Все, что тебя не убивает

Над приспущенными флагами кружится голодное воронье. Всего четвертый день, как король сбежал, а дворец уже погрузился в абсолютный хаос. Прислуга, не находя себе занятие, бродит парадными коридорами, даже не стараясь прятаться за колоннами. Встревоженные знатные леди испуганно оглядываются на любой шум. Они боятся, что звериный король, готовый рвать и убивать, прячется в тени потолочной балки. У придворного аптекаря заканчивается успокаивающий отвар. Военный совет тянется восемнадцатый час. Крики, сопровождаемые угрозами, не стихают примерно столько же; потому что если завоеванные земли узнают, что Виктор пропал, начнется война и северное королевство расколется на части. Придворная знать набивается в тронный зал, чтобы тоже решить важный вопрос. Это внезапное собрание организовывает леди Ви, старшая придворная дама, авторитет которой привыкли слушаться. Она не боится говорить то, о чем каждый князь, герцог и маркиз думает бессонными ночами. Кто займет престол, если король не возвратиться? Кто переймет правление, если правитель все же превратился в лесное существо? Кто получит трон, если Виктор не обзавелся наследниками — даже бастардами? Волнение охватывает зал и беспокойный до того шепот превращается в крики паники. … Виктор и Жаклин, выглядящие, будто последние бедняки, легко входят в замок. Сторожевая брама пустует, а единственный охранник пьяно икает в шлем. — Что ж, в прошлый раз это было не так просто, — практически обиженно хмыкает Жаклин. По пути во дворец она рассказывает через что прошла, чтобы попасть в северное королевство, и Виктор, если честно, не понимает, как план Жаклин вообще сработал. Должно быть, она исключительно везучая — или дворец охраняется не так хорошо, как хотелось бы думать. — В прошлый раз ты собиралась отравить меня, поэтому спасибо, что у тебя возникли хоть какие-то трудности, — фыркает Виктор, быстро выбирая самый короткий путь в тронный зал. Он знает замок на память — каждый запутанный коридор, тайный проход и неожиданный портал. — Как ты вообще собиралась это сделать, если я не ел и не пил? — Я очень долго не замечала, что ты проклятый, — смущенно тянет девушка. — Практически до того, пока ты не съел егеря у меня перед глазами. Неожиданное признание заставляет остолбенеть. Он ловит Жаклин за ладонь, прося остановится, и разворачивает на себя. Она краснеет, потому что понимает, как бесконечно глупо это прозвучало — потому что она выросла бок-о-бок с тварями, но ни о чем не догадалась, даже глядя на клыкастый оскал. В груди расползается теплое и щекотное чувство. Виктор ничего подобного еще не ощущал — на это вкус, как вересковый мед. — Я… Ты… — он прерывается себя и запирает резкое признание за зубами. Столь божественное откровение должно прозвучать только тогда, когда все будет идеально. Когда он окутает Жаклин шелками и драгоценностями, когда он расправится с предателями, что посмели ослушаться приказ, и когда он завоюет последний клочок непокорившейся земли — земли, на которой стоит столичный дворец. — Ты хорошо это скрывал, — закатывает княгиня глаза, совершенно и абсолютно не догадываясь, насколько сильно и отчаянно Виктор влюблен. — Может, пора продолжать путь? И хотя Жаклин едва ли знает, куда идти, она берет уверенно поворачивает в боковой коридор. Это неправильное направление и уж точно не самый короткий маршрут, но Виктор позволяет утянуть себя в узкий, полутемный холл, потому что желает узнать, как далеко может завести упрямство княгини. Конечно, княгиня, едва прожившая под дворцовыми крышами месяц, немедленно теряется. Она понимает это, судя по тому, как недовольно морщит нос. Виктор ничего не говорит, но когда они упираются в тупик, не сдерживает легкий смешок. — Откуда