Все, что тебя не убивает

Любить Жаклин всегда походило на наказание, ниспосланное богами за грехи. Она своенравная, капризная девочка, слишко ранно лишившаяся матери, с годами превратилась в леди, избалованность которой переступала любые дозволенные грани. В жизни так и не познавшая отказ, княгиня желала целый мир. Но в отличие от светловолосого мальчишки, которого она скинула в озеро в неполные двенадцать лет, девушка не делала ничего, чтобы приблизить собственное господство: не завоевывала континент, не окрашивала реки в бурый и не строила замки из костяной трухи. Она лишь красиво одевалась и флиртовала с баронами и графами, каждый из которых, когда наскучивал, получал отказ. Потому что князь пообещал Жаклин, что она получит королевский титул. Йоханнес был живой свидетель, как Георг сказал это, когда Жаклин пронзительно и громко рыдала, не понимая, почему отец противится тому, чтобы она и боярский сын обручились. Каждый раз, когда девушка всхлипывала и на мраморный пол падала жемчужная слеза, крепость, казалось, содрогалась; но тогда еще никто не связал это и невероятный магический потенциал, который таила в себе княгиня. Сам юноша чертовски хотел, чтобы князь разрешил провести брачный обряд. Еще даже до того, как детскую привязанность сменила юношеская симпатия, Йоханнес Мальвари знал, что отыщет в Жаклин и гибель, и спасение. Но Георг не поменял мнение даже тогда, когда дочь пообещала, что выбросится в каньон, а северный ветер, сопровождавший отчаянный крик, разбил окно. — Успокойся, — сказал тогда князь. — Я растил тебя для того, чтобы ты носила королевский титул, который, дай мне время, тебе обязательно подарят. Только услышав это, Йоханнес принял решение немедленно разлюбить Жаклин. Это было сложно, но он справился, как и княгиня — пускай и плакала она так горько и отчаянно, когда он не согласился сбежать, что болела душа. Когда юноша уехал на восток, помогать с логистическими цепочками и строить новые торговые пути между королевствами, что утратили суверенитет, Жаклин уже готовилась к тому, чтобы переехать в хрустальный замок. Она выглядела счастливой, и это было единственное, что Йоханнес желал для любимой подруги. И он точно не думал, что через год будет выслеживать Жаклин, будто бы она какой-то бешеный и опасный зверь, между горами, лесами и степями, потому что так возжелал северный король. Звериный царь, он вызывает страх и отвращение; особенно после того, как совершил невозможное — вобрал в себя проклятие и не потерял человеческое обличье. Пускай это и легко объясняется, — ведь от короля так и разило защитными чарами Жаклин, которая она, наверное, наложила неосознанно, — Йоханнес все равно не понимает, почему Виктор не опустился на четвереньки и не убежал в лес. Возможно, если бы он это сделал, — заплаканный неумытый мальчишка, которого Йоханнес еще помнит, как сбрасывал с качели, — то не пришлось бы бесполезно терять время в глубокой деревенской глуши, безуспешно пытаясь выследить Жаклин. Поисковый заговор не помогает. Князь, спрятанный за решетками столичной крепости, тоже плетет заклинание. Порой Йоханнес встречает по пути безуспешно вьющуюся золотую нить, но северные земли слишком слабые, что поддерживать волшебство, и южная магия вянет, даже не раскрывшись. Уже три недели тянется путь между крошечными поселениями, где никто, конечно, не видел Жаклин; но идет молва про озеро, которое светится. Это слабая зацепка, но Йоханнес едва ли имеет право медлить и выбирать, в какой слух верит. Потому что нетерпеливый звериный король послал на поиски княгини поисковый отряд, у которого, как оказалось, совершенно иной приказ: привести Жаклин в дворец обязательно мертвой. Поэтому Йоханнес и пинает под ногами дорожные камни и пыль, глядя на небо, затянутое свинцовыми тучами. Скоро начнется дождь, и он сомневается, что проводник в лес вообще явится — таинственный охотник, услугами которого посоветовала воспользоваться наглая официантка, что подслушала, как он расспрашивал у местной