв о не восстановившемся колене, забыв о собаке, бежавшей за ним. Его моральное состояние становилось все хуже и хуже. Он вспомнил абсолютно все, что с ним происходило. Юри завернулся в одеяло, горько плакал и ждал, пока вернется Плисецкий. Спустя часа полтора как только Кацуки услышал звук поворачивающегося ключа в двери он выбежал в коридор. Когда Плисецкий вошел в квартиру, Юри накинулся на уставшего парня и крепко обнял.       — Не бросай меня, Юрий.