39
Мишель растерялся из-за всех этих стремительных событий и не смог ничего сделать. Марка задержали, и он очень быстро оказался в полицейской машине, а Мишеля к нему не пустили. Мишель хотел даже подбежать, силой растолкать полицейских и вцепиться в Марка, но его на месте удержали руки отца, который крепкой хваткой вцепился в его плечи. — Пусти! — шикнул на него Мишель и резко дернул плечами, пытаясь сбросить с себя эти руки. Он был готов кинуться под машину, если бы не было другого выхода, но Марк в последний момент поймал его взгляд и еле заметно покачал головой, прося не вмешиваться. Мишель сразу же растерял весь свой запал и беспомощно обвис в хватке отца. Отец усадил его на заднее сидение своего автомобиля, захлопнул дверь и сам сел за руль. Мишель сглотнул комок в горле, посмотрел в последний раз через тонированное стекло на старое здание общежития и загоревшиеся фонари, а потом они выехали на дорогу и сразу же свернули на соседнюю улицу. Мишель перевел взгляд на отца. Посмотрел на его ровную спину, поседевшие волосы и на пальцы, нервно сжимающие руль. От отца пахло совсем не так, как в последнюю их встречу. Отец был подавлен и немного растерян. Запах его был слабее, чем Мишель помнил его несколько дней назад, а еще от него сильно пахло его омегой. Как и в салоне этого автомобиля. Мишель был уверен, что совсем недавно на этом самом месте сидел любовник его отца. — Зачем ты это сделал? — шепотом спросил Мишель, тупо смотря на тонкие бледные пальцы отца, казавшиеся в темноте салона автомобиля нереально яркими. — Зачем ты хочешь все испортить? — Ты ничего не понимаешь. — Раздраженно бросил отец. На перекрестке они не свернули в сторону моста, а поехали вдоль набережной. Мишель выглянул в окно, но увидел только размытые огни от автомобильных фар и усиливающийся снегопад, закрывающий почти весь обзор. — Чего я не понимаю? — Мишель посмотрел на макушку отца. — Так объясни мне нормально, а не устраивай все это! — Мишель шикнул и сжал руки в кулаки так сильно, что расцарапал ладонь собственным ногтем. — Это нормально, по-твоему, натравить на Марка полицию? Из-за того, что мы переспали? Так мне семнадцать, я уже не ребенок! Мишель последнюю фразу прокричал слишком громко. В глазах появились злые слезы, а сжатые в кулаки руки затряслись. Мишель от эмоций пнул спинку кресла перед собой и отвернулся к окну, чтобы снова уставится взглядом на размытые цветные пятна. — Очень по-взрослому. — Слишком спокойно сказал отец. — Ненавижу тебя сейчас. — Забормотал Мишель. — Я хотел тебя с ним познакомить, чтобы ты нас выслушал, а ты натравил на Марка полицию. Зачем ты так? — Мишелю пришлось быстрым движением убрать с глаз проступившие слезы. Не время сейчас было реветь. — Зачем ты это все натворил? Да ты же сам можешь кого угодно найти, хоть из-под земли достать. Да заявился бы тогда сам, раз так волновался за меня! — Мишель, послушай… — начал говорить отец. — Куда его повезли? Отвези меня туда же! Мишель снова пнул кресло. На этот раз то, в котором сидел отец. — Мишель, — отец лишь еще крепче сжал руль, — ты можешь меня выслушать? — Ты меня не слушаешь. Куда мы едем? — В участок. — В который везут Марка? — Да. Часть напряжения ушла. Мишель разжал кулаки и откинулся на спинку сидения. Хоть что-то. Уже хорошо. Мишель еще мог что-то изменить. Мишель мог просто объяснить всю ситуацию, рассказать, как было на самом деле, уверить всех, что Марк ни в чем не виноват. — Послушай, — продолжил говорить отец, — мой ребенок пропал на сутки и я не мог его найти. А потом он пришел домой с запахом, как будто с ним… как будто над тобой надругались. Мишель, я не понаслышке знаю много разных плачевных историй. Твой запах — это…он был с тобой груб? — Нет! — резко выпалил Мишель. — Может, заставлял или… — Нет, ничего такого! Что за бред? У всех омег после