Все, что тебя не убивает

Очередной лекарь покидает дворец, так и не найдя лекарство от шахтерской хвори. Кого только король не встречал с распростертыми объятиями, слабо надеясь обрести спасение — врачи, долгими десятилетиями получавшие образование, сменились известными шарлатанами, восточными хиромантами и даже ветеринарами; но даже самый искусный волшебник, — даже князь, призвавший в мир проклятие, которое Виктор поглотил, — не могли остановить ход болезни. Исцеление было только одно — источник, но он, оскверненный смертями, превратился в бесполезное озеро, которое Виктор от злости желает осушить. Но он боится, что тогда единственное горное божество, северный ветер, опустит на королевство вечный холод. Это глупо, мысленно корит себя мужчина. Но так сказал князь, а он, кажется, единственный понимает, как работает дикое волшебство. Отец Жаклин, посаженный в подземелье, быстро превращается в того, к кому Виктор приходит за советами. Маленькая камера обрастает элементами мебели, подушками, книгами, а скудная тюремная еда заменяется дворцовыми деликатесами. Плененный князь живет так, будто бы и не покинул крепость. Георг, пускай и злится, и хмурит широкие брови, но подсказывает, как замедлить течение болезни. Виктор чувствует, что несмотря ни на что, старый князь уважает отчаянный жест, который он сделал, чтобы защитил королевство — впитал в себя проклятие, будто губка. Старик каждый день спрашивает, нашли ли Жаклин. Получая неизменно отрицательный ответ, князь еще долгое время молчит. Виктор видит, как он беззвучно шевелит губами, молясь. Подземелье наполняет сквозняк, от которого между костями расцветает иней. Снова раздается стук в дверь. — Нет, на сегодня я уже достаточно отчаялся, — отказываясь видится с врачами, заявляет Виктор. Джордж в ответ пожимает плечами, все еще обиженный, что король не рассказал про проклятие до того, как тайна привселюдно вскрылась. Но прежде, чем прислужник, низко кланяясь, покидает кабинет, король задает всего один единственный вопрос, ненавидя себя за это — презирая, как желает получить утвердительный ответ. Княгиня лгунья и незнакомка, и ничего из того, что она делала или говорила было правдиво и искренно. Он напоминает себе про это каждый проклятый день, но все равно не перестает думать про Жаклин. Про то, как она улыбалась тогда, у лесной опушки, и предлагала идиотское пари. Про то, как счастливо она смеялась, когда совершила победоносный выстрел. Про то, как умиротворенно она выглядела, пока спала. Про то, как одно лишь прикосновение девичьей ладони заставляло тело оживать; про то, как голод заменяло трепетное влечение, которое не получается изгнать из собственной груди. — Есть ли вести про Жаклин? Виктор уже знает, что Джордж лишь разведет руками и извинится. Пора уже перестать спрашивать, пора уже смириться; но король упрямо верит, что девушка скоро найдется. Обязательно живой — потому что когда-то давно, будто бы в прошлой жизни, король отказал Жаклин в смерти. Как бы мужчина не старался, это все равно исключительно сложно: принять факт того, что княгиня и полубезумная южная королева, — один человек. Почему Жаклин была в крови? Почему носила рваный и побуревший пеньюар, а не символ королевской власти и красивое платье? Почему она, правительница южной земли, выглядела, как оборванка, и почему ни один стражник не кинулся на помощь, когда она упала? Почему, почему, почему — но сколько бы Виктор не задавался вопросами, князь не отвечает ни на один. Георг говорит, что отправил счастливую дочь на юг, и первое время полагал, что она слишком увлеклась новыми королевскими обязанностями, баллами и светскими приемами, чтобы заниматься письмами. Но когда прошел второй месяц без единственной весточки, князь занервничал. Он отправил в хрустальный дворец письмо и получил ответ — который написал Пирит, а не Жаклин. Короткая записка звучала достаточно правдоподобно, чтобы Георг успокоился: он лишь попросил, чтобы в следующий раз уже Жаклин написала хотя бы слово про то, как обустроилась. Но когда еще через две недели дочь так и не прислала письмо, вновь встревоженный князь отправил в южное королевство уже не одно лишь сообщение, но и слугу, единственная цель