О чём молчат легенды

Падал снег... Окна в его комнате были узкими, не окна даже — бойницы, что закрыли толстым, почти что непрозрачным стеклом. С такими окнами даже в солнечную погоду — а солнце зимой в этом суровом краю появлялось нечасто — было сумрачно, серо. Крис просыпался в этом сумраке каждое утро и отходил ко сну, погасив такой же неяркий, едва ли не призрачный, свет восковых свечей. МакКоннел приносил новые взамен оплывших и, убирая огарки, ворчал, что свечи нынче дороги, а кое-кто незаслуженно пользуется хозяйской добротой и гостеприимством, хотя недавно еще в подвале сиживал, а теперь… Крис предпочитал не слушать ворчание старого дворецкого. Можно подумать, он мечтал застрять в этом холодном мрачном замке! Можно подумать, он не мечтал каждый день, едва проснувшись и еще не разлепив тяжелые после сна веки, открыть глаза и увидеть вместо опостылевшего полумрака и серого камня, из которого были сложены стены Хиддлс-Гров, яркое солнце, которое, щедро вливаясь из огромных не зашторенных окон его собственного дома, ласкало теплую, чуть шершавую плитку на полу. Он мечтал проснуться в своей собственной постели, под легким, невесомым почти что одеялом, под которым даже в самые холодные холода было тепло и уютно. Проснуться и прижаться к еще спящему Алану, прижаться к нему всем телом, услышать, как он бормочет в полусне что-то неявное и весьма сердитое, что-то вроде «Хемсворт... задушишь... медведь...» Но Крис знал — на самом деле любовник не сердится и ворчит только из природной вредности. На самом деле ему нравится, когда Крис с утра наваливается на него, подминает под себя, подчиняет себе. Ему нравится... Просыпаясь здесь, в Хиддлс-гров, в холодной постели — холодной не потому, что рядом никто не ворочается, не сопит и не бормочет сердито про медведя, а просто потому что от камина, остывшего за ночь, толку никакого, и ты знаешь, что если вылезешь из-под одеяла, тяжелого и душного, если коснешься босыми пальцами ледяного камня, которым был выложен пол, если плеснешь в лицо воды из глиняного кувшина, что заботливая миссис Куикли оставила с вечера на маленьком прикроватном столике, то замерзнешь еще сильнее, - так вот просыпаясь здесь каждое утро, Крис как никогда раньше мечтал о солнце. Чтобы его было много. Чтобы оно светило щедро, даже более чем щедро — чтобы оно обжигало, чтобы от него спрятаться было негде. И каждое утро надежды Хемсворта разбивались о холодный мрачный камень и серую хмарь, в которой все предметы в этой небольшой и не очень-то уютной комнате — и низкая банкетка, обшитая темно-зеленым бархатом, что стояла возле одного из окон, и изящный прикроватный столик, на котором обычно стоял кувшин для умывания, и высокий, но узкий платяной шкаф, в котором висела одежда, что по доброте душевной пожаловал бывшему пленнику — нынешнему раненому — его светлость граф Инвернесс — все это казалось почти что нереальным, призрачным. Крису казалось, что он сам здесь всего лишь призрак. Ему казалось, что в какой-то момент время пошло назад, оно отсчитывало секунды, минуты и часы, а часы, в свою очередь, складывались в сутки, недели и месяцы, и спешный бег времени, когда стрелки крутятся назад, привел к тому, что он сам, возможно, давным-давно помер да очнулся здесь призраком, что бродит, прихрамывая, по коридорам, залам да лестницам Хиддлс-гров, если не пугая, то уж точно удивляя здешних обитателей. Так вот в это утро падал снег. Крис, вскочив с холодных простыней, привычно сделал несколько упражнений — чтобы согреться и разогнать кровь, но осторожно, так, чтобы не тревожить лишний раз простреленную ногу, что заживала, пусть хорошо, но медленно, - умылся наспех привычно холодной водой, растерся куском грубой ткани, что миссис Куикли гордо именовала полотенцем, и, путаясь в крючках и застежках, чертыхаясь и закусывая кончик языка от усердия, облачился