Депрессия — это неспособность создавать будущее. Начать всё с нуля — это не безумие. Безумие — это вести жалкую жизнь, пробыть в тупом оцепенении день за днём, день за днём. Ролло Мэй.
Наши дни.
Люцифер кидается на Андраса, тот вовсе стоит, как послушник монастыря и никаким образом даже не двигается с места, будто он — каменная стена, об которую можно попросту разбиться. Благо, что на нашем этаже больше никто не живёт и не видит этот цирк, где происходит мордобой между двумя тиграми. — Люцифер, не трогай его! — я преграждаю ему путь, расставив руки по периметру, но вдруг моё тело оказывается в коконе массивных крыльев, кроваво-чёрного цвета, которые швыряют меня к мои друзьям, они ловят меня за подмышки и оттаскивают от места драки. Люцифер с презрением кидает на меня взгляд, а после резко обхватывает руками рёбра Андраса и начинает их сжимать, от острой боли и цепкой хватки Андрас кричит не своим голосом, после которого радужка его глаз становиться жёлтая. На руках, начиная с пальцев, будто инфекция чёрного цвета до локтей, выжигается огонь тонкими ручьями, а его голова в тот час же оперяется в цвет крыльев, такой природной красоты я ещё не видела. — Природа инкубов прекрасна, но в тоже время убийственна, — осведомляет меня Сэми, глядя на эту вакханалию, с улыбкой на лице. — Да, его вторая ипостась, внутренний зверь выбрался наружу, — Ади стоял впереди меня, расправив крылья, которые значили только одно, он готов напасть, но на кого. — Зачем ты расправил крылья? — я была возмущена его действиями, потому и задала этот вопрос. Ади лишь ослабил крылья, а вскоре повернул на меня голову, чтобы ответить на мой вопрос. — Я с востока, по правилам королевств, демоны вправе вступиться за высший чин, и не важно, сын Сатаны это или дочь проститутки. Дино недовольно рыкнул на нас, а после вовсе начал искать что-то в телефоне, тряся телефоном прямо около наших лиц. С оскалом глядя, фыркал, плюясь слюнями от негодования. — Всё! Я звоню Мими, настоебали! Ади смеётся, облокачиваться на стенку, переводя взгляд с Дино, на разрастающуюся драку и произносит: — Не хватает пива и чипсов, — он скрещивает свои руки на груди, открывая бутыль с ормелой, которую он принёс с собой и делает глоток. Андрас откидывает Люцифера от себя, как собаку, которая укусила за жопу и наградила бешенством. Он ударяется крыльями о бетонную стену, его гримаса лица вызывала боль, ему было больно, и даже возможно они сломаны, наконец-то этот сучёныш поймёт какого это, когда твои крылья ломаются в щепки. Дробятся кости, смещается позвонок, раскалываться сердце и сгорает душа дотла, до пепла, навеки. Люцифер отмахивается крылом и ударяет того клыком крыла, оставляя ссадину на ребре. Андрас щуриться, потому что эти клыки выпускают яд, он прикладывает ладонь к месту пореза, а потом отводит руку и смотрит на неё, чёрт она же вся в крови… Но это только раззадоривает Андраса, который с оскалом наносит удар за ударом своими мощными крыльями, отбрасывая Люцифера вдаль коридора. Люцифер падает на пол и харкает кровью, смеясь. Идиоты, просто грёбанные черти, которые не поделили кусок мяса на рынке, как бабки, которые не могут найти свободного места в автобусе. Андрас берёт того за шкирку, ударяет об стену со всей дури, но тот даже не собирается сдаваться, а лишь смеётся, как истеричная шалава в море бабла после очередной ночи чудес. — Пока ты в ярости, ты слабак, пойми это уже наконец, — Андрас шипит на него, и взгляд его бешеный, да и сам он бешеный, как после отхода от наркоты. Он ничего не видит, не слышит, его природа полностью взяла вверх… И тут открываются двери лифта, Мими стоит в проходе, плавно поднимая голову, открывая свой взгляд, который наводит лишь страх и ужас. Она ступает ногой, потом второй, заводя свои руки за спину, взгляд Дино значительно поменялся, он был такой… влюблённый? — Вы чё, мрази, говна ложку саданули?! — повышает та голос на них, с оскалом глядя прямо в их лица. — Кто вам дал право портить казенные стены?! — она