которого была увидеться с Жаклин. Прислужник скоро возвратился и рассказал, что пускай княгиня так и не нашла времени, чтобы объяснить собственное молчание, она выглядела хорошо, пускай и исхудала. Каждый раз, когда горный князь вспоминает это, он стыдливо прячет лицо в ладони и тихо добавляет, что, как отец, он подвел Жаклин. Что одно лишь слово прислуги, что она осунулась и побледнела, — что она не улыбалась, и что платье, казалось, было велико, — уже было достаточно, чтобы собирать войско. Но тогда, оправдывается Георг, это казалось лишь мелочами, которые он списал на беременность — ведь прислужник также радостно поведал, что князю пора примерять новое звание: титул дедушки. Георг написал не одно письмо, прося разрешение приехать, но Пирит отвечал одинаково, что как бы князь не желал повидать дочь, он обязался сторожить магический проход. Особенно сейчас, когда северный король подмял под себя восток; следующий военный марш он наверняка бросит на юг. И хотя постоянный отказ раздражал, южный король говорил правильные вещи. Князь смирился. Он запланировал, что все равно, как бы Пирит не противился, нанесет в хрустальный замок визит, когда родится внук. В день, когда Георг уже велел запрячь лошадь, пришло письмо, перевязанное траурными лентами. Вскрывая черный сургут печати, князь молился. Но северный ветер тогда не услышал отчаянное прошение. «Родился мальчик. Оливин. Здоровый. Жаклин скончалась. Тело было сожжено». Остальной рассказ Виктор уже знает, как непосредственный участник; как в военный гарнизон прибывает гонец, приглашающий звериного короля в горную крепость, как несомненно пьяный князь приглашает выйти на балкон, как глаза ослепляет золотая защитная магия, контролирующая проход между землями. Как Георг щелкает пальцами и заслон тает искорками и снежинками и как он просит, чтобы южное королевство превратилось в пыль. Тогда Виктор не задавался вопросами, почему горный князь решил навеки закрепить у собственного имени звание предателя. Но сейчас осознание мучительно; если бы король только знал, что это Жаклин — живой мертвец, он бы… Поступил точно так же, больно впивается когтями в ладони мужчина. Тогда княгиня, в которой он отыскал и потерял покой, была лишь неизвестным врагом. Но как Жаклин выжила? Еще один вопрос, на который Виктор мечтает обрести ответ. Но пока неведение заставляет встревоженно измерять кабинет шагами, король просто надеется, что она сделает это сново. — И сэр Мальвари, и охотничий отряд ни о чем не докладывали, — вздыхает Джордж. Выжидая момент, он добавляет: — Мне жаль, милорд, но раз вы не отказались встречаться с врачами, найдется ли у вас час встретиться с леди Ви? Она уже давно просит про личный визит. Вздыхая, будто висельник, идущий на смертную казнь, Виктор кивает. Он знает, о чем пойдет речь: что проклятый король — это мертвый король, а мертвый король, который не обзавелся наследниками — это государственная проблема. Если мужчина желает обезопасить трон и если действительно заботится про королевство, то единственный выход — немедленно жениться. Чтобы когда шахтерская болезнь неизменно победит, царский род не прервался. Не зря же Виктор завоевал целый континент. — Старая сваха желает получить извинение за отрубленную ладонь? — кривится мужчина, пока спешит за Джорджи. — Или она нашла юную леди, которая ляжет под когти и клыки, только бы получить королевский титул? — Вы не столь зверь, сколько себе это приписываете, сударь, — оптимистично заявляет прислужник. — И вам давно пора влюбиться. Любовь исцеляет. В ответ на бесконечную и наивную глупость, Виктор закатывает глаза. Едва ли голод по человеческой плоти, — который он забивает казненным преступниками и негодяями, — укротит какая-то благородная девица с длинными ресницами. — Если леди Ви так хочет меня женить, то пускай. Но я не обещаю, что не брачная ночь не превратится в брачный ужин, — зло скалится король. — Вы уже хотели жениться, месяц назад, — напоминает слуга, открывая дверь в кабинет свахи. — Что поменялось? Виктор серьезно задумывается, чтобы врезать Джорджи. Но леди Ви не дает даже занести кулак — она приветливо кудахчет, приглашая войти в кабинет и опуститься в кресло. Старая карга наконец-то