На линии терминатора

Разожжем костер воображения, и перенесем бестелесные фантазии в напичканный электроникой корпус дрона. Займи место в блоке центрального процессора; так ты сможешь достаточным образом оценить ирреальность и величие происходящего. Я сверну свою фантазию рядом, среди модулей наведения и трансформинга. Ты падаешь в рыхлом киселе случайного облака, оказавшегося на твоем пути по прихоти пустынного ветра. Глаза—камеры осматривают пространство в высочайшем разрешении; ты видишь одновременно, и как неукротимый жгут плазмы толкает тебя сквозь облако, вырываясь на свободу из серого тумана, и как зияющий беззубой пастью провал тоннеля приближается к твоему любопытному носу. Пора доставать руки из карманов. Проверь тонкие манипуляторы, расположенные в бортовых углублениях, тебе пригодятся датчики и лазерные генераторы, встроенные в суставы ловких механических конечностей. Покрути корпусом. Слышишь, как падение твоего тела приобретает характерный сопровождающий свист? Это горячий воздух струится вдоль гладких наростов маневровых двигателей. Вращай корпусом, иначе врежемся в дюны!!! Повиси немного над жерлом тоннеля. Мы, конечно, большие фантазеры, но без указания из центра управления полетами — не сможем нырнуть в нидус. Пока развлечемся презентацией возможностей данной модели дрона. Как тебе освещение, и качество передаваемой в центр картинки? Отличный прожектор, из обновленной серии, и камера неплоха, но темнота в провале требует сближения. Обрати внимание на сигнал оператора. Переходим в турбовинтовой режим. Доставай пропеллеры, по одному в носовой и кормовой части; тебя, как разведывательного дрона, не должна удивить единственная приоритетная задача — сбор всей возможной информации в тоннеле зергов. И — спуск! Погружаешься во мрак, увеличь частоту цикла оборотов прожектора, и подключи дополнительные лампы подсветки. А я подкину твердого топлива в топку, ха, в топку, оценил? Ты ищешь выход из тоннельной сети нидуса, и это неприятный факт. Хотя тебе, как дрону, должно быть все равно. Тоннель имеет изменяемые очертания по диаметру, в диапазоне от пятидесяти до ста метров. Сбоку тоннель похож на две неправильные, сужающиеся синусоиды, с практически зеркально противоположными амплитудами. Занимательная зергология — такой след оставляет червь, проталкивая слои породы по телу, для дальнейшего растворения кислотой по ходу движения. На обратном пути червь заглатывает и растворяет геологические остатки, заканчивая проход. Теперь ты аккуратно двигаешься, нарушая безмолвие тоннеля низким жужжанием; выхватываешь, из сгущенной тьмы, блистательным пятном прожекторного света безобразные останки червя. Да, определенно, здесь был червь. И определенно в тоннеле взорвали что—то невероятно мощное: стены вскипели на мгновение, застыв в чудных, растекшихся формах. Большую часть обрушившегося базальта вынесло наружу взрывом, так как тоннель закругляется и круто заворачивает в сторону на глубине около ста метров. Ты продолжаешь медленное и настороженное погружение. Прошу прощения, но с центром управления спорить бессмысленно, я отключаю все приборы освещения. Далее ты двигаешься словно на ощупь, притрагиваясь к пространству акустической и лазерной ладонями. Так даже удобнее, неправда ли? Ты будто движешься по нарисованному коридору, постепенно открывающему свой художественный замысел. Червь. Огромный, метров пятьсот в длину, смущает оптику жирным блеском, но существо не двигается. Тело червя заметно опадает, великий строитель нидуса напоминает гигантский водяной матрас, выпускающий заполненный объем жидкости через множественные отверстия. Ты подлетаешь к телу червя, а я включаю прожектор для пары важных снимков. У нас отличная команда. Червь освободил достаточно места, чтобы проникнуть дальше, в ход тоннеля. Итак, первая развилка. Оператор центра управления считает, что нужно двигаться прямо, раскручивай пропеллеры. Тоннель имеет ощутимый, пологий угол подъема, становится немного светлее. Так ты доберешься до выхода за считанные минуты, не торопись. Что там, очередной изгиб? Тоннель неожиданно превращается в гигантский колодец, в жерле которого ты видишь серый скальный потолок, расписанный