Все, что тебя не убивает

Виктор просыпается от того, как безумно болит шея. Он не может понять почему, пока не падает на пол, едва поворачиваясь на бок. Кровать заканчивается неожиданно быстро, и тогда мужчин вспоминает, что, боясь поддаться похоти, он изгнал себя на диван. Новый паж старательно делает вид, будто не заметил, как жестокий завоеватель, звериный король, упал с кровати. Он только косится на постель, где, разметавшись, спит Жаклин. Король жестами приказывает вести себя тихо, и слуга кивает. Он только ставит на невысокий кофейный столик поднос, где тонкими ломтиками лежит нарезанное сырое мясо. Виктор не спрашивает, кто это — но надеется, что кусочек Джорджи или леди Ви. В фарфор чашки прислужник наливает кровь. — Вы будете тренироваться сегодня, милорд? — тихий вопрос заставляет оторвать от безмятежно спящей Жаклин взгляд. Она выглядит так спокойно, так умиротворенно — он бы хотел, чтобы бодрствуя, девушка выглядела так же. — Скоро турнир. — Мне можно принимать участие? — это искренний вопрос, потому что проклятие дает неравное преимущество, а Виктор любит побеждать честно. — А кто запретит, милорд? — удивленно поднимает брови слуга. Он старается держаться, но отворачивается, когда король запускает острый коготь в мясо и отправляет тонкий ломтик в рот. — Если вы спрашиваете меня, то пожалуйста! Это вызывает легкий смешок. — Как тебя зовут? — интересуется мужчина. Лицо прислуги озаряет улыбка и он едва не подпрыгивает, когда выкрикивает ответ. — Бен, милорд, Бенни, — произносит юноша слишком громко, забывая про предыдущий приказ говорить тихо. Он неподдельно радуется, потому что когда король спрашивает, как тебя зовут, жизнь обычно невообразимо меняется. Жаклин шумно переворачивает на бок, скидывая одеяло на пол. Целый миг Виктор думает, что завтракать продолжить уже кусочками слуги, но княгиня не просыпается. Что ж, Бенни — большой везунчик. Может быть, он ненадолго займет пост Джорджи, пока не отыщется достойная замена — или пока не ошибется еще раз. — Простите, милорд, — одними губами произносит прислужник. В ответ Виктор закатывает глаза. Мужчина поднимается на ноги и недовольно кряхтит. Тело ломит от того, что он неправильно спал; и каждая мышца, когда он потягивается, хрустя позвонками. Действительно, было бы неплохо размяться. — Что ж, я давно не держал меч, — кивает король. — Приготовь все к тому времени, как я спущусь в тренировочный зал. — А когда вы спуститесь? — спотыкаясь от того, как спешит выполнить приказ, переспрашивает Бенни. — Угадай, — усмехается Виктор. Низко кланяясь и едва ли не падая, слуга выбегает двери, которыми, благо, не хлопает — а только аккуратно, чтобы они не скрипели, закрывает. Король подходит к кровати, чтобы поднять одеяло и укрыть Жаклин. Шея девушки, будто холст, расписана космическими красками. Он недовольно скрипит клыками — потому что след греховной ночи тяжело будет скрыть даже за тяжелыми украшениями и широкими воротниками. А еще потому что мужчина смертельно боится, что причинил Жаклин боль: один синяк пересекает неглубокий укус. Может, король слишком пристально смотрит — или, может, на закрытые веки княгини падает солнечный зайчик, ведь в северное королевство в первый раз за месяц приходит тепло, но она медленно открывает глаза. Не сдержавшись, Виктор опускает на лоб Жаклин поцелуй, оставляя влажный отпечаток крови. Она дремотно улыбается. — Любовь моя, просыпайся, — задыхаясь от нежности, произносит мужчина. Под ребрами так тепло и щекотно, что он едва сдерживает распирающий грудь смех. Он понимает, что оговаривается, но Жаклин, благо, не пробудилась, чтобы это осознать. — Еще немного, — просит девушка, отворачиваясь в подушки. Она смазывает алый след крови о белоснежные наволочки. Виктор покорно кивает, но на прощание укрывает девичьи плечи и руки быстрыми поцелуями. Жаклин прячется под одеяло, все еще улыбаясь, и тихо