О чём молчат легенды

- Что-то тут нечисто, ваша светлость, - тихо произнес Джон Лансель, воровато оглядываясь вокруг. Том нашел командующего гарнизоном Хиддлс-гров во дворе форта. Придерживая под уздцы нетерпеливо пританцовывающего на месте Беркута, сэр Джон кутался в темный дорожный плащ, пытаясь запахнуть его полы поплотнее. Лошадь Ланселя, в отличие от горячего конька графа Инвернесс, вела себя смирно. Том коротко кивнул — в знак согласия и в качестве благодарности за то, что сэр Джон помог хозяину забраться в седло. Нога, травмированная на охоте, выматывала тупой болью, словно в отместку за то, что этой ночью ей не предоставили так необходимый сейчас покой. - В Инвернесс! - скомандовал Томас, как только за ними закрылись ворота форта. - Как прикажете, ваша светлость! - покладисто согласился Лансель, однако позволил себе насупить брови и пробурчать недовольно: - Вторые сутки в седле, вам, сэр Томас, отдохнуть не помешало бы. Но Том напрочь проигнорировал совет командира своего небольшого отряда. Отдыхать? Вот когда он придумает, как вызволить Криса из казематов форта Джордж, тогда и придет время отдыха. - Тебе удалось поговорить с солдатами? - спросил Хиддлстон, накидывая на голову капюшон. Дождь, мелко моросящий, нудный, серый, как и хмарное утреннее шотландское небо, не так грозил промочить, как раздражал именно этой свой монотонностью. Внимательно глядя на дорогу сквозь вязкую дождливую морось, Том досадовал из-за непогоды едва ли не сильнее, чем из-за разболевшейся не к месту ноги — из-за дождя колея, по которой пока еще резво трусили лошади, скоро совсем расквасится. Хорошо бы попасть в Инвернесс до того, как дороги развезёт. - Да какое там! - покачал головой сэр Джон. - Так они и станут со мной разговаривать — держи карман шире! Я, правда, тех двоих, что с капралом Джексоном были, когда того порешили, видал пару раз в таверне у Дагги. Но сказать, чтобы мы приятельствовали — нет, не скажу, не обессудьте, ваша светлость. - Не тяни, Лансель, прошу! - нетерпеливо поторопил его Томас, зная за своим подчиненным эту особенность — изъясняться пространно тогда, когда от него требовался четкий доклад. - Так я ж и говорю: дружбу с солдатами из форта я не водил, - и не думал отвечать коротко сэр Джон. - Так что будут ли они передо мной откровенничать, подумайте сами, ваша светлость. Том недовольно поджал губы — иногда Лансель бывал крайне непочтителен со своим господином, только вот Томас готов был прощать тому некоторую фамильярность — верность сэра Джона дому Хиддлстонов не знала границ, а верность — это то, за что можно простить очень и очень многое. Так учил Тома отец. Так искренне считал он сам. - Я попытался с теми двумя словечком перекинуться, - продолжил свой рассказ Джон Лансель. - Да только они меня… Ну да не буду пересказывать вашей светлости, чего мне эти дуболомы наговорили, не для ваших ушей те слова, а только так и так не удалось мне у них ничего выпытать, уж не серчайте. - Я не сержусь, сэр Джон, - с ноткой грусти произнес Томас. - Странно было бы, пустись они в откровения. Но за попытку помочь — спасибо! - Рад стараться, ваша светлость! - отчеканил Лансель. - Да я ведь не просто так по двору болтался, пока ожидал, как вы с мистером Моубреем свои дела обделаете. Я потолкался среди солдатни да заприметил кое-кого. Мы с ним в одном отряде были, когда я еще под началом вашего батюшки служил. Вояка этот — Питер Смолл его звать — после ранения воевать-то уже не годен, так его приставили в форт за лошадьми смотреть. Вот я с ним парой слов перекинулся. Парой слов — и шиллингом. Он пообещал мне, если что услышит от солдат о гибели капрала Джексона, так даст мне знать. - Думаешь, этот твой Питер Смолл не обманет? - скептически поинтересовался Томас. - А ну как возьмет твой шиллинг, да и смолчит? Или чего хуже — скажет неправду. - Не должен, - задумчиво покачал головой сэр Джон. - Питер всегда был мужиком понятливым, совестливым. А к тому же, сэр, я не просто так ему шиллинг отдал. Я ж еще один пообещал, если он что интересное нам… мне то есть сообщит. - Ах