оранжево—красными вкраплениями. Природное помещение, куда мы держим путь, становится все более просматриваемым, и наконец камеры пересекают горизонтальную границу выхода из тоннеля на поверхности действительно огромной пещеры. Ты уже заметил чрезвычайную плотность и толщину слоя слизи. Нечему удивляться, в пещере находятся несколько строений зергов, образующих трепещущее кольцо вокруг центрального тумора. Впечатляющее зрелище, правда? Приличная колония. Движение по левому борту, увеличь изображения с камер. Крупные миндалевидные глаза, наполненные несвойственным для насекомых свечением. Наверное, потому что зерги — не насекомые. Королева роя смотрит прямо в твои глаза—камеры, и указывает на тебя верхней передней лапой. Как хочешь, а я, пожалуй, найду другое место для наблюдения за происходящим. — — Как ты говоришь, попробовать «залатать»? Позволь мне кое—что тебе растолковать, Никсон. — Лейтенант, признаю ошибку, прошу не растолковывать. — Внимай, рядовой, иначе не быть тебе сержантом. Плазменный стартер воспламеняет твердое топливо, и развивает плазменной струей ракетный импульс. Твердое топливо — классная штука, эффективно выгорает по импульсу; ты же знаешь, какие у прыжковых ранцев выхлопные хвосты. А ты хочешь «залатать» сквозное отверстие в ранце, как раз в том месте, где раньше был стартер. — Вы же ничего не предлагаете, лейтенант. — Ты. Давай на «ты». — Так точно, лейтенант, ты ничего не предлагаешь. Пожать друг другу руки, в столь подходящем по случаю моменте дружеского сближения, в настоящее время не представлялось возможным. — Пойдем по краю обрыва, все границы плато сходятся внизу, в районе главного подъема на этот уровень. Оттуда выйдем в расположение зоны D.R.O.P. — Протоссы надерут нам зад. Или чертовые муталиски разнюхают, где мы прячемся. — Несомненно. Свинчивай лишнее с бронекостюма, приглашаю на прогулку. Никсон лежал на комфортной базальтовой “тахте”, закинув ногу на ногу. Бронекостюм был порядочно заляпан кровью; нагрудный щиток и медицинский фиксатор сняли, дабы не мешать тугой повязке, обильно залитой санитарным клеем. — Вообще—то, я ранен. — Так не пойдет, ведь плечо уже было пробито. Считай, что открылась старая рана. Выступаем без промедления. Шутки шутками, а новоиспеченное отверстие в плече Никсона порядочно влияло на темп движения группы. Пологий уклон песчаного ковра под подошвами ботинок свидетельствовал о верном выборе направления, однако уверенность в достатке сил на окольный путь испарялась с каждым пройденным метром. Так и брели, волоча винтовки на лямках. Запасы жидкости паром утекали в атмосферу через случайные отверстия в обмундировании. Снаряжение десантников изрядно потрепали осколки одного из ранцев, разорвавшегося во время реактивного бегства. Так что, технически, Никсон навредил себе сам, поскольку ранец принадлежал ему. Вышли к крутой природной эстакаде, спускающейся к первоначальной области высадки; терраны посещали это место ранее, исследовали территорию вокруг завода. Отсюда добывающий комплекс выглядел в особенности разрушенным: зубчатые остатки шпиля щерились в черной пасти вечной ночи. — Компас показывает чушь. — цифровая стрелка компаса смущенно поморгала, и окончательно исчезла, оставив в одиночестве сигнал просроченного этапа операции на экране наручного модуля. Токугаве приходилось часто останавливаться, дожидаясь и подбадривая рядового своеобразным юмором. Бледное лицо, и вялая походка Никсона, извещали о грядущем приближении лихорадки, приступы которой окончательно свалят раненого на землю. Развернувшись спиной к разбегающейся песчаными волнами пустыне, лейтенант в очередной раз задумался о том, как скоро ему придется полностью разобрать бронекостюм Никсона, и взвалить несчастного на плечи; группа прошла примерно половину пути на спуске. Будто воспользовавшись моментом, из глухой тьмы над пустыней выскочил ослепительный конус луча перемещения. За спиной Токугавы материализовался внушительный, суровый силуэт темного тамплиера. — Лазар решил начать с уже зарекомендовавшего себя обращения через вопрос: — Вы цените свои жизни, терраны? Токугава подтягивал приклад к плечу, разворачиваясь вместе со стволом штурмовой винтовки навстречу