Ренессанс

      — Апчхи! — только и слышалось каждые пять минут. — Апчхи!       Лука всегда знал, что Маринетт была необычной девушкой. У неё были необычные волосы, необычная внешность. Да что уж там, не у каждого человека жизнь состоит из двух жизней. Жизнь супергероя и жизнь обычного подростка. Но вот как Маринетт умудрилась заболеть в середине весны, Лука никак этого не мог понять.       — Апчхи! — очередной раз чихнула она.       Маринетт была завёрнута по уши в одеяла и дрожала от озноба. Её нос был красный, из него постоянно сочились последствия простуды. Волосы неопрятно торчали в разные стороны. Лицо было бледным. А под глазами расположились синяки, которые остались у девушки после бессонной ночи, от мучившего её жара.       — Маринетт, давай, ещё пару ложечек, — говорил Лука, аккуратно помешивая горячий куриный бульон.       Девушка, дрожа в своём коконе из одеял, бросила взгляд на приближающуюся к ней ложку. Она приоткрыла свой рот, но тут спустя каких-то пару секунд…       — Апхчи! — резко чихнула она, а потом расширила свои глаза и пробормотала: — Ах! Лука! Прости!       Смачный чих Маринетт сбил всё содержимое ложки прямо на лицо и на рубашку юноши.       — Прости… — виновато опустила глаза девушка, зарываясь ещё гуще в свои одеяла.       Лука сжал свои губы, вздохнул и спросил у Маринетт «нет ли у неё какой-то футболки на замен».       — Там в нижнем комоде есть рубашки, которые подготовлены… апчхи! Ох… которые подготовлены к вашему выступлению…       Лука сделал в точности как сказала Маринетт и обнаружил в комоде чёрные футболки. По лицу юноши прошлась довольная улыбка, когда он увидел узор с четырьмя котятами, играющими на разных музыкальных инструментах.       — Красиво.       — Ага… — слабо буркнула Маринетт. — Мне осталось только для Айвана сделать… у него большой размер, вот и приходится дольше возиться…       — Ты большая молодец, Маринетт, — сказал Лука и отодвинул дверцу шкафа, чтобы за ней переодеться.       Лука снял с себя свою толстовку, а затем и обляпанную футболку. Луку беспокоили мысли о фестивале. Кто бы мог подумать, что уже через месяц они будут выступать. Они вложили столько сил, столько эмоций в приготовления. Это будет их финальный концерт. Финальный и самый лучший.       Лука закрыл шкаф и, переодевшись в новую футболку, подошёл к сидевшей на кровати Маринетт. Можно ли было их теперь полноценно назвать «парой»? Скорее всего. Ему не нравились подобные обозначения, когда кто-то шепчется и говорит: «а вот она встречается с Лукой… лидером банды Котят». Хотя, даже обозначение его как «лидера» не нравилось Луке. Он просто решил в один день собрать группу, но никогда не считал себя выше своих товарищей. Но все поголовно его называют «лидером»…       С отношениями точно также. Зачем, чтобы абсолютно каждый знал, что происходит в их отношениях? Отношения — это интимная вещь, которую не стоит показывать и разбазаривать налево и направо. Счастье — любит тишину. Пусть близкие друзья знают об этом, но не вся школа. Пусть лучше своей жизнью займутся.       — Лука, ты чего так напрягся? — спросила Маринетт.       — А? — поднял бровь юноша. — Да так. Задумался просто.       — Всё думаешь о нас… — слабо улыбнулась Маринетт.       — Ты как всегда меня читаешь, — сказал Лука, чмокнул Маринетт в лоб и сел рядом с ней.       — Не боишься заболеть?       — Ну, я же не в губы тебя поцеловал, — загадочно ухмыльнулся Лука. — Тем более, я с тобой уже столько времени провёл, что мог заболеть десять или двадцать раз.       — Так нечестно… — надула губы Маринетт. — Ты закаляешься потому что.       — Маринетт, — сказал Лука, положив руку ей на плечо, а затем серьёзно спросил у неё, — почему ты пошла купаться в десять градусов со мной и Наполеоном?       — Я думала, что у меня также получится… — ответила девушка, отведя взгляд в сторону.       — Ох, милая, — вздохнул Лука, положив локоть на ногу, а ладонью подперев свою голову. — Закаливание — это серьёзная подготовка. Мы всю зиму с Наполеоном тренировались, опуская градус раз в две недели. Всё это делали постепенно, начиная с двадцати двух градусов. А ты сразу с нами бухнулась в десять градусов без какой-либо подготовки.       — Я больше так не буду… — пробубнила она, а потом чихнула.       — Ладно, верю тебе, — снисходил к ней Лука и чмокнул в губы.       — Вот теперь ты точно заболеешь, — прокряхтела от смеха Маринетт.       — Не сегодня, я же закаляюсь, — ухмыльнулся вновь он ей. — Ладно, — хлопнул себя по коленкам юноша, — пойду заварю тебе чаю.       Лука встал открыл люк в полу и ушёл на кухню.       «Эх, как же всё-таки время быстро летит» — подумал Лука.       