ты ж хитрый лис! - с восхищением воскликнул граф Инвернесс. - И не забудь мне напомнить, когда мы вернемся домой, чтобы я вернул тебе два шиллинга. - Благодарствую, ваша светлость, - с достоинством произнес сэр Джон. - Мне Крис самому по душе, вы знаете. Не верю я, что он смог вот так запросто зарезать парня, которого едва знал. А только два шиллинга — это для меня сумма немалая… Том пришпорил Беркута, заставляя того двигаться так быстро, как только это позволяла уже порядком размытая дождем дорога. До Инвернесса было еще порядочно пути, и не хотелось бы застрять в городе на целый день. Оставшихся в поместье гостей нельзя было обойти хозяйским вниманием, и Том просто разрывался между необходимостью проявлять светское гостеприимство и необходимостью помочь попавшему в застенки Хемсворту. Не будь Том лордом этих земель, ему даже не пришлось бы задумываться над тем, в пользу кого сделать этот выбор, и гости, собравшиеся в Хиддлс-гров, были бы предоставлены сами себе. Но правила устанавливал не он — не ему и было их нарушать. А правила гласили, что раз уж ты позвал гостей, то будь добр уделяй им достаточно внимания. К тому же… Не успеют еще гостям накрыть обед, как они будут знать, что одного из тех, кто еще вчера делил с ними стол, сегодня бросили в каземат форта Джордж по обвинению в убийстве. Скандал — да и только! А позволить запятнать скандалом едва ли не кристально чистую репутацию многих и многих поколений Хиддлстонов Том позволить себе не мог. Значит он во что бы то ни стало должен доказать, что тот, кому он, Томас Уильям Хиддлстон, дал приют под сводами старого замка, оказаться убийцей никак не может. Ведь не может, правда? Том, пребывая в глубокой задумчивости, коснулся пальцем губ едва ли не безотчетно. Если бы Лансель смотрел не на дорогу, а на своего хозяина, то заметил бы, что тот нет-нет, да и дотронется до тонких губ озябшим указательным пальцем — где только Томас умудрился посеять перчатки для верховой езды? Или же попросту не надел их, рискуя натереть пальцы поводьями. Но сэр Джон Томаса не разглядывал, а потому не видел, как Хиддлстон то и дело трогает руками губы, словно хочет удостовериться — на месте ли они. На самом деле граф Инвернес — пусть и неосознанно — этими прикосновениями словно хотел убедиться, что его губы все еще помнят тепло поцелуев Хемсворта, и нудный, серый, холодный дождь не смыл с них пьянящую сладость, что дарили им губы Криса. Вспоминая о том, как еще каких-то пару часов назад он нежился в объятиях Хемсворта, как тот обнимал Тома — крепко, но осторожно, как зацеловывал — до головокружения, как прикасался — от нежных прикосновений Криса Том плавился буквально, и только льнул к Хемсворту сильнее, как будто хотел слиться с ним в одно целое, вплестись в него, - вспоминая их с Крисом поцелуй в кабинете лорда Моубрея, Том только сильнее пришпоривал резвого Беркута — быстрее, быстрее! Чем скорее он во всем разберется, тем скорее Крис вернется домой. К нему. К Тому. Никогда ранее и ни с кем не испытанное чувство — Хиддлстон вполне отдавал себе отчет, что именно происходит с ним. И с Крисом. И пусть это сто, тысячу раз грешно, неправильно, недостойно — назовите это как угодно, но отказаться от человека, который смог вызвать у него такие острые, такие яркие ощущения, Том не был намерен. Хиддлстон не был наивным мечтателем и понимал прекрасно, что долг лендлорда никогда не позволит ему отдаться чувствам настолько, что он сможет пойти наперекор тем устоям общества, которые он, как хозяин Хиддлс-гров, призван был соблюдать в первую очередь. Том обязан будет взять в жены леди Кэтрин — потому, что того требует долг графа Инвернесс и потому, что не в его правилах забирать назад уже данное слово. Как в таком случае быть Крису? Как в таком случае быть им обоим? Этот вопрос, словно иголкой, царапал сердце юного графа, и мысль о том, что «все как-нибудь утрясется» была бы сейчас поистине спасительной. Но коль скоро Том не был наивным мечтателем, он осознавал вполне ясно — не утрясется. Не будет все хорошо. Счастье на троих не делится.