смеется: — Изыди, звериный король, — девушка плотно жмурится, кажется надеясь, что когда она в следующий раз откроет глаза, будуар опустеет, и переворачивается на противоположный бок кровати. — Уже ухожу, — театрально кривится мужчина, хотя даже не двигается. Издевки ради, он притягивает Жаклин к себе еще раз, но стоит только положить на одеяло ладонь, как в грудь упирается босая девичья нога. — Даже не думай, — произносит княгиня. — Если ты обещал мне лучший день в жизни, то позволь мне вздремнуть до того, пока часовая башня не пробьет полдень. Виктор сдается. Принимая поражение, он зашторивает тяжелую занавесь. Помещение наполняет теплый сумрак. — Спасибо, — сладко шепчет девушка, когда он, стараясь не шуметь, закрывает двери. От влюбленности хочется съехать на пол и спрятать лицо в колени, но Виктор — король, которому не пристало вести себя, будто смущенный мальчик. Он берет себя в руки, делая глубокий вдох, — хотя когда дело касается княгини, это совершенно не помогает. Вчера мужчина потратил целый час, мечась по замковыми коридорами, будто загнанный зверь — не находя себе покой после бесовской пытки, которую провернула Жаклин. Он боялся того, что могло бы случится — и одновременно бесконечно желал. Каждое новое слово княгини впивалось в сознание, будто разгоряченное клеймо — и картина, что она нарисовала, горит между мыслями так ясно, будто воспоминание. Виктор полагает, что в следующий раз, когда он навестит военный совет, он едва ли будет думать про завоевание. Нет, глядя на заставленный картами стол, он будет представлять только одно… Черт! И какой же довольной Жаклин была, когда осознала, что отравила мужские мысли: как издевательски улыбалась, когда поняла, сколько бесконечной власти в действительности имеет. Это было красиво. И страшно. Потому что попроси она тогда уничтожить мир, Виктор не знает, как бы поступил. Слепо послушался или же отвергнул приказ? Кто он, религиозный фанатик или атеист, когда единственное божество, в которое он верит, скажет обратить королевство в пепел? Пока мысли заполняет внутренний конфликт, пока мужчина ищет, где проходит грань, которую он не перешел бы даже ради Жаклин, король даже не замечает, как упирается в двери в тренировочный зал. Он, отметая от себя посторонние мысли, — или жалко пытаясь это сделать, — переступает стесанный порог. В нос ударяет запах пыли и крови; аромат, от которого голова наполняется воспоминаниями. Виктор понимает, что соскучился за тем, как звенит сталь, как пахнет земля, как болит тело — как абсолютно остро и быстротечно ощущается собственная жизнь в момент, когда ты и противник бросаетесь в бой. Зал полнится людьми, но звуки тренировки останавливаются, как только Бенни, роняя доспехи, объявляет что король прибыл. Рыцари низко кланяются, и под некоторыми забралами Виктор встречается взглядами с офицерами, с которыми завоевал юг. И еще одно лицо, которое испугалось, которое отказалось захватывать горный кряж. — Не ожидал увидеть вас, милорд, — отдавая честь, отзывается генерал Томас. Трус, от которого хочется блевать — или же наоборот, которого бы неплохо было сожрать. — Мне уже казалось, что вы оставили военное дело. И как тогда, когда мужчина пошутил про отравление, непонятно — издевается ли он или действительно настолько смертельно тупой? — Напротив, — усмехается Виктор, решая не думать про это. Он спустился в тренировочный зал ради одного — чтобы размяться, а не искать очередного предателя. — Не желаете провести спарринг? Повисает недолго молчание, которое прерывает только беспокойной мечущийся Бенни — не успевший подготовить все к тому, как король придет. Стоящий недалеко офицер и угрюмый солдат, неправильно держащий меч, старательно делают вид, будто бы не подслушивают. Генеральское задумчивое, неуверенное молчание притягивает внимание. — Вы оказываете мне невероятную честь, — наконец-то соглашается Томас, и хотя