пьяни про озеро. “Он единственный знает, где это место вообще находится”, — заговорщицки подмигивая, сообщила розовощекая девушка с прекрасными рыжими волосами. Когда Йоханнес достал золотой дублон и выложил на стол, она сказала, что вечер охотник обычно проводит, выходя на торговую площадь, чтобы продать дичь. “Если поспешите, то еще успеете встретиться”. Но улица пустовала. То ли это плохая погода, то ли это обман официантки — но Йоханнес делает уже третий круг по площади, но не находит того, кого искал. Может, сегодня лес не омыла звериная кровь, и охотник решил не являться в поселение с пустыми руками. Мужчина отмахивается от тревожной мысли и уже в четвертый раз обходит торговые лавки. Он очень надеется, что проводник появится. Потому что как только про озеро прознает поисковый отряд, то он, наделенный бесконечными полномочиями, немедленно подожжет лес, чтобы отыскать водоем. Возможно, это простая природная аномалия, не связанная с Жаклин. Возможно, это место, где княгиня обрела последний приют, и мигающий свет — это горное волшебство, которое ищет выход. Нет. Про смерть нельзя даже думать. Виктор сказал, что будуар был в крови, но что это были всего лишь капли — слишком малые, чтобы намекать на летальный исход. Если Жаклин не найдется, если она умерла… Тогда князь умрет в подземелье, тогда Йоханнес тоже погибнет, а разъяренный король разрушит горный бастион. Пожалуйста, пусть княгиня держится за жизнь — и пожалуйста, пусть позволит отыскать себя. Наконец-то, между торговыми рядами мелькает силуэт, за плечами которого угадывается арбалет. Надеясь, что это проводник, про которого говорила официантка, Йоханнес бросается через площадь. — Эй, эй! — размахивая руками, кричит мужчина. Он желает привлечь внимание. — Подожди! Но, конечно, останавливается целый мир, каждый торговец и покупатель, но не охотник, в затылок которого ударяется крик. Он, наоборот, ускоряет собственный шаг, пытаясь скрыться между узко стоящими домами. В один отчаянный прыжок через фонтан, грозящий промочить ноги и дорожный костюм, Йоханнес настигает ускользающий силуэт — хватает тень за плащ и дергает на себя. Тотчас тяжелый кулак прилетает в висок. И хотя удар точный, он довольно слабый — Йоханнес легко сохраняет равновесие, но голова немного звенит. — Ну для чего сразу драться? — недовольно потирая лоб, вздыхает мужчина. Он не отвечает на резкий выпад, потому что драка — это пустая трата времени. Не мешкая, чтобы объясниться или хотя бы представиться, Йоханнес быстро выпаливает: — Мне сказали, что ты знаешь, где найти озеро, которое светится. Я заплачу. Охотник носит глубокий капюшон, скрывающий лицо. Понять, что он думает, так долго сохраняющий молчание и не дающий ответ, невозможно. Йоханнес понимает, что получит отказ. Но все равно решается на отчаянный жест, отстегивая от походной сумки кошелек, и подбрасывает в ладони. Приятный звук роскоши, на которую можно безбедно, не нуждаясь, жить не один год, распространяется по площади. — Я приказчик короля, — добавляет мужчина. Незнакомец издает сдавленный звук, который можно принять за смех. Он указывает слишком тонкими пальцами, не похожими на руки того, кто часто взводит арбалет, на фонтан. Йоханнес понимает намек. Он опускает кошелек на потертый бортик. Охотник быстро развязывает тесемки и методично, проверяя каждый дублон и слиток на подлинность, пересчитывает деньги. Наконец проводник кивает, пряча мешочек в карман. Так, не промолвив даже слово, он указывает на виднеющиеся за домами сосновые верхушки. Это западная лесная опушка, которую Йоханнес изучил так же подробно, как собственный гримуар. Он облазил каждый пень, залез в каждый яр — но так и не нашел источник, полыхающий белоснежными огнями. Но говорить про это бесполезно, проводник не слушает, лишь быстро шагает в темнеющий лес. Неожиданно молчаливый, он заставляет насторожится — а не ловушка ли это? Отряд, тоже занимающийся поисками Жаклин, не славится честными методами. Солдатье сделает