***

Когда впереди показались низкие постройки Инвернесса, дождь совсем смыл поцелуй Криса с губ его светлости. И Том перестал то и дело касаться губ, удерживая поводья в окоченевших пальцах как можно крепче. Дома старой Гейлис они с сэром Джоном достигли еще спустя минут двадцать после того, как въехали в город. Лансель затарабанил кулаком в дверь, и хозяйка вышла на стук, глядя исподлобья на непрошеных гостей. - Кого черт принес? - пробурчала Гейлис, не имея намерения пускать двоих мужчин на порог. - Не видишь, старая, что к тебе пожаловал его светлость граф Инвернесс?! - гаркнул сэр Джон. Гейлис пригляделась к ним обоим повнимательнее, и, узнав молодого графа, молча посторонилась, пропуская их с Ланселем внутрь. Дом у старухи-знахарки оказался довольно просторным, теплым, светлым, чисто прибранным. Томасу приходилось иногда заглядывать к простым людям, к тем, кто проживал на его земле и о ком он должен был заботиться, поэтому никакой брезгливости или чванства, переступая порог низких домиков крестьян или рабочих мастеров, он не выказывал. Но дом Гейлис показался ему по-настоящему уютным. Тут весело горел огонь в печи, с потолка свисали пучки незнакомых Томасу трав, а на столе — грубом, но сбитом накрепко — Хиддлстон заметил книгу. Надо же! Старая знахарка умеет читать! Впрочем, назвать Гейлис старой можно было бы с большой натяжкой. Ее волосы лишь местами тронула седина, и морщин на лице было не так чтобы много. Разве что прямой осанкой эта женщина уже похвастаться не могла. Да и при ходьбе чуть заметно подволакивала правую ногу. - Что дело у вас до моей скромной персоны у его светлости? - поинтересовалась Гейлис, впрочем без особого пиетета перед высоким гостем. Тому такая простота даже импонировала. Странно было бы важничать перед одинокой пожилой женщиной, которая, к тому же, врачует всю округу наравне с доктором Россом. - Прошлым вечером к тебе приходил мой человек, - пояснил Том. - Он назвался Крисом Хемсвортом. Просил лекарство для меня и для моей экономки, Гвен Куикли. «Мой человек» Томас произнес с небольшой заминкой. Само это словосочетание грело душу. Крис — его человек. Подумав об этом, Хиддлстон улыбнулся про себя. Его человек… Только его… - Был такой, - не задумываясь, ответила Гейлис. И руки на груди сложила, словно закрылась таким образом от вопросов юного графа. - Был, да только я его прогнала. И правильно сделала — вон уже весь город гудит, что твой человек, господин граф, порешил солдатика. - Это неправда! - в сердцах выкрикнул Томас. - Поди знай, - пожала плечами Гейлис. - Только я сразу ему сказала, что не место ему тут, среди нас. - Что это значит? - досадуя на собственную несдержанность, Том понизил голос. - Что ты наговорила ему, Гейлис? Но знахарка не отвечала. И лишь буравила графа Инвернесс недовольным, даже злым о взглядом. - Отвечай, ведьма! - прикрикнул сэр Джон, но умолк, когда рука Тома легла на его плечо, а осуждающий взгляд хозяина красноречивее всяких слов повелел заткнуться. - А то и значит, - с неохотой ответила Гейлис. - Твой человек… Она как будто бы тоже зацепилась за это выражение, подчеркивая только одному Тому понятный смысл: «твой человек». «Старуха все знает, - мелькнула мысль, - ведьма она или нет, а только все она про нас с Крисом понимает». Том, воспитанный, как и подобает наследнику знатного рода, образование получил вполне светское, и во всякие такие глупости, как то колдовство и прочая чертовщина, не верил ни капельки. Однако как объяснить появление в их времени человека из века двадцать первого, Хиддлстон иначе как чудом и не мог. Следовало признать, что какая-то сила, неизвестная науке, все же существует. И хотя поверить в это было трудно, но… «Верят же люди в Господа нашего Иисуса Христа, - подумалось Тому некстати. - Верят, хотя доказательств того, что Господь существует, нет