Истинные

      Утром трое друзей уехали, необходимо решить кое-какие организационные вопросы к свадьбе, да и королю отослать письмо, рассказав о произошедшем и пригласить уже на другую свадьбу.       Герцог строго настрого приказал Яни не вставать с постели, отдыхать, набираться сил, ходить максимум по комнате.       Рауль тоже дал ценные указания своему жениху, оставив присматривать за ним одного бойца из охраны, наделив того особыми полномочиями.       Их не было несколько дней, наконец маленькая кавалькада вернулась в замок.       Герцог с нетерпением бросился комнату и застал там бледного, измученного Яни, он с трудом улыбнулся и вдруг захныкал, уткнувшись в подушку, а когда обеспокоенный Лео, попытался прижать его к себе, приподнимая с кровати, почти закричал, напугав герцога до чертиков.       — Что с тобой, Яни? Что случилось? Где болит? Не молчи, мальчик мой, расскажи мне что с тобой? Малыш… — чуть откинув покрывало, он увидел капли крови на простыне и бедрах омеги, альфа похолодел, решив, что его изнасиловали. Голос сел от страха и Лео тихо прохрипел:       — Тебя… изнасиловали? Янииии… не молчи, пожалуйста! Кто? Маркиз?       Его уже трясло от страха и ярости одновременно, но увидев, что омега отрицательно качает головой, понял, что поторопился с выводами. Надо осмотреть рыжика и тогда может что-то и прояснится! Осторожно положив омегу на живот Лео аккуратно раздвинул ягодицы и резко вздохнул… забыв выдохнуть! Из попки его любимого омежки торчало основание анальной пробки, довольно большой, по краям ануса выступали капельки крови, а его мальчик, всхлипывая попросил:       — Достань ее… пожалуйста… достааань! — и тихо заплакал.       Лео растерянно смотрел на этот кошмар… достань! Легко сказать, он понимал, что, начав вынимать пробку причинит еще больше боли. Срывающимся от страха голосом Лео прошептал:       — Я… выну… конечно, сейчас, но… будет больно Яни, терпи… там же ее нельзя оставить. И уже сам прочти провыл:       — Нууу никааак нельзяяя…       Леонард сидел между раздвинутых ног омеги, положив одну руку ему на поясницу, а пальцами другой, подхватив основание пробки, потянул ее, игрушка растягивая анус, начала выходить, а омега забился под его рукой и даже ногами засучил от боли, крича в подушку. Медленно, но верно пробка выходила, нещадно растягивая разорванную попку, когда самая широкая часть прошла, игрушка выскочила из тела уже быстро и безболезненно. Леонард увидел кровь и на ней, и на бедрах рыдающего омеги. Поняв, что разбираться что к чему следует позже, Герцог вызвал доктора и тот приступил к работе, почти силой выгнав Леонарда.       — Что доктор? — задал мучавший его вопрос, герцог. На бледном до синевы лице, выражение беспокойства, сменилось страхом.       Прежде чем ответить, эскулап всунул в руку герцога бокал и велел выпить, в противном случае говорить он отказывается. Лео послушно выпил, его почти сразу отпустило, тяжесть в груди ушла, он начал спокойно дышать, даже румянец выступил. Доктор посчитал пульс герцога и только потом начал говорить:       — Ничего особо серьезного, не волнуйтесь, небольшое истощение, он не ел почти двое суток, с того момента, как каким-то странным образом вставил анальную пробку в себя… анус разорван, случилось то, чего он так боялся! Я принес мазь, смазывать как можно чаще, лучше каждый час, следите за этим сам, лекарство довольно болезненное, а так как наносится часто, боль в поврежденном месте постоянная, она не успевает проходить. Кормить часто, но понемногу, каждые два часа, лучше легкой жидкой пищей. Завтра я снова приду, утром, поставлю клизму, чтобы не повредить анус при освобождении кишечника. Доктор внезапно вздохнул и продолжил:       — Бедный мальчик, сколько создал бед сам себе… и все ради Вас… — и поймав удивленный взгляд огромный карих глаз герцога, закончил:        — Уж очень он Вас любит, боится, что без полноценного секса, Вы его бросите… только вот кто дал ему игрушку, да и скорее всего помог ввести, — задумчиво проговорил доктор, как бы сам себе, однако мимолетный взгляд на Лео, все-таки бросил. И добавил:       — Только прошу, уже от себя, не ругайте его, поверьте он и так наказал сам себя… ему достаточно, это еще не конец, неделю точно в постели проваляется, да и ежедневная клизма, радости ему не принесет.       Герцог послушно кивнул, бить омежку он, естественно, не будет, но вот запугать запугает, чтобы даже мыслей подобных не возникало… от слова совсем!       Леонард испугался до головной боли, страх ушел, а вот голова все еще болела.       Войдя в комнату, он увидел, испуганного, шмыгающего носом Яни, плакать он перестал, и смотрел на альфу испуганными глазенками, понимая, что вот сейчас ему достанется. В голове вертелся вопрос: " А что, если выпорет?» Попа жутко болела, ему лежать больно, а если герцог еще и пороть будет?       