бесстрастному грудному вопросу из мрака. Никсон, с заметным облегчением, рухнул задом на песок, упираясь подошвами в склон; откинулся на спину, направляя винтовку здоровой рукой в сторону непредусмотренного препятствия. Лазар решил не затягивать драматическую паузу, так как внезапное появление не оказало на терранов требуемого впечатления. — Тебя я знаю, — тамплиер ткнул когтистым пальцем в сторону Никсона, понемногу поднимаясь к изморенным разведчикам — ты быстро бегаешь. Я был там, у производителя, когда зерги настигали тебя во тьме. Na zav kar valash un zhakan. Токугава наводил ствол винтовки на тусклый отсвет маски, из которой протосс вещал резкими, отрывистыми фонемами древнего языка. Никсон обессиленно опустил приклад на бедро, и вновь попробовал прицелиться, поднимая ствол коленом. — Ты тоже там был, — острие когтя сверлит сумрак в сторону Токугавы — защищал производитель. — Продолжай. Токугава и виду не подал, насколько он изумлен и ошарашен. Никсон решился на кардинальные меры — дернул предохранитель подствольного гранатомета, зажимая винтовку между колен надежным, как ему показалось, образом. — Я окажусь у твоего горла раньше, чем ты думаешь, терран. Пусть твой брат прекратит бесполезные движения. Токугава опустил оружие, повернувшись к рядовому, и, с задорным настроем в голосе, уточнил общие перспективы: — Этот вроде не самый злой? Лазар неслышно призвал союзников, скрывающихся в сумрачной пелене. Оракулы образовали на сукне неба равноугольное соединение блестящих, как крупные бриллианты в колье, геометрических тел. Лучи перемещения призвали на желтый склон троицу согбенных в плечах фигур, осветивших вечную ночь искристой плеядой голубых звезд, переливающихся в глубине циклопических глазниц. — Как я вижу, твоя фантазия цела и невредима; стало быть, ты вовремя удрал из оболочки дрона. Костер воображения тлеет жаркими углями, и я предлагаю тебе пошевелить пальцами так, будто пианист готовится к премьерным сентенциям. Да, наблюдать со стороны за работой такого профессионала, как ты — одно удовольствие. Пальцы летают над тремя полукругом расположенными пультами, собирая и сортируя разнообразную информацию. Сенсорная поверхность каждый раз сверяет отпечатки прикасающихся пальцев; система удостоверяется, что место старшего оператора ЦРД под контролем владельца. Невыносимо душное помещение Центра Распределения Данных, выходит прямоугольными обзорными проемами на посадочные площадки челноков. Суета на площадках, и над ними, во многом складывается из последствий твоей ловкой игры на виртуальных манипуляторах. Сотри пот; капли набухают на бровях, грозясь скатиться за ресницы. Пот жгучий, словно щедро сдобрен острым перцем. Проверь сигнальное оповещение на центральном пульте, старший оператор! Так, несколько фотографий, короткий смонтированный видеоролик, и множество показателей температуры, давления и прочих параметров. Сопутствующее пояснительное окно на панели пульта гласит приятным шрифтом, что разведывательный дрон выслал представленные материалы за несколько секунд до разрушения. Правый сенсорный пульт — твой непосредственный мобильный арсенал. А вот и перечень действующих дронов. Попробуй прикоснуться, по очереди, к подсвеченным строкам. Как они добились такого волшебного эффекта перехода на другие информационные панели? Выбери любого дрона с отметкой «Active». Твой выбор пал на искусственного разведчика, обходящего на бреющем полете атмосферный фронт у пилона протоссов. Да, ты можешь управлять дроном в ручном режиме. Да, это чрезвычайно весело — рыскать носом дрона в стороны, сбивая с толку систему навигации. Ты заходишь слишком далеко в запретную зону! Убери палец с манипулятора! Заканчиваем игры с дронами, пока один из них не свалился в пустыне. И собери приоритетный пакет данных, пока центральная панель не разорвалась от исступленного напоминания — отправить отчет по нидусу, и колонии зергов. А вот и сам командующий, интересно, с какой целью? Ну ты тут разберешься, а я, пожалуй, осмотрюсь в другом месте. — Тамплиеры обступили изрядно вымотавшихся десантников, вынуждая принимать бескомпромиссные решения. Один из темных, указывая на рядового, буднично заворчал сквозь