первого секса меняется запах. Не надо выдумывать себе оправдания! Ты привык, что я тебя во всем слушаюсь, и теперь просто бесишься! В полицию пошел! Это вообще нормально, по-твоему, а? — Я попросил помощи у своего друга из полиции, потому что не смог бы найти тебя сам. Я был не прав, когда начал кричать на тебя, но ты не должен был сбегать во второй раз! — отец тихо рыкнул, что выдало его волнение, но даже голоса не повысил на крики Мишеля. Мишель тоже быстро растерял свою ярость и в очередной раз скатился в уныние. Это были какие-то чертовы эмоциональные качели, тянувшие из него все силы. — Этот альфа что-то с тобой сделал, Мишель. И он не тот, за кого ты его принимаешь, поверь. Я тебе все объясню и ты поймешь, почему я… Да я с ума сходил! Если бы понадобилось, и не только полицию подключил. В тишине Мишель переваривал слова отца и свои эмоции. В салоне было тепло, пахло немного тем самым любимым запахом отца, все еще пахло новой обивкой салона и талым снегом от шапки и куртки Мишеля. И посторонний омежий запах уже раздражал не так сильно. — Ты все равно не прав. — Сказал Мишель через десяток минут напряженного молчания. Автомобиль свернул с дороги, подпрыгнул на кочке и остановился на полупустой парковке перед полицейским участком и под единственным горящим фонарем. Мишель тут же выбрался из машины и зашагал по свежему снегу к новенькому кирпичному зданию с широким крыльцом. Стеклянная входная дверь пропускала желтый свет из здания наружу, и Мишель шел на этот свет как мотылек. Отец догнал его, хотел снова взять его за руку, но Мишель дернул плечом, избегая прикосновения. Когда он дернул на себя дверь и оказался в совершенно пустой и безликой приемной, Мишелю пришлось повернуться лицом к отцу. — Где Марк? — спросил он. — Почему здесь никого нет? И в то же время, не дожидаясь очередного бессмысленного ответа от отца, Мишель повел носом и унюхал слабые остатки от запаха Марка. Мишель даже смог определить, в какую сторону длинного коридора его повели и уже хотел идти по этому следу. Отец снова схватил его за плечо, развернул и повел в другую сторону. — Не туда! — растерянно сказал Мишель, но когда он потерял сладкую нить запаха Марка, и наваждение немного рассеялось, Мишель снова разозлился и шикнул. — Сначала расскажешь все нам, а потом я решу, пускать ли его вообще к тебе. — Что мне вам рассказывать? — Мишель попытался вырвать руку, но он был слишком слаб. Отец не делал больно, но держал крепко, используя всю свою альфью силу. И еще давил запахом, который Мишель всю жизнь безоговорочно боготворил. Отец открыл непримечательную дверь со стеклянной вставкой и затертой табличкой и завел Мишеля в маленький тесный кабинет. Здесь пахло уже другим незнакомым альфой — хозяином этого кабинета. Стекло на двери и окно в кабинете были прикрыты желтыми жалюзи. В унисон с работающим компьютером гудела яркая лампа на потолке. И еще одна стояла на столе, освещая ровные стопки рабочих бумаг, смешную подставку для ручек в виде щенка и небольшую фотографию в рамке, повернутую изображением к пустому рабочему креслу. — Сядь на стул. — Сказал отец. И Мишель сел, сложив руки на коленях. Отец остался на ногах. Казалось, он занимал собой все небольшое пространство, а запах его полностью завоевал эту территорию. Отец давил как никогда в жизни, но, в отличие от прошлого дня, в его запахе и поведении не было безумия и гнева. — Я люблю его. — Сказал Мишель, когда молчание затянулось. — Да это же… — Не любовь? — спросил Мишель, отрывая взгляд от своих рук. Он все еще как будто чувствовал запах Марка, хотя это и было невозможно. Мишель точно чувствовал, что Марк в этом здании, что он совсем рядом и пока что в порядке. Волнуется только, да и то не за себя, а за Мишеля и братьев. — Мне семнадцать и я, как подросток, влюбился в первого встречного альфу? И