указывает на ямы от драки, на пыль и осколки, а так же слюни и лужи крови. — У вас есть уборщица, так попроси её убрать всё это, пизданутая! — орёт ей Люцифер, отбрасывая от себя Андраса, скрещивая свои руки на груди, глядя на меня. Мими поворачивается к нам, её глаза горят, как костёр на Ивану Купалу. — Он меня щас пизданутой назвал? — она с возмущением спрашивает, мы в ответ ей лишь киваем, а после она переводит взгляд на него и чернеет на глазах, испуская дымку. Люцифер падает наземь, с животным криком, она мучает его головной болью, отчего ловит кайф сама. Мелония с рождения имеет дар, который наводит страх и инфаркт жопы всех находящихся вместе с ней помещении, улицы, да где угодно. Она мучает и пытает жертву адской болью, проникая в сознание, что в принципе мы наблюдаем сейчас. — Значит так, берете в руки швабры и убираете это говно, иначе… — Иначе, что? Ещё будешь пытать меня болью? — Люцифер поднимался с пола, стуча по своей черепушке рукой, будто запуская свои шестерёнки тупого мозга. — Да и это продолжиться снова и снова, — она идёт на него, приближается и останавливается на критическом расстоянии, тыкая пальцем в его грудь. — Пока ты, отбитый, не поймёшь, что чужое имущество портить нельзя! — она орёт во всё горло, а потом поворачивает голову на Андраса. — Тебя это касается тоже! — Андрас, всего лишь смиренно кивает, скрывая свою вторую ипостась в себе, а после уходит в свою комнату. Мими оборачивается на нас, идёт в нашу сторону победным шагом, походкой самой высокооплачиваемой модели, и останавливается у двери. — А вы чё встали? Хотите присоединиться? Весь оставшийся вечер, я лишь то и дело наблюдала через глазок, как эти двое дрочунов не только своего писюна, вылизывали весь коридор, в страхе перед Мими, которая постоянно спрашивала у меня, как справляются её личные уборщики. Она, получая ответы, спокойно сидела в кресле, общаясь с ребятами, которые распивали дорогущий коньяк, обсуждая завтрашний день, где вновь подпишется соглашение трёх миров. Время вышло, дверь нашей квартиры открылась, в ней стоял Люцифер, который кланялся Мими, а я лишь убирала за собой тарелки с едой, ибо я знатно проголодалась за весь этот сумбурный день. — Хозяйка, твои рабы выполнили работу, принимай, — он открывает ей дверь, за его спиной стоит Андрас, который мимолётно с особым интересом осматривает зону отдыха, будто лишь одним взглядом анализируя её. — Ну воняет от тебя, свинья, — она указывает на его пьяное состояние, махая своей рукой у своего лица, тем временем я иду вслед за ней. Коридор сиял пуще прежнего, он был полностью восстановлен, стены целые, полы намыты до блеска, и если по ним провести тряпкой, то они кажется будут скрипеть. — Может им заплатить за уборку, хорошо же убрались, — Андрас лишь усмехнулся на мои выпадки, его забавляла эта ситуация, а вот Люцифер надулся, как та самая рыба, и говно рекой полилось с его рта. — Твоя работа — вылизывать пол под моими ногами, бывшая женушка, — он указывает на пол, около своих ног и протягивает тряпку. Меня окатила волна обиды, я ведь опустила лишь малейшую шутку в его сторону, а он окрылённый начинает оскорблять меня в таком неприятном контексте, да иди ты нахуй гребаный упырь, пидорас с манией величия. — Да пошёл ты к чёрту! — я закричала на его что есть мочи, жевалки на лице Андраса начали танцевать смертоносный танец, казалось, если бы не было Мими, он бы снова избил его. Я влетела в комнату, громко хлопнув дверьми, ребята всполошились, встали со своих мест, но я лишь подняла ладонь, направляясь в свою спальню, приказывая сидеть на своих местах, и попросту не трогать меня. Я закрылась изнутри своей комнаты, мою душу саднила боль и несправедливость, всё содержимое прикроватного столика полетело на пол, пустая ваза из-под цветов разбилась вдребезги, она всё равно всегда пуста, ну и накой хер она мне тогда сдалась, если я не достойна даже цветов. — ВИКИ! Не убивайся по нему, он чёртов мудак, я не буду трогать тебя, но знай, что я