***
После сказанных слов, Голод ещё какое-то время пробыл с братьями, но ближе к утру собрался уйти. На самом деле, он не до конца был уверен: послушают ли его Смерть и Чума или просто забьют на всё и уйдут восвояси. Впрочем, Голод уже привык доверять только себе. Когда он вышел, то его встретило громкое фырканье. Красный конь Войны. А ведь он про него почти забыл. Голод протянул целую руку и погладил большую переносицу жеребца. Что уж говорить, бесславный конь ждал своего хозяина. Война был воистину могучим воином. Он в одиночку унизил в Нотр Даме Леди Баг и всю её шайку. И погиб он из-за той же ошибки, из-за которой Бражник всегда проигрывал. Никогда нельзя недооценивать соперника. Даже если победа у тебя в кармане. Талисман моли на груди Голода мелькнул, и из него выскочило маленькое фиолетовое существо. Нууру… По-моему так его называл Бражник? — В-вы… мой новый хозяин? — испугано произнёс квами. — Да, маленький человечек, — поднёс всадник палец к подбородку квами. — Скажи, а какова природа наших коней? — В-вы… про… то есть… имеете в-виду а-акум? — пролепетал Нууру. — Д-да… ваши кони созданы этим талисманом… как и вы… господин Голод… — Чудно, — улыбнулся Голод. — Тогда расправь крылья, Нууру. Квами вошёл в талисман, и вся синяя одежда Голода перекрасилась в фиолетовые цвета. На поясе появилась рапира в виде трости. Глаза обволокла тёмная маска, с пульсирующими под ней тёмными венами. Белки поменялись на фиалковые. — Какая мощь, — сказал вслух Голод. — Это точно мне поможет! Он вытянул руку вперёд, и искрящаяся по сторонам энергия поразила лошадь. Конь заржал и встал на дабы, но затем он всосался в трость. Отсутствующие пальцы начали, камешек за камешком, собираться, и он вновь ощутил свою целую руку.***
Как уже было сказано ранее, Голод не знал, для чего же по-настоящему он это затевает. Ему просто хотелось разобраться во всём. Понять эту страсть, эти цели, к которым стремились Бражник и Леди Баг. Зачем же всё это? Голод проводил в библиотеке Бражника очень много времени. Размышлял, анализировал, сравнивал, но не понимал. Люди всё равно оставались для него странными и непонятными. Но он мог понять лишь одну чёткую и прослеживаемую черту. Люди эгоистичны. И, казалась бы, даже самые их благородные цели обусловленны животным эгоистичным настроем. Бражник был готов пожертвовать всем, чтобы вернуть свою любимую. Сколько ему пришлось отправить на тот свет, чтобы удовлетвориться? Казалось, будто голод людей бесконечен и ненасытен. И ради чего? Бражник не любил жену. Он любил только себя. Потому что Эмили была единственным оправданием его эгоизма к людям. Леди Баг не отличалась. Он один раз посмотрел в её глаза и увидел всю её душу. Все её поступки. Образ Леди Баг является для неё способом самовыражения. Надеть маску и стать той, какой хочет быть она. Всё это ширма и тщеславие. «Леди Любви» — ха, да не смешите! В людях нет любви. А то, что прикрыто любовью тот же самый эгоизм. Но Лука… с ним сложнее. Сколько раз он на него не смотрел, ухватиться было не за что. Что же… может быть просто обстоятельства были не те? Со всеми этими размышлениями Голод вышел на окраину. Никакого красивого и ночного Парижа здесь и близко не стояло. Только пустыня, одинокие растения, да кустарники с протянутой вдоль дорогой, по которой изредка проносились огоньки фар. Вот и пошёл он по дороге в поисках истины. Что нравилось Голоду в своём существовании, так это то, что ему не требовалась ни вода, ни еда для жизни. Усталость и сонливость его никак не беспокоили. Это значило, что он всецело мог отдать себя делу. Он шёл пару часов по одинокой ночной трассе. Звёзды на небе освещали и падали светом на его лицо. Так и бродил, по казалось бы, нескончаемой дороге, пока не вышел к бару. Обычная ночная забегаловка, в которой, судя по поставленным мотоциклам, любили ошиваться местные байкеры и другого более или менее значимого сорта люди. Уже отсюда он услышал какую-то попсовую музыку, да разлетающиеся шары бильярда с женским хохотом. На ступеньках сидел сморщенный старый человек в ковбойской шляпе, пытающийся докурить и без того уже почти истленную