Запал Леонарда на долгую тираду прошел, когда он увидел плачевное состояние омеги. Лео сел на кровать, погладил его по рыжим волосам и спросил:       — Очень болит? — Откинув одеяло, альфа осторожно погладил маленькие белые ягодицы, чуть дрогнувшие от прикосновения, и все же не удержался, сказав:       — Вот так бы и отшлепал тебя! Чтобы каждый раз, когда придет следующая гениальная идея, вспоминал о порке! — но увидев как вздрагивают плечи Яни и поняв, что тот ждет порки и плачет в подушку, снова погладил ягодицы, поясницу, ножки своего любимого мальчика, потом наклонившись начал целовать попку, ласково прикасаясь губами к половинкам, не решаясь проникнуть внутрь. Потом лег рядом, поцеловал уже рыжие волосы, провел по ним ладонью. Яни оторвал голову от подушки и переместил ее на грудь Леонарда, поняв, что кажется сегодня его пороть не будут и зашептал:       — Я больше не буду… не буду… правда… я для тебя хотел… я тебя люблю…       От этих слов взрослый, сильный, всегда холодный в отношениях и сексе, Леонард едва не расплакался, он так хотел их услышать, и вот дождался… однако Яни расценил его молчание по своему, прижавшись плотнее от проскулил:       — Не бросааай меняяя… — и залился слезами.       — Нет, ну что ты, маленький, я не брошу… я тоже тебя люблю!       Леонард де Морти первый раз признался в любви и кому… маленькому лесному омежке, так доверчиво льнувшему к нему. Вдруг Лео почувствовал, как удлиняются клыки, в его глазах блеснуло торжество — наконец-то!!! Он может пометить своего омегу… он как раз так удачно обнимал его, что основание шеи омеги оказалось прямо перед удлинившимися клыками. Герцог аккуратно сомкнул челюсть на основании шеи, чуть прокусывая кожу, ставя свою метку! Омега вскрикнул толи от удивления, толи от боли, но Лео уже зализывал ранку, с удовольствием смотря на четкий след метки. Все… теперь он мой… точно мой, навсегда! Яни не сразу, но понял, что только сделал герцог… он пометил его! Пометил! Теперь можно не волноваться, что Леонард бросит его и уйдет. Теперь они будут вместе всегда!       В течение недели продолжалось лечение, только теперь герцог понял слова доктора, от том, что Яни наказал сам себя, да так, что Лео и в страшном сне не приснилось бы.       Каждое утро начиналось с прихода доктора, тот ставил клизму после которой омега сдвигал ножки, прижимал руки к животу и скулил, потом уже в голос плакал, когда Леонард на руках относил его в туалетную комнату, после помогал принять душ, иногда сам стоял с ним под струями воды, помогая мыться. А затем на анус наносили мазь и омеге опять было больно, первые пару дней боль была адская, судя по тому, как бился омега, когда Лео держал раскрытыми половинки ягодиц, пока доктор наносил мазь.       После ухода врача, герцог закутывал плачущего Яни в одеяло, брал на руки и ходил по комнате, укачивая его как маленького ребенка. Только боль стихала, мазь наносили снова. И так день за днем, хотя на третий день боль стала не такой яркой, а к пятому дню почти прошла совсем, но лечение Лео упорно продолжал, и в одеяло укутывал и носил по комнате, теперь уже просто потому, что хотел этого сам. К концу недели доктор, осмотрев омегу, вынес вердикт — здоров! Но вот сексом запретил заниматься минимум еще неделю… Хотя с этим они уже научились справляться, делая минет друг другу, или лаская члены, так что могут и подождать.       После того как Леонард пометил Яни, они оба, заметно успокоились. Герцог выяснил, кто дал игрушку омеге и зачем, хотя ответ и так лежал на поверхности… Даниэль! Яни утверждал, что маркиз сделал это исключительно по доброте душевной, чтобы помочь им в сексе, Леонард очень сомневался в этом, но разбираться не стал, уж больно быстрым на расправу был жених маркиза. Да и свадьба скоро, не гоже, если молодой супруг графа не сможет полноценно присутствовать на собственной церемонии бракосочетания!       Весь замок буквально стоял «на ушах», со стороны графа Дангер прибудет половина двора, во главе с королем Георгом. В замке готовились к свадьбе с размахом, граф богат, он вызвал людей из своих замков, ведь теперь и замок де Лонгвиль принадлежит ему! Были вызваны его слуги, его конюхи, его повара, а так же привезены лошади графа, утварь… в замке стало шумно, не стихали разговоры, слуги переговаривались между собой, шутили, поздравляли Рауля, разглядывали его молодого супруга.       Тихий страшный замок де Лонгвиль превращался в обычный замок графа. По началу слуги маркиза, шарахались от разбитных, сытых, довольных людей графа, да и от самого Рауля тоже, но со временем поняли, да и пришлые объяснили, что граф добрый, спокойный и самое главное, справедливый господин. Он никогда не наказывает просто так, да и телесных наказаний у них нет… после этих слов, удивлению дворовой челяди маркиза не было предела, как нет телесных наказаний, да граф порет маркиза едва ли не каждый день, он даже от розог отказался и перешел на ремень, чтобы задница Даниэля быстрее заживала, для следующем порки! На что личный слуга графа безапелляционно ответил — значит заслужил! С чем все и согласились.       Хорошо, что замок был огромен, некоторые комнаты и залы не открывались годами, а вот теперь пригодились, разместить короля с его свитой, их слугами лошадьми, каретами надо постараться.       Пока Леонард не отходил от своего будущего супруга, в замке кипела жизнь! В которую с удовольствием и окунулся юный Яни, подружившись с кем только мог, кроме Даниэля… общаться с ним Леонард, да и Рауль строго настрого запретили, исключительно в пределах необходимых правил приличия, НО… не более! А Хоум, как лицо не заинтересованное, взялся проследить за этим, негласно конечно.