в нелепую и неудобную одежду, что подарил ему Томас. Одеваясь каждое утро — теплое исподнее, похожее на детские ползунки, узкие не то брюки, не то колготки — стыд да и только! - батистовая рубаха с широченными рукавами и дурацким шейным платком, кожаная куртка, которая не столько грела, сколько сковывала движения, маловата она была Крису, не иначе — вся эта одежка раздражала одним только своим видом, не говоря уж о том, что в ней предстояло ходить целый день. Хемсворт и подумать не мог, что однажды будет скучать по таким, казалось бы, привычным вещам, как мягкие хлопковые джинсы и теплый кашемировый свитер. А как он скучал по привычным, ловко сидящим на слегка отощавшей после ранения заднице боксерам! Но трусы у Криса были одни — каждый день носить их не станешь. Такая вот была жесткая экономия — куда там мистеру МакКоннелу с его подорожавшими нынче свечами! За что Крис был искренне благодарен Хиддлстону — так это за сапоги. Крепкие, новенькие, пошитые из гладкой мягкой кожи и как будто по снятой специально с ноги Криса мерке — в них было достаточно удобно, и это удобство несколько скрашивало неудобство всей остальной одежды. Но больше всего Крису нравилась трость. Том принес её в комнату, где Крис выздоравливал после ранения через неделю после того, как раненый пришел в себя, и, прислонив её к изголовью кровати, пожелал, чтобы Хемсворт пользовался этой самой тростью так недолго, как только можно. То есть, чтобы нога у того заживала быстрее. Трость эта Крису нравилась — красного дерева, легкая и прочная и очень… Очень мужская — так, пожалуй, было бы сказать правильнее всего. Она не была вычурной — ни тебе сложного набалдашника в виде головы какого-нибудь чудища, ни резьбы, ничего такого — лаконично, просто, изящно. - Смотри! - Том умастился на краешке Крисовой кровати и, заговорщески подмигнув выздоравливающему, начал откручивать набалдашник. Хемсворт охнул, увидев, как Томас отставил в сторону пустое древко, а в руке его остался длинный, очень острый даже на вид клинок, который был в этой самой трости спрятан. - Удобная штука, - пояснил Хиддлстон, вновь пряча клинок в трость и завинчивая костяной набалдашник. - Здесь, в замке, ты в безопасности, но всегда спокойнее, когда знаешь, что при тебе какое-никакое оружие, правда? Крис не то чтобы не был согласен с хозяином Хиддлс-гров, но с некоторых пор он был ярым противником всего колюще-режущего, если речь не шла о кухонных ножах. Однако трость с хитро запрятанным внутри клинком принял с благодарностью — память о шайке разбойников, посмевших запросто напасть на графский эскорт, еще была свежа. Том заходил к нему каждый день — утром, справиться, как гостю — уже гостю! - спалось, и вечером, чтобы пожелать доброй ночи. Вечерами Хиддлстон задерживался возле постели больного, для того, чтобы послушать рассказы Криса о том, какое оно — то самое будущее, что так волновало юного графа, так будоражило его живое любопытство. Эти разговоры были для валяющегося целыми днями в кровати Хемсворта настоящей отрадой. Миссис Куикли, что меняла ему повязки да, презрев стеснение, обтирала его тело влажной тряпкой, чтобы он не завонял да не запаршивел — она была умелой сиделкой, ловкой и тактичной, но вот в разговоры с раненым вступала крайне неохотно. Крису иногда казалось, что женщина питает к нему личную неприязнь, хотя, казалось, с чего вдруг? До того момента, как его — без сознания — притащили в эту самую комнату, он её не видел даже, слова ей не сказал, так почему она постоянно цедит сквозь зубы «да, сэр», да «нет, сэр»? Ну да ладно, не очень-то и хотелось! Раз в день являлся МакКоннел — чтобы поменять свечи и, как догадывался Крис, убедиться, все ли в порядке. Не с ним самим, а… вообще. Отчего-то Хемсворту казалось, что дворецкий не доверяет ему. Не испытывает неприязнь, а, скорее, именно не доверяет — невесть