люблю тебя, — Мими прокричала на той стороне баррикады, но я уже почти не слышала её, когда заходила на свой балкон, скатываясь по стенке мрамора, взявшись за свою голову. Я била руками по своим коленкам, истерично крича, ибо тот самый ком в горле прорвался, и я не переставала рыдать, как чёртова слабачка, как маленькое дитя, которому не достались все прелести этой жизни. Моё сердце вдребезги разбито, душа распалась на кусочки, и вряд ли её кто-нибудь уже соберёт, ибо я больше не доверяю мужчинам, они все одинаковые, все одной мерзкой породы, которая даже не может проявить каплю нежности и благоразумия к женскому полу. Я резко почувствовала запах горячего кофе, прямо у своего лица, я открыла глаза и увидела, как кружка висит прямо у моих глаз, а рука держащего мне была уже знакома. Я вскинула голову к верху и увидела Андраса, который стоял и смиренно ждал принятия. — Держи, он с пустырником, — спокойным тоном сказал он, я протянула руку к кружке, а после сделала глоток, который обжигающе проскользнул по горлу в желудок. — Спасибо… — с хриплым голосом произнесла я, оглядывая позу в которой я сидела, вытирая свои сопли рукавом от рубашки. Крылья валялись по сторонам, одна нога лежала, а вторая была полусогнутая, вот до чего довели меня мужики, а точнее один мужик, который понятия не имеет, как обращаться с женщиной. — Он не стоит твоих слёз, — он нагнулся ниже, к моей голове, и по моему носу вновь ударил этот цитрус. Чёртов кислый апельсин, который ввёл меня в некий дурман, или это так действует пустырник. — Тебе легко говорить, ты ведь инк… — я закрыла свой рот нахуй, потому что я тупая дура, которая раз за разом напоминает ему о его природе, которая, по моему мнению, на данный момент его жизни никак не проявляется. Я сделала ещё один глоток и почувствовала, как бергамот вновь осел в моих легких, знаете, я чувствовала себя вновь спокойной, окрылённой, но душу вылечить никто так и не смог. Он подставил кресло к моему балкону, только со своей стороны и сел рядом, с интересом разглядывая моё лицо. — Прости, если вновь обидела тебя… — я опускаю голову и отвожу взгляд стыдливо. — Нет, всё в порядке, — перебил он, распивая, что это стародавний глифт? — Нальёшь мне? — я указала на бутылку с ним же, которая стояла на его столике рукой, он лишь кивнул на кружку с моим кофе и сказал. — Сначала допей это, — он делает глоток и закидывает свою голову назад, и в сумраке ночи лунный свет озаряет его шею, и весь этот свет спускается ниже, по его открытому торсу. Да блядь, хоть трусы выжимай. Я послушно пью его приготовленный кофе, и в тишине этой ночи он, как маньяк, наблюдает за моими действиями. Меня это знатно напрягло, поэтому я захотела задать главный вопрос, кто убил Марка, а если быть точнее, кого убил Люцифер. — Нальёшь? — я встала с холодного пола, подошла к концу балкона и протянула ему кружку, он лишь ухмыльнулся, взял бутылку за горло и налил мне почти полную кружку горячего напитка. Я взяла стул, поставила точно так же как и он, нас разделяла лишь чёртова бетонная стена, но и этого нам было достаточно. — Скажи мне, Андрас, кого убил… Люцифер, — да, кого же убил этот гандон, и чего опасаться мне, потому что в покое он не оставит меня до тех пор, пока не сдохнет сам. Он лишь вдохнул, и, сделав глоток, поставил кружку на балюстраду балкона, повернув ко мне свою такую красивую головушку. Дал же бог кому-то длиннющие ресницы, как у него, да твою мать, прекрати таращиться на него, как пятиклашка. — Около тысячи лет назад мы с Люцифером хорошо дружили и нам поручили задание на земле, стайка Ревенантов покусилась разрушать могильные курганы, драугры попросили помощи у охотников, — он отпивает ещё, и я вижу, как капля падает ему на грудь, чёрт побрал твою грудь, чёрт побери твоё тело, я повторяю его действие, глифт приятно скатывается по горлу, окатывая мурашками моё тело, оставляя сладкое послевкусие. — Мы с успехом разогнали ревенантов по могилам и шли по тёмной улице вдоль церкви, чтобы отметить