Ведь и вправду. Казалось бы, совсем недавно праздновали Рождество, а уже конец весны. Через месяц их финальный концерт, а затем всё: школа заканчивается и начинается взрослая жизнь. Это радовало и немного опечаливало Луку.       Радовало, что это новый этап жизни. Что его ждёт нечто новое, ранее неизведанное. Но опечаливало, потому что прекрасно понимал: ничего уже не будет как прежде. По крайне мере у него. Все его друзья ещё останутся на год в школе, а он нет. Наверное, именно эта мысль и беспокоила его. Лука думал, что будет один.       К большому счастью, в доме Маринетт было сложно потеряться, и он легко нашёл кухню. Сейчас было только раннее утро выходного в Париже. Прохладный воздух из окна чуть ударил в волосы Луки, и он с удовольствием вздохнул полной грудью. Если бы Маринетт не трясло от холода, то он бы с удовольствием выпил с ней чаю на крыше.       Кстати о чае. Пока чайник закипал, Лука, напевая одну из песенок Джаггеда Стоуна, искал на полках чай.       — Ага, вот он, — сказал вслух и вынул классический чёрный пакетик с листьями, бросив его в чашку.       Затем Лука достал дощечку, а за ней лимон. Нож мгновенно сверкнул в его руках и моментально пощёлкал пару раз. Цитрус легко поддавался под лезвием ножа. Сок чуть прыскался по сторонам. Стоило быть аккуратным, а то один неверный взмах и ранке на руке будет очень больно.       Лука нарезал дольки, он засмотрелся на свою руку и задумался. Пальцами левой руки он прошёлся по запястью правой, исследуя свои шрамы. Это чудо, с какой скоростью на нём зажили раны. Некоторые из докторов и вовсе предрекали, что Куффен не сможет пользоваться руками.       — Ещё Бог говорил, что у тебя проблемы с руками…       — Не смей… — зашипел Лука.       Голод схватил руки парня, вытянул их и со всей силы наступил на них. Лука закричал от боли на всю улицу.       Лука вздрогнул. Чайник закипел. Юноша начал переливать кипяток в стакан. Он выжал в него лимонный сок, а затем бросил два кубика сахара и начал их размешивать.       Лука вновь постарался подвигать пальцами, но каждое движение вызывало у него неимоверную агонию. Голод присел возле Луки и схватил того за шею.       — Знаешь… Лука, что больнее физической боли? — спросил у него Голод, а потом сразу же ответил, чуть наклонив голову: — только моральная.       Почему он вспоминает эти события? Лука нервно начал тереть пальцы свободной руки друг об друга. Через пару минут он уже поднялся к Маринетт, но его мысли были далеки от реяли.       Они победили Бражника, но три всадника ещё на свободе. Очередное затишье перед бурей. О всадниках не было никакой информации. Всё также, как и было осенью. Было затишье, а затем сразу же атака. Но здесь что-то очень затянулось… Что же замышляет Голод? Не может же он пропасть или же всё-таки может? А если он…       — Лука, — вывел его из мыслей голос Маринетт.       Юноша удивлённо посмотрел на девушку, которая смотрела на него, как укатанный в одеяло котёнок. Её большие глаза глядели на него с явным беспокойством.       — Что-то случилось?       Ну уж нет. Маринетт он точно не будет обременять своими тяжёлыми мыслями. Ей и вовсе беспокоится не стоило.       — Не обращай внимания, никак не мог срифмовать у себя в голове, — отшутился Лука и направился с чаем к Маринетт.       Девушка уселась поудобнее и радостно чихнула, когда Лука к ней подсел. Она забрала у него чашку и поблагодарила. Лука с большим интересом наблюдал за, казалось бы, её обычными движениями.       Он смотрел, как она прижимала к себе одеяла и пыталась поудобнее сесть. Как она аккуратно подносила к себе горячую жидкость и не спеша дула, чтобы немного охладить её. Как она поправляла выбивающиеся волосы из своих хвостиков.       Лука не знал странно ли это, но ему нравились эти вечно активные пальчики Маринетт. Эти нежные подушечки пальцев, которыми она проводила по его лицу и иногда щекотала его шею в порыве объятий или поцелуев. Они были такими нежными. И этими самыми тонкими пальцами она шьёт и мастерит подобно Золушке. Да что уж там! Он самолично видел, как она в порыве эмоций искромсала одного из всадников. Маринетт очень талантливая, добрая и усердная, но она такая… такая…       — Апчхи! — вновь резко чихнула она в платок, а потом резко загрустила. — Лука…       — Да, Маринетт?       — Я случайно уронила резинку в чай…       — Ох, Маринетт… — улыбнулся Лука, со смешком вздохнув и задрав рукой чёлку. — Ты такая Маринетт…       Лука собирался было взять её стакан и принести ей нового чая, как вдруг у него зазвонил телефон. Он достал свой мобильник и увидел, что ему звонит Айван.       — Ало. Да. Привет, Айван.       