«13 Beaches»
С приходом октября погода всё реже балует жителей Петербурга проблесками солнца, а небо практически всегда затянуто плотным покрывалом низких мутно-серых облаков. Но на улице все еще намного благоприятнее, чем зимой. Температура значительно снижается, но по-прежнему держится выше нуля. Жителям просто необходимо достаточное количество тёплых вещей: шерстяные свитера, плотные брюки, а так же головной убор и шарф на случай участившихся промозглых ветров. Зонты и непромокаемые плащи только в помощь, ведь именно на «золотую пору» приходится пик осадков. — Ю…Юриии! Спокойный тихий голос проникал в глубокий сон Кацуки, постепенно возвращал его в реальность. — Ты такой милый, когда спишь… Кацуки никак не отпускал сон. Персики, истекающие соком, пустой пляж, где-то за Вентурой, и так много камер мерцают под белым солнцем. Кацуки был истощен, силы окончательно иссякли, а в голове он все еще видит маргаритки. Прострация… Но голос Плисецкого в какой-то момент уже стал строгим и громким. Пришлось просыпаться, возвращаться в реальность. — Юрий! Я так рад тебя видеть! Тонкие руки тянулись к парню, стоящему уже в домашней одежде, от которой пахло блинчиками. — Я уже давно дома, в душ сходил, завтрак приготовил, а ты все спишь! Милая ухмылка всегда сражала наповал Кацуки. Вот и сейчас он не мог отвести глаз от Плисецкого, от такого простого, домашнего парня, от победителя европейского этапа соревнований. — Я так рад за тебя! Показывай медаль! — Сначала в душ, переодеться и поесть. — Договорились! Слова Плисецкого были как убойная доза адреналина. Хотелось делать все, что он скажет. Все, только бы быть рядом, нравиться, обниматься, тренироваться… — Я, если честно, не очень хочу есть, Юрий… Глаза Плисецкого, стоящего в этот момент на кухне с горячей тарелкой в руках, наполнились грустью и каким-то разочарованием, скорее, волнением. — Ты видел себя в зеркало, Юри? Кожа да кости! — Да куда уж там… — Так, завтрак это самая главная часть дня. Хоть немного, пожалуйста, ради меня, Юри! Еле-еле Кацуки запихивал в себя еду, переступая через глупые, но уже внушенные мысли о плохом теле. А пока Плисецкий мыл посуду, парень сразу побежал в туалет избавляться от всего съеденного. Он сам не понимал, что с ним происходит. Кацуки было просто тяжело с чем-то внутри, ему хотелось вывернуться наружу, забыть обо всем сладком, соленом, кислом и горьком… — Я пойду с Вилли прогуляюсь. Мы уже как-то привыкли днем выходить на улицу. — Хорошо! Собака — хороший способ скрыться на время от человека, перед которым не хочется показывать свои слабости, рассказывать о проблемах, казаться глупым и больным. Вечером парни обычно занимались чем-то простым: смотрели фильмы, слушали музыку, как-то даже пазлы собирали и устраивали небольшие фотосессии на фоне серой стены. Но сегодня Кацуки хотелось просто поговорить, лишь бы не держать мысли в голове. — Юрий, ты вернулся. Мое колено окончательно восстановилось. Я могу возобновить тренировки, чтобы вернуться в следующем сезоне. Но я же не могу остаться здесь. У меня есть родной город, свой тренер, семья… Я не чувствую, что мне комфортно где-то там, за несколько тысяч километров отсюда. Мне хорошо в этом городе, с тобой, на местном льду. Но чего-то мне не хватает. Мне плохо. В голове мне плохо. Одна мысль перебивается другой, все не так, все не то. Я не знаю, что происходит, правда… Ком в горле прервал его монолог. Глаза были на мокром месте. Он щелкал пальцами, заламывал себе кисти рук. И не смотрел в глаза Плисецкому. Было страшно. Юрий ничего не ответил. — Мне нужна минутка. Кацуки как каменный продолжал сидеть на диване, пока Плисецкий заваривал чай, включал музыку на проигрывателе и выключал основной свет, оставив работающим маленький торшер в углу зала. «It took thirteen beaches to find one empty, but finally it's mine…» — Юри. Да или нет? — Что? — Ну ответь, да или нет? — Д-да… — Отлично. Запомни этот ответ. «It hurts to love you, but I still love you…» — Я не буду много говорить. Скажу только то, что хотел сказать давно. Ты мне нравишься, да. И я хочу, чтобы ты был моим парнем. Хочу оберегать тебя, обнимать, что уже итак стало нашей традицией. Хочу доверять тебе и чтобы ты доверял мне. Хочу тренироваться вместе с тобой, готовить завтраки, гулять с Вилли, варить кофе, танцевать по вечерам, смотреть фильмы, медитировать. Просто хочу быть рядом с тобой. Помнишь ответ? — Да. — Да? — Да! Да! Да! Кацуки бросился обнимать Плисецкого так крепко, как никогда не обнимал. «But you can still find me if you ask nicely…» Это признание и предложение никак не повлияло на из совместную жизнь. Все было так же хорошо, разве что смелости прибавилось у обоих и теперь они чаще обнимались и подкалывали друг друга.«I don't belong in the world
That's what it is
Something separates me from other people
Everywhere I turn
There's something blocking my escape»
Комната Юри все так же была наполнена чем-то жутким, темным, депрессивным и мучительным. Это личное пространство не приносило ни капли удовольствия. Где-то там так же на кровати лежит Юрий и думает о чем-то хорошем, может быть о Кацуки, может о следующих соревнованиях, представляя, как будет стоять на вершине пьедестала. Но Кацуки наедине с самим собой всегда становилось только хуже. — Юрий, можно зайти? Хилая рука Кацуки еле открыла дверь в комнату Плисецкого. — Юри, что случилось? — Мне плохо что-то. Просто не могу уснуть, но чувствую, что что-то не так. Голова кружится. — Ты ел что-нибудь сегодня, пока я на арену ездил? Кацуки не успел ничего ответить, как рухнул прямо в ноги Плисецкому, потеряв сознание. Дальше все по обычному сценарию: скорая помощь, которая в комнате нашла разные таблетки. «Ими балуются рпп-шники», — сказал один из врачей. — Придется ему полежать у нас недельку-две. — Я с ним! — Ну лежать вам с ним никто не разрешит, но вы можете сейчас найти его документы и поехать с нами. — Отлично! Едем! Все документы у него в папке, сейчас принесу. Рассматривая карту Кацуки, Плисецкий узнал и о психологе, и о таблетках, обо всем… Но времени переживать не было. Надо было действовать.