на самом деле это и не любовь и все быстро пройдет? Отец долго молчал. Отвернулся к двери и смотрел сквозь жалюзи и стекло на коридор. Слышалось, как кто-то ходил мимо, как где-то говорили люди, как постоянно пронзительно звонил телефон. Мишель раньше никогда не бывал в полицейских участках, и это все опять было для него впервые. — Это так. — Коротко сказал отец. — Все равно. — Тут же ответил Мишель. И этот ответ отца удивил. Он повернулся к Мишелю и посмотрел странным, полным какой-то дикой и почти невыносимой тоски взглядом. — Все равно, что это будет. — Повторил Мишель. — Если мы даже навсегда расстанемся с ним, у меня все равно уже был самый лучший праздник в жизни. И я… — Мишель впился короткими ногтями в свои грязноватые джинсы и замерзшие ноги под ними. — И я такое чувствовал, чего никогда у меня не было еще. Мишель вспоминал ту ночь. Всего пара дней прошла после нее, а он уже пережил столько всего, что хватило бы на несколько лет. Но когда Мишель шел по узкому ограждению, держался за руку Марка и заглядывал в желтые окна, он был счастлив как никогда. И пока он помнил это чувство, он бы не смог снова жить так, как жил до этого. Мир был слишком красив, а жизнь слишком интересной, чтобы прятаться от них в уютной квартирке. — Да это гормоны. — Сам себе не веря забормотал отец. — Я не про секс. В коридоре за хлипкой стеной прошлась целая компания полицейских, которые громко смеялись и обсуждали капитана Роджерса. После них все стихло и из звуков в этом кабинете снова осталось только гудение компьютера и лампы. — Не в том дело, что у нас с Марком. — Мишель попытался закончить свою мысль и снова не сорваться, не скатиться до банального шипения и бессмысленных обвинений. — В том, что ты даже не хочешь задуматься о моих чувствах. Почему я просто не могу встречаться с ним? Да даже и спать? Да это же нормально. Мне семнадцать. Не четырнадцать там или пятнадцать. Я совершеннолетним скоро стану. Отец молчал. — Я не хочу так больше жить. — Откровенно заговорил Мишель. Если отец его не поймет — не важно. — Всю жизнь в этой дурацкой ужасной тоске. Какая же бесполезно… — Мишель тряхнул головой. — Не в том дело, люблю я или не люблю Марка. Он помог мне…осмелиться. Если ты заставишь меня выбирать, я его выберу. Не потому что я глупый подросток и влюбился в него, просто он меня никогда не заставит так делать. Я прошу хотя бы уважать мои чувства. Не соглашаться сразу со мной, но хотя бы… Берни говорит, что любой имеет право на свое мнение. Мишель не понимал, чем они сейчас здесь занимаются. И не понимал, почему отец привел его в этот пустой кабинет. Сейчас все было плохо: Марка почти арестовали, виноват в этом был Мишель, Эшли и ребенок остались совсем без поддержки и их папа все еще лежал в больнице и ждал операции. А Мишель вел разговоры с отцом. Долгих лет не хватило, чтобы всего лишь рассказать отцу про свои чувства и попросить помощи. Но зато сейчас, когда не было этого драгоценного времени на разговоры, когда Мишеля настигли последствия его молчания, они эти разговоры вдруг вели. — Ты сбежал и пропал на ночь. — Сказал отец, а Мишель кивнул. — Потом снова сбежал. А я не мог сидеть и ждать, потому что не был уверен, что тебя просто…да хотя бы не изнасиловали. Ты заметил, какой у тебя запах? Мишель снова кивнул. — Представь, если бы с твоим ребенком случилось такое. Отец все-таки отошел от двери, но в таком тесном кабинете ему было некуда податься. Он сделал пару шагов вдоль стены. Оказался за письменным столом, выглянул в темноту за окном. Поправил неровные жалюзи. — Я должен сказать тебе. — С тяжелым выдохом сказал отец. Он как будто сомневался, не хотел говорить об этом с Мишелем и даже не знал, как об этом говорить. Пытался заботиться о его чувствах так, как всегда привык. — У меня был его номер и я смог кое-что узнать. Отец