Лука несколько секунд тёр пальцы свободной руки друг об друга, слушая неуверенный монолог друга и попутно поглядывая на Маринетт. Она пыталась выудить свою резинку, а потом…       — Что ты сейчас сказал?! — резко вскочил Лука с кровати.       Маринетт испугалась и вновь уронила горячую резинку обратно в чай.       Лука встал, прошёл несколько шагов вперёд и с серьёзным лицом слушал слова друга.       — Айван, но это же наш последний год! — резко повысил голос юноша.       — Знаю, Лука… — бубнил грустным басом Айван в трубку. — Но это моя бабушка… и я должен к ней поехать… она старенькая, и ей должны сделать операцию… мне надо там присутствовать с родителями… мне очень жаль…       — Нет, старик, это ты меня прости, — присаживался Лука на стул Маринетт. — Не хотел на тебя наезжать. Бабушка важнее. Ну, ты это… всё равно, не теряй связь там…       Маринетт, не понимающая сути разговора, удивленно вскинула бровями, увидев опечаленного Луку, сбросившего трубку. Маринетт, вопреки своей болезни, встала, надела домашние тапочки и подошла к юноше.       Доброе и приветливое лицо Луки моментально потеряло свой окрас. Не нужно было быть экспертом в музыке, чтобы понять об ещё одной грядущей проблеме выступления. Лука медленно провёл ладонями по своему лицу, отчаянно вдыхая грудью. Он развалился на стуле, прикрыв глаза пальцами. Маринетт аккуратно встала рядом, придерживая свой плед.       — Полгода… — произнёс Лука. — Полгода мы готовились и ради чего? — поднял он ладонь наверх, изумленно расширив глаза. — Чтобы всё по итогу пошло коту под хвост?!       — Лука… — сказала Маринетт, слабым, но позитивным голосом, — вас же не отменили. Вы же можете ещё выступить…       — Маринетт… — потянул неприятно Лука, а потом повернулся, взяв ту за пальцы. — Мы писали эту песню неделями… месяцами! Старались подобрать как можно лучшее сочетание нот… Ты понимаешь, что аккомпанемент Айвана был важен, как крем в торте. Без него всё рушится. Мы до идеала доводили каждую нотку. Теряется весь смысл, ритм… всё к чему мы так готовились. Я не смогу переписать песню, потому что она подобрана для четверых. Должно быть четыре инструмента. Че-ты-ре. Если три инструмента, то это совершенно другая мелодия.       Лука отстранился от Маринетт и поник сам в себе, в своих же мыслях. Лука всегда был позитивным и старался смотреть вперёд, но раз он так отчаялся, значит проблема и вправду серьёзная.       — Эх… Тикки, а ты что думаешь? — спросила Маринетт, обратившись к своей маленькой подруге. — Тикки?       Маринетт подошла к своей оставленной сумочке, вновь чихнула, но Тикки не обнаружила. Где она?       Послышалось шорканье на полке. Как по итогу оказалось, квами что-то делали и возились на полках. Когда девушка подошла поближе, то увидела самодельную рогатку, у которой были Сасс и Тикки.       — Ну что? — спрашивал, кряхтя, Сасс.       — Левее… — отвечала Тикки, делая своими маленькими ручками квадратик, и посмотрела вперед.       — Ну?       — Ещё левее… Нет, другое левое!       — Ну вы там скоро? — ворчал Плагг в противоположном углу от них. — Я уже сыра хочу.       — Хочешь сыра? — появился недовольный Сасс из-за рогатки. — Ну и получай! — Сасс отпустил жгут, который растягивал, и головка сыра полетела в морду Плагга.       — Рано же! — воскликнула Тикки.       — Ай! — простонал Плагг. — Ты чё творишь! Ты должен был попасть мне в рот, а не в глаз.       — Рука соскочила, извини, — захихикал Сасс.       — Что вы делаете?! — влезла в разговор Маринетт.       Квами резко переполошились, увидев хранителя шкатулки.       — Ой, Маринетт, а мы тебя и не заметили, — подлетела к ней Тикки. — Мы так, играем, развлекаемся.       — Ага, — подлетел затем и Сасс, который разлёгся на книге возле. — Бражника нет. Всадники как обычно пропали. Даже в Париже преступность сильно упала. Я уже устал от обычных хулиганов. Суперзлодеев бы.       — Поэтому вы расстреливаете Плагга сыром? — выгнула в удивлении брови Маринетт.       — Они должны были меня кормить им… а не обстреливать… — вылетел и ворчащий Плагг.       Маринетт застыла. Она внимательно посмотрела на черного квами и перестала двигаться. В её голове промелькнула мысль.       — Почему ты на меня так смотришь? — спросил Плагг. — Я не трогал сыр из холодильника… ну, может только чуть-чуть…       Маринетт улыбнулась и, спотыкаясь, подбежала к Луке.       — А если заменить Айвана?!       — А? — без настроения поднялся юноша. — Заменить?       — Да. Ну, ты же сказал, что мелодия на четверых. Так поставь вместо Айвана другого.       — Заменить Айвана? — удивился Лука, а затем задумался. — Это можно попробовать… Но на кого?