голос наполняет энтузиазм, мужчина выглядит неуверенно. Ристалище пустеет — рыцари перелезают за ограждение, чтобы освободить для короля место. Они заинтересованно косятся на него. Это первый раз, как он выходит на ринг, не скрывая собственное проклятие, и им чертовски хочется узнать, на что способен их царь. — Я советую надеть доспех, — серьезно предупреждает Виктор, но Томас только посмеивается и отмахивается от Бенни, спешащего поднести кожаный наплечник. — Меч или копье, милорд? Может, шпага? — предлагает генерал, потягиваясь. Он, наверное, думает, что король давно не тренировался, что растерял скорость и точность, и поэтому ведет себя так беспечно. Но с одиннадцати лет Виктор не знал, что такое поражение. Вкус поражения ему заменяет сладость вражеской крови. — Когти, — разжимает мужчина кулак. Они разрезают металл и вырывают куски из мрамора; и это отличный шанс показать всем, на что еще они способны. Ему нравится вызывать страх. Если он бог, то крики — это его молитвы, потому что только они одни могут быть достаточно искренними. — Что ж, а я выберу копье, — кивает Томас, подзывая оруженосца. — До первой крови, милорд? Виктор кивает, уже не настроенный говорить; под ребрами вспыхивает голод, хотя он только что поел, голод, оттенок которого он еще не чувствовал. Происходит что-то неладное, что-то, что мужчина не контролирует, когда бросается на копье, будто бешеная собака. Томас теряет равновесие, но, падая, успевает сделать кувырок и вновь поднимается на ноги. Он перехватывает деревко двумя руками и издает воинственный клич. Но это не пугает, Виктор просто делает шаг и копье пролетает мимо. Новый голод ненасытный. Он бесконечный, как небо, и не заглушается себя обещаниями про скорый обед. Но, может быть, просто есть уже недостаточно — нужно охотиться, впитывая в себя страх добычи. Это первобытное желание — еще один подарок проклятой хвори. Виктор, ужасаясь, понимая, что не контролирует собственное тело, подставляется под еще один удар. Он перекусывает копье, едва не захватывая кусок генеральской ладони. Отплевываясь опилками и упиваясь испуганными возгласами, король осознает, что не в состояние остановиться; что уже не он, а проклятие, заставляет прыгнуть и… Шум крови заполняет слух, а глаза накрывает красная пелена. Король ничего не видит, только размытые тени, и ничего не желает, кроме как убивать. Пока не останется ничего, кроме разрухи и смерти. Пока проклятие не накроет туманами разрушенный, перетертый в пыль континент. Пока он один не уничтожит любое и каждое войско, что только посмеет стать на пути погибели. Мор. Должен воцариться мор! Как обещало пророчество… Когда придет Зверь, рожденный под пустыми небесами, северное королевство погибнет. Так зачем откладывать то, что можно сделать сегодня? Виктор легко перебьет целый зал, какими бы умелыми рыцарями и офицерами он не полнился; он даже не почувствует усталости. Зал, дворец, город, страна… Он не понимает, в чем разница, если итог один: разрушение. — До первой крови! До первой крови! — прорывается сквозь безумное наваждение мужской голос. Виктор медленно моргает, и голодное марево теряет мощь. — Милорд! Генерал испуганно лепечет, отчаянно колотя руками. Из пробитой когтями щеки сочится сукровица. Пошатываясь, король встает на ноги. Он слабо понимает, что произошло, и рефлекторно протягивает ладонь, чтобы Томас поднялся, но генерал отвергает жест помощи. Кряхтя, мужчина становится на четвереньки. Под коленями хрустит сломанное копье. — Может, — скрипя зубами, произносит он, — вам не стоит записываться на турнир. Стараясь держать равнодушное лицо, король пожимает плечами. Он абсолютно точно упустил контроль — и если бы не отчаянный крик, то перешел бы грань, за которой уже не остается ничего человеческого. При шахтерской хвори живут лишь месяц. Виктор пытается вспомнить, когда первый раз осознал, что только сырое мясо