выглядит на преклонный возраст. Она, осунувшаяся, прячет уродливый обрубок ладони под бархатными перчатками. — Добрый вечер, милорд. Как вы себя чувствуете? Демонстративно впиваясь когтями в бархатный подлокотник, Виктор закидывает ноги на кофейный столик, прямо между чашками и тарелками со сладостями. Он даже не старается проявлять уважение. — Отвратительно, — грубый ответ заставляет леди Ви вздрогнуть. Какой-то время сваха молчит, явно собираясь с мыслями. Король раздраженно наблюдает, как разворачивает мятый пергамент и, близоруко щурясь, принимается озвучивать неровные строки. — Граф Дорман располагает двумя дочерьми. Это чудесные голубоглазые блондинки, недавно вошедшие в детородный возраст. Старшая девушка выявила желание познакомиться с вами, милорд, — говоря будто про товар, а не про живое существо, произносит леди Ви. — Еще есть барон Орланд, дочь которого отлично поет и танцует, а так же прекрасно знает военное дело. В больной разум закрадывается восхитительная мысль. — А Жизель? Леди Ви запинается при упоминание имени дочери. Она расширяет ноздри, делая глубокий вдох. Нервный взгляд прыгает то с перчатки, то на письмо, то на побеленный потолок и, наконец-то, на широкий оскал короля. — Жизель покинула дворец, — быстро произносит женщина. — Мне жаль сообщать вам это, но она… Виктор злорадно понимает, что осторожная мать отослала любимую дочь на далекий и безопасный восток, чтобы защитить. Интересно только, за кого она так скоро сосватала Жизель. — Какая жалость. Она выглядела аппетитно, — плотоядно усмехается король. Реагируя на это, старая карга выпрямляет плечи. Она преображается — из глубокой старухи в строгую леди, которая доставала Изабелль упреками и которую Виктор хорошо знает и даже немного боится. После того, как мать и леди Ви говорили, королева-вдова больно щипалась и зло шипела, что он уродец, недостойный перенять отцовский трон — что он принесет на северные земли только голод, разрушение и болезни. Каждый раз, завоевывая новый удел, Виктор вспоминал это и надеялся, что до матери, отправленной гнить в монастырь, доходят новости о том, как чертовски сильно она ошибалась. — Даже не думайте так шутить, — сурово говорит леди Ви. — Вы больны. Вам нужно обзавестись наследниками — или королевство, которые вы построили, рассыпется еще до того, как вас примет могильная земля. Подумайте про это. Внимательно. И выберите леди, которую вам не обязательно любить. Которую вам не обязательно желать. В брачную ночь просто закройте глаза и представьте тело мертвой горной княгини, если вам так угодно. Но выполните королевский и супружеский долг. Мужчина медленно моргает. Мертвая горная княгиня. Леди Ви произносит это так уверенно, даже без запинки — хотя никто не знает в действительности, что случилось с Жаклин. Виктор неожиданно вспоминает, что когда леди Лиса рыдала, умоляя отыскать Изабелль, леди Ви тоже сохраняла спокойствие и заказала поминальный мольбен в королевской церкви. Мертвая горная княгиня. Короткое словосочетание ранит и пробуждает что-то, от чего проклятие, глубоко погребленное под чужими костями и кусками плоти, принимается дымиться под сапогами. Оно клубится черными змеями между когтями. — Мертвая горная княгиня? — чеканя каждое слово, интересуется Виктор. Он только что поел, отобедал прекрасно приготовленными браконьерами, и понимает, что не голод, а ярость заставляет желать леди Ви смерти. Может, сваха просто оговорилась. Кажется, она не жаловала Жаклин и просто выдает желаемое за действительность. Может быть, молится Виктор самому себе, потому что он единственный бог, который еще не покинул северные земли, леди Ви ошиблась. — Милорд, едва ли пропавшая без вести предательница, отец которой угрожал вам, заслуживает столь эмоциональной отдачи. Леди Леруа наверняка скончалась. Благородные девушки обычно не обладают навыками, чтобы выживать в глуши, — отмахивается старая карга. — Мне совершенно непонятно, что вы отыскали в Жаклин. И все же, я прошу прощение, если переступила грань; что ж, вместо мертвой, — она нажимает на это слово, — горной княгини, вы можете представлять кусок человеческой плоти. Мне все равно, что вас возбуждает, лишь бы вы зачали дитя. Вопиющая