здесь стена? Зачем здесь стена? — хмурит соболиные брови Жаклин. — Зачем тебе коридор, который ведет в никуда? Разворачиваясь, она упирается ему в грудь; и вместо того, чтобы дать ей пройти, он делает шаг вперед и девушке не остается ничего, кроме как вжаться в холодный камень. Усмехаясь, Виктор опускает руки на её талию и сжимает немного крепче, чем стоило бы. Жаклин резко выдыхает. — Чтобы делать это, — тихо произносит мужчина, наслаждаясь тем, как она краснеет — и как сбивается её дыхание, когда он подносит шепот к её шее. И Виктор отходит назад, довольный собой, как Жаклин резко подается вперед и накрывает его губы требовательным поцелуем. Более грубым, чем король ожидал — но, тем не менее, он приветствует это, стараясь лишь отстраниться до того, как она порежется. — Двое могут играть в эту игру, — усмехается Жаклин, когда он отступает. На губах девушки горят рубиновые капли крови, и он, слабо задумываясь, что делает, подносит к её устам палец. Роковая ошибка. Лицо княгини приобретает бесовское выражение. Практически невесомо, боясь причинить боль когтями, Виктор утирает капли крови — но столбенеет, когда большого пальца касается язык Жаклин. Она охватывает его губами и поднимает на короля глаза, смотря из-под длинных ресниц. Виктор забывает, как дышать. Он чувствует слабость в коленях — и тесноту в штанах. — Ты победила, — сдавленно шипит мужчина, хотя он не уверен, что произносит именно эти слова. Он тратит остатки самообладания, чтобы не пропихнуть палец глубже в рот Жаклин — чтобы, северный ветер, не взять её прямо на полу подземелья. Княгиня хохочет, хватая его за ладонь — и снова уводя в неправильный коридор, в неправильное крыло, в неправильную часть замка, куда-угодно, но не к тронному залу; но Виктору все равно. Его душит воротник рубашки. Через время, когда он немного успокаивается, случается чудо. Король, сам уже было запутавшийся, где находится, неожиданно оказывается перед дверьми в тронный зал. Они обиты золотыми скобами, изображающими осенний лес — потому что все северное королевство это, по сути, бесконечный дремучий лес. Золотой порог охраняет, дремля, невысокий стражник — совсем не Эдмунд, который обычно дежурит в четверг. Княгиня победоносно усмехается. — Впечатляет, — кивает Виктор, не понимая, как так вышло. Он отпускает ладонь Жаклин, чтобы задумчиво почесать затылок, и недовольно морщится, царапая себя когтями. Даже через двери доносятся крики и ругань. Так звучит разрушающаяся империя, и Виктор не для того потратил четверть жизни, чтобы потерять захваченные земли всего за день. Он было делает шаг, но осторожное прикосновение обнимает предплечье. — Не спеши, — тихо просит девушка. Она переминается с пятки на носки; босая и одетая в один лишь разорванный пеньюар и такой же камзол. Он понимает, что выглядит так же — в крови собственной матери, окропляющей ткань рубашки, и с порванными в лоскутья штанами. — Тебя не пропустят. Но меньше всего во вселенной Виктор Верст желает переодеваться. Он звериный король, и первый раз в жизни он выглядит соответствующе — не разряженный в бархат и золото, не боящийся взглянуть на собственное отражение и увидеть хотя бы один недостаток. Кажется, Жаклин это понимает. Она только вздыхает и вытягивает руку, чтобы убрать со спутанных кудрей терновые ветви. Но когда она касается мертвого дерева, — Виктор видит это в пузатое отблеск дверной ручки, — оно расцветает, вспыхивает рубиновыми розами. Серая древесина обращается в золото, а скатавшаяся листва — в хрустальные капельки росы. Это самая красивая корона, которую он когда-либо видел. Дыхание перехватывает неподдельный восторг, и Виктор едва сдерживается, чтобы не упасть на колени. Жаклин — настоящая богиня, и он, грешник и атеист, вспоминает, как