маску, украшенную позолоченными нитями на черненом металле: — Я расскажу тебе, терран, что будет дальше. Мой корабль доставит тебя к твоим командирам. Ты убедишь их в том, что эта планета принадлежит протоссам. Токугава покусывал сухие губы, болезненно ожидая подробностей. Никсону вообще добавить было нечего. Пока. Лазар перехватил инициативу, и постарался, в меру возможностей личного переводчика, объяснить требование собрата: — На время. Вы будете наблюдать, но не сможете вмешиваться. Ты видел силу протоссов, укрываясь в тенях, терран. Ее предназначение — уничтожить извечных врагов. Лазар показывал, для наглядности, в сторону каньона, откуда недавно парочка отважных пехотинцев неслась на всех парах. — Муталиски, выплюнув серию смертельных сгустков, бросили погоню после третьего, оказавшегося самым неудачным, прыжка десантников. В этот раз в воздушном вальсе вел Никсон, он не удержал лейтенанта в полете, и, толком не соображая, что делает, попытался догнать падающее тело. Система автоматического наведения просто выключилась, отдав власть над управлением нашлепкам аварийного ручного руления на перчатках. Никсон замешкался после активации аварийного режима, и уходил на инертной ракетной струе к земле. Размахивая перед собой руками, будто схватившись за невидимый штурвал, Никсон вытаскивал ранец на угол безопасной посадочной траектории, но явно не успевал. Десантник судорожно ударил себя кулаком в грудь, в сплетение жестких ремней. Шляпка аварийного ключа вылетела из центрального замка; Никсон ударом кулака другой руки вогнал ключ обратно, и продолжил несуразный полет без соскочившего со спины ранца. Ранец взвизгнул, потеряв в массе, завертелся в бесповоротном штопоре. Токугава парил рядом, готовясь к предстоящему крушению, подтягивая локти и колени к нагруднику. Сброшенный ранец, летящий без чуткого контроля системы навигации, врезался в Никсона, еще раз изменил направление неминуемого падения, и первым из стремившихся наперегонки тел грохнулся на песчаную твердь. Корпус ракетного ранца, с щелчком, раскрылся трещиной на боку; ранец отскочил от земли, и закрутился бешеным волчком в паре метров над поверхностностью. Языки пламени и дыма свернулись в хвостатый жгут, следуя за отчаянным вращением аппарата. Глухой хлопок взрыва породил высокотемпературное кольцо сгорающих останков, распространившихся от центра детонации; Никсону изрядно досталось в плечо, пострадавшее ранее от кислотного ожога. Токугава, скручивая бинты и бактерицидные пленки, несколько раз упомянул о том, что Никсону, в принципе, не стоит дальше жить. Попытка самоубийства с одновременным покушением на лейтенанта терранских пехотных войск, да еще и с помощью здоровенного куска ракетного ранца — такие диверсии доводят до трибунала, однозначно! — — А что будет после? — Покажет мудрость твоих командиров. Мы окажем услугу, избавив планету от заразы зергов, — протосс произносил название ненавистной ксеноформы с очень характерным, протяжным колебанием звука «р». — Пока командиры принимают решение — ты останешься с нами. — Заложник? — Заложник. Учти это, терран, — Лазар обратил к Никсону сияющий голубой опалиной взгляд — когда предстанешь перед командирами. Оракул бережно приподнял рядового лучом перемещения, но не пустил внутрь, а пристроил под днищем в крепких объятиях силового поля, в котором Никсон мог вращаться, словно в густом желе. Рядовой некоторое время наблюдал, как сумрачная мгла скрывает очертания человека в бронекостюме, окруженного устрашающими фигурами. Никсон перевернулся, бездумно уставился в матовое брюхо оракула, и спустя мгновение погрузился в долгожданный сон. — — И я очень надеюсь, что вы согласитесь с предложением протоссов. — эти слова Никсон добавил в личном порыве, вспоминая отчаянный взмах рукой от лейтенанта, словно на прощание. Адмирал Салазар сощурился, и выбрал лицо Соула следующей целью бурения мутным взглядом. — Итак, перед нами весьма странные весы. На одной чаше — жизнь лейтенанта, мир с протоссами, уничтожение улья чужими, так сказать, руками. На другой — необдуманная атака укреплений протоссов, с одновременным, фатальным штурмом колонии зергов в пещере. При трех, прозвучавших в пользу первого