снова нашел в себе силы взглянуть на Мишеля. Теперь их разделял рабочий стол и горящий светильник. Подсвеченное теплым светом лицо отца выглядело еще больше постаревшим, чем обычно. Уголки губ были опущены, морщины пересекали лоб, собирались в уголках губ и около глаз. Мишель видел синяки у него под глазами и видел его потухший, почти смирившийся взгляд. — Не переживай сильно за него, ему не привыкать попадаться полиции. Он…в каждом отделении есть списки, за кем стоит присматривать… — Я знаю. — Сказал Мишель и снова попытался вцепиться пальцами в джинсы, но ногти лишь противно прошлись по грубой ткани. — И еще есть кое-что. — Отец снова замолчал, но ненадолго. Собрался с духом, еще больше помрачнел. — Не знаю, как лучше сказать. Он не случайно, скорее всего…. Не случайно тебя нашел. Он.… У него отец…. — Папа его застрелил. — Закончил Мишель. — Я знаю. — Он сказал тебе? — Я первым догадался. — Мишель опустил голову. — И ему сказал. Он не хотел смотреть, чтобы не видеть, что творилось с отцом. Авторитет отца резко рушился в его глазах. Мишель вдруг понял, что он может ошибаться, что он не идеальный и что он так же может растеряться и совсем не знать, что делать. Он не справлялся. Не справлялся со страхом за Мишеля и не справлялся с так резко открывшейся правдой. Мишель, догадавшись, упал в обморок. Отец пока держался. — Мишель… — протянул отец растерянно. — Марк не виноват. — Мишель постарался сохранить твердость в голосе, но сердце его уже сжималось от странного трепетного чувства к отцу. — Сделай так, чтобы его отпустили. Участок стремительно пустел. По коридору уже не ходили люди, и телефоны звонили все меньше. Рабочий день давно подошел к концу, а на город надвигалась ночь. Мишель устал. Его ноги и руки были тяжелыми, двигались с трудом. Голова гудела. И психика была на грани. Отец оказался обыкновенным человеком. Он не был всесильным взрослым. Он, наоборот, был очень уязвим. И он так же нуждался в помощи и поддержке. Старался сохранять для Мишеля видимость нормальной семьи и прятался на работе. Мишель пообещал себе, что когда-нибудь он обязательно позаботится и об отце. А пока что его моральных сил на все это не хватало. Отец же нашел омегу, впервые так долго встречался с кем-то и впервые привел своего любовника в дом. Отец должен был найти себе смысл в другом. Не в Мишеле. — Когда я во всем разберусь. — Ответил отец глухо. — Когда я выясню, что ему от тебя нужно и когда точно узнаю, что он с тобой ничего не сделал. — Моего слова недостаточно? — Нет! Не бывает таких совпадений! В коридоре раздались одинокие тяжелые шаги, и Мишель решил подождать с очередными словами. Но человек в коридоре не прошел мимо, а остановился прямо перед закрытой дверью. Мишель видел, как тень закрыла полоски света, пробирающиеся в кабинет через жалюзи. Потом Мишель почувствовал запах взрослого альфы, которым уже пропах весь этот кабинет. Хозяин кабинета для приличия постучал в собственную дверь и тут же открыл ее. — Вы уже здесь, Генри. — Сказал он. Этот альфа был высок и строен, на нем красиво сидела форма, и выглядел он разве что лет на тридцать с хвостиком. Разве что седые корни волос выдавали его возраст. — Мы решили немного поговорить, Билли. Этот Билли заинтересованно оглядел Мишеля. Мишель осмотрел его в ответ и даже сел ровнее на своем стуле. От этого полицейского сильно пахло Марком, а значит, он пришел только что от него. — Где он? — спросил Мишель у этого альфы, игнорируя теперь отца. — Уильям Макгиллан, молодой человек. — Занудным наставническим тоном сказал офицер, пока шел к своему пустующему креслу. — Приятно познакомиться. — Где Марк? — повторил вопрос Мишель. — Задержан на время. — Скучающим тоном сказал офицер. — Почему? — Это мы сейчас и выясним. Генри, возьми стул, присядь. — Он взмахом руки показал в один из углов, где