сигарету. Они сошлись глазами с Голодом, но старик не стал придавать всаднику никакого значения, а лишь хрипло закашлялся своим дымом и харкнул в ближайший куст. Голод прочитал его сердце. Жан Дюран. Пятьдесят семь лет. Не женат. Рак лёгких последней степени. Проблемы с сердечно-сосудистой системой. Гепатит и ещё длинный перечень разных заболеваний. Сказать, что он может откинуться даже в ближайшие пару секунд — это ничего не сказать. Есть сын. Не общаются уже десять лет. Поссорились из-за алкоголизма отца. Затем из бара выскочили двое страстно целующихся. Он хватал и лапал её за ягодицы, прерываясь на бутылку и вновь продолжал самозабвенно просовывать язык ей в рот. Та же в свою очередь хохотала, игриво отвечала и поглаживала пах мужчины. Голод и с ней ненадолго сошёлся взглядом. На что та ему крикнула: — Завидуешь? Хочешь к нам третьим? Изабель Леру. Семнадцать лет. Бросила старшую школу. Детский дом. От приёмных родителей сбежала. Несмотря на всю свою кокетливость страдает от систематической депрессии. Под конец мужчина просто расстегнул болтик её джинсов, просовывая во внутрь свою руку, из-за чего девушка вскрикнула, и через пару мгновений они уже ушли в кабинку туалета. «Какая прелесть» — подумал Голод и вошёл в бар. В общем, обстановка здесь была поприличней, чем снаружи, но дух здесь был такой же. Попса всё также играла, внутри чувствовался такой же едкий запах сигарет, на кухне что-то активно жарилось. За столиком сидела банда байкеров, чьи мотоциклы и заметил Голод. Они громко смеялись, о чём-то болтали, часть из них играла в бильярд, другая же часть ела огромное блюдо из жаренных сосисок с горчицей, заливая в себя при этом пиво. Тем не менее, только часть обратила внимание на Голода. Пару женщин за тридцать игриво помахали ему, да и пухленькая официантка улыбнулась ему. Бармен, да другие одинокие посетили, остановившиеся выпить и освежиться одной-другой бутылочкой французского алкоголя, на него внимания не обратили. Голод вновь сошёлся глазами с одним из байкеров, который стоял и играл в бильярд, прочитав его сердце. Оказалось, что у них примерно одинаковое телосложение и его байк находится с краю. Он подошёл поближе к байкеру, и тот удивлённо посмеялся при виде Голода. Крепкий бородатый мужчина с сигарой дунул дымом в лицо всадника. — Что? Клуб любителей Гарри Поттера уже закрылся? — посмеялся байкер. Голод ещё раз посмотрел на байкера и, усмехнувшись, сказал: — Классный у тебя мотоцикл.***
Голод ехал на новом мотоцикле по трассам Франции. Как правильно подметил тот байкер вид у него и вправду выделяющийся. Хотя всадник и походил на человека, но ему не следовало лишний раз светиться в своём обычном наряде. Мотоцикл не должны лишний раз искать власти. В конце концов, никто же не застрахован от несчастного случая? Впрочем, это лишь неприглядная истина того, что есть Париж. Хотя подобное можно было применить ко всему миру. Ничего не отличалось. Только обёртка, да численность. Если заглянуть поглубже, можно откопать тёмные страницы, в которые лучше и не заглядывать, в каждой истории. Можно вечно наслаждаться пейзажем Эйфелевой башни, течением Сены и богатой историей Лувра. Но так ли прекрасен Париж? Голод круто припарковал мотоцикл и остановился. Он расправил свою куртку, а затем вынул подножку. Затем он услышал пение, означавшее, что он на месте. До него доносились чёткие и будто бы выструганные идеальным ножом слова: «Аллааху Акбар». Голод услышал азан. Атмосфера здесь отличалась. Голод не раз слышал религиозное пение. В отличии от христиан, которые ставили в своих церквях органы и читали молитвы под ними, мусульмане пели напрямую. «Аллааху Акбар» — вновь послышалось издалека. Голод ещё немного подождал, а затем направился внутрь. Париж многонациональный город, наполненный многими диаспорами. Многонациональность украшает любой город, добавляет в него разные оттенки, делая его подобным саду, где много разных цветов. Но, в данном случае, мало кому нравятся здешние цветы. Или же по-другому сорняки… Конфликты между людьми условного «запада» и «востока» всегда возникали. И если западные и восточные