несет чувство сытости. Да, сегодня начинается двенадцатая неделя. — Не тебе решать, — но каждое слово приходится проталкивать через невероятное усилие. Голосовые связки будто бы окаменели… Так уже было один раз. Виктор знал и боялся, что обратится в тварь через месяц. Так обещала книга. Но когда он впитал проклятие во второй раз, мужчина предположил, что уже не простой больной… Видимо, он ошибался, видимо, он все еще превращается, просто медленно и… непоправимо, потому что исцеление означает смерть Жаклин. Паника омывает сознание, но Виктор любит обманываться, поэтому он находит способ успокоить себя. Он повторяет себе, что это случилось лишь один, первый раз, и что второго не будет; что это просто врожденная жестокость, а не приобретенный голод, взяли контроль над мышцами; что когда он сожмет дрожащими пальцами ладонь княгини, это наваждение сгинет. Да, так и будет. Это было временное помутнение. Все хорошо, все отлично, все… — Милорд? — в затылок ударяет скрипучий, но все еще мелодичный голос. — Милорд, если вы не заняты. Леди Лиса, которая неизменно сопровождается фрейлинами, выглядывает из-за двери малой музыкальной гостиной, и приветственно улыбается. Когда-то давно она была единственная, кто дарил материнское тепло, и поэтому Виктор принял за правило не отказывать, если графиня о чем-нибудь просит. Будь то недолгий разговор, экстравагантный званный ужин или поиски пропавшей дочери. — Да? — отзывается мужчина, замедляя беспокойный ход между колоннами. Он запускает руку в карман и сжимает маленький медальон-перышко. Кажется, пора рассказать про это. — Слышала, что княгиня нашлась, — довольно хлопает женщина в ладони, когда он присоединяется на чаепитие. Неловкая служанка предлагает кофе, чем вызывает хохот. Но ради графини, Виктор отказывается и от бычьей крови тоже. — Это так здорово, потому что я боялась, что она… Ты… Вы понимаете меня, милорд. Изабель. Огненноволосый призрак Изабель все еще носится дворцовыми коридорами, все еще вальсирует с пустыми доспехами, все еще смеется и хохочет, прячась между колоннами от леди Ви. Виктор коротко кивает. — Вы наконец-то улыбаетесь, милорд, — говорит леди Лиса, играя в гляделки с фрейлинами. — Мы уже и забыли, когда вы делали это в последний раз. Вы позволите дать вам совет? — Конечно, — отзывается мужчина, хотя мыслями он бесконечно далеко; он думает про озеро, где покоится Изабель, и не находит в себе смелости рассказать про это. — От вас — что-угодно, графиня. Леди Лиса щелкает пальцами, и свита закрывает уши. Виктор замечает, что она помолодела, что не сутулит плечи — может, дело в заключение леди Ви. Если он правильно понимает, как работает дворцовая иерархия, теперь графиня — старшая придворная леди. — Тогда слушай меня внимательно, Виктор. Мужчина, в честь которого тебя назвали, тоже принимал подобный выбор, — женщина отбрасывает фамильярный тон. Она крепко сдавливает морщинистыми пальцами мужскую ладонь. — Если любовь заставляет тебя позабыть про долг, это не любовь, а смертельный приговор. Воцаряется молчание. Виктор понимает, к чему клонит леди Лиса, и шумно выдыхает. Он возвращается к тому, о чем думал целое утро. Если бы Жаклин попросила уничтожить мир… После того, что произошло, когда он перекусил копье, король уже не знает, что бы сделал. Зал, дворец, город, страна… Он не понимает, в чем разница, если итог один: разрушение. Как же приятно ощущалось это безумие, это абсолютное и безграничное всевластие; он бы действительно превратил королевство в клочок выжженной земли, если бы марево не развеяли крики. — Не забывай про это, когда настанет время принимать решение, — вздыхает графиня. — Если она любит тебя, то простит. Я же простила. Виктор помнит, какими взглядами обменивались отец и графиня; и уж лучше подписать смертный приговор, чем желать так сильно. Неожиданно даже для король себя произносит: — Я отыскал Изабель. Леди Лиса