***
— Стороны, подойдите. Вы готовы заключить перемирие и договориться без дальнейшего расследования? — Мое последнее слово: сто тысяч, если она соглашается, то да. — Сто тысяч долларов, — уточнил адвокат Тома. — Это неплохая сумма, миссис Хиддлстон. Что скажете? — Если вы согласитесь с предложением, то автоматически примете на себя вину в измене, — шепнул мой адвокат. Том услышал. — Боже! Естественно она примет вину. Разве можно поверить хоть чему-то сказанному здесь? Они живут вместе. Разумеется, у них есть связь, — он скривился. У меня челюсть поползла вниз. — Господи, Том!.. Мне идти больше некуда! Ты выгнал меня из собственного дома! Фрэнк забрал меня к себе. — Фрэнк тебя забрал… — он поджал губы и покивал. — Как нежно ты произносишь это имя! Наверное, привыкла уже кричать его вместо моего, когда он сжимает твои бедра!.. — Господи! — у меня слезы вскипели в глазах. — Да не было ничего! — выкрикнула я. — Какой же ты мелочный! — Тебя это никак не оправдывает! — Ты же ничего не знаешь! — Мне достаточно того, что я видел! — Достаточно?! — Так, соблюдайте порядок! Выяснения отношений оставьте за стенами здания. Согласны вы с предложением мужа? — Нет! — неожиданно твердо и уверенно сказала я, поднимая взгляд на судью. Я сомневалась, должна ли быть столь категоричной, но Том не оставил мне выбора. Оправдываться перед ним — все равно, что бить воздух. — Два миллиона долларов! — я посмотрела на мужа. — Это мое последнее слово! — Хорошо. Слушание откладывается до выяснения новых обстоятельств.***
— Эй-эй! Ну что ты? — Фрэнк дотронулся до волос, обхватил за лицо горячими руками. Это самая великая нежность, которую я испытала за последние года три. И самая чуткая нежность от него — хамоватого мужлана. Мы зашли в его квартиру. Не успел он опустить сумку с моими вещами, как я рухнула на нее и зарыдала, а Фрэнк опустился передо мной. — Я же ничего не успела сказать! Ничего! — Точно! — Он же даже не выслушал! — Точно! — он стал утирать мне щеки от слез. — Кто виноват, раз он такой болван, — Фрэнк пожал плечами. — Что ты ему сказал? Ты сказал об этом? — я воззрилась на него резко и перестала плакать, спросила, потому что иногда, во время их разговора, когда Том отвечал очень тихо, голос Фрэнка тоже затихал до зверского и страшного шепота. — О, я много чего ему сказал об этом, — Фрэнк отстранился, уселся прямо на пол и сложил локти на колени, опираясь на стену спиной. — Но если ты имеешь ввиду, оправдался ли я за наш поцелуй, то нет! — взгляд его стал жестким. — Но почему? — Потому что он сам должен был спросить! Выпроводить меня и поговорить с тобой! Ты видишь насколько он тебя ценит и как тобой дорожит? Видишь, что ты для него значишь? — Может, он растерялся? — О, крошка, ты меня удивляешь! Говоришь так, словно тебе лет восемнадцать и вы вчера поженились! Я тебе скажу, как бы я поступил в такой ситуации! По морде бы получил он, но явно не ты. — Том не такой. Он не смог бы ударить. — Серьезно?! Тогда я слепой бабуин! — Он не смог бы ударить тебя! — Заступаешься за него? — Фрэнк прищурился. — Ему, мать его, не обязательно было меня бить, чтобы победителем выйти! Он на тебя права имеет хоть какие-то. Я — нет. Чего ему стоило сказать: вон пошел от моей жены? Или у него для этого тоже поджилки трясутся? — И что? Ты бы ушел? — резонно заметила я. — Ну… — Фрэнк обвел взглядом прихожую и почесал макушку. — Сложно бы далось, согласен. Но он бы не стал таким козлом, каким стал теперь. — Хватит его обзывать! — Да ладно! Жалко? — Он не заслужил! — А ты заслужила? Нет, серьезно, ты заслужила все это? Ответь мне, потому что я что-то не понимаю ваших трепетных отношений! — Возможно, — я опустила взгляд. — Почему? Потому что впервые за сколько? лет почувствовала себя желанной? — он снова прищурился. — Потому что впервые за сколько лет ощутила, что снова щемит вот здесь? — он указал на свою грудь. — Сколько вы уже вместе? Лет семь? Десять? — Десять. Будет. Скоро. — И сколько ты уже не любишь его? — Я люблю его! — Я имею ввиду, сколько уже не горит огонь? — Ты что психолог хренов? Хватит такие вопросы задавать! — Кто-то научился ругаться? — Надоело! — Ему ты говорила об этом? Разговариваешь ты с ним так? Топаешь ногой? Кричишь «надоело!»