что-угодно, чтобы заполучить невероятный денежный приз, который король пообещал за возвращение княгини: и не важно, живой или мертвой. — Зачем скрывать лицо? — прямо интересуется мужчина, когда гаснет последний закатный луч, и лесная чаща погружается в липкие сумерки. Становится не по себе, но мужчина делает глубокий вдох; даже если проводник — лишь переодетый солдат, ведущий не на озеро, а в расставленный капкан, он легко справится с любыми опасностями и ловушками. Ради горной крепости, ради князя и ради Жаклин. Не зря же мужчина годами учился держать меч и плести волшебство, чтобы защищать себя и бастион. А охотник, конечно, не отвечает. Кажется, сгущающийся мрак совершенно не помеха тому, как ловко он пригибается под низкими от влаги ветвями. — Ты захватил факел? Потому что самое время осветить путь, — не скрывая раздражение, ведь очередная колючка впивается в лицо, говорит Йоханнес. Он пытается выбить из ладони огонек, но слабое пламя быстро гаснет, потому что северная земля — большой магический могильник. — Тебе не понадобится факел, — едва различимо доносится ответ. Проводник поворачивает, идя напролом через ежевичный куст. Нехотя вздыхая, Йоханнес тоже протискивается сквозь усеянные шипами лозами. Он не знает, как долго еще придется идти, но надеется, что или западня, или озеро скоро покажутся; хотя бы до того, как наступит ночь или он окончательно порвет охотничий костюм. — Еще долго? — раз охотник показал, что разговаривает, задает еще один вопрос мужчина. Молчание. Понимая, что едва ли завяжет разговор, Йоханнес оставляет заведомо неудачные попытки и сосредотачивается на том, чтобы не потеряться: черный плащ, за движениями которого он следует, почти невозможно различить в темени. За кустами, оказывается, скрывается заброшенный шахтерский лагерь. Поваленные палатки, долгими годами переносившими и холод, и зной, разбросанные кирки, растекшиеся прямоугольники бумаги и бочки, который наполняет мокрой порох, которому уже не суждено взорваться. Точно. До того, как Виктор завоевал запад, мрамор, из которого знать так обожает строить особняки, был не привозной, а местный, добытый северянами. Гремит гром. Мелкий, почти незаметный дождь, — так, промозглая морось, — превращается в стихийное бедствие. — Ну конечно, — чертыхается мужчина и поднимает руки, чтобы сделать защитный купол. Но заклинание опять не срабатывает, и он немедленно промокает до самой последней нитки. Проводник, кажется, тихо посмеивается. Он, несмотря на ударяющий в лицо ливень, не теряет бодрой походки — только придерживает капюшон ладонями, все еще вызывающими изумление длинными пальцами и тонкими запястья; это руки того, кто не знал физический труд. — Зачем тебе озеро? — шипит охотник так тихо, что кажется, будто бы это говорит дождь. — Не знаю. Мне кажется, оно поможет кое-кого отыскать, — не отвечая прямо, говорит Йоханнес. Вдаваться в подробности и объяснять, кого, почему и для кого он ищет было бы глупо. Но равнодушный до того проводник вновь проявляет любопытство. — И кого же? — на миг кажется, что голос очень знакомый, но странное наваждение быстро проходит. Йоханнес недоуменно хмурится. Как бы он не старался, образ, которой он пытается вспомнить, застилает туман. — Так ли это важно? — Конечно, или я заведу тебя в болотную топь, — пожимает плечами проводник. Только сейчас мужчина замечает, что дождь огибает черный плащ, будто ткань защищает невидимый кокон. Кем бы охотник не был, он окружил себя чарами. Волшебный след тоже знакомый. Йоханнес медленно моргает, надеясь, что ошибся. Боярский сын знает, чье это неумелое чародейство — подруги, которую никто не обучил владеть силами; она просто подсматривала, как занимается он. Проводник точно знает, где скрывается Жаклин — как еще объяснить защитный купол? Очень аккуратно, Йоханнес нащупывает кинжал. Не навредить, только напугать, заставить говорить, напоминает он себе. Но стоит только сделать выпад, еще даже не оголив лезвие, как в грудь упирается заряженный