это дело… крылья мы убирать не стали, ибо подумали, что нас никто не увидит, поэтому смысла особого не было, — с каждым глотком его язык развязывался, да ты алкаш господин, мне даже начинает это нравиться. Я с интересом наблюдала за его мимикой, облокотившись на балюстраду, положив свой подбородок на ладонь, я уже была порядком пьяна, да и он не был аленьким цветочком, таким же чистым и трезвым. Но сути разговора я не упускала. — И из кустов выбежала одурелая молодая монахиня, которая с крестом пёрла на амбразуру, вместе со святой водой… — Ой, — я закрыла рот руками, я на самом деле сочувствовала этим двум, ибо святая вода смертельна для демонов, а огонь для ангелов. — Всё хорошо… ха-ха, не беспокойся, — он, не замечая, сам положил свою руку поверх моей и на вздохе поднял свои глаза. Его рука, рука его, на моей руке, слишком много рук, слишком много взглядов, слишком много слов, много, блядь. Он взял стакан с глифтом, этой рукой, а после сделав глоток, прикрыл глаза, он явно сожалел в своей голове, за свою тактильность. Да и вообще, он ли это, или природа шепчет о своих потребностях. — Так вот…Воспоминания
Из кустов вылетела какая-то взбалмошная баба, которая размахивалась крестом и плескала свой тазик со святой водой, отчего демоны отошли подальше, выставляя свои потные ладошки, ибо святая вода была смертельным ходом, для этих вспотевших жоп, до намокания трусов. — Гражданочка, уберите своё оружие и не угрожайте нам этим чугунным тазом, — крылья Люцифера раскрылись, и он задним ходом шёл назад, с глазами по пять рублей. — Черти, бесы, я вас изгоню в преисподнюю! — кричала та монашка, кидая кресты в них, думая, что они изгонят нечисть. — Женщина, давайте договоримся, вы нам тазик, а мы гарантируем наш уход, — Андрас был дипломатом и хотел договориться по-хорошему, но дура-баба не хотела идти на мировую, она окунула кропило в таз, чтобы окропить тех, кто напугал её до усрачки. — Да вас сам Бог покарает, бабью нельзя брать в руки кропило и уж тем более пользоваться священной утварью, — кричал Люцифер, уссыкаясь от страха за свою жизнь. И тут она спотыкается и вся святая вода льется прямиком наземь, и теперь уже монашкина жопа потеет, потому что защищаться больше нечем, ибо кресты кончились, а святая вода впиталась в землю. — Матерь божья, ну и рукажопая ты, — Люцифер стирает пот со лба и надвигается на неё, та стоит в немом ужасе и двинуться не может с места. — Не трогай её, Люцифер, кому расскажет не поверят, посчитают за сумасшедшую. Но у Люцифера, были на неё другие планы, он подошёл к ней, взглянул в глаза и страстно поцеловал. И клянусь я вам, трусы той уже давно были мокрыми, а сама она уже баллотировалась в сатанизм и молила уже не тому богу, которому служила, Люцифер был мастером обольщения. Он нашёл свою игрушку, монашку, которую постыдно решил совратить. — Что ты творишь? — Андрас был возмущён его поведением. — Она будем моей земной игрушкой, — он оттянул голову той за волосы, чтобы разглядеть все её черты. — О ужас, мне стало противно. Мне на самом деле стало не по себе, бедная монахиня, использовать как вещь в его стиле, но монашку-то за что. Андрас кивал головой, подливая нам глифта. — Он спускался к ней на землю, но я и думать не мог, что Люцифер влюбится в эту женщину, — ему трудно давались эти воспоминания, и я видела это, по его мимике, которая выражала лишь недовольство. — И что? Что в итоге? — я чуть ли уже не свисала на этой балюстраде, потому что тянулась за его рассказами вглубь, но почему-то глаза у меня спускались всё ниже, и это уже был не пресс. — Он приревновал её к священнику… он избивал её так же, как и тебя, он угрожал ей так же, как и тебе, он торговался с ней… и я пытался всё исправить, но… было уже поздно, — он поник, глаза его были опущены, а мускулы в напряжении. — Он уб…ил её? — с дрожащим голосом спросила я, оглядывая его мрачное лицо. Он поставил свой стакан на балюстраду, с оскалом он приблизился ко мне. Наши носы почти уже пожали друг другу