***

      Холодные потолки. Холодные стены. Холодная комната. Ночь. Колыхание деревьев. Мокрая от пота постель. Жар. Бессонница.       Кондиционер был включен на максимум, но ему всё равно было жарко. Его будто лихорадило. Подобное состояние всегда преследовало его минимум пару раз в месяц. Иногда его отпускало. Но оно возвращалось. Вновь и вновь. Раз за разом.       В эту ночь его лихорадило особенно сильно. Он сбросил с себя чуть ли не всю одежду, одеяла, простыни. Кондиционер стоял на шестнадцать градусов, но жар не спадал. Веки словно окаменели, и он не мог сомкнуть их. Когда веки смыкались, перед глазами вновь и вновь появлялся отец. Бражник. Его зловещий смех.       Адриан поднялся с постели и посмотрел на электронные часы. 3:40 ночи. Он вновь упал на свою подушку, но попытка заснуть была такой же бесполезной, как и все прошлые. Поэтому он встал и побрёл к окну. Открыв его, ему в лицо ударил прохладный ночной воздух. По всей видимости, он был холоднее кондиционера, и это помогло Адриану лучше себя почувствовать. Иногда он просто принимал ледяной душ, чтобы прийти в себя, и это помогало ему уснуть. Волне возможно, он бы и сейчас принял ночное купание, но… Адриан поднял голову и услышал… пианино?       Обернувшись назад, он никого не увидел. Пианино стояло на месте, но звук не исчез. Это был совсем тонкий еле заметный звук. Мелодия. Очень знакомая. Адриан медленно направился к ней навстречу.       Он вышел из своей комнаты в коридор. Была ночь, луна кристально чисто светила через окна, и он смог спокойно ориентироваться в ночном пространстве. Мелодия становилась всё громче, но не было ни намёка на то, что в особняке кто-то не спал помимо Адриана.       Наконец, Адриан зашёл в комнату, где мелодия слышалась лучше и отчётливее всего — в кабинет отца. Белый свет луны нежно падал и заползал на рабочую панель отца и на… фотографию матери выложенную мозаикой. Тем не менее, в комнате не было источника звука — музыка исходила снизу.       Адриан уже будто автоматически нажал на нужные кнопки в картине, чтобы открылся лифт. Почему-то он не думал о какой-то опасности. Наверное, лихорадка просто вывела из него такое понятия как «страх», и он просто шёл на мелодию. Что же это за мелодия? Он же играл её. Но никак не мог вспомнить название.       Дверь лифта открылась, и он оказался в убежище на тёмном мосту. Свет автоматически включился, послышалось лёгкое журчание, и белые бабочки пробудились ото сна. Адриан пошёл вперёд. Уже заранее зная, что его впереди ожидает. Но когда он вступил на помост, мелодия исчезла.       Ноги несли его вперёд к тому, к которому он не хотел идти. Не хотел, но всё равно шёл. Это место связывало его со стыдом, презрением ситуации, в которой он был все эти два года. Он стоял перед саркофагом своей матери.       Юноша глядел на лампу, на бабочек, на траву, на аппаратуру, но ему не хотелось глядеть на свою мать. Ноги Адриана затряслись, и он свалился на землю. Горячие слёзы наполнили его глаза, и он сжал зелёную траву в своих пальцах. Через пару секунд помещение заполнилось тихим завыванием Адриана.       — Мама… мамочка… ты… ты так мне нужна… — тихо говорил себе Адриан, облокачиваясь головой о железку саркофага. — Я… я не знаю… я ничего не знаю… мне страшно… каждый день для меня как мучения… моя жизнь оказалась ложью. Я так запутался, мама… мамочка… ты мне очень сильно нужна…       Но мама не отвечала. Адриан всё же осмелился поднять глаза. Она всё также спокойно лежала с букетом белых цветов, как и всегда. И не скажешь, что с ней было что-то не так. Она спала своим обычным сном. Сном, от которого никто не мог её разбудить. Затем же вновь заиграла музыка.       Адриан встал с травы, вытер слёзы, попрощался с матерью и вновь пошёл за музыкой. Теперь же она вела его обратно. Юноша шёл по обратному пути и затем оказался перед дверью, за которой звучала музыка. В эту секунду мелодия заиграла зловещие ноты, и тут Адриана осенило. Это Чайковский. Лебединое озеро. 20 оркестр. 10 сцена. Дверь в комнату приоткрылась с тонким скрипом.       Лунная дорожка вела к пианино, за которым сидел музыкант, элегантно и уверенно перебиравший клавиши. Затем прозвучала быстрая перемена нот слева направо. Белые когти мелькнули в свете луны и с ещё большей силой ударили по клавишам, начав играть завершающий этап зловещей мелодии.       — Кто ты? — спросил Адриан, моментально забывший о своём исчезнувшем страхе и лихорадке.       Финальные ноты были исполнены, и белый музыкант перекинул ногу на другую сторону сидушки.       — Как же ты мог забыть меня, Адриан? — спросил музыкант, посмотрев голубыми белками в сторону юноши.       — Ты… — сглотнул Адриан, рефлекторно отступив назад. — П-плаг… когти!       Что?.. Почему он не превращается в Кота Нуара?       — Разве ты забыл? — цинично спросил Белый Кот. — Как ты с позором отдал свой талисман Маринетт?       — Н-нет… это всё неправда… тебя не существует… ты всего лишь иллюзия… ты не можешь существовать без меня… ты всего лишь моё злобное отражение…       — О нет, Адриан, — посмеялся Кот, а затем встал, направившись к Адриану. — Я не твоё «злобное отражение». Я и есть ты.       — Нет… — задрожал Адриан, развернулся и выбежал из комнаты.       