арбалет. — Подумай, — шипит охотник. Большой палец гладит спусковой курок. — Я боевой маг, — так же отвечает мужчина, разжимая ладонь и отбрасывая кинжал в грязь. — Мне не нужно оружие, чтобы убить тебя. И тебя не защитит это жалкое заклинание. — Тогда почему ты мокрый, как вшивая шавка, боярский сын? Где хваленое горное волшебство? Проводник повышает голос. Йоханнес Мальвари, который так и не назвал собственное имя и титул, каменеет. Это крик девочки, которая мечтала получить целый мир на день рождение, но каждый год получала лишь драгоценный камень и новое платье. Месяц. Месяц Йоханнес бродил в глуши и в пустоши, ища труп — какая бы отчаянная надежда не полнила мысли, он всегда знал, что не отыщет Жаклин, а только лишь тело. Но вот она, самая разыскивая женщина между всеми землями, графствами и королевствами. Так уже было. Тогда, когда Жаклин вошла в бальный зал, прекрасная и жестокая; длинный бархатный подол волочился за ногами, будто реки крови, такой же бурый и подвижный. Алая диадема мерцала под языками пламени, отбрасывая причудливые отблески. Йоханнес подумал, что обезумел. Но девушка, которую считали мертвой долгими месяцами, играла с птицами и беседовала со слугами, и тогда мужчина убедился, что он не единственный, кому привиделся чудесный призрак. Самое странное, что отметил боярский сын, были улыбки княгини, когда она смотрела на короля. Жаклин вообще редко улыбалась. Девушка считала, что это — проявление особой милости. И была права: улыбками она озаряла мир. Но каждый раз, когда Виктор открывал рот, Жаклин улыбалась; и это не была дежурная, натянутая из вежливости усмешка. Она сидела, подперев лицо руками, и внимательно вслушивалась в каждое слово, которое говорил король. Отрицая ревность, Йоханнес признал, что еще не видел Жаклин столь заинтересованной кем-то. Она выглядела… спокойной, и это была самая большая и невероятная редкость. Когда боярский сын уже не выдержал смотреть на призрак, — когда осушил бокал и набрался смелости — он подсмотрел, как король и княгиня держались за руки. Тогда это волновало мало; один лишь факт того, что перед глазами стояла Жаклин, в крови и в плоти, уже достаточно будоражил рассудок. Но когда Виктор упал на колени, когда он возвел молитвенно руки, — он, единственный бог над северными землями, — и сказал, что отдаст что-угодно, лишь бы Йоханнес отыскал Жаклин… Что ж, тогда мужчина понял. Это была бы история про любовь, обрати бы князь взгляд на север, а не на юг, когда искал холостого короля. Виктор бы подарил Жаклин целый мир — а не смерть при жизни, как сделал Пирит. Но, увы. — Мне хочется придушить тебя голыми руками, — сквозь плотно сжатые челюсти, произносит Йоханнес. Он так невероятно злится. Во второй раз чудесное нахождение вызывает усталость. — Что ты устроила, Жаклин? Медленно, но охотник опускает арбалет и так же неспешно, измеряя каждое движение, опускает капюшон. Конечно, конечно, ну конечно! Это сбежавшая княгиня, и Йоханнес считает, что она заслуживает подзатыльник, когда поднимает ладонь. — Тронешь меня, и я сожгу тебя, — отшатывается Жаклин. Она, исхудавшая и бледная, с синяками под глазами и нездорово алеющими губами, потеряла шарм прекрасной леди, смех которого наполнял столичный бальный зал. — Да как ты это сделаешь? — усмехается мужчина. — Тебе действительно хочется узнать, Йоханнес? — щелкает пальцами девушка и закашливается; но ежевичный куст обвивает голубое пламя. — Я многое могу. Кроме одного. Фокус впечатляет. Для самоучки, это удивительный прогресс. Только не восторг, а страх наполняет мужской рассудок. — Чего же? — уточняет боярский сын неожиданно хрипло. Он понимает, что видит сквозь Жаклин сосновые ветви и заброшенный лагерь. — Уйти, — вздыхает, подтверждая страшное предположение, княгиня. Она недоуменно, даже раздраженно разводит руками: — Я и это проклятое озеро… оно не отпускает меня. Стоит отдалится, как оно загорается и притягивает меня на берег. Ты же волшебник, так что объясни мне, глупой леди, что происходит. Как