откуда взялся, наболтал чепухи всякой, чуть было не отправился на справедливый суд этого… как его… Крис все время забывал фамилию досточтимого. Наверное, будь сам Крис на месте Дункана, он бы тоже не доверял чужаку. Непонятно, почему ему так доверяет Томас? С чего вдруг? Сам же хотел на суд отвезти! Невероятный, непонятный, такой солнечный, такой теплый Том! Пожалуй, Крису повезло — если можно так выразиться в данной ситуации, что он попал именно к нему, к Тому. Стал бы кто другой церемониться с незнакомцем, который рассказывает небылицы и демонстрирует непонятно как работающие приборы? Кстати, демонстрировал эти самые приборы — фотокамеру и смартфон — Крис недолго. Аккумуляторы, ожидаемо, сели и там и там. Камера продержалась дольше, да и Том именно к этой «диковиной штуковине» проявлял куда больший интерес. Вечерами, когда он заходил проведать раненого, Хиддлстон всякий раз просил, чтобы Крис показал ему эти самые картинки, и всё восхищался тому, как это они вообще получаются — такие яркие, такие живые и сочные! Хемсворт не уставал любоваться Томом в те минуты, когда тот, увлеченный фотографией, не отрывал глаз от «диковинной штуковины» - его глаза в такие моменты, и без того яркие, загорались еще ярче, согревали, компенсируя недостаток тепла в мрачной, неуютной комнате выздоравливающего. Крис подолгу «залипал» на длинных, тонких пальцах Хиддлстона, как они с осторожностью прикасаются к шершавому пластику, как они гладят черные бока Никона. Ему бы хотелось прикоснуться к этим пальцам — пусть невинно совсем, просто прикоснуться, ощутить, какие они на ощупь — нежные, должно быть. И однажды, улучив момент, Крис все же взял ладонь Тома в свою — просто обычное рукопожатие, не более того. Просто знак благодарности за ту самую трость. Пальцы Тома были прохладными, неожиданно крепкими, мозолистыми. Этот молодой человек — даром что граф и все такое — не был неженкой. Точно не был! Эти руки держали оружие — самое настоящее, то, к которому Крис клялся не прикасаться. Как он мог о таком забыть? Эти руки отнимали жизни — догадка эта, поразившая Хемсворта, не укладывалась в голове. Не вязалась со всем образом Хиддлстона — солнечным, ясным, нежным очень. Командир отряда драгунов… Надо же! Крис спрашивал, чем же Томас занимается целыми днями напролет. Ему казалось, что в таком замке, как этот, должно быть очень скучно. Сиди себе да книжки почитывай. И очень удивился, когда Том взахлеб начал перечислять, чем именно он бывает занят. Оказалось, что быть хозяином такого поместья, как Хиддлс-гров — это не только листать книжечки да попивать винишко, сидя у ярко горящего камина. Это обеспечивать безопасность всех тех, кто живет на земле Инвернесса. Это решать споры соседей и междоусобицы кланов. Это собирать подати и налоги. Это… К концу рассказа Крис искренне недоумевал — как это на все у Тома хватает времени? Иногда он пропускал вечерние визиты к Хемсворту, и когда Крис спрашивал у МакКоннела — где же хозяин, тот отвечал, что его светлость задержался на ночь в городе, на постоялом дворе, потому что физически не успевал вернуться домой. Тогда Крис скучал больше обычного — он привык к неспешным разговорам с Томасом, привык видеть его, сидящим в низком кресле, когда он вытягивал к камину свои длинные стройные ноги, обтянутые нелепыми не то брюками не то колготками. Привык смотреть, как длинные тонкие пальцы вертят задумчиво изящную ножку хрустального винного бокала. Привык к мягкому, завораживающему просто голосу Томаса. Иногда, когда тот увлекался особенно, его голос звенел, как холодная вода быстрой речушки, что несет свои прозрачные воды меж гладких, отшлифованных годами… веками даже камней. Крис слушал этот голос и все не уставал поражаться — между ними: между ним самим и Томом — века, столетия, и вот они сидят — один напротив другого, сидят и говорят о том о