руки, его губы вновь открылись, и шёпот мог заглушить даже самый разъяренный крик. — Он убил священника и ту монахиню, только потому что она не потакала ему… — он приблизился к моему уху и его горячее дыхание и сладкий запах глифта, охмурял меня, но я хотела услышать всё, — а я сдал его, с потрохами Сатане, ибо он нарушил кодекс, после чего стал ему врагом, — он отпрял от меня и взглянул в глаза, в которых было столько боли и ярости одновременно, что мне захотелось просто убежать к чертям с этого места и спрятаться в шкафу. У меня не укладывалось в голове то, что он осмелился убить человека, беззащитных людей и из-за чего? РЕВНОСТИ? Сукин сын, решил что он палач и вправе решать судьбы людские, серьёзно? Я опешила, с макушки до кончиков пальцев на ногах, меня окатила волна страха, я будто была погружена в ледяное озеро Коцид, без шансов на своё спасение. Даже погода переменилась, и я чувствовала, как шелестели мои крылья от порывов ветра. Я учащённо дышала, и Андрас заметив это, приблизился ко мне ещё ближе, наши губы были на минимальном расстоянии, от порывов страсти, которые перетекли бы в умопомрачительный секс, с мешком на утро моего трупа. — Скажи мне, Виктория, ты по истине хочешь продолжать общение со мной, узнав его прошлое? — с прищуром глядел он на меня. — Да… — и я уже потянулась к нему, как он отстранился. Я сама не понимала, это было будто наваждением, я не хотела целовать его, но меня будто что-то подталкивало внутри, и это не трёх недельная выдержка, а что-то другое. — Вот видишь, я сам не желал, чтобы ты… захотела прикоснуться к моим губам… — его руки были сжаты в кулаки, он сам был в напряжении. — Мы знакомы всего пару дней, а ты уже желаешь моего тела… — Нет… Лгунья, врунья, пиздаболка редкостная, да я хочу тебя, хочу раздеть и насытиться тобой сполна, но я не из-за любви великой. Я ведь боялась даже прикоснуться, взглянуть на тебя, а тут уже жажду секса, как полудурошная баба, которая даже писюна ни разу в своей жизни не нюхала. Да чёрт побери, что происходит со мной, когда рядом ты. — Ложь, ложь, ложь, — он направился ко мне, тряся своими руками, рыча мне прямо в лицо, я видела как он боролся. — Всё это ложь, я чувствую твоё желание, всем телом, носом, ушами, глазами, и этими чёртовыми руками, которые по локоть в крови, Виктория! — он повысил голос, отчего я, вздрогнув, отошла от балюстрады, как будто это бисерное строение, как-то защитит меня от него. — Моя при-ро-да… — он сделал акцент на слово, взявшись за свою голову, водя хороводы по своего балкону, — погубит тебя, это она наводит тебя на искушение, не я, не моя харизма, не моё тело, а запах, энергетика, чёртовы флюиды и ПРИРОДА, — он вновь кричит, и я вижу, как он закрывает свой рот рукой, потому что не хотел, не желал повышать голос. — Я бы и сам, без этого обошёлся. Я вижу как ему больно, но а мне страшно, я боюсь его вновь, боюсь приближаться, боюсь взглянуть на него, поэтому смотрю в пол и трясусь вся, без остатка, потому что боюсь. — Лучше тебе держаться от меня подальше… Он резким движением своего тела поворачивается назад, заходит в свою комнату, и громко захлопывает двери, через открытое окно его квартиры, я слышу истеричный крик и вижу, как он переворачивает стол, и всё содержимое падает наземь с характерным звуком. Он садится на кровать, и я вижу его яростный взгляд и те самые зелёные глаза, которые теперь будут сниться мне в страшном сне. Я слышу его учащённое хриплое дыхание и то, как он боролся с болью, как он что-то шепчет про себя. Демон срывает с себя халат и боже, я вижу многочисленные шрамы на его спине, что это? Раны из-за битв, или что-то иное. Я ложусь на кровать, крылья расслаблены и немного болят, скорее из-за того, что ещё не совсем пришли в свою форму, я достаю свою тетрадь и пишу, пишу стих.Сжимаются руки
Сжимается сердце
Никто здесь не вечен, не человечен
Ломаются руки
Ломаются пальцы
Вселенная шутит, но так неудачно
Ломаются двери
Ломается сердце
Скажи мне сейчас, а ты человечен?