примостился скромный пластиковый стул. — Не стой над душой. Мишель снова закипал. — Расскажете, молодой человек, про свои приключения в последние дни? — спросил неприятный офицер Уильям Макгиллан. — Очень ваш запах не сходится со всем, что я только что услышал. — У меня имя есть. — Обиженно сказал Мишель, смотря исподлобья на гладкое лицо офицера. — Вы же мне его не сказали. — Да вы его знаете уже. — Мишель, хватит! — слегка прикрикнул отец, и Мишель по привычке сразу сдался. — У нас все было по согласию. — В который раз за этот день принялся объяснять Мишель. — Я уехал с ним, потому что так сам захотел. И я предупредил взрослых, вообще-то! Эйбел, муж дяди, знал. И Анджей, он…тоже родственник. Мишель даже не подумал о том, что, возможно, в ответ на помощь он просто сдал Эйбела на растерзание отцу. Но нормально соображать он снова не мог. Он смотрел в скучающее лицо офицера, на котором застыла неприятная ухмылка, и понимал, что сейчас он должен убедить его. Хотя бы ради спокойствия Марка. — Мы гуляли с ним по центру, — продолжил быстро объяснять Мишель, как только заметил, что этот офицер что-то собрался сказать, — мы на мосту сидели, на елку ходили и салют смотрели. Я отказался домой идти! Сам! Марк меня отвел к себе, и я его уговорил переспать со мной. А он не хотел, вы поняли? Мишель немного приукрасил, немного промолчал. Например, про вино. За этот дерзкий побег стоило всю вину взять на себя. Его-то точно уж никто не арестует за совращение взрослого альфы. — А запах? — спросил офицер. Хотя бы перестал ухмыляться. — А что запах? Мишель только сейчас заметил, как его тело было напряжено. Он вцепился руками в холодные ручки своего стула, он нагнулся вперед и уперся ногами в пол, готовый в любую секунду подскочить. Мишель попытался расслабиться. — Горький запах с ярко выраженным альфьим мускусом от омеги часто ощущается, если он подвергся насилию. Чаще всего, сексуальному. Мишель открыл рот и снова нагнулся вперед. — Я не пахну так! — возмущенно сказал он. — Ты пахнешь, Мишель. — Тихим и ласковым голосом сказал отец со стороны. — Если что-то было, или если ты боишься, просто скажи нам. Не надо рассказывать подробно, просто… -Нет! — громко сказал Мишель в лицо отцу, а потом перевел взгляд на полицейского. — Он. Меня. Не насиловал. И Мишель от злости пнул ножку стола. Взрослые молчали, а Мишель глубоко дышал и пытался контролировать свой гнев. Он никогда таким прежде не был. Он никогда так не злился и никогда не пинал мебель. Но он устал уже повторять: Марк не виноват. Он не понимал, каким способом донести правду до отца и до полицейских. Как вообще он мог надеяться на справедливость, когда отец выяснил их тайну? — Генри, — сказал офицер, игнорируя Мишеля, — я запишу его слова о том, что парень не виновен и назначу ему врача и анализ на гормоны, чтобы все подтвердить. Если он говорит правду, мы не будем предъявлять обвинения. — Я согласен на врача. — Выпалил Мишель. — Могу я поговорить с ним? — спросил отец. — Нет, — качнул головой офицер, и Мишель теперь был согласен с ним. Мишель смотрел то на отца, сидевшего рядом с ним на маленьком складном стуле, то на полицейского, который отвернулся к гудящему компьютеру и теперь громко клацал мышкой. Отец знал. Мишель вдруг окончательно осознал, что отец все знал. Он считал, что сын самого ненавистного ему человека надругался над Мишелем, но пока что вел себя почти спокойно. Отец подключил полицию, разыскал Мишеля и поспособствовал аресту Марка. Но он больше не кричал на Мишеля как день назад. — Ты что-то задумал? — спросил Мишель тихим голосом, смотря в уставшие и грустные глаза отца. — Хочешь запугать его? Или сговоришься со своими друзьями и засадишь его из-за этих выдумок? — Мишель кивнул в сторону отвлекшегося офицера. — Ты не имеешь права на это! — Почему ты так решил? Мишель