европейцы могли находить общие точки и имели схожую культуру, то люди с ближнего востока всегда вызывали определённое недоверие и отстранённость. Об этом никогда не расскажут в школах, и не покажут по телевизору. Все это знают, но никто не говорит в слух. Место, где когда-то Александр Дюма писал свои романы, ныне отдано арабам. Это нехорошо, это неплохо – это просто факт. Голод прошёлся вперёд. Не было секретом, что почти каждое здание Парижа — это отдельный вид искусства. Но здания времён восемнадцатого века выглядели как полноценные помои. Мимо сапога Голода пробежала крыса, везде были надписи на арабском. Люди с бородами и побритыми усами недоверчиво смотрели на всадника. Голод хоть и не был человеком, но выглядел как они. И цветом кожи он походил на европейца. Когда Голод прошёлся мимо одного из зданий, из чуть приоткрытого окна послышались громкие слова: — …это позор… — …как она могла… — …как же мы сохраним нашу культуру вдали от дома с такими-то женщинами… Всаднику стало интересно. Он остановил время и спокойно зашёл к ним в дом. Ситуация была примерно такой, какой он себе и представлял: в углу комнаты сидела молодая девушка, закутанная в чёрные платья, прикрывавшие её тело. Рядом же была семья, осуждающе смотревшая на неё. Голод вышел на улицу, вновь подошел к окну и достал из кармана пачку сигарет. Он не чувствовал запах трав и никотина. Просто так выглядело естественней. Со стороны можно было подумать, что он остановился здесь по-случайности. Когда время вокруг пришло в норму, всадник достал спичку. Когда он бил головкой о ребро, крики не на долго стихли, но затем послышался сдавленный плач девушки. — Н-но… я же люблю его… Ах, да. Чуть не забыл. Всадник закрыл на несколько секунд глаза, и в его белых белках появились голубые зрачки. Голод поднял глаза из-под капюшона на небо. Тучи вновь начали сгущаться. Что-то больно много дождей в этом году. — Ты не можешь любить его! Он не мусульманин. И даже не араб. Не вызывай на себя гнев Аллаха! От кончика сигареты пошёл дымок. Голод оперевшись смотрел на танцующий дымок. Для кого-то это могло показаться странным, но этот самый дымок вызывал у Голода больше интереса, чем сложившаяся ситуация. Законы физики, биологии и химии он знал не до конца, а вот человек ничем его не удивляет. В естественных науках постоянно открывают что-то новое, а человеческая наука так и остаётся неизменной. Когда Голод отнял от себя сигарету, из дома выбежала девушка. Испуганными и заплаканными глазами она сошлась с всадником. Аиша Абади. Родилась на ближнем востоке, но выросла в Париже. Первокурсница. Влюблена во француза, за что и осуждена в семье. Для кого-то это могло показаться необычным и даже диким, но таковы обычаи востока. Имя, репутация, благочестие и статус являются очень важными в их жизни. Ты часть общины. Ты отвечаешь не только за себя, но и за семью. Если же кого коснётся позор, то он автоматически накладывается и на всю семью. Такие порядки… Девушка сошлась взглядом с Голодом лишь на мгновенье, но он уже всё о ней знал. Вслед за ней выскочил и мужчина. Он хотел схватить её, но та быстро юркнула и убежала. — Как ты смеешь?! — кричал араб. — Как посмела выйти из дома без моего разрешения?! Да ещё и хиджаб забыла! За что Аллах послал мне такое наказание? — Не горячись, она всё равно вернётся, — ответил Голод, туша сигарету. — Иншааллах, — лишь ответил он. Затем, через минуту отдышки, араб встал и, расправив плечи, произнёс: — Ас-саляму алейкум, брат, — поздоровалась он. — Ва-алейкум салам, — ответил Голод. Всадника удивило, что он принял его за мусульманина. Скорее всего это произошло из-за его бородки, а также идеально чистого арабского. Всадники были неограниченны одним лишь французским. — Я приношу свои искренние извинения за эту сцену. Вдали от дома и тёплых песков, дети учатся не тому, чему следовало бы… Они ещё несколько секунд стояли, но затем араб спохватился. — Не хочешь присоседится к нам на обед? Скоро начнётся дождь, а ты не очень похож на местного. Ты здесь недавно? — Да… — ответил Голод. — Приехал посмотреть на общину Парижа. — Что же, — не долго думая, продолжил