? — Фрэнк изобразил, как я, по его мнению, должна кричать, стукнул кулаком по полу и заулыбался. Я тоже невольно усмехнулась. — Стало легче? — Немного. — Ругаться иногда помогает. — Да уж! — констатировала я на удивление трезво. Слезы и правда совсем высохли и уже не подступали. — Может, это его способ ругаться? — я приложила ладонь к щеке по которой ударил Том и посмотрела в пол. Я чувствовала, что усмешка все еще не покинула моих губ, словно я сама усомнилась в том, что говорю. — Разрушила его мир. — Мир здесь разрушен только у тебя. — Почему ты оправдываешь меня? Только потому, что тебе это выгодно? — Не только. Пусть выгодно мне, но твои поступки объяснимы. — Измена объяснима? — Не было измены, кому это знать лучше всех, как не тебе? Да и я что-то не припомню утех сладострастных. — Я изменила в сердце… — У него еще было время твое сердце вернуть. Он не стал. — Он не знал! — И что он сделал, когда узнал? О, это так благородно с его стороны! — Фрэнк фыркнул и развел руки в стороны. — Ну хватит, ладно! — А догадаться, что с тобой что-то происходит, следовало! Действовать наперед — умение, которым должен обладать каждый мужик. Мы замолчали. Мне было нечего ответить на его замечание, а ему, очевидно, было нечем больше возражать. День сегодня был слишком трудный и слишком слезный. Сегодня я сдалась ему с потрохами по нелепому стечению обстоятельств. От неожиданности. Потому что он застал меня в момент, когда я была более всего уязвима. Без должного внимания супруга, с воспоминаниями о парке развлечений и мыслями о том, какой жизни у меня нет. — Это прецедент, — выдала я задумчиво. — Если брошу его, значит, поступлю так и с тобой, — я нахмурилась и грустно поджала губы. — И муженек твой так же сказал, — Фрэнк устало откинул голову на стену и шумно вздохнул. Уже темнело, его черная футболка сливалась с темной вставкой обоев на стене, как и штаны с полом. Только загорелое лицо, шея и руки отливали янтарем в полумраке. — Том так сказал? — удивилась я. — Ну, не такими красивыми словами. — Что он говорил еще? — А это уже конфиденциальная информация. — Я должна знать. — Нет, тебе это знать не нужно. Уши слишком нежные. — Все настолько ужасно? — Не настолько. Все ровно так, как я уже тебе сказал. — По крайней мере, если два человека, говорят одну вещь, то это правда, — я словно убедилась в правильности своих рассуждений и закивала головой. — Два человека не могут ошибаться одновременно. Фрэнк оторвался от стены, поднялся на корточки и взял меня за плечо. — Вот, нас двое. Мы с тобой ошиблись, м-м? Мы ошиблись? У меня есть чувства, — он показал на себя. — У тебя есть чувства! — легко стукнул пальцами мне в грудь. — Значит, мы оба правы! Разве нет? — Это совсем другое! — Ну, конечно! — Как ты не понимаешь, что если я позволю себе это, то все сломается! Если я сделаю так один раз, то уже всегда буду искать этой свободы, как только меня что-то не устроит! — А я готов рискнуть, девочка! — он понизил голос, заглянул в глаза и снова взялся за мои щеки. — Я хочу рискнуть с тобой! — Но я не могу себе этого позволить! Фрэнк помолчал. — Переспи с этой мыслью… — он убрал руки и поднялся. Поднялась и я. — Спальня твоя. Я здесь лягу. — Хорошо. Спасибо, — я обняла себя за плечи — стало зябко, посмотрела на белый диван в гостиной, а потом на Фрэнка. Он словно ждал моего взгляда. — Подумай над тем, что я сказал. Подумай хорошо. Если он мне не нравится, потому что я предвзят, это еще не означает, что он хороший. Поверь.***
— Ты просишь многого… — я отстранилась, его рука невольно отпустила мой подбородок. — Не заставляй меня жалеть, что обняла тебя, — облокотившись на стойку, я снова взяла кружку с кофе. Фрэнк замер как изваяние. Словно его опасения подтвердились. — Пойдешь к нему? — он упер руки в бока и как-то недобро усмехнулся. — Ты же не советуешь! — съязвила я. — Ну разумеется! Мне какой резон в этом! — А мне какой резон бросать человека, с которым я прожила десять лет? — Все заканчивается. — Значит, закончимся и мы! Он не сказал больше ни слова. Смерил взглядом, долго стоял, а потом ринулся к выходу, хватая на ходу свою куртку. В ушах зазвенело от громко захлопнувшейся двери. Оставленная в чужой квартире, без права присутствовать здесь, ведь он, очевидно, рассчитывал на согласие, я нервно выдохнула и поежилась. Да, я слаба и мне слишком нужно его внимание теперь. Жизненно нужно. Необходимо. Но что я могу ответить на его заявление? До такой любви еще очень далеко. И уместна ли такая любовь сейчас? Минут через пятнадцать я прочла сообщение, которое пришло на телефон: «Погорячился. Прости. Разумеется, ты можешь поехать к нему, если хочешь. Уделай его там. Пусть пожалеет, что отпустил». Я посмотрела в потолок. Пожалеет ли? Теперь уже не знаю.