Он помчался по коридору, завернул за угол и тут…       — Сколько не пытайся, а от себя не убежишь, — сказал Белый Кот, оказавшись на подоконнике рядом.       — Что тебе от меня надо?! — закричал на него Адриан.       — Мне?! — искренне удивилось отражение и спрыгнуло вперёд, подойдя поближе. — Мне ничего не надо. Мне лишь обидно за то, почему ты скрываешь меня? Ты, жалкий, безвольный сын своего отца и матери. Тебе нужно было быть с отцом в той битве. А так посмотри на себя… ты предал всех. И отца, и друзей, и даже себя…       — Замолчи!       — Голос совести всегда противен…       — Убирайся! — крикнул Адриан и вновь начал бежать в другую сторону.       Однако, Белый Кот достал его и в другом конце особняка, вновь оказавшись перед ним.       — Можешь убегать сколько хочешь, — продолжал Белый Кот. — Интересно, а ты когда-нибудь расскажешь, что хотел убить Луку, а затем взять Маринетт силой?       Адриан не выдержал и бросился с кулаками на Кота, но тот элементарно уклонился и ногтём порезал грудь юноши. Адриан свалился на колени и неприятно дотронулся до пореза.       — Я всегда буду с тобой Адриан. До последнего твоего вздоха, я буду с тобой, пока ты не заплатишь за свои грехи, — Белый Кот присел к Адриану и прошептал. — За каждый. Твой. Грех.       Адриан резко вскочил с кровати и с диким усердием начал дышать. Пот лился с него водопадом, и он не мог понять, где находится. Будильник на часах гудел и показывал семь часов утра. Лунные дорожки сменились на солнечные. Адриан судорожно прикоснулся к взмокшим волосам и произнёс.       — Сон… всего лишь… сон…        Юноша сделал глубокий вдох и выдох, повернулся на кровати, чтобы выключить будильник. Когда часы были выключены, Адриан обнаружил кровавый порез на груди.

***

      Лука шёл по коридорам школы, засунув руки в карманы. Он в очередной раз задумался о делах насущных и грядущих. Столько многого предстояло решить в ближайший месяц. Можно было с уверенностью сказать, что последние пару месяцев были для него отпуском. Никаких проблем, всё складывалось мирно и беззаботно. Всё шло своим чередом, пока в очередной раз на него не обрушилась суета, заставившая Луку вновь задуматься обо всём по новой. Свидания с Маринетт, рок-н-ролл с «котятами», улучшенные отношения с Джаггедом.       Хотя, Лука не унывал. Он всегда выходил победителем из трудностей, даже когда было всё против него. Можно было со смелостью заявить, что все его проблемы решены, а все его беспокойства — это просто лишние нервы на пустом месте.       Из мыслей вывела его махающая Зои. Он улыбнулся и направился вперёд. Всё-таки он зря беспокоится. Всё будет хорошо.       Юноша уверенно шагнул вперёд и поздоровался с Зои. Сегодня была их очередь патрулировать, так как Маринетт явно была не в форме.       Стоило отметить, что после победы над Бражником и ухода Адриана из команды, вопрос об управлении талисманами был пересмотрен всеми обладателями камней чудес. Теперь они действовали не только от лица Леди Баг и Кота Нуара, но и от всех остальных героев, объединивший в СПГ. Союз парижских героев.       Каждый член СПГ оставлял за собой право хранение талисмана на постоянной основе. Талисман мог быть также отнят путём решения большинства. И хотя решение о расширении роли каждого было принято всеми положительно, друзья всё равно считали Маринетт и Луку условными лидерами, прислушиваясь к их мнению.       Роль хранителя была оставлена, но пересмотрена. Теперь они решали вопросы группой, но оставили роль хранителя как должность «третейского судьи», где последнее слово всё-таки оставалось за Леди Баг.       Что же до Луки, то ему предлагали стать новым Котом Нуаром, скомбинировав в себе образ Ночного Вайпериона, но Лука отказался. По его мнению решение о создании СПГ несло в себе не только плюсы, но и опасность. Можно было отдать врагу все талисманы, кроме талисманов Леди Баг и Кота Нуара. Слишком тяжки последствия, если два этих талисмана объединятся в злых руках, поэтому Лука предложил отложить вопрос о назначении нового Кота Нуара.       — Лука, привет, — поздоровалась Зои.       — Привет, — улыбнулся ей Лука.       — Пойдем на обход.       — Угу, — качнул он головой.       Но как только они развернулись, то нарвались на неприятный голос.       — Куффен! Ли! А ну стоять!       Оба подростка вытянулись как струнки. Они уже наизусть знали этот вечно раздражённый и скрипучий голос. Мадам Менделеева.       — Вот вы где, мои голубчики, — подошла к ним учительница химии, похлопав обоих по плечу. — Вы мне как раз-таки нужны. Нужна помощь в уборке кабинета химии.       — Но мадам Менделеева, — попыталась скромно протестовать Зои. — Уроки же закончились, и мы свободны…       — У вас есть дела? — спросила учительница.       Пока Зои и Менделеева разговаривали, Лука увидел промелькнувшего в коридоре Адриана. Он хотел было выскользнуть из этой ситуации, но их поймали в тиски.       — Ли, разве у тебя не спорная оценка между «хорошо» и «отлично»? — спросила с широкой улыбкой мадам Менделеева.       Девушка выпучила удивлённо свои глаза и сжала кулаки.       — Если пойдёшь мне навстречу, я учту это в твоей финальной оценки, — элегантно подвела свою манипуляцию учительница.       Зои несколько секунд думала, её лицо пару раз исказилось в гримасе сомнения и лёгкого раздражения, но в конце она выдохнула и согласилась.       