сем, говорят, наговориться не могут. Крис, наверное, за эти долгие вечерние часы, что провел в его комнате Том, успел ему всю жизнь свою пересказать. Разве что об Алане умолчал. Не потому, что он стеснялся Алана. А потому… Крис считал, что Том слишком… Слишком неиспорчен здесь, в своем поросшем мхом тысяча семьсот сороковом году, чтобы услышать об отношениях двух мужчин. Хемсворт помнил, как в один из таких вечеров, увидев фотографию Криса и Лиама, сделанную два года назад на далеком Сиднейском побережье — тогда братья отмечали день рожденья младшенького, отмечали весело и с размахом — много гостей, пляжная вечеринка… Здорово было! Так вот, увидев эти фотографии — Крис и Лиам в одних шортах, девушки в ярких купальниках — Том вспыхнул от смущения, так, как будто бы его застали за чем-то непотребным. Залился краской до кончиков трогательно оттопыренных ушей. - Это… Они… Вы... Вы же голые совсем! - он поднял на Криса полный смущения взгляд ясных глаз. - Эти… тряпочки, которыми девицы прикрыли срамные места… Боже! Хемсворт только плечами пожал: - Видишь ли, твоя светлость, через триста лет бикини — так называются эти «тряпочки» - прочно войдут в моду, и девушки совершенно не будут стесняться выглядеть в них сексуально. - Как выглядеть? - Сексуально. Соблазнительно, - объяснил Крис. - Но ведь это… - Знаю, ты хочешь сказать что-то вроде «срамота да и только», но уверяю тебя, через триста лет само понятие морали претерпит сильные изменения. Люди станут более раскрепощенными, отношения между мужчиной и женщиной станут куда свободнее, нежели сейчас… Да и не только между мужчиной и женщиной… - Что ты имеешь в виду? - нахмурился Томас. - Я имею в виду, что в две тысячи пятнадцатом году однополые браки — да-да, не делай такие круглые глаза, иначе они за щеки вылезут! - однополые браки мало кого будут удивлять. - То есть мужчины с мужчинами?.. Или женщины друг с другом… Боже! Если бы можно было залиться краской еще сильнее, Том это сделал бы. Его щеки стали буквально пунцовыми, и Крис глаз не мог оторвать от этого чуда расчудесного — сгорающего от стыда и… возбуждения? - Томаса Хиддлстона. Крис мог бы прозакладывать оставшийся у него единственный шиллинг на то, что Том сейчас одновременно со стыдом чувствует то самое возбуждение — вон как дышит глубоко и… Нет! Не думать об этом! К этому мальчишке прикоснуться — значит испугать его, оттолкнуть. Видно же, что не искушен ни разу. Что никто никогда не касался его… Так, как Крису хотелось бы. Ох, Томас! Знал бы он, что сейчас творилось в душе у Хемсворта! И не только в душе, но и в штанах — Крис заерзал, положил ногу на ногу, только бы Том не заметил характерную выпуклость в паху. Хотя… подначивать Тома ему все же нравилось, и он не мог не позволить себе эту вольность. - Да ладно, твоя светлость! - улыбнулся Крис улыбкой змея-искусителя. - Ты ж не девственник, ну, в самом деле! - Мистер Хемсворт! - возмущенно выдохнул Хиддлстон, но все ж таки спрятал глаза. - Я считаю подобные разговоры верхом неприличия… - Неужели все-таки никогда ни с кем? - удивился Крис. И удивление это было искренним. - Это не ваше дело, сэр! - теперь же Том метнул на собеседника полный негодования взгляд. - Разумеется, вы не джентльмен, и обсуждение этой столь интимной темы для вас в порядке вещей, но я же… - Ладно-ладно, не кипятись, Томми! - примирительно улыбнулся Крис. Не стоило, пожалуй, раззадоривать мальчишку. - Ну прости, дурак я… Просто… - Просто вы крайне дурно воспитаны, сэр! - с достоинством заявил Томас. Крис хотел было сморозить очередную пошлость, что-то о том, что он не прочь был бы, займись Том его воспитанием, но не стал. Видно же, что тому не по себе от таких разговоров. Больше они таких бесед не вели. А Хемсворт, узнав, что вот это создание — юное и прекрасное, - этот теплый, солнечный парень, этот человек, что вызывал у него странную