взорвался: — Я не твоя собственность! — Почему ты думаешь, что я буду делать что-то специально? — отец наклонился немного вперед и оказался слишком близко с носом Мишеля. Его запах был другим. Он не был авторитетом. Потому что это было очевидно. — Ты гнал его даже когда не знал всего. — Я был не прав. — Он не нравится тебе! — Да. — Легко согласился отец. Мишель победно ухмыльнулся, когда получил признание, но улыбочка быстро сошла с его лица. И сердце снова быстро забилось от страха. Он же должен был выиграть эту битву. Он должен был помочь Марку сам, без помощи. — Ваши направления, молодой человек. — Офицер раздраженно подтолкнул кучу бумаг в сторону отца. Мишель быстро протянул руку и забрал бумаги себе. — А ты, Генри, распишись здесь. Это его показания. Ты законный представитель. — Несовершеннолетний — не человек, да? — зло пробормотал Мишель, просматривая отобранные бумаги. Там был целый список разных анализов и целых три специалиста. — Человек. — Серьезно сказал офицер полиции Уильям Макгиллан. — Но все еще очень глупенький человек.40
Мишель сжимал в руках выданные ему листы, молчал и всю дорогу смотрел в окно на сонный город. Вечер постепенно превращался в ночь, снегопад превратился в метель. И на душе у Мишеля было очень погано. Ему нельзя было увидеть Марка, ему нельзя было с ним поговорить и его не собирались отпускать ни этим вечером, ни следующим утром. Мишель даже не мог позвонить и записаться на прием к врачу, потому что у него не было с собой телефона. Мишель один раз лишь заговорил с отцом за всю дорогу и попросил его смартфон. — Почти десять часов, — сказал отец, — уже поздно. Они ехали домой. Мишель слишком устал, чтобы пытаться сопротивляться. Да и идти ему было некуда. Он не мог больше обходиться лишь одной гордостью. Ему нужен был телефон, чтобы записаться на прием, ему нужны были деньги, чтобы оплатить все это. Ему нужен был душ, тишина и мягкая кровать. Ему нужно было находиться ближе к отцу, чтобы быть готовым к очередному удару в спину. В теплом салоне Мишель позволил себе немного расслабиться и даже прикрыть глаза. Смелость его покидала, а руки начинали заметно дрожать. В глазах то и дело появлялись слезы, но он даже не мог заплакать. И от этого было еще хуже. Выплакался бы уже, как это всегда и делал, легче бы стало. Когда отец припарковал машину около дома, Мишель все-таки собрал последнюю волю в кулак и вытер мокроту с глаз рукавом куртки. Марку бывало в сто раз хуже, но он никогда не плакал. Мишель хотел подняться в квартиру, забрать свой телефон, карточку и рюкзак, закрыться в комнате и просидеть там до самого утра. Фотографии папы стоило спрятать в какой-нибудь книге, свитер, предназначенный для отца, закинуть подальше в шкаф и больше про него не вспоминать. Стоило найти в телефоне контакты приемной их семейной клиники и в интернете уточнить время начала работы. Но в их нарядном подъезде на самых первых ступеньках лестницы сидел Берни. Он был все в той же курточке, с такими же растрепанными волосами, и выглядел уставшим, как будто собирался заснуть прямо здесь. Берни сидел, привалившись к неудобным витым перилам лестницы, обнимал свои колени и сонно смотрел на растерявшегося отца, пока Мишель не вышел из-за его спины. — Что ты здесь делаешь? — Мишель потянул Берни за руку, чтобы он встал с пола. — Тебя жду. — Берни поморгал, немного потряс головой, и сонливость с него спала, как будто ее и не было. — Я же волновался. — Сказал он с небольшой обидой в голосе. — А у тебя теперь даже телефона нет. Отец молча обошел Берни и стал подниматься по лестнице, придерживаясь рукой за перила. Берни почувствовал повисшее напряжение и испуганно замер, а Мишель вцепился в его холодную руку и сжал ладонь. — Поднимайтесь в квартиру. — Мрачно бросил отец сверху. — Замерзнете здесь. Мишель повел Берни за собой. Он