бы не хотелось соврать, мужчина решает, что правда — это единственный ответ. — Потому что ты привидение, милый друг, — Йоханнес закрывает рот руками, чтобы сдержать всхлип. Хоронить Жаклин в первый раз было не так трудно — наверное, тогда он не успел проникнуться надеждами. — Потому что тебя сбросили в озеро, чтобы спрятать тело, и оно охраняет тебя. — Я не привидение, — противится княгиня. — Я… Неожиданно резко, но она выхватывает арбалетный болт и замахивается, вонзая наконечник себе в бедро. Ни капли крови; рана мгновенно затягивается. — Нет. Я не умерла. Яд просто не сработал, — истерично выдыхает девушка. — Нет! Когда крики превращается в исступленный визг настоящей банши, когда в лес вторгается беспощадный северный ветер, Йоханнес… просто стоит. Он не понимает, что делать; это ужасно большая редкость, повстречать призрак, который не знает о собственной смерти. Мужчина открывает руки и крепко обнимает Жаклин. Она на ощупь — холодный могильный камень. — Нет! Нет! Нет! Нет! — девушка поджигает лес, но ливень тушит пламя до того, как оно разгорится. — Я не могла умереть, я… — Мне так жаль, — только лишь произносит чародей. Он медленно сплетает заговор, который упокоит дух Жаклин. Она не замечает это маленькое предательство от того, как сильно плачет. Хорошо. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет… — рыдает княгиня. Йоханнес вспоминает, как он и она первый раз поцеловались; тогда тоже была гроза и он завалил магический экзамен. Готовясь щелкнуть пальцами и оборвать страдание девушки, боярский сын надеется, что хотя бы в следующей жизни Жаклин обретет счастье. — Так иногда случается, не расстраивайся. Тело умирает, а дух, отчаянно желающий жить, остается. Ты просто очень хотела не умирать. Заклинание захлопывается; но не срабатывает. Глаза озаряет ослепительная белая вспышка, и когда Йоханнес наконец-то прозревает, под ногами плещется вода. Озеро, свет из которого медленно гаснет, переливается под лунными лучами. Это заброшенный, как и шахтерский лагерь, кратер, который давно наполнила дождевая вода. — Чтобы ты не пытался только что сделать, Мальвари, не смей делать это опять, — грозно произносит Жаклин, карабкающаяся на каменистый берег. Он все еще плачет, но уже хотя бы говорит. — Почему ты не исчезла? — Потому что я не умерла, придурок, — она кивает на озеро. — Я же говорила тебе. Йоханнес оборачивается и вглядывается под темную водную гладь; тогда он видит это. Тело Жаклин Леруа, не тронутое разложениями и гниениями; вода мягко развивает длинные кудри, а умиротворенное лицо выглядит так, будто она лишь глубоко спит. — Как это возможно? Привидение, или дух, или осколок чар, пожимает плечами. Жаклин явно что-то недоговаривает, но Йоханнес слишком шокированный, чтобы настаивать и расспрашивать. Нужно бы успокоиться перед тем, как включать холодный расчет. Он еще ничего подобного не видел. Призраки — это одно: потерянными душами полнятся горные кряжи; бедными шахтерами, заблудившимися путниками или умершими от простой старости людьми, не осознавшими, что они проснулись, а тело осталось в кровати. Но это… — Я не хочу, чтобы ты заболел, — усмехается Жаклин. — Вылезай. Всегда покорный тому, чего желает взбалмошная княгиня, Йоханнес плетется на берег. Он, до боли замерший, едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. — Как это возможно? — опять спрашивает мужчина. Он глядит на полупрозрачный образ Жаклин, через грудь которой проглядывается лес, но перед глазами только тело, под которым озерное каменное дно — будто мягкая кровать. — Если бы я знала, я бы тебе сказала, разве нет? — морщит нос призрак. Собственное подвешенное состояние между двумя мирами, кажется, едва заботит Жаклин. — Зачем ты меня искал? — Потому что… Постой. Кто тебя убил? — Я не умерла. Яд не подействовал, — не перестаёт упорствовать княгиня; может, она даже не ошибается, просто чародей слабо пока понимает, как это работает. — Но… — Йоханнес кивает на озеро, где защищенное неизвестными