Тати.
_____________
Утро. 9:00
Повествование от третьего лица.
Утро было поистине бодрящим, малиновый рассвет ласкал пятки спящих демонов и ангелов, через окна их квартир, что, конечно, могло только радовать. Воскресное утро, воскресенье сулил только лишь выходной день и полное безделье охотникам, а вот консулам различных рас главную встречу, на которую они уже собирались, чтобы вновь заключить соглашение, на следующие десять лет. Но к этому мы ещё с вами вернёмся. Жаркий сезон в аду разгорался со страстными стонами одной из баб в комнате Люцифера. Этот чёрт не смог совладать со своим гневом, поэтому позвал ту саму бабу, которой обещал вторую палку, когда драл её в туалете. За ночь, количество палок увеличилось, потому что он так хотел и похуй ему было, что пизда той демоницы уже горела о силы трения, это всё-таки физика. Шлепки от сочных булок только забавляли его, его сочный член, который, искупавшись в её смазке, уже плавал в её батальоне несколько минут, как в ведре или помойной яме, что его злило. Ибо особого удовольствия, он уже не получал и подумал, что её рот будет намного лучше. Резкими движениями он сбросил ту на пол, а бабе это даже нравилось, что с ней обращаются как с рваной тряпкой, но она действительно была рваной, во всех смыслах, а волосы были похоже уже на засохшую соплю, от его спермы. Он поставил её на колени, по его мнению, все бабы ада должны были склониться, когда видели его член, но только одна особа вечно противилась и имя ей Вики. Он намотал волосы демоницы на кулак и начал с особой жестокостью вонзаться в её рот, и казалось ему, что он пробьёт её черепушку, и головка члена покажется на её затылке. Его это не волновало, ну подумаешь сдохнет, зато какая красивая смерть, с членом во рту. С его членом. А закат был ал… был ал, как коленочки у долго-долго сосавшей хуй девочки. Демоница уже била его по ногам, потому что воздуха уже было мало, и слюни начали стекать в лёгкие, но он продолжал долбить, а она сосать, так и закончилась эта увлекательная история члена Люцифера и рта этой демоницы. Он, запрокинув голову от удовольствия, тихо стонал, а после испустил всё в её рот, она покорно проглотила миллионы спермиков, которые должны были идти на мировую, борясь за место в яйцеклетке. — Главное предохранение, — он сомкнул её нижнюю челюсть рукой, а после отошёл от неё, чтобы налить себе коньяка, закрыв себя халатом. — Это было потрясающе, мой дьявол, — а баба-то дура, мужик арбузер, и, сама того не понимая, лезла в его трусы, в надежде на заветное кольцо, но на кольцо, которое весело как трофей у зеркала, ей даже не видать. Люцифер рассмеялся, расселся в кресле и расставил ноги, чтобы его хер и яйца были на проветривание. — Если я спал с тобой, не думай, что я твой… — пританцовывая руками, напевал он слова из песни. — Не говори со мной ни слова про любовь… а-а-ах. Анита, это всего лишь секс, ничего более… — он смакует коньяк и поглядывает в окно, где уже во всю плечали его личные черти — лучи солнца. — Ну, конечно, только лишь Вики, достойна твоей похвалы… И Люцифер, мигом залившись яростью, кинул стакан о стену, а после за секунду оказался около неё, жёстко взяв рукой её лицо, сжимая щёки до адской боли. Он затронула его святыню, она затронула её. — Грязная сука, не смей говорить о ней что-то непозволительное, пошла нахуй из комнаты, — он вновь откинул её, как кусок протухшего мяса, — и тряпки свои забери, — он кидает в неё вещи, а та, полуголая, бежит уже прочь, сверкая своей жопой. Он сжимал скулы, руки и жопу, вместе с яйцами, потому что история повторяется, и теперь перед ним встал Андрас, чёртов инкуб, который вскоре явно пожалеет о встречи с ней.____________