он. — Меня зовут Закир. И сегодня ты мой почетный гость! Не стоит думать, что Голод относился с отвращением к мусульманам. Ему было без разницы кто перед ним. Верующий или атеист. Христианин или мусульманин. Все для него были одинаковы. Он уже стольких посетил до, но ничего не менялось в людях. Только обложка. Тем не менее, Голод согласился на приглашение и вошёл в квартиру. Хоть пространство и выглядело бедновато, но внутри было явно ухоженней. В доме чувствовался запах масел и благовоний. Сам Закир был человеком небольшим, круглым и мясистым, словно маленький султан. Когда Голод зашёл, не было и намёка на тяжелую атмосферу. Тоже самое можно было сказать и о Закире. Его тяжёлый бас сменился глубоким и громким смехом. Араб дружелюбно положил руку на плечо всадника и предложил ему выйти во внутренний двор: покурить кальян. — Зачем ты губишь здоровья всеми этими… сигаретами! Кальян! Вот что гораздо лучше! Голод не стал говорить Закиру, что в кальяне примерно в сто раз больше отравляющих веществ, чем в обычных сигаретах. Конечно, если куришь подобное редко, как своеобразную экзотику, тебе мало что будет, но, судя по виду, подобное курение здесь давно вошло в привычку. Во внутреннем дворике уже сидела большая часть местных, но Закир отвёл его к отдельному домику, где был поставлен небольшой шатёр, находился низкий стол и подушки, а на нём тот самый кальян. Рядом были поставлены небольшие закуски в виде фиников и орешков. За столом уже сидели трое мужчин, которые оказались тремя сыновьями Закира. Ариф, Асаф и Ахмад. Голоду было абсолютно неинтересно запоминать имена, поэтому он просто прозвал их про себя «высокий», «худой» и «безбородый». И всё же они проявили к всаднику высокое уважение. Они уселись на подушки и начали знакомиться, благодаря Аллаха за подобную встречу. Упоминание Бога у мусульман было частым явлением, особенно если они благочестивы. Голод же пока слушал их, надкусил мягкий финик. Результат был предсказуем — он, как всегда, ничего не почувствовал. Тоже самое касалось и затяжки кальяна. У сыновей чуть ли глаза не вылетали из орбит, когда Голод мог делать затяжку на минуту или даже больше, а потом выдувал дым, делая из него разные фигуры. К примеру, он выдул три колечка, а затем пустил струю, проникшую сквозь три из них сразу. — Великолепно, — похлопал Закир, а потом, так же выдув пару колечек, передал шланг сыновьям. — Ох! Я так перенервничал из-за дочери, что совершенно забыл спросить твоё имя! — Лука, — спокойно ответил Голод. — Меня зовут Лука. Как одного из последователей пророка Исы. — Ого, — удивился Закир. — Ты случайно не из ахмадитов? Они любят почитать Ису. — Нет, — игриво улыбнулся Голод, — на самом деле я родился в обычной светской семье, и мне интересна арабская культура, как и ваша религия. Не даром же я так долго учил арабский? Закир вначале подозрительно отнёсся к словам Голода, но затем в его голове что-то щёлкнуло, и он не обратил на это внимания. Он лишь поудобнее разлёгся на кресле и поднял руку: — Ну что же, Лука, спрашивай, что хочешь. Закир начал свой рассказ, а Голод слушал. Мужчина очень увлёкся своим рассказом. Его глаза будто пылали и искрились. Он рассказывал, что ислам религия мира и доброты, а Мухаммед, последний пророк, вне всяких сомнений, был самым милосердным и миролюбивым человеком. Закир заверял, что все терроры, которые случались в мире от имени ислама, не имеют никакого отношения к самой сути. Он рассказывал с особым трепетом, чуткостью и любовью. Когда Голод съел последнюю фисташку, так ничего в ней и не почувствовав, всё же заговорил: — А что насчёт Аиши? — О, ты хочешь узнать «про мать верующих»? Ох, это была великая женщина… — О, нет-нет, вы меня неправильно поняли, — чуть подался вперёд Голод. — Я про то, как она спала с пророком. — Прости?.. — не понимал Закир. — Прошу прощения, я, видимо, плохо доношу свою мысль… Я хотел сказать: почему пятидесятилетний мужик тр***л девятилетнюю девочку? Все замолчали. Наступила напряжённая тишина. Лицо Закира побелело, в то время как окрас одного из сыновей стал багрово-красным. Голод вновь потянулся за шлангом, но «высокий» сын сорвался и чуть не набросился на всадника с криком: — Как ты смеешь оскорблять нашего пророка, червь?! Голод, не двигаясь, спокойно курил трубку и «пыхнул» в лицо «высокому», разозлив того еще сильнее. В тот момент Закир сдержал своего сына и, нахмурившись, посадил того на место. — Ариф, как бы не был груб наш гость, он всё равно остаётся гостем! — сказал отец молодому мужчине. — А ты, — повернулся Закир к Голоду, — подбирай слова осторожно, когда говоришь о нашем пророке. В противном случае, ты очень сильно пожалеешь. — Как скажете, — спокойно пожал всадник плечами. — Но у меня много вопросов. Про то, почему у вас женщины люди второго сорта? Почему за каждую жену здесь, вы получите по семьдесят девственниц в раю? А, ну или почему вы головы отрезаете у тех, кто откажется от ислама? — Голод встал и продолжил. — Все вы одинаковые: христиане, мусульмане, буддисты, атеисты, как бы вы себя не называли у вас у всех одна суть… А истины просто не существует…***
Мир отвратителен. И от этого не скрыться. Можно долго рассказывать о подобных путешествиях, но всё шло к одному — мир отвратителен. А каждое действие человека сводится к эгоизму. Себя. Только себя люблю. Никого больше. Даже подобные исключения, как Лука, лишь брешь в системе. Неточность. Опечатка. Исключение. Бражник тратил всю свою жизнь на облачные замки. Построил бы он идеальный мир, но был бы он иллюзией. Самообманом. Это было грустно признавать, но Голод так и не нашёл ответы на свои вопросы. Всё уходило в бессмыслицу и пустоту. Значит стоило просто распустить Чуму и Смерть. У них гораздо больше смысла в жизни, чем у него. Голод вздохнул. Стоило поскорее убраться из этого района Парижа, пока на него не накинулась толпа. Привлекать очередное внимание Леди Баг ему не хотелось. Всадник остановился у бензоколонки, высунул насос и хотел заправиться, но, прошуршав в карманах, обнаружил, что все деньги, которые он забрал у байкера, кончились. Тогда он прошёл внутрь магазина и нашёл там одного из покупателей. Голод подождал, когда человек выйдет из магазина, а затем остановил время и вынул кошелёк прохожего. — Двадцать евро? — буркнул всадник себе под нос. — Этого хватит только на половину пути. Эх… Когда он подходил к кассе, то увидел неподалёку скамейку, на которой кто-то сидел. Голод, наверное, и не обратил бы на это должного внимания, но когда он заправлял мотоцикл, то увидел как к скамейке кто-то подбежал. По виду он её сразу узнал. Это Аиша, дочь Закира. Голод закрыл бензобак и решил подслушать разговор. Всё равно ему не нужно было спешить. Когда он заправил мотоцикл, то остановил время и спрятался возле дерева, вновь делая вид будто он курит. — Я… я… не могу, Вики, это просто невыносимо… — плакала темноволосая девушка взахлёб. — Они… они… я уже не могу с ними жить, о Вики… Несколько секунд девушка ничего не говорила, а только плакала. Когда слёзы закончились, Голод услышал другой женский голос. — Аиша, милая моя, мне так печально слышать и видеть твою боль… Твои родители неправы. Люди рождены свободными, и насильно что-то заставлять кого-то делать — это неправильно. По риторике слов Голод подумал, что случайно нарвался на кого-то из героев, но чуть высунувшись, он понял, что обознался. Это была незнакомая ему девушка. У неё были светлые каштановые волосы и аккуратные белые блестящие очки. — Твои родители желают тебе хорошего, но их любовь извращена, и вместо добра, они делают сейчас зло. — Ч-что же мне делать?.. — подняла заплаканные глаза Аиша. — В начале иди умойся, а, затем, подойди сюда, и я дам тебе контакт одного волонтёра. Мы вместе ему позвоним, и он обязательно поможет. — С-спасибо тебе… Вики, не знаю, что я бы без тебя делала, — сказала темноволосая девушка и обняла ту, которую назвала «Вики». Значит «Вики»? Голод подождал пару минут и вышел. Звук башмаков привлёк внимания девушки, и они встретились глазами. Голод сразу же начал читать её сердце, его брови сильно взлетели наверх. Виктория Ру, 18 лет. А дальше… — Вы что-то хотели, месье? — спросила она невинным голосом. Голод внимательно прочитал сердце, чтобы удостоверится