никаких». - Твой человек должен уйти! - твердо произнесла старуха-знахарка. - Иначе быть беде! - Какой еще беде? - снова начал терять терпение граф Инвернесс. - Говори толком, будь любезна! - Быть беде, - повторила Гейлис, как будто и не слышала окрика Хиддлстона. Тому даже показалось, что женщина начинает впадать в какое-то подобие транса. Взгляд её, уставленный в одну только ей видимую точку в пространстве, сделался мутным, и она принялась раскачиваться с пятки на носок, ритмично, точно живой метроном. - Прекрати дурочку ломать! - вновь гаркнул сэр Джон, но Гейлис как будто бы его и не слышала. А может и впрямь не слышала, не зря же про знахарку говорили, что она не в себе. - Камни поют раз в семь лет, - меж тем произнесла Гейлис. Вернее, губы её шевелились, но внимательно смотревший на женщину Том мог бы поклясться, открываются они не в такт словам. И это было жутко и непонятно. - Камни поют раз в семь лет, - повторила Гейлис. - Раз в семь лет раскрывается чревоточина. В день великий Белтайна. - Ты говорила это Крису: «В день великий Белтайна поспеши домой»! - вспомнил Том и схватил женщину за плечи. Чуть встряхнул — несильно, но чтобы та пришла в чувства. - Как он должен вернуться, Гейлис?! Умоляю, если ты что-то знаешь, скажи — как? И похоже, что встряска помогла — Гейлис перестала покачиваться и взгляд её вновь сделался осмысленным. - Кто посмел нарушить порядок, тот приносит с собой хаос, - произнесла она. Том только чертыхнулся про себя — говорила старуха все такими же загадками. - Твой человек — ошибка. Выкидыш червоточины. Такие как он несут беды. Ему самому здесь не место, а тебе, твоя светлость, через него беда еще может быть большая, чем ему самому. Скоро, скоро праздник Белтайна! Пусть он уйдет. Пусть уйдет и не возвращается. - Но как?! - взмолился Том. - Как ему уйти? Он уже понял, что ничего толком добиться от знахарки не сможет. И как бы грозно ни звучало её пророчество, Томас, державшийся всегда прогрессивных взглядов, воспринимать всерьез никак не мог. - Как только утро прогонит ночь, пусть он услышит, как камни поют, - все так же непонятно вещала знахарка. - С песней в честь великого Белтайна твой человек сможет вернуться. Хиддлстон готов был головой о стену биться. Ну что за загадки, право слово?! - Вот уж я тебя выпорю! - пригрозил сэр Джон, продемонстрировав знахарке свой стек. - Думаешь, раз за ведовство перестали жечь, так на тебя, ведьму, управы нет? - Смотри, как бы самому не сгореть! - прошипела Гейлис и, изловчившись, схватила Ланселя за руку. Ту самую, которой он грозился. Громко вскрикнув, сэр Джон уронил стек. На запястье его, там, где кожи касались пальцы Гейлис, красным обозначился ожог. Том охнул, пораженный таким фокусом. - Пойдем отсюда, сэр Джон, - и он поспешил вытолкать за дверь разозленного сверх меры командующего гарнизоном. - Пойдем. Ничего мы тут не добьемся. Но как только Лансель оказался на улице, сам Томас, как будто что-то вспомнив, вернулся в дом Гейлис. - Прости его, - попросил он. - Прости сэра Джона. Он бывает не сдержан. Только прошу, помоги мне. Криса обвиняют в убийстве. Его могут повесить, как ты не понимаешь? - Чем же я могу помочь, твоя светлость? - развела руками Гейлис. - Твой человек… Он пришел вчера, попросил снадобья. Я велела ему ждать в таверне Дагги, пока я приготовлю все, что нужно. Да с посыльным пареньком всё и передала. И то же самое, что тебе, ему и сказала — чтобы он слушал песнь камней в праздник Белтайна. - Ему нужно пойти к капищу? Так? - уточнил Том. - Просто пойти туда поутру? И что произойдет? - Червоточина должна его призвать. Но услышит ли он песнь — мне о том неведомо. Он — ошибка. Он прошел сквозь время в неположенный час. Нарушил закон. И теперь быть беде. И тут взгляд её снова помутился, а Тому ничего не оставалось, кроме как выйти за дверь вслед за сэром Джоном.