преображается. Она становится… яркой, будто бы смахивает с себя пыль печали. Широко улыбаясь, графиня поднимает взгляд на портрет дочери. — Что? Где она? Как она? Все ли хорошо? — разбрасывается графиня вопросами. — Почему ты не сказал, как только пришел? О, Виктор, это лучший день! И мужчина не находит в себе смелости сказать, что в действительно случилось — что он хотел, но не нашел храбрости сказать “тело”. — Она хорошо устроилась, — не моргая, врет Виктор. Легко и быстро — потому что желает, чтобы в ложь поверили. Чтобы в жизни графини, лишенной любви, вернулось единственное светлое чувство — надежда. — Боже, да! Мне все равно, где и с кем, будь Белла только здоровая и счастливая, — кажется, леди Лиса тоже знала про секрет Изабель. — Скажи, как она себя чувствует? Она нашла то, что так хотела? Лишь бы не расплакаться. Виктор повторяет жест, который подсмотрел у Жаклин: он упирает взгляд в потолок, чтобы не видеть лицо графини, когда произносит следующие строки. — Да. Я думаю, что она отправилась в лучший мир, — и как бы он хотел, чтобы это был свободный восток, а не рай. Леди Лиса так счастливо смеется. Она кружится между креслами, обнимая себя за плечи. — Будет ли она писать мне? — замирает женщина между пируэтами. Она выглядит так восторженно, так радостно: — Виктор, пожалуйста, скажи, что она не забыла про старуху-мать! И мужчина понимает, что будет подделывать почерк от Изабель, пока графиня не умрет. Чего бы это не стоило, он сделает все, чтобы леди Лиса не узнала, что произошло. Потому что она хороший человек, а хорошие люди не заслуживают жить дольше, чем их дети. — Она передала вам это, — он кладет на стол маленький изумрудный медальон. Голос скрипит: — Изабель сказала, что очень скучает. В одно лишь движение, графиня хватает украшение. Она немедленно растягивает колье, которое носит, и нанизывает медальон-перышко на золотую нить. — Я тоже скучаю! Как бы я хотела встретиться, но это… это опасное путешествие. Верно? Восток — дело тонкое, но моя маленькая птичка справится… Может, я навещу её! Навещу же, да? — Может быть, когда все наладится, я найду способ сопроводить вас в место, где Изабель нашла пристанище, — размывчато говорит Виктор. Когда все наладится… Что за жестокая шутка! Но леди Лиса уже не слушает. Получая обещание, она выбегает в коридор, крича, что Изабель нашлась. Виктор чувствует себя отвратительно. Не стоило врать, но… Как бы он сказал, глядя матери в глаза, что дочь, которую она годами оберегала, превратилась в гниющий труп. И все из-за чего? Из-за того, что Виктор подарил Изабель танец, когда вернулся в замок между военными походами и осознал, что девочка, которую он оставлял прятаться между колоннами, превратилась в прекрасную леди? Что несмотря на целый год, пока они не виделись, пока она проходила обучение у леди Ви, а он завоевывал запад, они все равно остались лучшими друзьями? Из-за того, что он желала перевернуть королевство и издать приказ, чтобы люди, как Изабель, могли любить свободно? Из-за того, что когда он пригласил Бель на проклятый танец, он отвернулся от Жизель? Жизель. Имя вспыхивает перед глазами, и Виктор задыхается от ненависти. И хотя она ничего не сделала, — и хотя он действительно любил, как внимательно она слушала, пока он декларировал заученные стихи о любви, которую не чувствовал, — он принимает чудовищное решение. — Бен? Слуга буквально влетает в помещение, едва не переворачивая кофейный столик. Он так желает угодить и понравиться… — Отыщи Жизель. Мне все равно как, мне все равно где. Пытай леди Ви, но выясни, где она спрятала дочь. Тебе ясно? Юноша кивает. — И сделай так, чтобы главный зал, где пройдет маскарад, украсил аквариум. Око за око, и мир ослепнет. Дочь за дочь, и… Виктор вспоминает, что сегодня вообще планировал заниматься другими вещами. Он обещал Жаклин Леруа лучший день в жизни. Часовая башня пробивает полдень.