вновь, но информация осталась точно такая же. — Я просто курил здесь в сторонке и случайно подслушал часть разговора, — сказал он. — Жалко девчонку, но мир он такой, — выдержал он секундную паузу, — отвратительный. Вики недолго смотрела в глаза всадника, а потом вновь повернулась к бензоколонке и посмотрела на солнце. — Поэтому я думаю, что нам стоит делать этот мир чуточку лучше. Голод хмыкнул. Очень странное и бессмысленное рассуждение. Особенно в её-то ситуации. — Ясно. Что же, удачи тебе, — развернулся он и собирался уйти. — Погодите, месье. — Чего? Девушка вновь посмотрела на него, а потом с лёгкой улыбкой произнесла: — У вас добрые и красивые глаза. Что? Глаза? У него же… ах, да, он же поменял их цвет и добавил себе зрачки. Обычно он их убирал, но сейчас забыл. Очень странная девушка. — Спасибо, — качнул головой Голод. — Ладно, удачи.***
И всё-таки Голод не уехал. Он решил остаться на ещё одну ночь и поразмышлять об увиденном. Всадник забрался на крышу одного из зданий и посмотрел на ночное небо, постоянно прокручивая у себя в голове пережитое. Убийства, смерть, боль, наркотики, ненависть, оправдания, злоба. Всё в голове было чётким и явным. Картина мира была резко очерченной и предельно понятной, но ему всё равно чего-то не хватало. Последнего кусочка пазла в головоломке. Голод встал и решил прогуляться. Может ночной воздух как-то ему поможет. Хотя… он ведь даже не мог чувствовать… Всадники ничего не испытывают: ни боли, ни наслаждений, ни стра… Голод остановился. Последнее заявление ложь. Всадники чувствуют страх. Он вспомнил, как Бражник убивал Войну, и тот просил о пощаде. Значит Войне было страшно умирать. Впридачу он посмотрел на свою руку и вспомнил того бедняка, из-за которого тело начало рассыпаться. Всё это очень странно… и непонятно для Голода. Его отвлёк звук журчания. Голод и не заметил, как вошёл в парк. Сейчас было уже поздно. Людей практически не было, но фонари горели. Затем, он вдруг увидел на другой стороне фонтана фигуру. Она вышла из темноты, и это вновь оказалась Вики, которая что-то делала. Всадник подошёл к ней и решил поздороваться: — Добрый вече… — Ой! Кто здесь! — вдруг вскрикнула она. Через мгновенье лицо Голода стало белым. — Перья? — удивился он и снял одно пёрышко с головы. — Ох, простите! — испугалась Вики и начала смахивать перья с головы всадника, пытаясь собрать их в один пучок. — Я… не думала, что здесь кто-то был… — Что ты здесь делаешь в такой час? — спросил Голод, глядя на пучок белых перьев в руках. — Я? А… я перья собираю, — улыбнулась она, а затем объяснила. — Здесь рядышком церковь, ну и когда молодожёны женятся, то выпускаются белые голуби. Такие белые, прямо как снег. Некоторые из этих птиц плетут здесь гнёзда и поселяются в парке, оставляя свои перья. Вот я их и собираю. — Зачем? — Вы только и умеете задавать вопросы по типу: как, зачем и почему? — в очередной раз улыбнулась она. — Я хочу сделать подарок своей маме, а то она очень грустная ходит в последнее время. Кстати… а как зовут… — Лука, — ответил Голод. — Приятно познакомится, Лука, а я Виктория, но все зовут меня Вики. — Я знаю. — Знаете? Но откуда?.. Тут Голод осознал, что случайно сболтнул лишнего, но тут же выровнял ситуацию. — Слышал, как тебя так назвала твою подруга на скамейке. — А, тогда понятненько. Голод не понимал вообще, на что он тратит своё время. Кажется, уже стоило давным-давно уехать, но… всё же ему интересно было узнать по подробнее об этой Вики. Об этом исключении из правил, подобно Вайпериону. Правда, с тем самым Лукой он не сможет вот так вот поболтать, но с ней это возможно. Хоть и недолго. — Слушай, Вики, а давай я тебя помогу. — Поможете? — Да, сколько тебе не хватает перьев? — Ну, — девушка пересчитала, — штук пять наверное. — Тогда давай поищем их вместе, — также улыбнулся он. Ходили они и искали перья где-то час. Нашли четыре из пяти, но нигде они не могли найти пятое перо, пока не обнаружили его на большом дереве. — Высоко… — Тебя поднять? — спросил всадник. — А?! — испугалась и покраснела Вики. — Зачем?! — Говоришь на меня, а сама задаёшь такие же вопросы, — хрипло посмеялся Голод. Вики в начале чуть надула губу, но затем также рассмеялась вместе со всадником. — Ладно, сейчас я… — не успела она договорить, как Голод резко пробежался по коре дерева и в обратном сальто захватил пёрышко. Он подал ей последнее, но она несколько секунд смотрела на него, замерев, как статуя. — Чего? — не понимал он. — Ты что сейчас сделал?.. — А это… ну… я… паркуром занимаюсь…***