варианта, голосах, вы, Соул, решаетесь поддержать изначально проигрышный вариант. Объяснитесь. Соул отошел от голографических сполохов командного пульта, и вытянулся по струнке. — Очевидный интерес протоссов и зергов к этой планете обусловлен далеко не редкими металлами. На этой планете есть что—то, принадлежащее протоссам; опытный Лазар показал будто бы ложь, поделившись квантом правды как с пилотом челнока, так и разведчиками. — Согласен. Продолжайте. — Зерги, настолько же очевидно, стремятся вытеснить всех с этой планеты. В отличие от протоссов, жучье не использует принципы переговоров. Протоссы не могут воевать на два фронта, и ловким ходом с ценным заложником они исключают самую СИЛЬНУЮ сторону. Салазар оценил, по интонации капитана крейсера, его уверенность в превосходстве мощи оружия терранов над противодействующими силами. — Вы намекаете, что протоссы не выполнят обещанное? — Ручаюсь со всей ответственностью, адмирал. Свое коварство протоссы уже проявили, вспомним историю с Лазаром. Тамплиер разыграл отличную комбинацию, и пугает нас шарами на лучах. Никсон бросил презрительный взгляд на самоуверенного капитана, и отметил в личном списке новую персону в составе группы людей, которые ему очень не нравятся. — Что конкретно вы предлагаете? — Ударить по протоссам, пока те не собрали звездные врата вызова кораблей. Флот протоссов развернет ситуацию в пользу темных, а мы пока полностью доминируем на околопланетных орбитах. И провели успешную операцию на поверхности. — Я получил отчет об уничтожении червя, Соул. — Зерги обосновались в пещере, и это наверняка главная колония, судя по количеству выращенных зданий. В распоряжении соединения наших войск — около двухсот пехотинцев, девять осадных танков, турболеты и геллионы, всего тридцать три единицы техники, не считая прибывающего пополнения. При поддержке второго крейсера, противник расстанется с планами на захват планеты в считанные мгновения. Под вторым крейсером подразумевался средний крейсер СТК—809 «Вечный Кадет», оказавшийся в числе приглашенных на этот безумный карнавал, в качестве конвоя для личной яхты адмирала. — Как поэтично, Соул. Протоссы? — Я ударю с орбиты в район пилона, а затем спущусь для выброски осадной техники и десанта. Под прикрытием орудий ближнего радиуса действия, мы выбьем пилон и врата, займем плато под носом у зергов, и раздавим замеченную в каньоне группу неприятеля. Илья оторопело смотрел в невидимую точку перед собой, пораженный детальными познаниями капитана Кабски в сфере оснащения как наземного арсенала, так и личного состава. И острым уколом неприязни отразился в Илье лидерский, перехватывающий инициативу, тон рассуждений Соула. Адмирал просверлил блеклыми зрачками физиономии командиров, и внезапно щелкнул пальцами перед собственным носом. — Господа, все происходящее — совсем не дежурный пограничный конфликт. В других обстоятельствах я бы не стал разбираться в причинах возни между зергами и протоссами. Однако, мы находимся в колонизированном секторе, и отсюда рукой подать до административного центра. Присутствие врагов на данной территории просто неприемлемо. Более того, сам факт возможности проникновения противника, в особенности — зергов, в гражданский тыл вызывает множество вопросов, требующих скорейшего разрешения. Я поддерживаю предложение Соула, в полном объеме, без поправок. Возражения? Подполковник—танкист, в традиционном отрешении, наблюдал за происходящим из дальнего угла капитанской каюты, где нашел для себя искомое удобное кресло. Салазар никого не пускал на борт личной яхты, поэтому ставку, как и предполагал Соул, перенесли на Крошку Бритни. Пока разместились в каюте Соула, так как на главном мостике, под руководством свиты адмирала, готовили отдельную секцию для будущей ставки командования. Илья прекрасно понимал, что в сложившейся ситуации возражения бессмысленны, так как решение, очевидно, было принято заранее. Никсон реагировал более бурно, хотя его голос не принимали в расчет, и вообще забыли выставить за дверь: — Как же лейтенант! Протоссы не станут с ним церемониться, он просто обуза для них, в случае немедленной эвакуации! Соул, садясь на быка, в иносказательном