наглость захватывает дух. Виктор почти проглатывает язык, оскорбленный и восхищенный в равной степени. Леди Ви ошибается. Жаклин знает, как обращаться с лошадьми и отлично стреляет. Уж кто-кто, а она обязательно бы выжила и в лесной глуши, и в степовой пустоши. Иначе и быть не может, верит король. Он одинаково желает, чтобы княгиня сгинула, обманщица и притворщица, и чтобы она нашлась и подарила временное спасение одними лишь прикосновениями ладони. Иногда Виктор, — особенно темными и голодными ночами, — представляет, что поцелуй Жаклин исцелил бы хворь навечно. — Хорошо, — кивает он, криво улыбаясь. — Я женюсь. Сегодня же. Выберите любую и устройте свадебный обряд. Мне наплевать. Дворец желает, чтобы у меня родился наследник? Хорошо. Я исполню навязанный мне долг. Явно не ожидая, что король так быстро сдаться, леди Ви едва не проливает на себя чай. Она округляет безобразно злые глаза и поднимает брови до того сильно, что разглаживается даже самая глубокая гусиная лапка. Но сваха быстро берет себя в руки — невероятно довольная тем, что прославится: ведь она за недлинную жизнь заключила уже второй королевский брачный союз. — Милорд, как радостно это слышать! Как хорошо, что вы одумались. Вы осчастливите леди Стефани Дорман! А какой красивый получится ребенок, дочь или сын! — подскакивая на ноги, чтобы позвонить в колокольчик для прислуги, восторженно произносит старуха. В кабинет входит служанка с перепачканными чернилами пальцами и немедленно садится за письменный стол. Леди Ви, которая уже в жизни не напишет даже собственное имя, злорадно думает Виктор, принимается диктовать указ про свадебный обряд. Пожимая плечами, король тоже встает и потягивается, хрустя позвонками. Это тело было создано для того, чтобы охотиться, а не лежать между мягкими подушками. Джорджи, не смея переступить порог, довольно улыбается. Виктор всегда знал, что прислужник подслушивает, но обычно юноша скрывал это. Что ж, время испортить веселье. Он предупреждал — никто не посмеет сказать, что он не говорил, что это так и закончится. — Отмени ужин, — приказывает Виктор, глядя на то, как меркнет улыбка слуги; как он понимает, почему король просит про это. Джордж не успевает даже открыть рот, как мужчина властно поднимает ладонь: — И помалкивай. И пока леди Ви, слишком занятая судорожными приготовлениями, не обращает внимание на опасность, промелькнувшую между мужскими словами, Виктор выскальзывает в коридор. Он поглаживает недовольно бурчащий живот, уже давно превратившиеся в бездонный каньон, пока считает под ногами ступени, ведущие в церковь. — Господин, пожалуйста, — ударяет в затылок голос запыхавшейся прислуги. — Это глупо и жестоко. Но время жалости давно прошло. — Заткнись, — отмахивается король. — Или ты забыл собственное место? Джордж ничего не боится так, как вернутся на скотный двор, где он убирал навоз за коровами. Мгновенно, и юноша замолкает, недовольно хмурясь. Он опускает низкий поклон, скрываясь за низкими дверьми для прислуги, а Виктор входит в парадный зал церкви. Священнослужитель уже подготавливает алтарь. На гладкий камень кладется расписанное золотыми нитями полотенцо, а на холодный мраморный пол опускается тазик, где уже плещется собранная в полнолуние вода. Это забавно, наблюдать, как слаженно и молниеносно работает дворец, реагируя на желание короля обручиться. Наверное, леди Ви и совет страшатся, что он передумает. Виктор вспоминает, какое исключительное унижение скрывает в себе свадебный обряд и устало вздыхает. Он замечает, как через боковой проход в зал входит девушка, одетая в белый саван. Это несчастная Стефани, которая, должно быть, еще час назад играла с сестрами и не ведала, какой чести удостоится. Леди Дорман, конечно же, исключительная красавица. Она блондинка с длинными, вьющимися волосами, закрывающими плечи аккуратными волнами. Голубой взгляд, светящийся, будто бриллиант. Фигура, которой позавидовала даже искусная танцовщица, но с бедрами достаточно крупными, чтобы было легко рожать. На миг Виктор думает, что отступит, что откажется от того, что задумал. Но вспоминает жаркую речь леди Ви и сжимает ладони в кулаки. “Вы можете представлять кусок человеческой плоти”. Что