Виктория уже во всю намывала свою жопу в ванне, когда вспоминала о мольберте подаренным отцом, и почему-то фантазия нахлынула на неё с ног до головы. Она захотела вновь ощутить себя в роли художницы, потому и пошла полумокрая и голая из ванны, чтобы одеться. Струйки воды капали с её каштановых волос, намочив белую майку, чуть дав фантазии дрочерам, потому что её грудь стала видна ещё пуще чем прежде. Да простит тебя Мальбонте, за совращение малолетних, потому что нету дыма без огня, хотя он есть и будет, потому что шишки в штанах уже начали дымить. — Мими, а где мольберт который отец дарил мне? — Виктория шарахалась в чулане, прикидывая вещи с полки на полку. Мими, возлежавшая на диване, клацала на кнопки пульта, надеясь наткнуться на какой нибудь интересный ей сериал, закинув одну ногу на столик, потому что она царь, она бич, и она звезда, а ещё деловита пизда. — Как ты себя чувствуешь? — Мими поинтересовалась у своей подруги, ибо её это волновало, но она не хотела царапать её больную душу ещё пуще, потому и заходила издалека. Вики, найдя мольберт, прочитала на ней выжженную надпись «Моей любимой и такой желанной, дочке от папы. Асмодей» Она зажмурила глаза от теплоты, которая накрыла её маленькую и такую хрупкую душу, она улыбнулась, а после начала вытаскивать эту громадину, наебнувшись вместе с ней. — Уже не очень, подруга! — прокричала та, истерично засмеявшись. Но на душе скребли кошки, а настроения вовсе не было. — Блядь, Ирина, еб твою мать! Она подбежала к ней, к полудурошной подруге, которую накрыло мольбертом и протянула руку помощи, которую она протягивает уже многие годы жизни в этим мирах. Они были сёстрами по оружию, которые всегда шли бок о бок, рука об руку, борясь с тварями этих миров, заключив клятву на крови однажды и она нерушима, и так будет вовек.POV: Вики.
Grenade (slowed)
Bruno Mars 🔊
Наушники в уши, пятки в тапки, в руки кисти, холст на мольберте, я даже не знаю чем меня чёрт взял, начать вновь рисовать. И вот уже музыка вовсе погружает меня в виртуозную среду, где я летаю будто под спидами, вырисовывая лиловое небо и макушки небоскребов. Я ничего не вижу, ничего не слышу, мне пора было уйти в себя, остаться одной, потому что моя душа изнывала по ней, потому я здесь. Депрессия ли это? Скорее да, чем нет, меня всё настоебало, а именно окружающие меня демоны. Музыка заедает и выключается, я снимаю телефон с зажима и пытаюсь включить заново, но слышу голос. — Рисуй меня пеплом наброском на камне, обмытый водой озёр покинутых душ. Будто моря плещут между морями, теряя из виду мольберты из суш. Пусть краски текут, создают новые линии, липким и вязким телом растушуй диссонанс; Выходить из воды, когда губы лёгкой мягкости синие. Слияние холстов — погружение в транс. Я услышала голос того, кого поистине желала видеть, ибо переживала, каким бы он не был злым или отрешённым, просто услышать, всё ли с ним в порядке. Он пришёл первым, а это значит, что остыл, но я не поворачивалась к нему, в моих ушах были наушники, пусть и дальше думает, что я не слышу его. Я продолжила писать на холсте, как почувствовала, резкий поток энергии сзади себя, он переступил грань, а точнее всратую стенку балкона, он что, идёт на Мировую? Его запах энергии на этот раз я не чувствую, что для меня являлось странным. Я почувствовала, как он боязно хочет дотронуться до моих расслабленных крыльев, чтобы привлечь к себе внимание, и, явно переборов себя, он кладёт ладонь, перья начинают шелестеть, а крылья дрожать. И пойми