был даже не в силах отпустить его руку. Это оказалось вдруг так важно — держать кого-то за руку. Кого-то, кто друг, кто никогда не предавал и всегда любил Мишеля. Отец открыл дверь и пропустил их вперед. Когда дверь захлопнулась, Мишель нервно вздрогнул и почти до боли сжал пальцы Берни. Тот тихо шикнул. Отец быстро разулся, лишь расстегнул пальто, не стал его снимать, а сразу же пошел на кухню, где через несколько секунд стукнула дверца шкафчика, а потом и послышался звон стекла. — Что с Марком? — спросил в это время Берни. Он уже снял свою куртку и разматывал шарф. — Ты его не отмазал, что ли? — Подожди, пожалуйста. — Попросил Мишель и пошел вслед за отцом на кухню. Отец достал из заветного шкафчика полупустую бутылку коньяка, уселся с ней за стол и теперь наливал крепкий коньяк в стеклянный бокал. По квартире расползался слабый запах алкоголя. Мишель сердито зашипел сквозь зубы, смотря на все это. Еще одна вспышка гнева прорвалась сквозь усталость, и Мишель вырвал бутылку из ослабевших рук, а следом забрал и стакан. Получилось все это легко — отец совсем не ожидал такого. Мишель лишь посмотрел в глаза растерянному отцу, потом подошел к раковине и вылил всю жидкость в слив. Ужасный запах крепкого алкоголя ударил ему в ноздри, вызвав слабый приступ рвоты. Мишель задержал дыхание и удовлетворенно кинул в раковину уже пустую бутылку и стакан. Потом так же молча ушел в свою комнату и хлопнул дверью. Берни тихонько проскользнул за ним следом. Мишель дрожащими руками включил лампу на рабочем столе, уперся ладонями о столешницу и выдал из груди громкий всхлип. Из глаз снова потекли слезы. Тело резко стало очень тяжелым и все силы уходили только на то, чтобы не упасть. — Он не должен так делать. — Сказал Мишель непонятно кому. То ли себе, то ли молчаливому Берни. — Может, мне уйти сейчас? — спросил Берни. Он прошелся по комнате и скромно сел на краешек кровати Мишеля. Сквозь слезы Мишель видел только его силуэт, спрятанный в полутьме, и чувствовал свежий и ненавязчивый запах молодого омеги. — Нет! — резко сказал Мишель. — Останься со мной. Он не хотел остаться один. Не хотел оказаться в одиночестве в этой темной комнате, когда за стеной с пустой бутылкой сидел отец. Ему было тяжело остаться одному со своими тяжелыми мыслями. Они постоянно возвращались к Марку. Как он? Что с ним сейчас? Как он, вообще, справится со всем этим. — Чем закончилось? — шепотом спросил Берни. — Его не отпустят, пока я не докажу, что он меня не насиловал. Нужно завтра утром сразу позвонить в клинику. Мишель утер ладонью мокрые глаза, хлюпнул носом и огляделся по сторонам. Потерянный рюкзак стоял на полу около кровати, а забытый телефон лежал на столе. Мишель взял его в руки, со страхом разблокировал и увидел несколько десятков пропущенных звонков и еще больше непрочитанных сообщений из разных чатов и переписок. Экран мигнул и сразу же погас, а в уголке засветился значок красной пустой батарейки. — Надо зарядить. — Пробормотал Мишель. Он нашел нужный шнур и подключил телефон к розетке. Потом стянул с плеч старую кофту Марка, в которой и провел весь этот вечер. Аккуратно сложил ее и оставил лежать на письменном столе. Мишель быстро залез на кровать и спрятался под одеялом, а носом уткнулся в подушку. Легкие сразу же заполнил знакомый и родной запах собственного дома. На укрытую одеялом спину мягко опустилась ладонь Берни. — Помыться? — спросил он. — Не хочу. — Берни погладил его плечо и пересел поближе. — Я устал. Мишель приподнял голову и увидел сидящего над ним Берни. Недолго думая, он подвинулся и устроил голову у Берни на коленях. — Я чуть-чуть так полежу. — Попросил он. На самом деле, это вызывало теплые воспоминания о дедушке. Дедушка часто клал голову маленького Мишеля себе на колени и перебирал его волосы, всегда рассказывая что-то интересное. — Ты