ж, это старая карга, а не он, подала бесовскую мысль. — Добрый вечер, милорд, — подает голос Стефани, когда заходит на возвышенность паперти. Она пахнет цветами. — Я надеюсь, что осчастливлю вас. — Не надейся, — отзывается Виктор, наслаждаясь, как уже не восторг и вожделение, а страх наполняет прекрасное девичье лицо. Она лишь жертвенный агнец, которому не повезло — на которого король скинет злость на мир, на двор и на себя. Но Стефани не умолкает; она серьезно и спокойно произносит, когда справляется с дрожащими руками: — Я знаю, что я не она, девушка, которой вы подарили украшение, но я могу восполнить это одиночество. Меня учили! Меня готовили, как только я научилась ходить, — девушка приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть в мужское лицо, но Виктор задирает подбородок. Она теряет равновесие и валится на пятки. — Я заставлю вас передумать. Всего за ночь, но вы забудете про собственное несчастье. — Не старайся, — вздыхает король. Он не понимает стремление Стефани заменить Жаклин, но уважает, как уверенно она звучит, когда заявляет, будто бы спасение от вечной печали все это время скрывалось между широко расставленными девичьими ногами. Церковный зал наполняется знатными особами — одинаково удивленными, что король вообще согласился на брак, и что свадебный обряд происходит так внезапно и скоро. Священнослужитель хлопает в ладони, зажигая некоторые потухшие свечи. Исключительно довольная леди Ви занимает почетное место за колоннами, обычно отведенное для короля. Пока служитель произносит заученную речь, Виктор рассматривает исписанный иконами потолок. Это мертвые боги, покинувшие мир в миг, когда он родился — когда погасло и вспыхнуло звездное небо. — И пусть Зверь освятит новый союз любви! — заканчивает растянутое выступление священник и отступает за алтарь. Время начать свадебный обряд — исключительно мерзкое действо. Иноверные южные земли, который верят в ветер, закрепляют брак через поцелуй. Восток — через кольцо. Запад — через красивый танец. И только север обожает указывать на неравенство между мужчинами и женщинами. Может, следующий военный поход Виктор направит не через океан, а в церковные двери. Стефани взволнованно и шумно дышит, краснея. Если она не врала, то это миг, которого она ждала целую жалкую жизнь. Пока девушка опускается на колени и придвигает к себе таз, Виктор снимает сапоги, оперевшись на молитвенный камень. Это вызывает у знати недовольный, возмущенный и, конечно же, синхронный выдох. — Чего застыла? — скалится король, когда отбрасывает ботинки Стефани под ноги. Она наконец-то перестает улыбаться, как блаженная. Почти невесомыми прикосновениями, девушка омывает мужские ноги. Она некоторое время ждет, что он протянет ладонь, но Виктор игнорирует то, к чему обязывает обряд: он делает это только для того, чтобы леди Ви отстала. — Да будет леди Стефани такой же покорной и услужливой, как сегодня! — объявляет священнослужитель, запинаясь. Знать вспыхивает аплодисментами. Пошатываясь, Стефани поднимается на ноги и недовольно сдувает упавшие на лицо пряди. Виктор не знает, о чем она мечтала, когда представляла, что получит королевский титул — но наверняка не то, на какой холод и непринятие натолкнется. Наскоро приготовленный праздничный ужин король проводит, хмурясь и всячески показывая недовольство и неприязнь в ответ на каждое поздравление и тост. Когда леди Ви поднимает бокал и говорит, что надеется, будто бы скоро замок наполнит младенческий плач, Виктор злорадно кривится. Он исполнит долг, про который без устали напоминает дворец. Дворец, который кажется позабыл, почему мужчина носит звериный титул. Стефани пытается завязать не один маленький разговор, но каждая неудачная попытка только раздражает проголодавшегося короля. — Вы любите чтение? — отчаянно интересуется девушка, уже не знающая, про что говорить и о чем спрашивать. Наверное, если бы не внимательный, следящий взгляд леди Ви, она давно бы замолчала. — Я же безграмотный, — вспоминает распространенный слух Виктор и решает подыграть. Но если честно, мужчина не помнит, когда в последний раз посещал библиотечный зал. Единственная книга, которую он изучает уже целый месяц, — это атлас горной