Ночной воздух бил по волосам. Мотоцикл ревел в тёмной глади. Её волосы развевались на ветру, и она старалась придерживать очки, но при этом временами взвизгивала на поворотах. Это забавляло Голода. Это очень странно, но ему не хотелось от неё уезжать. После собирания перьев они встречались много раз, и каждый раз всадник удивлялся её доброте и… наивности? Нет, не наивности. Её доброта была трезвой. Потому что на каждый неприятный факт, она находила что-то сглаживающее. Девушка хотела видеть Голода. И каждый раз с улыбкой встречала и провожала его в эти дни. Но он понимал, что это временно. Их прогулки и разговоры. Философия и риторика. Как жалко, что у него нет талисмана змеи, ведь он смог бы замкнуть петлю времени. А время всё идёт… Вики водила Голода и по приютам. Они выступали и помогали в роли волонтёров. Для всадника это было, подобно спектаклю, но в каком-то смысле он начинал понимать её и все принадлежащие ей действия. Как странно… но это и был его последний пазл. Ничего нет красивее ночного Парижа и белой, блестящей по центру луны. Наверное, именно из-за этого она и попросила Голода прокатить её на мотоцикле. — Ты там как? — крикнул ей он. — Нормально… а-а-а-а, но… круто!.. — крикнула она в ответ. Они поднялись на холм. Голод остановил свой мотоцикл и помог девушке снять шлем. — Какая красота… — произнесла Вики, не успев слезть с мотоцикла. Перед ними открылся большой и великолепный вид на весь Париж. Сотни, тысячи, нет — миллионы огоньков появились перед ними на высоте! Девушка глядела на всё это, и её глаза блестели. Всадник хмыкнул, покрутив её шлемом, положил его в багажник, а затем подошёл к ней. Вики и Голод смотрели на Париж, стоя рядом, но каждый из них видел свою картину. Голод видел красивую обёртку. Город миллионик. Миллионик отвратительных людей, с не менее отвратительными душами. А Вики будто видела среди этих людей белые огоньки добра. Вот и восхитилась, увидев столько душ, в которых можно разглядеть прекрасное. Понятное дело, она думала не об этом и восхищалась другим. Но теория Голода не была лишена смысла. Затем они сели на скамейку, где вновь продолжили смотреть на вид. Вики облокотилась на плечо всадника, устало зевнув. — Спасибо тебе, Лука… — сказала она. — Я рада, что повстречала тебя. Он ничего ей не ответил. Они просто сидели и смотрели на Париж, но всё же всадник решил спросить. — Вики… а у тебя есть мечта? — А? — подняла она на него свои очки. — Да… есть, целых две. — Можешь рассказать? Я никому не скажу, обещаю. Девушка захихикала от его слов. — Хорошо, — сказала она, приложив пальчик к подбородку. — Только не смейся, хорошо? — Угу. Вики слегка поёрзала на скамейке, будто бы набираясь храбрости, но всё же сказала: — Я бы хотела познакомиться с Леди Баг и Котом Нуаром. Голод не шелохнулся, но продолжил слушать. — Особенно с Леди Баг… она такая… такая… чудесная! Miraculous Ladybug. Понимаешь? Она храбрая, красивая, сильная, никогда никого не боится. Она символ Парижа. Я стала помогать людям только благодаря ей. А Кот Нуар он… он самый крутой, самый харизматичный! — Интересно, — растянулся Голод. — Знаешь, а я знаю её. И Кота Нуара тоже. — Правда?! — удивилась девушка. Всадник довольно кивнул. — Приходилось встречаться один или два раза. — Ты такой счастливчик! И какие же они на самом деле? — Ну… в принципе такие же, как ты их описала. — Ура, — улыбнулась она. — А вторая какая мечта? — А вторая… — задумалась девушка. — Хочу, чтобы люди наконец-то полюбили друг друга. Понимаешь… у меня есть два брата… и они ненавидят друг друга. Уже давно друг с другом не разговаривают… и мне бы хотелось, чтобы они простили друг друга… И хочу, чтобы это было с каждым человеком. Они вновь замолчали. Голод чувствовал