Ведьмовской гримуар.Начало

________***** В отделении царил полумрак, создаваемый подрагивающей под потолком одинокой люминесцентной лампой. От спертого медикаментозного аромата должно было бы щипать в носу и першить в горле, но человеку свойственно привыкать ко всему, оттого у единственного нарушителя тишины приемного покоя подобные мелочи не вызывали уже абсолютно никакой реакции. Едва помещаясь, в силу своих не маленьких габаритов, в крутящемся кресле сидел невысокий мужчина среднего возраста, балансирующего где-то на грани «уже не молодой». Ритмично поерзывая, да покручиваясь в такт музыки, что невнятным шипением доносилась из наушников. Он так же пытался воссоздать оную без помощи инструмента губами, наполняя помещение странными щелкающими, чмокающими и хэкающими звуками. Готовясь присоединиться к повторяющейся из раза в раз напевной фразе солиста, мужчина прикрыл глаза, и даже прикусил губу, кивая головой вступившим барабанам. — Дотянись и прикоснись к вере *, — наконец раздалось насыщенным полушепотом, одновременно с разительно громким хлопком двери, что вела в манипуляционную. Полотно влетело в стену с такой силой, что сверху посыпалась штукатурка, и то, что оно все еще продолжало цепляться за петли, было крайне удивительно. /* в оригинале напевалось « Reach out and touch faith» - Depeche Mode «personal Jesus»/ Столь оглушительное и неожиданное вторжение заставило начинающего певца не только подскочить на свои две, опрокидывая насест, но даже разразиться пронзительным криком. На негнущихся ногах пухлячок медленно засеменил в сторону процедурной, ощущая, как скачут кульбитами паники все его внутренности. Новым, коротким и, слегла отдающим женским, визгом ужаса разразилось помещение, а сердце ухнуло в пятки, когда, переведя взгляд на кушетку, он обнаружил, что уже отнюдь не одинок в этот вечер: — Грёбаный Дракула! Ты меня до инфаркта доведешь! Окровавленный внешний вид ночного гостя вызывал не только зрительное отторжение — вместе с ним назад просился недавно съеденный сандвич с тунцом. Прикрыв рот в попытке подавить рвотный позыв, мужчина сместил фокусировку ниже на саму кушетку, но и там открывающаяся картина была не менее живописной. — Мать твою! Это ты ее..? — У нее пневмоторакс, — перебил незваный визитер, склоняясь над задыхающейся девушкой, расстегивая ее куртку и разрывая свитер, — Так что прикоснись к вере, Чеврок, у тебя не более минуты, чтобы спасти ее жизнь. Конечно, сбросить все проблемы и ответственность за дальнейшую участь «везучей» ведьмы на кого-то другого было главным и единственным планом начинающего, но не планирующего продолжать, благодетеля. Хотя, по факту, то, что он не побрезговал участью извозчика, уже являлось не малым прорывом, ведь сочувствие и сострадание — все это было совсем не о нем. Тем временем руки представителя врачующей профессии предательски задрожали, что усложняло процесс изъятия наушника и из второго уха, а также поиск необходимого для оказания помощи. — П-почему мне? — таки взорвалась паническим вопросом несостоявшаяся звезда большой сцены, которой волей рока суждено было оказаться в маленьком манипуляционном кабинете и орудовать совсем не теми инструментами. — Наверно потому, что ты в белом халате? Копошась среди медицинской утвари, в ответ толстячок лишь закивал, и то скорее каким-то своим мыслям, нежели прозвучавшему сарказму со стороны старого знакомого, что не иначе как сыпал соль на рану. — Нужно сделать пункцию плевральной полости, — превозмогая себя, врач по должности, а не по сути, довольно медленно приближался к кушетке, — нужен прокол во втором межреберье на уровне среднеключичной линии, — руки вспотели, пухлым пальцам с трудом удавалось открыть упаковку шприца. — Это не экзамен, Энтони!.. – протянул на выдохе собеседник, прикрывая глаза и поджимая губы. Уже сейчас он ощущал, как вновь дает сбой очередная его схема действий, ведь, по-хорошему, его здесь и вовсе уже не должно было быть. — Но как я могу? Ей нужен специалист, — сомнения и страх поглощали несостоятельного доктора с головой, заставляя бледнеть, запуская руки в вечно беспорядочно топорщащиеся каштановые вихры. Понимая, что квалифицированный специалист скорее сейчас упадет в обморок, брюнет в нетерпении вырвал из его рук шприц и, вытянув из оного поршень, одним резким движением вонзил в оговоренное место. — Нет, ей нужен воздух! — констатировал, пару секунд наблюдая за тем, как состояние девушки постепенно