местности, по которой он старается отследить, куда запропастилась Жаклин. Каждый тракт, ведущую в скалистый кряж, патрулирует охотничий отряд. — Ох, — только и вздыхает коротко Стефани, ударяя лоб о ладони. — А музыка, милорд? Или живопись? Что-угодно, милорд, только скажите. Девичий голос наполняет невероятная усталость. Она осушает бокал, где плещется шампанское, и тяжело вздыхает. — Что ты слышала про шахтерскую болезнь? — спрашивает король вместо того, чтобы ответить. Он кивает Джорджи — пора готовить кровать для первой брачной ночи, потому что еще хотя бы один тост и Виктор сорвется. Память омывает глупое воспоминание, как еще месяц тому мужчина надеялся, что найдет исцеление и предложит Жаклин трон. Они бы обручились в крепости, соблюдая красивый южный обычай, где новобрачные взбираются на высокий горный пик, обдуваемый ветрами, и целуются. Идиот, думает про себя Виктор. Бесконечный идиот, который, как безмозглая мошка, полетел на свет первой же улыбки. — У вас специфическая диета, — заученно откликается Стефани. — Хорошо, — кивает мужчина и резко отодвигает стул. Шумная знать немедленно замолкает, ожидая королевский приказ. Виктор коротко говорит: — Пора. Стефани уводят три служанки, в одной из которых король узнает Элеонор. Она выглядит заплаканной, с тяжелыми синяками под глазами. Несмотря на долгий допрос, девушка так и не сказала, что произошло, и не созналась, помогла ли она сбежать Жаклин; несмотря на пытки, она так и не объяснила, почему покинула будуар княгини на время достаточное, чтобы побег или покушение успели случиться. До того, как княгиня пропала, Элеонор постоянно крутилась рядом с Джорджи. Но она перестала это делать примерно тогда же, когда прислужник признался, что обрюхатил дочь кухарки. Несложно догадаться, что произошло. Виктор тоже покидает парадный зал под шутливые окрики знати, желающей удачи. Голод уже немного опьяняет, как и выпитая на пустой желудок бычья кровь. Голова кружится, когда мужчина переступает порог собственной спальни, где на расстеленной кровати сидит напуганная, — и голая, запоздало понимает он, — Стефани. Она не прикрывается руками, не прячет стыдливо взгляд, но видимо дрожит. — Почему ты..? — не договаривает король, сухо сглатывая. Он даже отворачивается, будто бы нагая женщина в постели — случайность, а не единственное, как заканчивается свадебный обряд. — Чтобы милорд не терял времени, — мгновенно отзывается леди Дорман, хлопая длинными ресницами. Она звучит томно, и каждое слово тянется, будто мед. В другой жизни, полагает Виктор, он влюбился бы в Стефани, как только она поднялась с кровати на ноги и принялась бережно возиться с застежками его рубашки. Он бы растаял от нежности, как только маленькая девичья ладонь коснулась груди, где пылко бы бился сердечный ритм. В другой жизни Виктор не знал бы прикосновение Жаклин и не ведал, каково это, носить под ребрами мрак и голод. Он каменеет. — Расслабьтесь, — опять, приподнимаясь на цыпочки, практически стонет девушка. Она опускает жаркий поцелуй на сжатый в тонкую нить мужской рот, но в ответ на ласки получает равнодушие. — Ну же, милорд, помогите мне хотя бы немного. Где-то Стефани глубоко жаль. Это не она виновница того, что король проклятый и брошенный; что он родился под темными звездами, и что в момент, когда он полагал, что обрел и власть, и любовь, в жизнь клыками вцепилась княжеская семья. — Пожалуйста, — просит молодая красавица-жена, почти рыдая. Она боится гнев леди Ви, если не сумеет исполнить супружеский долг. — Пожалейте меня. Но звериный король позабыл про милосердие. Он знает только один язык — язык жестокости. Стефани снова становится на носки, снова пытается получить хотя бы одно движение в ответ на соленый поцелуй. Девушка уже действительно плачет, не понимая, как она может не вызывать самое простое и низменное желание. Но Виктор желает, просто не того, и это самое страшное. Наконец-то, король отвечает на тепло, — разительный контраст с холодными прикосновениями, за которыми он так скучает. На миг мужчина растворяется в объятие Стефани. Она на каждое слабое прикосновение реагирует так пылко и страстно, будто на божественную благодать. Равнодушный к тому, что делает, король