эти секунды. Он смотрел на неё и видел, что она совсем не беспокоится о завтрашнем дне, что она живёт в эти самые секунды, зная о горькой правде. — Вики… сколько тебе осталось? — Ну, домой мне надо вернутся где-то через час, так что… — Я про другое, — резко перебил Голод. — Сколько тебе осталось по мнению докторов? Вики застыла. Голод, как обычно, сидел абсолютно безразличный, но даже он ощутил изменение в атмосфере. Вики ничего не говорила. — Так ты знаешь… — тихо сказала она. — А как ты… впрочем… эх… я не хотела тебе об этом говорить… — Я сразу об этом узнал, — сказал Голод. — Когда увидел тебя, то сразу это понял. Ты умираешь от рака.***
Доехали они домой в молчании. Голоду не нужно было читать её мысли, чтобы понять бурю её эмоций. Он отвёз её к дому, и та неуверенно слезла с мотоцикла. — Это наша последняя встреча, Вики. Девушка перепугалась и грустно опустила глаза. — Ты из-за того что узнал уходишь? Голод задумался. Мотоцикл гудел в ночи, извергая из себя дым. Девушка стояла рядом под столбом и расстроенными глазами глядела на всадника. На улице вновь никого не было. Голод выключил двигатель и поставил ножку мотоцикла. Он подошёл к Вики и посмотрел на неё. Спустя мгновение, он заключил её лицо в свои руки и поцеловал. Девушка изумилась и чуть не оттолкнула его, но не смогла. Голод отодвинулся от неё и посмотрел в кристально чистые глаза. — Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь, но ты дала мне ответ. Прощай. Голод сел на мотоцикл, завёл двигатель и улетел из света во тьму.***
К тому моменту, когда Голод вернулся в убежище прошло несколько месяцев и наступила весна. Оставшиеся всадники уже не знали что и делать, поэтому развлекали себя как могли. Дошло дело до самых крайних вещей. Смерть сел учиться играть в шахматы. К счастью, Чума не до такой степени мучился от безделья. Зелёный всадник просто вырезал ножом разные маленькие узоры на стрелах. Стрел было много, поэтому он мог точить и украшать их целый год. Смерть же пытался понять ситуацию, представленную в книжке-инструкции. Король загнан в угол ферзём, а другие пешки никак не могли спасти положение. Смерть старался как мог, но умственная деятельность была явно не для него. К счастью, к ним наконец-то вернулся Голод. — Наконец-то! — воскликнул Смерть, встав с выдранного из вагона стола, который он поставил себе для шахмат. — Ну?! Мы наконец-то выдвигаемся?! Голод молча прошёлся и скинул кожаную куртку, начав надевать свой прежний синий костюм. — Ты нашёл то, что искал? — спросил Смерть. — Я ошибался, — сказал Голод, надевая на себя синие мантии и капюшон. — Я очень сильно ошибался. Возможно, даже сильнее, чем наш хозяин. Голод понимал. Все эти месяцы он ходил среди людей и видел их истинную натуру. Видел насколько мерзкие они и двуличные. Видел самые тёмные мысли, даже таких героев как Леди Баг и Кот Нуар. Он думал, что это бессмыслица. Зачем сражаться со злом, если всё кончается смертью? Они умрут, и на их место придут другие. Придёт новая Леди Баг и Кот Нуар, а им будет противостоять новый Бражник. Но это не битва добра со злом. Это битва одних эгоистов против других. Бесконечный самообман. Но благодаря светлым моментам этого мира, таким как Вики, всё приобретает другой смысл. Голод окрасился в фиолетовый цвет и повернулся к братьям. — Я ошибался, — вновь повторил он. — Жизнь не бессмысленна, и у нас есть цель. Мы объединим талисманы Леди Баг и Кота Нуара. Голоду было сложно сострадать людям. Но он начал их немного понимать. Он не мог дать Вики любовь. Он всадник апокалипсиса. Даже его поцелуй был холодным, как у статуи. Но она этого хотела сердцем. И он ей это дал. Она хороший человек, добрый. И она умрёт в ближайшее время. А огромное количество bâtards и scélérats, как Бражник, будут жить до самой старости. В мире нет справедливости. Нравственные законы никогда не существовали. Те, кто не заслужили подобного, всегда будут страдать. Поэтому здесь есть только один вариант. Голод сжал свой кулак и сказал: — Потому что единственный смысл жизни… Из глаз Голода повалили фиолетовые искры потока. — В полном уничтожении этой самой жизни.