улучшается, насколько это было возможным, а после направился строну раковины: — Ты в курсе, что не врач, а паромщик? — откручивая вентиль, парень принялся смывать с рук кровь, не теряя надежды после и с себя наконец смыть обременяющую колдовскую проблему, — За что тебе только зарплату платят, и как ещё не уволили? — Наверное, я хороший теоретик. Но что вообще... — оторвав взгляд от пострадавшей, Энтони взглянул на проблемного друга, что, вытирая руки, уже направлялся в сторону выхода, — Подожди! Ты собираешься оставить ее здесь?! — По-моему, логически, ведь это больница. — Но у неё кровь … — рвалась наружу обреченность человека, что окончательно терял надежду на просвет в этой жестокой жизни. А ведь стремительно дезертирующий знал, насколько для него сложна любая медицинская манипуляция. Он был в курсе его гемофобии и даже понимал, чего толстячку стоило сейчас банально оставаться в сознании. Знал и все же уходил. И поступал с ним так снова и снова. — А ещё сломаны ребра и, скорее всего, сотрясение мозга. — Какого черта!? — испарилась последняя капля терпения, накрывая собеседника взрывной волной, не иначе как крика отчаяния, — Почему ты постоянно сваливаешь не меня какую-то хрень? — Зачем же так грубо? У нее, скорее всего, имя есть, ну, или как минимум, это пациент, а ты вообще-то давал клятву Гиппократа. — Ты тоже её давал, так что иди к дьяволу и ее с собой забирай! Она явно не жилец, а на моей совести и так благодаря тебе уже несколько трупов в морге. Хватит! В этом месяце лимит исчерпан! Испугавшись серебряных отблесков в глазах брюнета, что острыми копьями вонзались в нутро Чеврока, вздернулась даже тишина. Но Энтони был непоколебим в своей решительности. Бояться человека, стоящего напротив, он перестал ещё на втором курсе медицинского, хотя это и было алогично, исходя из того, что истинная природа брюнета не была для него секретом. Но все же вид крови и смерти, что стеклит человеческий взгляд, его повергали в больший ужас, не давая отступить. Он должен был хотя бы попробовать выстоять в этой схватке, особенно раз уж сам великий зодчий давал такой шанс, ведь все ещё не покинул приемный покой. Одного только он не знал, что причиной задержки неблагодарного друга, а именно к этой категории лично Чеврок относил стоящего напротив, — так вот отнюдь не зову отчаявшегося доктора он внимал. Да, взгляд его был сфокусирован на карих глазах пухлячка, но смотрел он сквозь. По сути, единственным словом, которому в действительности удалось пробраться сквозь плотную скорлупу пофигизма к происходящему было то, что ведьму уже не приписывали к рядам живущих, и именно к ее жизненным показателям прислушивался брюнет. Даже вскипающую в глубине его души злость, что так явно отражалась во взгляде, вызывал не протест Энтони, а то, что те самые показатели угасали. Дыхание становилось еле слышным и редким, в едва различимое тихое уханье превращался сердечный ритм. И все это на фоне нового обращения брата, которое вновь всплывало эхом на поверхность сознания. — Черт, да заткнись! Здесь сердце! Здесь! — таки сдался оппонент своему внутреннему бесу и чувству ответственности, переводя взгляд на девушку, из которой медленно уходила жизнь.  — А я ничего и не говорил, — изумился Чеврок всему и сразу, все ещё оставаясь в неведении, что его первая победа весьма фиктивна. Все, что оставалось горе-доктору — это наблюдать, как его университетский напарник во всех практических начинаниях, возвращается к кушетке, попутно прихватив скальпель. Нутро сжалось, а дыхание вновь перехватило, заставляя отвести взгляд, дабы не видеть, как парень подносит свою разрезанную ладонь к губам полуживой ведьмы. — С тебя глюкоза и физраствор. Адрес знаешь, — прозвучало фактически сквозь зубной скрежет, и, проведя процедуру одевания, сильные руки перекинули девушку через плечо, как какой-то мешок с картошкой. "И это мне он будет что-то говорить про клятву Гиппократа", — скользнуло в мыслях толстячка, но в слух он уточнил другое, куда более волнующее в этой столь разительно вывернувшейся мехом внутрь ситуации:  — Подожди, это ты уже ко мне обращался? Что привезти то нужно, повтори?.. — опомнился растерявшийся пухляш, озираясь по сторонам.  — Логику включи, теоретик. И смени это старье в своих наушниках, — прилетело приглушённое напоследок. — Это классика, чувак. Приемная вновь опустела. И только старая лампа продолжала свой танец под вечный personal Jesus, что зареплеено продолжал шипеть в наушниках.