Девушка посмотрела обнадёживающим взглядом на Луку. Ну как же он мог бросить её в беде? Юноша также вздохнул и качнул головой, на что девушка слабо улыбнулась.       — Вот и чудно. Кабинет 203А. Вперёд и с песней!       Мадам Менделеева отправила их в класс, где, по всей видимости, проводили эксперимент по созданию мини ядерного реактора. Что же до вопросов, а том как это произошло, Мадам Менделеева лишь посмеялась, вручив им щётки да перчатки, а сама же ушла, сказав что проверит их через полчаса.       — Ну… — вздохнул Лука, натянув на руку резиновую зелёную перчатку. — Парижу всё равно не грозит Бражник.       — Хех… согласна, — дунула на свою чёлку Зои.       Обязанности они решили распределить поровну. Лука займётся полом, а Зои пройдётся по партам.       На самом деле Лука в каком-то смысле был рад предложению мадам Менделеевой. Ему стоило отвлечься на что-то простое — обыденное. А что может быть ещё более обыденным, чем простая уборка? Даже в этом Лука видел романтику и свою собственную мелодию. Мелодию уборки!       Юноша вылил немного моющего средства в воду, размешал и кинул тряпку на деревяшку. Через пару секунд он быстро начал убираться, сочиняя себе под нос песенку, которая бы идеально подходила под его ритм. Взмах влево, взмах вправо, грибок сюда, поворот туда и вот уже часть химикатов убрана. Затем тряпочка идёт на ополаскивание и по новой.       Так и прошли первые десять минут упорной уборки, а затем Лука решил передохнуть. Когда вышел в коридор за стаканчиком воды, Зои также снимала с себя перчатки и переводила дух.       — Ну, как? — спросил Лука. — Отличается от Америки?       — Да знаешь… не совсем, — помотала головой Зои. — Нас тоже часто оставляли после уроков в качестве наказания. Но тут милая просьба от не менее милой учительницы.       — Согласен, — сказал Лука и пошёл вымыть руки.       Куффен считал в голове, сколько примерно времени у него займёт разговор с Адрианом, возращение к Маринетт и приготовление для неё ужина, ещё нужно домой вернуться до пробок. Юноша открыл окно, сел за парту, растянулся и решил спокойно поглядеть в окошко на прелести Парижа. Но тут Зои задала вопрос…       — Лука, а что значит выражение «заниматься любовью»?       Юноша поперхнулся водой, закашлял и пролил часть жидкости на себя. Девушка перепугалась и начала хлопать Луку по спине. Парень несколько секунд пытался отдышаться и прийти в себя после резкого вопроса.       — Что?.. — спросил он, поднимая вспотевшую от стресса голову.       — Что? — искренне не понимала девушка, посмотрев на Луку невинными голубыми глазами.       — Ты что? Не знаешь?..       — О чём? — до сих пор не могла понять Зои. — Тебя мой вопрос так смутил?       — Ну, да.       — Ой, Лука, я не знала. Прости, я просто всё ещё осваиваю французский, ну, и мне не все выражения понятны…       — Поэтому ты решила спросить это у меня? — шутливо улыбнулся Лука, прикрыв рот.       — Так… — издалека начала девушка, сжав губы, а потом подняла глаза на Луку. — Это получается что-то очень плохое? Если нет, то я это сейчас загуглю…       — Нет! — резко остановил её Лука. — Лучше не надо.       — Хорошо-о… — доверилась ему Зои, опустив телефон.       Лука конечно же знал все тонкости биологии. В конце концов он уже выпускник. Но одно дело обсуждать такое в рамках школьной программы, ну, или на крайний случай с друзьями мальчишками. А тут говорить об этом с девушкой, тем более с такой как Зои…       — Заниматься любовью это… ну… знаешь…       — Ой, да чё ты тут мне стелишься… — послышался голос Сасса, который взлетел на плечо Луки. — У нас есть отличное для этого французское слово — жохен-похен!       — Это значит… это… ну… — пытался собраться Лука.       — Да что тут сложного?! — продолжал ворчать Сасс, махая ручками. — Приведи ей пример с кроликами. Ну, на крайний случай расскажи про «жезл любви» и «пещеру познания».       Лука не выдержал, нахмурился, схватил Сасса и выбросил его идеально ровным трёхочковым броском в мусорку.       — Короче. «Заниматься любовью» — это половой акт, — напрямую сказал Лука и попытался не покраснеть, но у него этого не вышло.       Он украдкой смотрел на реакцию Зои, которая к большому удивлению была вполне нормальной. Девушка просто сказала короткое «а-а» и «понятно».       Что же. Это и вправду выглядело легче, чем казалось на первый взгляд. Оно и к лучшему. Ладно, сейчас он допьёт, и они вновь вернутся к уборке. Тут Зои решила задать и второй вопрос…       — А ты занимался любовью с Маринетт?       Лука на этот раз не выдержал и полностью сплюнул всю воду на пол. Он развернулся к девушке и отчаянным голосом чуть ли не по слогам попросил её:       — Ты можешь. Пожалуйста. Не задавать мне вопросы. Когда я пью. Хорошо?       — Прости… — виновато потянула девушка.       Лука вытер рот, а потом в очередной раз выдохнул грудью, уже с более сильной настойчивостью посмотрев на Зои.       — Зои, во французском обществе не принято о таком спрашивать. На то и существует понятие «интимные вопросы», на то они и личные.       Могло показаться, что Лука ответил слишком грубо, но он уже не знал, как отвечать Зои. Да и Сасс своими комментариями знатно вывел его из себя.       — Прости… — вновь извинилась девушка, дотронувшись до своих волос. — Просто в Америке у нас с этим чуть по-другому. У нас многие теряют девственность в школьном возрасте… Хотя, скорее всего так везде, но у нас это уже стало обыденностью, вот я это и спросила…       — Да нет, здесь также, — с явной грустью ответил юноша, захотев вновь отпить воды, но разочаровано увидел пустое дно стакана.       Лука встал и провёл руками по своим голубым волосам, отбрасывая их назад и подошёл поближе к окну, взглянув на красивые весенние здания Парижа. Лука набрал в грудь как можно больше воздуха и подумал как бы правильно донести свою мысль до Зои.       — Я думаю, что это неправильно. Всё стало таким неправильным… пошлым… извращенным… даже понятие «заниматься любовью» уже не несёт в себе тот изначальный смысл. Вообще, кто это выдумал, что заниматься любовью это что-то красивое? Заниматься любовью — это не значит заниматься сексом на крыше ночного Парижа с бокалом вина. Заниматься любовью — это когда доктор копается в другом человеке весь в крови, чтобы спасти ему жизнь. Он не выглядит романтично. Или же не самый приятный на вид мужчина, лет пятидесяти, чинит трубу холодным вечером. Он не самого приятного вида, а руки у него шершавые, мозолистые и волосатые, но он занимается любовью. Потому что благодаря нему поступит отопление в соседний дом, где находится мать с ребёнком. А сейчас… сейчас уже всё что только можно извратили. И даже понятие «секса» стало нарицательным. Теперь мы обыкновенные putes и считаем это нормальным.       — Но что плохо в сексе до свадьбы? — спросила Зои. — Мы же не в средневековье, чтобы это как-то осуждалось.       — А ты представь, что ты выходишь замуж. Твой отец ведёт тебя под венец в руки мужа. И ты ему скажешь: ты мой первый, единственный и несравнимый. А он тебе отвечает: ты тоже, ну помимо Агаты, Ванесы, Каролины, Клэр… и так далее. И девушка становится женщиной не в брачную ночь, а в ночь выпускного в чьей-то машине, напившаяся и облёванная. Вот та самая «волшебная ночь».       — Не у всех так, бывает и нормальный первый раз, — возразила Зои. — Тем более, если они по-настоящему любят друг друга, то почему им нельзя заняться этим?       — А от любви это или от похоти? — спросил в ответ Лука. — Кого ты любишь? Человека? Или его тело? Секс — лишь следствие любви, но никак не причина. Ты думаешь мне не хочется Маринетт? Ещё как хочется! Но каждый раз, когда я хотя бы немного переступал черту, то я вспоминал картинки из детства. Я видел свою мать. Видел, как она очень много плакала. Она не говорила из-за чего. Но я прекрасно понимал. Я простил своего отца. И я верю, что он изменился. Но шрам, который он нанёс не исцелит никто. У меня половина друзей не имеет двоих родителей. Как и я сам. Может быть я буду старомодным во взглядах, но зато не буду иметь современных проблем, — Лука закончил свой монолог, и между ними наступило молчание, заставившее обоих задуматься. — Давай просто уберём класс и пойдём на этот патруль уже…

***

      — Как обычно, кроме хулиганья и мелких преступников никого нет, — сказал Вайперион, растягивая свою спину.       — Ага… мне кажется такими темпами скоро в патруль будем отправлять одного человека, — ответила Весперия. — Перевоплощаюсь.       — Перевоплощаюсь.       Подростки скинули свои облики супергероев и вернулись в свои обычные состояния.       Для Луки всё складывалось хорошо. Он идеально успевал по своему графику и мог даже остаться с Маринетт подольше. Однако, всё равно решающим фактом оставалось, согласится ли Адриан на приглашение в группу или нет.       — Ладно, спасибо за совместный патруль, мне надо идти, — попрощался юноша.       — Лука стой, — остановила его Зои.       — Да?       — Слушай, я всё равно с тобой не согласна по поводу той темы, но это не значит, что между нами должно быть какое-то напряжение. Так что… давай просто каждый останется при своём мнение.       — Да, я и не злился на тебя, Зои, — улыбнулся Лука. — Я привык, что моё мнение отличается от мнения других. Я думаю, что только изучив все точки зрения, можно прийти к чему-то более менее объективному.       — Я согласна с тобой, — улыбнулась Зои и протянула юноши руку, на что он, естественно, ответил рукопожатием. — И ещё спасибо, что помог убраться. Теперь у меня будет «отлично» по химии.       — Всегда пожалуйста, — ответил Лука.       На этом моменте они расстались, и Лука направился в школу. Если он правильно помнил, то у Адриана сейчас должны были быть уроки фехтования. Их школа в нескольких минутах ходьбы от туда.       Пока Лука доставал связку своих стареньких наушников из кармана, к нему вновь на плечо сел Сасс.       — Ты… ты… ты… — пыхтел от злости квами.       — Да-да? — улыбнулась юноша.       — ТЫ КАК ПОСМЕЛ МЕНЯ В МУСОРКУ ВЫКИНУТЬ?! — запрыгал на его плече квами.       — А не надо было нести чушь в неловкой ситуации.       — Чушь?! — продолжал возмущаться Сасс. — Я вообще-то тебе помочь хотел!       — Ты думаешь слова по типу «жохен-похен» могли бы облегчить ситуацию? — засомневался Лука.       — Почему нет?!       — Так всё. Потом об этом поговорим. Мы вообще-то сейчас по улице идём, — Лука схватил Сасса и со своего плеча вновь засунул его в передний карман.       Квами что-то там ворчал и пищал в руках, но Лука уже надел наушники и включил себе рок музыку.