смесь ощущений: от какого-то совершенно умилительного щенячьего восторга до абсолютно неконтролируемого порой желания обладать - что вот этот самый Томас Хиддлстон никогда еще не знал ласки. Не знал нежности. Не знал прикосновений. Что никто и никогда не был с ним близок. Никто еще не успел испортить ему впечатление — отчего-то Крису казалось, что любой, кроме него самого, обязательно Тому впечатление бы испортил. И что только сам Крис сможет стать для Тома тем самым, кто покажет ему, какое оно бывает — наслаждение. От того, что тобой обладают. Или же от того, что обладаешь ты сам. Не то чтобы Крис серьезно раздумывал о том, что он застрял в этом времени навечно. Но раз уж он здесь застрял — черт его знает! Может, все не зря? Может, все не случайно? Может, должны были они встретиться с Томом? Пусть пока что между ними лишь некое подобие дружбы и взаимного доверия — странного доверия, несмотря на то, что еще недавно Том чуть было не проткнул Криса саблей и велел бросить его в холодный каменный мешок в подвале собственного дома. Зато теперь вон как смущается и чуть дрожит от возбуждения, глядя на фотографии… полуголых девиц или полуголого Криса? - да прячет глаза, едва Хемсворт начинает разговор о сексе. Такой Том — чистый и жадный до всего нового — возбуждал невероятно. Такого Тома хотелось так, как никого ранее. И именно такой Том был, как никто ранее, недоступен. Падал снег. В это утро, как и в предыдущее, впрочем. И как за утро до этого. Снег налипал на стекла, делая их еще более непрозначными, а полумрак в комнате еще более осязаемым. Крис оторвался от созерцания снежного пейзажа за окном — черные, мертвые ветви деревьев и хлопья снега на них — лаконично, красиво… Пусто… - С добрым утром! - услышал он за спиной и развернулся на сто восемьдесят, чтобы, как обычно, приветствовать утреннего гостя. - С добрым утром, твоя светлость! Улыбка, что подарил ему Томас, ослепляла буквально, Крису даже показалось, что в комнате сделалось на несколько градусов теплее. - Ты что такой загадочный? - улыбнулся он в ответ. - Сочельник, Крис! Нет, это невероятно! В этом парнишке как будто бы правда запрятано несколько ярких лампочек, и вот сегодня утром они все решили включиться, как по команде. Однако, несмотря на сверкающие глаза Тома, на его улыбку — мягкую, нежную очень, на слово «предвкушение», что, казалось, было высвечено на высоком, гладком лбу Хиддлстона, предвкушение чуда, настоящего, рождественского… Несмотря на все это Крис не мог похвастаться тем, что он разделяет радость хозяина дома. Рождество. Уже? Сколько он здесь находится? Больше месяца! С ума сойти! Рождество, которое он встретит вдали… или правильнее будет сказать «задолго»?.. от родных. Рождество без брата. Рождество без Алана. - Что с тобой? - теперь в голосе Тома слышалась неподдельная тревога. - Что, Крис? Нога… - Нет, Томми, - через силу заставил себя улыбнуться Хемсворт. - Просто… Я не думал, что прошло уже столько времени. Я как-то… - Ты скучаешь по своим, да? - угадал Хиддлстон. - Скучаешь по тем, кого оставил там… Дома. - Я рад, что есть ты, и что ты не дашь мне совсем заскучать, - честно признался Крис, радуясь тому, что вновь вызвал румянец смущения на щеках Тома. - Я обещал, что помогу тебе вернуться, но я не знаю как! - расстроенно проговорил Томас. - Помнится, ты говорил что-то о камнях… - Капище? - подхватил Том. - Это всего лишь бабкины сказки, Крис! Люди многое болтают… - Ты говорил, что иногда люди исчезали там… - Это не я говорил, - покачал головой хозяин Хиддлс-гров. - Это всего лишь сказания. Легенды. - Давай прогуляемся к тем камням! - предложил Крис. - А ты дойдешь? - с сомнением произнес Том и кивнул головой, указывая на все еще больную ногу бывшего пленника. - Куда я денусь! - уверенно ответил Хемсворт. В самом деле! Сколько можно изображать из себя тяжело здорового? Ноге