Все, что тебя не убивает

Кошмарный сон отступает. Рассудок, до того наполненный лишь химерами, медленно омывает осознанность. Жаклин приходит в себя вопреки тому, что разорванный сомнениями и противоречиями разум еще не собрал себя воедино. Голова болит так, будто бы виски сжимает металлический обруч. У каминной полки в пламени одной единственной свечи стоит Элеонор и подшивает подол ночной рубашки. Она тихо напевает уже хорошо знакомый мотив, пока тонкая нить путается узлами между исколотыми пальцами. Швея из девушки примерно такая же, как и служанка — совершенно посредственная. Слабо помня, как оказалась в собственной постели, княгиня неспешно садится и опускает с кровати ноги. От тревожности подташнивает. Хотя, может, она просто проголодалась; на завтрак, который, кажется, был еще в прошлой жизни, Жаклин поспешно запихнула в себя один лишь сухой хлебец и сырный ломтик, лишь бы не испытывать королевское терпение. — Вы очнулись, миледи! Какая радость, — отвлекается от вышивки Элеонор. — Как вы себя чувствуете? — Будто оживший мертвец, — шевелит губами Жаклин и указывает на кувшин. Служанка понимает намеки принимается метушиться. Уже через миг в дрожащую ладонь княгини всовывается граненый стакан, где плещется родниковая вода. — Король так распереживался за вас, — сообщает прислуга, не скрывая явное восхищение. — Ой, аптекарь сказал заварить для вас отвар! Я забыла..! Подождите, пожалуйста. Едва ли травяной чай остановит ураган, захвативший мысли; но княгиня все равно благосклонно кивает, позволяя Элеонор выпорхнуть за двери. Одиночество расслабляет. Жаклин потягивается, заводя руки за затылок. Позвонок звонко щелкает и некоторая часть невероятной усталости рассеивается. Княгиня думает о том, что сказала служанка — о том, как испугался Виктор, когда она рухнула в обморок. Но девушка не желает про это думать. Она повторяет себе, что любой, даже самый широкий жест короля лишь происки проклятой хвори. Вздыхая, княгиня пересаживается с кровати на бархатный пуфик. Туалетный столик, как обычно, полнится разбросанными украшениями, заколками и лентами; видимо, у Элеонор не было времени прибраться после того, как поспешно она собрала Жаклин на утренний променад в лес. Девушка берет в руки коралловый гребень, затерянный между многочисленными открытыми ящиками и шкатулками. Как бы осторожно она не вела руками, спутавшиеся кудри все равно больно тянет маленькими узелками, которые не распутать пальцами — только рвать зубьями расчески. Приходится сдерживать бесконечный соблазн взять в ладони ножнички и обрезать пряди до того, чтобы они даже не прикрывали плечи… Может быть, Жаклин это сделает, когда обезглавит северное королевство. Но пока остается только мечтать. Скрипит дверь, но проем не попадает в зеркальное отражение: девушка видит только собственное усталое лицо и белое пятно кровати. — Уже вернулась? Я не буду пить отвар, если он гадкий на вкус, — смеется княгиня. Она опускает взгляд на уродливый синяк. Он горит синими и фиолетовыми красками и чертовски болит, стоит только прикоснуться пальцами. — Может, все же попробовать мазь? Но Элеонор, болтающая обычно без остановки, молчит. Княгиня оборачивается и удивленно выгибает бровь, потому что совершенно не ожидала увидеть кого-то, кроме служанки. — Джордж? Прислужник стоит у двери, взвешивая на ладони арбалет. Жаклин легко узнает оружие, которое болталось у короля за плечами. — Приятно видеть, что вы бодрствуете, миледи, — низко кланяется юноша. — Пускай это и усложняет то, что мне необходимо сделать. Стальной болт врезается в зеркало; оно рассыпается на осколки, и каждое маленькое изображение смотрит на Жаклин испуганными глазами. — Стража! — взвизгивает девушка так громко, как только позволяет горло. — Ушла в тронный зал, — пожимает плечами Джордж и принимается взводить арбалет. Прислужник промахивается в первый раз только из-за того, — понимает княгиня, — что желает видеть, как она боится. Что ж, сколько бы юноша не стрелял, Жаклин не покажет страх. Она отбрасывает гребень и сжимает в потной ладони маленькие, бесполезные ножнички. — У тебя едва ли больше, чем три попытки застрелить меня, — насмешливый кивок на полупустой колчан придает уверенности. Когда доносится щелчок, девушка ныряет под туалетный столик. Болт ввинчивается в бархатный пуфик. — Считай, считай. Едва ли тебе это поможет, — пока Джордж вновь заряжает оружие, Жаклин бросает взгляд на его ладони. Десять пальцев, как и должно быть. Значит, вчера напал не он — но становится понятно, как преступнику удалось улизнуть: с помощью главного королевского слуги. Третий выстрел княгиня пропускает; но ей все равно везет — толстая железная стрела задевает, но не входит в плечо; кровь брызжет через разрезанный рукав рубашки, но Жаклин даже и не думает зажимать рану. Она просто надеется, что ей повезет — в действительности нельзя знать, сколько еще болтов наполняют колчан. Улучая момент, пока Джордж раздраженно взводит арбалет, девушка бросается на него, выставив ножницы. Она метит в глаз, но попадает в бровь. Юноша отталкивает её. Теряя