опускает ладонь на девичье бедро. Под когтями показывается алый бисер крови; но Стефани не заслуживает того, чтобы он контролировать натиск собственной руки. — Я люблю вас, милорд, — врет девушка, скрывая за вздохами похоти тихий скулеж от боли. Она пытается незаметно отстранится, хотя бы немного, но Виктор не ослабляет хватки. Ведь это то, чего так желает Совет и дворец. Король слушается и повинуется. Виктор целует Стефани, жадно и пьяно, и кидает на подушки кровати. Она улыбается, широко и счастливо, то ли не чувствуя, то ли не обращая внимание на прокушенную до крови губу. Безумная. Это момент, которого Стефани ожидала целую жизнь, напоминает себе мужчина, тоже забираясь на кровать. Он задыхается от жалости, но уже поздно отступать — это единственный способ показать, что несмотря на проклятие, он не потерял власть. Исполняя супружеский долг, — методично повторяя одно и тоже движение, — Виктор слабо заботится о том, получает ли Стефани наслаждение. Она старательно стонет, но глаза выдают исключительно дискомфорт. Грубый и равнодушный, мужчина лишь увеличивает темп — только бы это закончилось. Кульминация скоро близится. Когда Виктор делает то единственное, о чем его просил совет, он валится Стефани на грудь и хрипло дышит. Ненормально чуткий слух улавливает шаги за дверями спальни. Если это Джордж, которого приставила леди Ви, чтобы убедится, как пройдет брачная ночь… Что ж, Виктор надеется, что прислужник соскучился за коровами и навозными мухами. Девушка довольно вздыхает. Она аккуратно опускает ладонь на светлый мужской затылок и перебирает пальцами мягкие кудри. — Я же говорила, милорд, — Виктор даже с закрытыми глазами слышит, что она улыбается. — Все прошло так хорошо. — Это еще не конец, — сдавленно отзывается мужчина. Тогда король впивается клыками в плечо Стефани и сжимает челюсти. Девушка взвизгивает и пытается отстраниться, безуспешно дергает руками и ногами; но Виктор держит крепко. Будто это барабан, в дверь ударяется невероятный стук. Джордж тоже кричит, немного истерично и совершенно не по-мужски. — Милорд, перестаньте! Милорд, немедленно откройте двери! В ответ на это, Виктор делает рывок, садясь на колени. Белые простыни озаряет кровь; он пережевывает кусок оторванной плоти и сглатывает. Вжатая в кровать Стефани умоляет остановиться. Просит, рыдаючи, прекратить это. — Милорд, прошу вас, — задыхается девушка. — Пожалуйста! Крики — будто молитва. Виктор перехватывает девичьи руки и заламывает за затылок. Стефани перестает визжать на короткий миг, но когда он ввинчивает коготь в ложбинку между ключицами, срывается на оглушающий ор. Но звук замолкает, когда в один жест он вскрывает девичью грудь по самый пупок. Когти режут мясо, будто нож — масло. — Перестаньте! Милорд, проявите милость! — не унимается Джордж. Скрипят ключи, ударяясь о замок. — Подумайте про королевство! Из реберной клетки, что так легко открыть и изогнуть кости, будто крылышки, Виктор вынимает еще бьющееся сердце. Тело Стефани покидает жизнь. Она уже не трясется. Бесконечный ужас покидает глаза. Девушка обретает покой в смерти. Джордж выламывает дверь и столбенеет; он хватается руками за косяк, чтобы не упасть. — Следующая, — отбрасывая кусок бесполезной плоти под ноги слуги, рычит Виктор. — Я видел, что у леди Ви длинный список. Юноша исступленно молчит. В помещение вбегает стража и Элеонор, которая бросается к бездыханной леди на постель и принимается судорожно трясти, будто бы Стефани лишь потеряла сознание. Виктор внимательно изучает и запоминает каждое лицо, которое искривляет первобытный ужас. — Клянусь, что это повторится, если совет поднимет вопрос про брак еще хотя бы раз, — облизывая окровавленный рот, сообщает король. Он брезгливо оборачивается на труп, который служанка пытается собрать в единое целое: — Уберите тело. Приготовь для меня купальни, Джордж. Не дожидаясь, пока прислуга оживет — пока осознает окончательно, что случилось, Виктор, как и есть, голый и в крови, выходит на балкон. Темное небо — немой свидетель того, как Виктор просит северный ветер подать знак, если Жаклин жива. В лицо бьет холодная вьюга, когда он беззвучно шевелит губами. Горизонт озаряет белоснежная вспышка.