был прав. — Сказал Мишель. — Он своей заботой делает только хуже. Ловкие пальцы Берни прошлись по его открытой шее, задели щеку и забрались в распустившиеся волосы. Берни погладил его, а потом окатил волной своего приятного и успокаивающего запаха. Мишель сильнее сжал в пальцах край мягкого одеяла и зажмурился. — Я верю, что он тебя и пальцем не тронул без разрешения. — Заговорил Берни. — Потому что я очень хорошо знаю Марка. А твой отец знает только, что он сын конченого мудилы, который увез тебя куда-то на пару дней, лишил девственности и еще вернул с таким сильным запахом, как будто ты у него в гостях какой-то кошмар пережил. Любой отец поступил бы так же. Твой еще очень мягко реагирует. — Не кошмар, — поправил Мишель, — наоборот же, я так счастлив был. И снова он начал тихо плакать. Слезы потекли сами собой, пара капелек стекла по виску и потерялась в волосах. Берни все еще гладил его по голове, поправлял рукой запутавшиеся прядки и не гнал Мишеля со своих колен. Это было очень эгоистично — вот так использовать Берни и не давать ему ничего взамен, но Мишель не мог отказать от этой ласки и от этого тихого голоса, который снова принялся его отчитывать. — Он бы мог сначала выслушать. — Попытался оправдаться Мишель. — Почему сейчас ты вообще за него? Ты же хотел, чтобы я его меньше слушался. Сам мне велел думать своей головой. — Но ты не думал. — Посмеялся Берни. — Я сделал все правильно. — В который раз сказал Мишель. — Ну а он просто волновался за тебя. Я даже места себе весь день не находил, когда не смог дозвониться, а он — твой отец. Ты — единственное его сокровище, которое непонятно кто украл и, возможно, обидел. Знаешь, если мы с тобой решили взрослеть, нужно учиться ставить себя на чужое место. Твой отец ничего плохого пока не сделал. Тебе нужно с ним поговорить без всяких глупых обвинений. — Марк из-за него в тюрьме. — Упрямо сказал Мишель. Он уже засыпал и только разговор с Берни держал его в сознании. — Он не в тюрьме. — Вздохнул Берни. — Я так понял, что ты сходишь к врачу, он подтвердит, что тебя не изнасиловали и его сразу же отпустят. — Это все несправедливо. Даже если на утро будет свободная запись, анализы будут готовы только к вечеру или, вообще, к следующему дню. А пока я их принесу этому противному офицеру, и пока он Марка выпустит, пройдет дня два. Мишель всхлипнул. — Бюрократия — цена законности. — Ответил ему сверху Берни. — И это и есть справедливость. Тебе повезло в жизни, а существуют тысячи омег, над которыми надругались, а они молчат по разным причинам. И только так иногда можно поймать какого-нибудь ублюдка. — Но Марк же не такой. Мишелю не было сейчас дела до других омег. Он не знал, что должно твориться в голове, чтобы молчать о таком. Он не понимал, почему ему не верят на слово. Не понимал, почему они не видят, что он совсем не похож на жертву насилия. Система была не идеальна, раз она коснулась их с Марком. — Это знаем мы, а не они. — Мягко сказал Берни. — Как они этого не видят? — спросил Мишель, но ответа не получил. Берни еще долго гладил его по голове и перебирал волосы. Давно прошло это «чуть-чуть», но Мишель так и продолжал лежать у него на коленях и наслаждаться этими простыми ласковыми прикосновениями. Он даже через какое-то время забыл про настоящее и начал вспоминать счастливое детство в доме дедушки. Так и заснул, успокоившись и почти улыбаясь от приятных чувств. Во сне почувствовал, как Берни аккуратно перекладывает его голову на подушку и поправляет одеяло, а потом медленно встает с кровати. Мишель с трудом открыл глаза и зажмурился, когда Берни приоткрыл дверь и впустил в комнату яркий свет из коридора. Дверь быстро закрылась, в комнату вернулась темнота, и Мишель снова провалился в сон. Во второй раз он засыпал уже под тихие голоса отца и Берни, доносившиеся из гостиной.