равновесие, Жаклин валится на пол. — Черт, — он отбрасывает бесполезный уже арбалет и выхватывает из камзола нож. Княгиня с сожалением вспоминает про свой кинжал, сейчас спрятанный между коробками с туфлями. Идиотка. Идиотка, которая если хочет жить, то должна встать на ноги. Она резко переворачивается на бок, и лезвия ножа впивается в пол, где еще секунду назад попал бы в грудь. — Я думала, ты верен королю, — злобно лягается Жаклин. Она слабо задевает ноги Джорджа, чем выигрывает мгновение времени, чтобы взобраться на кровать. Запыхавшийся от недолгой борьбы юноша скалится, обнажая тупые зубы и черные десна. — Я верен королевству, а королевству было бы лучше, если бы ты сгинула, так что ничего личного. Король не может жениться на южанке, — он запрыгивает на постель грязными ботинками и валится на четвереньки. Чудо, но из калейдоскопа многочисленных ударов, вспарывающих подушки и одеяла, только один попадает в Жаклин. Лезвие входит в ногу пониже колена; когда это происходит, когда в кровати уже нет места, куда кидаться, когда в комнате уже нет угла, в котором она не пыталась спрятаться, на княгиню опускается странное спокойствие. — Кто говорил о свадьбе, идиот? — она перехватывает своими ладонями руки Джорджа, все еще держащего рукоять ножа в её плоти. Как девушку, Жаклин никогда не учили горной магии; но она достаточно долго подсматривала за тренировками Мальвари, чтобы слабо догадываться, как творить волшебство. В конце концов, она плачет слезами, которые возвращают деревьям весну, а её прикосновения заживляют раны. — Зачем иначе он вызывал твоего отца? — пыхтит мужчина. Он хочет выдернуть лезвие, но хватка Жаклин не позволяет этого сделать. Тогда Джордж налегает на рукоять всем своим телом. Княгиня всхлипывает, когда нож входит в ногу еще глубже. И тогда её магия, до того несущая жизнь и прощение, вспыхивает огнем. Она чувствует, как с её вечно холодных ладоней соскальзывает тепло и как оно обращается в невыносимый жар. Прислужник одергивает руки, покрытые красными волдырями-ожогами, и этого достаточно, чтобы вырвать из себя нож. Даже если Жаклин умрет от кровопотери — она сделает так, чтобы Джордж присоединился к ней на могильном одре. — Он вызвал моего отца не для этого, — перехватывая поудобнее скользкую рукоятку, шипит девушка. Ей бы хотелось узнать про факт приезда отца не от прислуги, собирающейся положить ей конец, а от Виктора. Но он, наверное, посчитал, что это будет отличный сюрприз. — Поверь мне, я читала его письма, тупая ты шахтерская ведьма, — кричит, дуя на ладони, юноша. — Ты околдовала его, леди Ви уверена в этом. Какой-то миг Жаклин и Джордж смотрят друг на друга, тяжело дыша. Княгиня чувствует, как силы покидают её. Слишком много крови — и из широкой раны в ноге, и из длинной и тонкой царапины на плече. Не желая сдаваться, девушка делает отчаянный выпад ножом. Но промахивается — но Джордж выбивает оружие из руки Жаклин и поднимает её под себя на пол, усеянный рассыпанными украшениями и… флакончиками с ядами. — А ты живучая, верно? — усмехается он, мгновенно понимая, чем блестят выпавшие из второго дня шкатулки склянки. — Но от этого тебя едва ли защитит твой северный ветер. Сопротивляясь, колотя ладонями, выворачиваясь и кусаясь, княгиня делает все, чтобы высвободиться из-под тяжелого тела юноши. Но он, почуяв вкус скорой победы, уже не обращает внимание на её неудачный попытки. Джордж хватает и открывает зеленоватую баночку с ядом, который Жаклин уготовила для короля. Он нажимает ей на челюсть, в ямочки под ушами, и хотя она оставляет зубы плотно сжатыми, прислужник все равно вливает в рот княгини всю отраву. Не оставляя борьбу, девушка пытается откашляться, но уже поздно. Жаклин замечает движение у распахнутой настежь двери. Она узнает грязный передник и подвернутый подол юбки. — Элеонор, помоги! — отчаянно пытаясь увернуться из-под юноши, просит княгиня. Но служанка остается неподвижна. Она оживает только тогда, когда голос подает Джордж. — Собери арбалетные болты в колчан, — кивает он. — И сделай так, чтобы тут было меньше крови. Покорно кивая, бледная и напуганная девушка выполняет приказ. Жаклин совершенно не понимает причину предательства, а уже через миг думать о чем-либо, кроме приближающейся смерти, становится поздно. Яд попал в кровь. Пока что единственное, что княгиня ощущает — это чудовищная боль, растягивающаяся спазмами, будто бы каленое железо путешествует венами. Её сознание снова предательски меркнет, и, несмотря на отчаянное желание не закрывать глаза, веки тяжелеют до того, что их уже не удается держать открытыми. То гаснущий, то вспыхивающий рассудок будоражат обрывки чужой речи. — Придурок, который не справился вчера, отвезет и выбросит тело в кратер. — Точно? Это проверенное место? — Не задавайся вопросами и быстрее выкручивай тряпки. Смерть приходит к Жаклин, как старый друг. Они уже были близки, и когда он опускает на колени, чтобы обхватить её заплаканное лицо ладонями, княгиня не чувствует страх. Она уже проходила через это. Холодные уста погибели целуют её в губы, и девушка наконец-то обретает покой.