нужно давать хоть какую-то нагрузку. Хватит её беречь! И себя заодно. Нужно начать выходить за пределы замка. Нужно найти себе хоть какое-то занятие. О том, чтобы одевать-раздевать его светлость, как тот предлагал, и речи быть не может — крайне глупое занятие для мужчины на самом деле. Но нужно найти хоть какую-то работу. Делать хоть что-нибудь, чтобы не сходить с ума от скуки. Что-то… Да хоть тренировать Энгуса и прочих молодчиков, из которых состоит небольшой отряд замка. А что? Крис смог бы, скажем, обучать их рукопашному бою. Пусть он сам зарекся воевать, но судя по тому, насколько небезопасной — по сравнению с две тысячи пятнадцатом, была жизнь триста лет назад… своими умениями Крис смог бы поделиться с людьми Хиддлстона. Почему нет? К тому же, Том наверняка согласится оплатить эту его работу, и Хемсворт уже не сможет считать себя нахлебником. Настраивая себя на деловой лад, Крис спустился вниз следом за хозяином дома, и, наскоро позавтракав, они вдвоем покинули Хиддлс-гров. Пожалуй, Хемсворт все ж таки поторопился с такими дальними прогулками, и сейчас, даже несмотря на трость - не опирайся он на неё, может и не дошел бы, - чувствовал себя так, как будто бы прошагал не пару миль, а пару десятков. - Пришли! - довольно заявил он и, подстелив шерстяной плащ, что выдал ему Томас перед уходом, с удовольствием умостил свой зад на один из камней, лежащих торцом, в отличие от своих собратьев, что выстроились по кругу, точно солдаты на плацу. - Как ты? - все с тем же беспокойством заглянул ему в глаза Томас. - Как нога? - Будет гораздо лучше, если ты не будешь спрашивать каждые пять минут об этом, - Крис не хотел быть грубым, но слишком уж, на его взгляд, Том за него переживал. - Это и есть то самое место? - спросил он и похлопал рядом с собой, приглашая Тома сесть подле. Однако же тот остался стоять. - Как видишь, - развел он руками. - Ничего особенного — просто старые камни. - Так что о них говорят? - Говорят, что иногда люди пропадают, стоит им приблизиться к этому капищу. Но вот мы здесь. И мы никуда не пропали. - Ты уверен? - попытался пошутить Хемсворт. - Вдруг мы вернемся — а на месте твоего замка чисто поле? - Смешно, - усмехнулся Том. - А то! - тряхнул отросшими волосами Крис. - Я вообще парень веселый. Слушай! А есть что-то… В тех легендах… Какой-то ритуал или я не знаю… Типа дунуть-плюнуть-покрутиться на одной ноге… И ты уже в будущем! - Криииииис! - с досадой протянул Том и выразительно закатил глаза. - Ты как ребенок, честное слово! - Ну хорошо, пусть как ребенок! Но что-то же должно быть! Как-то же я тут оказался! Вдруг легенды не врут, Том? Вдруг как-то можно… - Крис! - Том подошел ближе, опустился на корточки, и впрямь как перед маленьким. Взял руки Криса в свои и зачем-то подул на открытые ладони — легко, совсем невесомо, едва касаясь губами кожи. Странный жест. Странный порыв. Криса прошибло пОтом — несмотря на то, что в тонком плаще было холодно. - Что ты… - теперь настал его черед смущаться. - Что ты творишь, Том? Он посмотрел на Хиддлстона. Очень внимательно. Лицо Тома оставалось спокойным, безмятежным даже. Будто бы дуть на чужие — мужские! - ладони, сидя рядом… слишком близко… было для него в порядке вещей. Крис смотрел на Тома. Смотрел, как на его волосы, его лоб, его щеки, тронутые румянцем — мороз изрядно их пощипал — падают снежинки. Медленно, тихо, красиво очень. Снежинки падали и умирали на теплой коже Тома. Крису было их даже немного жаль. И еще — мысль эта, пришедшая внезапно, удивила его, но тем не менее эта мысль появилась в его голове и отчего-то от неё сделалось хорошо. Так хорошо, что Крис даже напугался немного. Хемсворт подумал, что хотел бы остаться здесь. В этом месте. В этом времени. Только бы рядом был Том. Только бы смотреть, как на его теплой коже медленно тают, умирая, легкие снежинки. Только бы с ним...