***

      Поход до школы фехтования не занял много времени. Очень удобно, что эти занятия проходят совсем рядом со школой. Лука поднялся по ступенькам и прошёл во внутренний двор. К тому моменту занятия закончились, и часть учеников собирались домой.       Несмотря на то, что занятия проводились на свежем воздухе, Лука всё равно ощущал запах труда и усердия. Многим ученикам нравилось заниматься фехтованием, и он прекрасно понимал, какого это — заниматься любимым делом. Да что уж там! Лука сам знает их учителя по фехтованию, потому что его дочка советовалась с ним касательно покупки гитары. Так что, Лука был почти как свой в этом заведении.       Юноша среди всех учеников заметил Кагами, завязывающую шнурки на скамейке. Не долго думая, он подошёл к ней.       — Лука? Что ты тут делаешь? — удивилась девушка.       — Привет, — поздоровался он, снимая с себя наушники. — Да так, пришёл навестить Адриана.       — Ардиана? — сразу изменилась в лице Кагами и задумалась. — А ты не знаешь, что с ним не так?       — Ты о чём? — напрягся Лука.       — Он сильно опустился по фехтованию. Серьёзно, его уже обыгрывают даже новички, он не может шпагу нормально держать, да и ходит как зомби. Может ты с ним поговоришь, потому что мне он ничего не говорит.       — К-конечно… а где он? Он ушёл домой?       — Нет, Адриан вызвался принести коробку с инструментами, которая лежит на крыше, — учитель попросил, правда его что-то давно не видно. Проверишь его?       Лука вскинул наверх бровями и очень сильно удивился. Нет, он подозревал, что с Адрианом что-то не так, но чтобы настолько… Он же видел его пару раз в школе. И тот выглядел абсолютно нормально, хотя и немного похудевшим.       — Пойду проверю его, — высказался Лука. — Какая дверь ведёт на крышу?       — Крайняя справа, — указала девушка.       Слова Кагами заставили Луку напрячься. Как же он мог так проглядеть, что с его другом что-то не то? Это всё лежало на поверхности. Отец Адриана –это главный враг Парижа, который всё это время был у него под носом. Такое могло сказаться на абсолютно каждом.       Лука открыл двери и направился вверх по лестнице. Он начал стремительно подниматься, стараясь, как можно быстрее нагнать Адриана, пока он не ушёл. Каким же он был слепым глупцом… Отказ от кольца, Бражник… Как можно было не замечать, что с Адрианом что-то не то?!       Наконец-то Лука дошёл до крыши здания и отварил дверь. Как только дверь открылась, голуби с крыши упорхнули в высь. Спиной к Луки стоял Адриан, опиравшийся рукой о стену.       — Адриан? — окликнул юноша.       — Лука? — удивлённо поднял свою голову Агрест, не поварачиваясь. — Т-ты… ты что тут делаешь?       — Кагами попросила меня проверить тебя… но я и сам тебя искал, — отвечал Лука.       — Понятно, — сухо ответил блондин.       Адриан не шевелился, он так и продолжал стоять спиной. Лука присмотрелся и увидел, что рядом с его ногами лежал открытый чемоданчик с инструментами. Он уронил его?       — Лука… лучше уйди… — тяжёлым голосом произнёс Адриан.       — Адриан, что-то случилось? — Лука почувствовал сильное напряжение в воздухе, и его сердце забилось сильнее. Он сделал шаг вперёд.       — Я не могу… Лука… я не могу… это он… это всё он… — послышался тихий плачь Адриана.       — Кто он? — не понимал Лука и начал медленно приближаться вперёд.       — Он медленно убивает меня… он приходит ко мне каждую ночь… я не выдерживаю… даже сейчас он здесь…       Лука не понимал о чём речь. Он шаг за шагом приближался к своему другу. Но когда Адриан повернулся к Луке, то они оба застыли на месте.       Левая рука Адриана была наполовину в крови, в то время как правая рука дрожащими пальцами держала маленькую острую пилу. Спустя секунду пила соскользнула с его обпачканных кровью пальцев, отозвавшись металлическим эхом в ушах Луки.       — Прости…