***

Визит к старой Гейлис, который должен был внести хоть какую-то ясность в события вчерашнего вечера, только еще больше все запутал. Воспринимать всерьез бредни знахарки Том не желал. Ни в какие такие «песни» и «червоточины» он не верил и верить не хотел. Легенды, опутавшие Хиддлс-гров, точно паутиной, он помнил еще с детства. И каждая из них была куда более сказочной, чем то, о чем поведала ему Гейлис. И Том был бы полным дураком, если бы верил хотя бы сотой части того, о чем говорилось в этих легендах. И все же цепляла, жгла подлая мыслишка: «Червоточина открывается раз в семь лет». Ровно семь лет назад пропала мама. Ушла. Растворилась бесследно. Прогнав мысли о матери, Том, не без помощи сэра Джона, взобрался на коня. - Домой! - махнул он рукой, пуская Беркута быстрым шагом. Дождь и не думал прекращаться, потому они с Ланселем вернулись в Хиддлс-гров только к ужину. И, извинившись перед гостями за долгое отсутствие, Том поспешил в свою комнату, чтобы сменить дорожное платье да высушить волосы, прежде чем сесть за стол. Дункан МакКоннел прислуживал его светлости лично, и пока тот умывался теплой водой, все ворчал, что не пристало лорду Хиддлстону самолично заниматься делами «негодяя Хемсворта». Он так и сказал - «негодяя», за что получил от Тома гневную отповедь. Но судя по выражению лица, особенно по тому, как надменно дворецкий поджал губы, свое мнение о Крисе он не переменил, разве что вслух пообещал это самое мнение не высказывать. - Скажи-ка, МакКоннел, - устало произнес Томас, когда тот завязывал ему галстук, - твой кузен… Как его? Роб, кажется? Дункан заметно напрягся. Паршивая овца в честном стаде МакКоннелов — Роберт — примкнул к бунтовщикам-якобитам, и сейчас наверняка прятался у кого-то из вождей горных кланов. Странно, что юный граф вообще слышал о Роберте. Еще более странным было то, что Хиддлстон попросил: - Устрой мне встречу с ним. - Я не ослышался, ваша светлость? - переспросил Дункан. - Вы просите меня, законопослушного человека, устроить встречу графа Инвернесс с этим бандитским отребьем? Да и с чего вы взяли, что я, дворецкий Хиддлс-гров, стану якшаться с этим отщепенцем? - Ну хватит! - прикрикнул Томас. - Хватит разыгрывать передо мной оскорбленную невинность! Мне дела нет до того, каких политических взглядов придерживается твой кузен. Мне нужно с ним увидеться — и точка. - Как будет угодно вашей светлости, - почтительно склонил голову МакКоннел. - А сейчас пройдите к гостям. Не угодно ли? Спускаясь в парадный зал, Том мечтал только о том, чтобы стрелка на часах, которые оставил ему отец, двигалась быстрее, приближая тот час, когда он уже сможет сложить с себя обязанности гостеприимного хозяина и отправиться ко сну. Том думал, что Морфей призовет его в свое царство, как только он коснется головой подушки. Однако, оказавшись в кровати, так и не смог уснуть. Проворочавшись с полчаса, Томас встал, зажег свечи, и, отыскав на рабочем столе чистый лист бумаги, принялся бездумно водить карандашом по бумаге, обдумывая то, что услышал сегодня от Гейлис. А также о том, на какое безумие он решился сам и собирается подбить горные кланы, которые с коих пор имели стычки с солдатами Его Величества Короля. Том думал долго, и когда он, наконец, сосредоточился на том, что рисовала его рука, то понял, что все это время он пытался набросать портрет Криса. Раз за разом, портя листок за листком, Томас старался придать нарисованным чертам своего друга как можно большее сходство с оригиналом. И уже под утро, поняв, что ничего у него не вышло, скомкал листы и сбросил их на пол. Художник из Хиддлстона оказался неважный. Хотя… Том наклонился, поднял упавшие листы, распрямил один из них. Вот тут, кажется, получилось похоже. Крис с рисунка смотрел на Тома и как будто бы даже улыбался слегка кончиком губ. Хиддлстон оставил портрет на столе. Нужно будет к нему вернуться. Когда-нибудь потом...