Снег и кровь

Осень, сырая и выцветающая, всего за одну ночь сменилась бурей. Была ночь полнолуния, но луна так и не появилась. Слишком обильный и ранний снег заметался под потемневшим небом. Деревья застонали, сгибаясь к оледеневшей земле под потоками жгучего холодного ветра, не имея сил закрыться и закрыть от буйства стихии. Рассвета не было, за свинцовыми тучами не показалось ни клочка небес, и только после полудня ночь осветилась скудным невидимым солнцем, став похожей на сумерки. Мина шла по снегопаду, не замечая его, изредка терла сухие глаза запястьем, жестом пытаясь выразить невыразимое. У неё разрывалось сердце. Белые и большие, как совиные перья, снежные хлопья постепенно редели, пока буря не успокоилась окончательно, бездумно растратив все свои силы. А Мина всё шла, сбиваясь с троп, спотыкаясь, потирая глаза и не чувствуя холода. Ей казалось, что всё это только сон, и объятия сугробов не обжигали её оголённые руки и ноги, когда она падала. Сон развеется, разойдутся облака, небо станет чистым и алмазно-голубым, как и должно быть славными зимними днями. Мина уходила от людей, от любого места, где могла сохраниться память о них, потому что воспоминания о былой славе человечества невыносимо ранили что-то внутри. Мина сердцем сама — человек, сама — горделивый хозяин мира, но мир отвергает её. Меняясь, он, так долго и тщательно изучаемый, снова становится чужим. Мина идёт, наверное, уже целые сутки, потому что солнце снова померкло за тучами. Она не встретила ни людей, ни себе подобных, и даже звери все попрятались, напуганные и замёрзшие. Всю ночь Мина сидит на вершине холма, прижав колени к груди, и смотрит на дымчато-чёрное страшное небо. Только к утру облака ненадолго расползаются, и среди них коротко взблёскивает золотистый рассветный луч, прежде чем снова оказаться спрятанным в тумане. Всего одной этой искры достаточно, чтобы Мина снова почувствовала себя живой — она вскакивает, распахнув наконец слезящиеся янтарные глаза, и её бледные губы улыбаются. По коже бежит холод, и, с нежностью обнимая себя за плечи, девочка смеётся неожиданно звонко. Всё окружающее отвечает этому звону, и кажется, что хрустальные колокольчики, на серебрящихся нитках подвешенные в воздухе, разом запели от шаловливого движения ветра. Мир так пуст и жесток, но он ещё есть. И Мина есть. Она обводит взглядом окрестности, сумрачные, незнакомые, но уже не пугающие, и торопится снова пуститься в путь. Мина снова бредёт в никуда. Тихо и неправильно, как выйдет, напевает песенку, которой Алиса научила её позавчера. Можно было остаться на месте, но Мине кажется, что тогда она заснёт и потом не проснётся, потому что сон сковывает, как мороз, и крепнет. Всё исчезнет, только если Мина позволит этому случиться. Но если не заснуть, а терпеливо ждать, то после зимы должна настать весна. Надо жить, надо увидеть своими глазами самое первое мартовское солнце, самый первый росток. Мина понаслышке знает, какая бывает весна, но сама ещё не видела её — и тем сильнее её ждёт. Со временем становится светлее. Снежные леса, равнины и покрытые надёжным льдом реки тянутся и тянутся, уже думается, что природа так и останется дикой. Но в какой-то момент рассредоточенный взгляд Мины, уставший от однообразия видов, выхватывает среди ближайшего подлеска непривычное пятно. Оно белое, но не цвета снега, и озарение приходит спустя миг — камень, известняк! Здание, построенное людьми и спрятанное в лесу, нет, целое поселение, как выясняется, когда Мина подбегает. В центре — большое здание, как думается, основа монастыря. Рядом с ним устроились дома поменьше. Когда Мина проходит меж них, сердце у неё сжимается. Местечко удивительно мирное и светлое, и даже сейчас всё выглядит спокойно, как будто ничего плохого не происходило и не может произойти здесь. Таким, наверно, и должен быть монастырь — вот только не таким пустым. Когда-то, совсем недавно, здесь жили люди, и ничто ещё не тронуто временем. Никто не плакал и не погибал, когда буря набирала силу. Монахи, напоследок освятив свои скромные жилища, просто ушли в ночь конца, чувствуя, что им здесь не место, и исчезли где-нибудь в тумане над рекой, бестелесные и безгрешные. Мина догадывается обо всём этом сама, а дома словно кивают, соглашаясь, и со снежных шапок, надетых на крыши метелью, с неслышным шелестом срываются частички. Надеясь спрятаться от неопасного, но досаждающего холода, Мина заходит в центральное здание. Все двери открыты для того, наверное, чтобы уцелевшие животные могли через время пробраться сюда и заново населить уже не нужный людям городок. Ветер намёл снега внутрь, но в остальном обстановка опрятна. Спустя несколько ничем не примечательных комнат Мина оказывается в более светлой и красивой — библиотеке. Должно быть, монастырь не был совсем уж оторван от мира: книги не только рукописные, созданные здесь же, но и печатные, купленные где-то в далёком и суетном городе. Кроме летописей и церковной литературы находятся научные труды, энциклопедии и даже художественные произведения, и такое разнообразие поражает и радует Мину, пусть она довольно плохо читает и не может в полной мере насладиться всем этим. Она только листает книгу за книгой, стараясь быть аккуратной и сдерживать рвущийся наружу восторг, рассматривает миниатюры, вдыхает запах страниц и не может надышаться. Она счастлива, пока не открывает очередной томик по астрономии и не различает на первой же странице тёмные размытые буквы. Они написаны поверх текста неровно, наспех, прозрачны и кажутся акварельными, но, как Мина замечает с недоумением, становятся ярче. Чёрная краска сгущается, пока девочка держит книгу в руках, и бесцельные разводы выстраиваются в ясно видимые буквы. ЧУДОВИЩЕ ЧУДОВИЩЕ ЧУДОВИЩЕ Мина хмурит брови. Этот вопль, полный праведного гнева — отклик на её присутствие? Пожалуй. Да, книгами дорожили. Но, уходя, их оставили как есть, потому что убранное в сундуки и спрятанное в подвалах уже никто не станет искать, оно никому не поможет. Когда по земле побредут чудовища, то книги, хранящие вложенную в них душу, должны предупредить об опасности выживших людей. Книги священны, и то, что несёт безумную и бездумную смерть, как человеческая злоба, они не встретят иначе. Вздыхая, Мина ставит том обратно на полку и отворачивается, зная, что теперь с любой страницы на неё будет смотреть укоряющий гневный шёпот. Чудовище, чудовище, чудовище, и последнее, кого оно пожрало — ни в чём не повинная девочка. Мина покидает библиотеку почти бегом, и так же, не обернувшись, оставляет позади сказочный, светлый городок, где никогда уже не воцарится прежнее счастье, и снова устремляет взгляд и путь в неизведанное. У Мины, как у чудовища, ещё есть цель.