выражении, не хотел оставлять белых пятен на своем пути; поэтому, со всем возможным, отеческим расположением, разъяснил рядовому: — Будем хранить надежду до конца, и сделаем все необходимое для спасения. Адмирал, разрешите пригласить капитана “Вечного кадета” Товардсона, для обсуждения плана предстоящей операции? Оба крейсера прогуливались высоко над пустынным ландшафтом, огибая планету накрест пересекающимися орбитами. В момент максимального сближения многочисленные экипажи крейсеров могли бы разглядеть, развернутые на бортах каждого из кораблей, пусковые установки, заряженные планетарными бомбами и ракетами «космос — земля»; где—то корпуса крейсеров раскрывали технические проемы и люки, собирая из автоматических модулей крупнокалиберные орудия, и оборонительные системы отражения. — Командующий надрал уши твоей фантазии, за просрочку выполнения приказа? Как подло с твоей стороны — бросить оператора в столь напряженный момент. Отойди от костра воображения, мой друг—фантазер, иначе подпалишь крылья. Нашим фантазиям нужны легкие и прочные крылья. Как сплавы, что производятся из ценной руды, добытой в недрах планеты. Да, мы отправляемся на завод, я покажу кое—что интересное. Глубоко вдохни и выдохни. Еще раз, глубже. Так дышит завод. Теперь ты огромная турбина, и медленно гоняешь спертый, кислый воздух шахт по вентиляционным каналам. Да в тебе тонн пятьдесят, толстяк! Попробуй замедлить движение лопастей. Не выходит, так? Ха, такова программа центрального контроллера — сейчас ты должен гнать поток воздуха только в одну сторону! Скучно? А моя фантазия всегда стремилась к познанию сути вещей. Хорошо, я покажу тебе обещанное чудо. Пролетим по каналам вентилирования, как по дельте реки, изрезанной лабиринтом узких проходов. Следуй за мной, и не пытайся обогнать, пропустишь нужный поворот. Так, мы практические прибыли в назначенное место. Выползаем из канала через технический люк, и оказываемся… Оказываемся… Прости, но твоя фантазия мешает мне протиснуться в люк, а выдумывать сейчас другой способ покинуть вентиляцию совершенно невозможно. Выбирайся, черт побери, впереди нет ничего опасного. Видишь крупную щель в скальном тоннеле, окружающем вентиляционный канал? Верно, из щели ощутимо тянет сырым сквозняком. Так воздух с поверхности насыщается пресным ароматом влажных пористых пород. Забирайся в щель, и ползи наверх. Итак, перед тобой извилистый выход наружу, и ты уверено протискиваешься сквозь острейшие бритвы зубцов базальтовых вхождений в рыхлой породе. Ты изрезал всю фантазию, на лоскутки! Ладно, приготовься и выползай на поверхность. Сначала закрой глаза, но только для своей фантазии, иначе не сможешь продолжить чтение. Я приготовил сюрприз. Можешь открывать. Опять фокус! Ты ничего не видишь! Это временно, и тебе определенно понравится. Вот тьма рассеивается, но странным образом, будто распахивается овальная серая дверь. В ней появляются дрожащие окончания, они аккуратно берут тебя мокрыми, шершавыми крючьями—отростками. И выносят на свет. Поздравляю, малыш, ты родился. Можешь сказать «мама»! Она рядом, счастливая и красивая одновременно! Ты так не считаешь? Да что ты можешь знать о канонах личного счастья и красоты у зергов! Тебя несколько раз сжимают, и легко поворачивают, придавая первичные формы. Будем считать это моментом наречения и крещения, если пожелаешь. Да, я понимаю, почему ты не хочешь в лужу слизи, но тебе стоит попробовать. Тепленькая. Я бы плюхнулся с тобой рядом, но, боюсь, буду выглядеть нелепо. А тебе в луже очень даже ничего, понемногу прорастаешь внутренними живыми жилами. Даже и не знаю, как ты теперь будешь доставать себя из растущего клубка новорожденного тумора. Занимательная зергология — в первые сутки тумор набирает жизненный сок слизи, формируя корень. Ты уже должен чувствовать вместо ног податливую, эластичную подложку; ее начинают лепить густые вены кислотной жижи, и слизь, сгущающаяся в подобный глине материал. Обычно за первые универсальные сутки малыш набирает всего тройку—пятерку тонн веса, и несколько кубометров объема. Но ты же не хочешь столько ждать! Выбирайся! Иначе за следующие сутки ты вырастешь на шесть метров в высоту, и настолько же в диаметре, да