тебя теперь нахуй, сам ли ты этого захотел, или твоя природа шепчет тебе на ухо. Я зажмурила глаза, расправила крылья и повернулась к нему, и на моё удивление у него в руках была одна роза, но такого восхитительного цвета. Он не смотрит на меня, а смотрит лишь в пол. Он склоняется ко мне, просит прощения. — Не нужно было… Андрас, — я смотрю на него, вся измазанная в краске, принимая эту розу с шипами. Он ухмыляется и переводит взгляд на меня, не переступая грань расстояния. — Она с шипами, как сам я, она цвета чёрной бездны в центре которого плещет лава… моё сердце черно, а душа раскалена… я прошу прощения за то, что повысил голос на тебя, Виктория, — он протягивает мизинец, в знак перемирия, и я без раздумий протягиваю свой. — Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, — говорю я, смеясь, качая наши пальцы. — А если будешь драться, то я буду кусаться… — Надеюсь, ты не больно кусаешься, — разрываю этот союз, отпуская его палец, продолжая улыбаться. — Время покажет, Виктория.Heal
Tom Odell 🔊
— ВИКИ! О БОЖЕ МОЙ, НЕ-Е-ЕТ! Мими безжалостно кричала во всё горло, и мы мигом помчались в комнату, она сидела на полу, и слёзы скатывались по её щекам ручьями, я вскинула голову на телевизор, и там шли мировые Новости. — По словам очевидцев, в академии был санкционированный теракт, взрыв был такой силы, что разнёс пол-академии, забрав жизни многих Нефилимов, охотников. Так же есть следы тёмных Демонов, — сообщает ведущая по телевизору. Я пала наземь, на колени, ведь там проходило заседание по случаю подписания соглашения, я не хочу верить в то, что моего отца не стало и моей матери тоже. Там ведь не было сказано про консулов ничего, совершенно ничего, но эта сторона обрушена, как раз там должно было проходить заседание. Я смотрела стеклянными глазами на телевизор, а потом на Мими. — Там ведь не говорят про консулов ничего, ничего! — я взяла Мими за руки, отрицательно мотая головой, чтобы вытерпеть боль вместе, и она глянула на меня своими глазами, в которой было столько боли. — Мой отец… — она дрожащим голосом, перевела свой взгляд на телевизор. Кадры были ужасающими, клуб дыма распространялся по всей округе, пол здания было полностью обваленным, трупы лежали в ряд завёрнутые в пакетах, кровь, крики существ, вакханалия звуков накрыла меня. Андрас сел около нас, ведь для него это тоже было потрясением, ибо за столько лет, за столько чёртовых лет, не было ни единого намёка на эти взрывы и теракты, на смерти близких. Но как только диктор начал диктовать список погибших мы с замиранием сердца, ждали его конца, и надеялись не услышать тех самых родных, родных и близких. Мои руки дрожали, сердце билось пуще прежнего, и я не знала куда себя деть, но я почувствовала горячую руку на своём плече, это был Андрас. Я чувствовала его учащённое дыхание, некую злобу и скорбь, ему было до жути плохо, как и всем нам. Всем нам. Пустота… меня охватил ужас, я оцепенела, я умирала, я погибала. Раз за разом, каждый чёртов день, происходят события, которые рвут мою душу дальше, на части, без жалости, без совести, без особого труда. Я не хочу верить в то, что их больше нет, я не хочу вновь переживать ту боль, когда стоишь на могиле отца, в осознанном возрасте, и видишь его бездыханное синее тело, впалые щёки, и каждую венку на лбу, и как кладут его в гроб, засыпая землёй. И теперь и тебя, возможно не стало…Я так и не успела сказать тебе, как я люблю тебя, пап…
Я так и не успела тебе столько рассказать.
Я так и не успела выпить с тобой кружечку кофе.
Я так и не успела услышать от тебя «Моя тёмушка.»
Я не успела…
Не успела…