молиться. Он перехватывает тонкое девичье запястье и награждает поцелуями, на каждый из которых в ответ получает звенящий смешок. Лучший звук. Виктор встречается с медовыми глазами княгини, и задыхается от любви. Он забывает про месть, про ускользающий призрак власти, про вновь зарождающийся голод — на целый миг не существует ничего, кроме улыбки Жаклин. Он просто надеется, что она тоже ощущает себя так: хоть немного, хоть бы малость. — Ох, — хихикает девушка, удивленно осматривая собственное творение. Любопытный взгляд прыгает то с ладони, что сотворило чудо, то на причудливое украшение. — Я не специально, но она подходит тебе. — Спасибо, — выдыхает Виктор, коронованный во второй раз. — Спасибо тебе. И если бы не стражник, мужчина бы зацеловал Жаклин, пока она бы не осознала, насколько она волшебная и прекрасная; но дремлющий охранник наконец-то замечает тени между колоннами. — Прислугу не звали, — кричит он. — Проваливайте! Виктор оглядывается на Жаклин. Она кивает, расправляя плечи, — и они, ладонь о ладонь, входят в тронный зал, несмотря на крик стражи. Дворец действительно охраняется не так хорошо, как казалось. Помещение полнится людьми. Даже в самый праздничный день под сводами, расписанными фресками, не набиралось столько знати. Они создают какофонический шум, пытаясь перекричать один другого; они толкаются локтями, желая взобраться на помост, где стоит трон — и где восседает леди Ви. Она вскидывает уродливый обрубок руки, призывая сохранять спокойствие, но жест не помогает. Какое-то время никто не замечает, что двери открылись. Но северный ветер распахивает гигантское витражное окно, да так сильно, что оно взрывается разноцветными осколками. Виктор прикрывает глаза Жаклин, пока стекольная пыль не оседает на пол. Он, усеянный витражными фрагментами, блестит, будто звездное небо. — Боги оставили нас! — вскрикивает пожилая леди. Тяжелая тишина окутывает зал. — Вы ошибаетесь, — подает Виктор голос. Он говорит громко и уверенно, и каждое слово звучит, как громовой раскат. — Я вернулся. Толпа расступается. Он наслаждается испуганными лицами, — ими практически возможно утолить голод, что когтистыми лапами перебирает кишки. — Король! Милорд! — волнами накатывает шепот, пока он шагает через зал, все еще держа Жаклин за руку. Видит ветер, он не собирается отпускать девичью ладонь. Знать опускается на колени; падает так низко, как еще не опускалась, потому что изменение, которое пережил Виктор, заметно невооруженными глазами, и это изменение вызывает страх. Он оставляет по себе след из крови, босыми ногами наступая на осколки. Мертвая, черная кровь, будто кислота, разъедает мрамор; но из крови Жаклин прорастает полевой цвет: лютики и незабудки, они сияют, словно драгоценные камни. — Вы нашлись, милорд, — лучезарно улыбается леди Ви, отпуская еще один реверанс. Но когда она замечает Жаклин, притворную радость сменяет нервное волнение. — И вы вернули леди Леруа! Что за прекрасная новость! А мы уже было думали, что вы… Ох, милорд, как же мы переживали! Это происходит так внезапно, что подводит даже звериное чутье. Виктор чувствует, как ускользает рука княгини, а уже через миг леди Ви валится на помост, не сдерживая стон боли. Жаклин же нянчит собственный кулак, дуя на сбитые костяшки. Зал ахает. — За то, что пыталась убить меня, — девушка опускается на корточки и вдавливает морщинистое лицо свахи в усеянный осколками пол. — За то, что убила меня. Девушка наклоняется к леди Ви совсем близко и что-то тихо, неразличимо говорит. Старая карга принимается рыдать, и тогда княгиня, удовлетворенно улыбаясь, поднимается на ноги. Виктор ощущает прилив гордости. Жаклин разворачивается, осматривая трон, и медленно опускается на золотой подлокотник.