еще и прибавишь в весе, вдесятеро. Ты крепко подумай, как оторваться от чудовищной жилы из слизи, что сдавливает подложку, и подтягивается к тебе. Не качайся, ты же тумор, а жила хочет поить тебя живительной слизью, безостановочно. Ну, я полетел. Наверное, твою фантазию ждать более не имеет смысла. Надеюсь, ты не будешь по ней скучать, и заведешь новую. — Уже в непосредственной близости от врат вызова Токугава пришел к выводу, что выбраться отсюда ему, скорее всего, уже не придется. Иначе протоссы не стали бы открыто демонстрировать впечатляющий боевой состав — тамплиеры усердно вызывали наземное подкрепление. В сторону растущего на дне каньона тумора, по верхнему гребню, двигалась пара бессмертных: могучие опоры, изогнутые в шарнире коленного сустава, внушительные стволы пушек, закрытые по бокам фигурными металлическими щитами. Центральный командный корпус бессмертного, по сути, представлял собой стилизованную статую грозного воина—протосса. В ней находилась рубка управления, и сложнейшие узлы распределения энергии. Бессмертные шагали к позиции, подходящей для обстрела тумора. За ними, над слоем мелкого желтого песка, бесшумно парили выпуклые сферы часовых, обрамленные накладными ребрами мощнейших излучателей. Кавалькада сталкеров вынырнула из непрестанного хаоса клубящейся пыли, окружающей нижний конус пилона, и застыла на краю ущелья. Токугава еще раз отметил странное сходство сталкера с тараканом зерга; блестящее металлическое туловище, на четырех заостренных конечностях, казалось невероятно живым. Сталкеры, как породистые жеребцы, потоптались на месте — и просто исчезли с басовитым гулом и вспышкой, сопровождающими фазовый прыжок; судя по призрачному энергетическому следу, сталкеры отправились на дно каньона. Токугава, погруженный в умиротворение моментов короткого сна, приближался к вратам вызова в комфортной колыбели силового поля оракула. Будущее казалось ему совершенно неважным, а прошлое исчезало за пеленой невероятной усталости. Оракул выбрал определенный участок на стене пирамиды, и завис в ожидании. Пирамида врат раздвинула несколько наслоенных друг на друга плит; оракул ловко поместил обездвиженное тело лейтенанта в образовавшийся проход. Токугава скользил в тесном коридоре, созданном для доставки человека в неприступные недра врат; отражение черноволосой головы, разукрашенной шрамами и синяками, извивалось на матовой поверхности внутренних плит. Подчиняясь таинственным замыслам, часть плит выстроила для прибывшего заключенного кубическую камеру. Токугава оказался на полу (будем считать полом часть помещения, обращенную к планете); периодически врата создавали свое собственное, весьма сильное гравитационное натяжение. Сухой воздух пустыни со всех сторон проникал в созданную для человека клетку, грубо пробуждал, торопил открыть глаза. Токугава переместился к стене (назовем стеной поверхность, перпендикулярную полу), и огляделся в месте предстоящего заточения. Освещение камеры было равномерным и золотистым; пыль кружилась в легкой кашице света, сверкала крупинками, будто золотой снег. Лейтенант опустил голову, и увидел сквозь миражи неожиданно нахлынувших фантазий, как на противоположной стене рождается позолоченный силуэт потрепанной частной яхты. Таким образом он представлял свою мечту — приобрести, привести в порядок подержанное суденышко, и уйти в закат. А пока закат даже и не предвиделся на планете с неподвижным терминатором. Воображаемая картина, созданная напряженными эмоциями, вдруг затрепетала будто бы в пелене слез, затмевающих взор. Расход оставшейся жидкости в обезвоженном организме — смертельная трата; да и как могли наполниться слезами глаза бывшего сержанта десантной роты, наполовину выкошенной когтями—саблями беспощадных порождений роя. Токугава, стиснув зубы, вгляделся в зыбкий мираж, запоминая краски лихорадочной фантазии. Именно таким, ярко—золотым, мерцающим вкраплениями прозрачных капель, будет цвет подержанной яхты. Когда—нибудь яхта поднимется над прекрасным, несомненно, ландшафтом одной из планет, и окончательно растворится в будто окрашенных той же краской, дружески распахнутых для прощания объятиях последнего заката. Конец четвертой главы.