Ярость Титанов

Картина прошлого вдруг сжимается вокруг Коры тысячами пролитых слез и истерик, прячущимися за каменной серьёзностью. Она слишком отчетливо ощущает свою кожу, где между слоями тканей извилисто лопаются нервы и рассудок. Непреднамеренная усталость, возможно появившееся от выпитого алкоголя сбивает с ног, словно ударяет поддых. Но Кора откидывает её в сторону. Сейчас не время. Жадно заглатывает пропитанный опиатами воздух. Сейчас она думает над тем, как просыпаться каждый день и не сойти с ума от безумия, окутывающего двух ненавидящих друг друга людей. — Я не доверяю тебе, — глаза Коры щурятся, отчего блеск в них играет какими-то новыми красками, поглощая неиссякаемую уверенность Аиды. — Прошу, дорогая, это взаимно, — томно усмехается Аида, делая глоток обжигающего напитка. "Взаимно" это слово стучало у неё в висках, скоблило зубы, огненной желчью вспыхивало в разорванной на кровоточащие кусочки душе Коры. Дочь Зевса не помнит, как сознание начало давать сбои. "Эдриану нужны мы обе", "нам нужно объединится...". Слова собеседницы начали развеиваться со скоростью сигаретной дымки. Из-за выпитого алкоголя начинало казаться, что мир уходит из-под ног. Это точно был не алкоголь. К сожалению осознание ситуации нагрянуло слишком поздно, грозой отдаваясь в уже спящем разуме. *** Веки были чуть прикрыты. Аида с неподдельным интересом разглядывала каждую черту лица дочери её брата. Заострённый нож блестит в тусклом освещении единственной лампы. Почему ей не удаётся вонзить лезвие в грудь лежащий женщины? Аида думала, что испытает облегчение, или жалость, или отчаяние. Хоть что-то... Но, когда пальцы сильнее сжали оружие ничего не произошло. Мир не рухнул, земля не разверзлась, сердце не ухнуло вниз. Лишь угнетающая пустота, со смесью её окончательного безумия, переросшего в успешность насквозь заполняли душу, пропитанную гнилью и тяжестью всех своих поступков. Зажмурившись от вспышки натянутого предательства, Аиде пришла в голову необдуманная мысль и нож выпал из рук. Глаза затянула пелена навязчивой идеи и пухлые губы, покрытые вульгарным, кроваво красным оттенком помады с нежностью матери накрыли приторно сладкие губы спящей Коры. Мимолетное наваждение исчерпывается, и женщина в ужасе отходит к двери. Кисти рук судорожно дрожат, под покровом странного ощущения. "Это всё было ради него... Она жива только ради него..." — успокаивает себя Аида. Ньюман приводит себя в порядок и, напоследок кинув фальшиво безразличный взгляд на лежащую на диване Кору, выходит из комнаты. Пусть она думает, что просто напилась.