чарами тело отказывается разлагаться. Он задыхается, паникуя: — Жаклин, ответь на вопрос, или, видит ветер, я найду способ надрать тебе призрачный зад. Девушка фыркает, но кажется понимает, что мужчина не шутит. — Какая тебе разница? — Мне? Никакой, — врет Йоханнес, душа которого разрывается на части. Подруга юношеской влюбленности и самый верный товарищ, она не заслуживает грубый ответ. Но это единственный способ, чтобы Жаклин, разозлившись, наконец-то заговорила. — Это не я, а Виктор ищет тебя, — чеканя каждое слово, произносит мужчина. Немного задумавшись, он добавляет: — Мне кажется, звериный король влюбился в тебя. Ливень замирает. Еще не долетевшие до земли капли застывают во времени. — Нет, — сдавленно выдыхает Жаклин. Она заводит ладони в короткие пряди и тянет так сильно, что кажется, вот-вот оторвет себе скальп. — Не говори глупости. — А что? Я видел, как вы разговаривали; ты в жизни так много не улыбалась. Или он тоже — недостойный тебя жених, Жаклин? Дергаясь, будто от оплеухи, княгиня коротко шипит: — Заткнись. — Или что? Ты умерла; и призрак едва ли навредит мне. Кто тебя убил и почему ты не сгнила, Жаклин? — нажимает мужчина, видя, что еще немного, и девушка сломается. — Потому что я знаю тебя, как не знаю самого себя, и тебя гложет ужасный секрет. — Это я, а не Виктор, осквернил источник, — выплевывает княгиня. — Это из-за меня вода окрасилась в бурый и потеряла магическое свойство, но каждая рана, каждый порез, каждый разорванный родами орган… все зажило и затянулось. Придурок. Но это все еще не ответ; хотя спутанная речь отлично объясняет, почему тело девушки не разлагается и почему призрачный дух свободно гуляет лесами и деревнями. Волшебство, которое Жаклин впитала в себя до последней капли, нуждается во времени, чтобы обратить смерть. Ведь яд в действительности отлично сработал, чтобы княгиня не говорила. Становится понятно, почему Виктор так отчаянно желал, чтобы княгиня нашлась. Но это едва ли была любовь, в которую ревностно уверовал Йоханнес; это было наваждение — подсознательное желание исцелиться. — Кто тебя убил? Наконец-то, Жаклин произносит имя, которое слабо оживает в памяти; кажется, это прислужник короля. — Зачем? — удивленно выдыхает Йоханнес, слабо понимая, как это возможно. Джордж единственный сохранял спокойствие, когда Виктор метался замковыми коридорами и швырялся вазами. Он проявлял бесконечное терпение и сочувствие и всегда находил способ сделать так, чтобы король успокоился — или хотя бы перестал нападать на знать. Да, первые две недели после пропажи Жаклин были исключительно трудными. — Потому что, как ты сказал, все думали, что Виктор влюбился в меня, — то, что она использует имя, а не титул или фамильярное обращение, вонзается в грудь, будто тупой нож. — Едва ли, — хмыкает Йоханнес. Он делает это уже не для того, чтобы Жаклин сорвалась и объяснилась, а от простой и туповатой злости. Потому что тогда, когда бальный зал озаряли свечи, княгиня улыбалась, и он ощутил едкий цветок ревности, распускающийся между ребрами. — Что? — замирает девушка между словами. — Ты же сам сказал… — До того, как узнал, что ты — ходячий магический источник, — переступает дозволенную грань мужчина, когда уточняет это. Йоханнес прекрасно знает, что время, когда он и Жаклин были влюбленными, давно прошло. Но рана все равно не зажила. Он не забудет даже при смерти, как легко и просто девушка отказалась от любви; сразу, как князь сказал, что она получит королевский титул. — Это ты к чему? — нервно интересуется дух. Видно, что она догадывалась про это, видно, что она не желала в это верить — видно, как и без того бледное лицо укрывает белоснежный испуг. — Звериный король желал не тебя, а исцеление, которое ты впитала в себя, — спокойной поясняет Йоханнес. — Ты опять слишком много возомнила о себе. Еще до того, как мужчина договаривает, призрак исчезает. Растворяется под лунными лучами, и Йоханнес даже не успевает схватить полупрозрачный контур ладони. Озеро меркнет.