Блуждающие огни

Следующие несколько дней жизни Фабрицио пролетают ураганом саморазрушения — дешевый алкоголь, недосып, еда на вынос из какой-то обшарпанной забегаловки, удар кулаком в стену от отчаяния, снова алкоголь, снова недосып. Ночная прогулка и встреча с Эрмалем уже понемногу исчезают из воспоминаний, и Моро даже не может сказать, было ли это на самом деле, или один из странных снов просто врезался в память сильнее обычного. Но рутина медленно его убивает, а призрачная улыбка, уже начавшая являться ему во снах, совершенно не помогает — те несколько часов принесли ему больше положительных эмоций, чем последний год жизни. Он выходит на улицу с наступлением темноты, петляет по переулкам в поисках темного силуэта нужного особняка. Кутаясь в куртку — как некстати пошел дождь — Фабрицио понимает, насколько же абсурдным делом сейчас занимается: он не знает ни названия улицы, ни номера дома, ни даже квартала, в котором тот находится. Моро оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где же он в прошлый раз свернул не туда. Он злится на одинаковые желтоватые дома, теснящиеся вплотную по обеим сторонам улицы, на мощенную булыжником дорогу, на погоду, на все окружение, которое кажется существует сейчас только для того чтобы его раздражать. Фабрицио останавливается на перекрестке и поднимает голову вверх — крупные капли падают ему на лицо, ветер треплет и так взлохмаченные волосы. В абсолютной растерянности, он принимает решение, нелогичное, но кажущееся правильным в этой ситуации — к черту попытки понять, где нужная дорога, он пойдет в случайном направлении. И, если понадобится, потеряется еще раз. Не думая, Моро оглядывает улицы, и, засунув руки в карманы, поворачивает налево. “Vicolo Spirito Santo” — гласит табличка, мимо которой он проходит, не заметив. Чем дальше он уходит из центра города, тем меньше света на улице — реже встречаются фонари, и все окна домов погружены во тьму, как будто здесь совсем никто не живет. Жутко. Но для Фабрицио это скорее хороший знак, он как будто спускается в глубь пещеры, которая почему-то считается городом Римом. И правда — менее чем через полчаса он снова оказывается на безымянной площади и видит знакомый силуэт темного здания. Что-то внутри сердца Моро заходится ликованием, но и это чувство исчезает через секунду. Каждый шаг отдается скрипом пожухлой травы, пока Фабрицио идет к крыльцу. В этот раз ему почему-то даже тревожнее, чем в прошлый. Может быть, потому что сейчас он знает, кого там встретит. Или еще страшнее — если не встретит. Моро толкает тяжелую дверь и заходит внутрь. Он осматривается, как будто ища изменения, какую-нибудь деталь, которая могла бы ему показать, что что-то не так. Но дом совершенно не изменился. Фабрицио отвлекается от рассматривания своего отражения в зеркале(хмурый и небритый, как обычно), слыша звон посуды, раздающийся откуда-то справа: — Ты пришел! - Эрмаль с его неуемной радостью высовывается в коридор из столовой. В его руках чайник из старого сервиза, а на плече лежит полотенце. — Я уже и не думал, что ты придешь, решил, что ты забыл обо мне. — О тебе забудешь, — отзывается Фабрицио. Он снимает куртку, оставаясь в одной футболке с закатанными рукавами, и сразу замечает направление взгляда призрака — на его руки, исполосанные свежими шрамами. Ох, этот разговор Фабрицио не хотелось бы пережить еще раз. Да, пытаясь заглушить душевную боль физической, выместить бессмысленную злость на самого себя, он возможно нанес себе несколько порезов. И что, это только его дело, почему вообще этот прозрачный парень так на него пялится? — Зачем ты это делаешь? — Эрмаль практически шепчет, пытаясь прикоснуться к красноватому следу на предплечье. — Уже не делаю. — Фабрицио ловит на себе обеспокоенный взгляд, — не помогает. Он нервно одергивает рукав, жестом заканчивая разговор, и направляется вглубь дома. Эрмаль тенью следует за ним. — Фабрицио… Фабри! — Чего? - Моро огрызается и тут же прикусывает язык — Эрмаль не виноват в его проблемах, он просто переживает. Боже, и откуда у него столько эмпатии? — Я просто хочу, чтобы ты был в порядке, — эта искренность бьет Фабрицио под дых. — Почему? Ты меня не знаешь. — Я знаю, что тебя зовут Фабрицио, тебе очень одиноко, и ты выбираешь очевидно нездоровые методы, чтобы с этим справиться. — Эрмаль останавливается и скрещивает руки на груди. Напускная уверенность в голосе резко сменяется теплотой, — и я хочу помочь тебе. Сочетание резкой правды и практически нахальства, с которым Эрмаль произносит “диагноз” заставляет и Фабрицио остановиться в коридоре. Он не знает, чего он хочет больше — ударить назойливого призрака по лицу(ах, да…) или осесть на пол и разрыдаться. Вместо этого он идет дальше по коридору, садится на диван в гостиной и прячет лицо в ладонях. Бесшумно появившийся рядом Эрмаль садится рядом, несколько минут они молчат. — Я пришел сюда сегодня, потому что мне было плохо, — начинает Фабрицио, не отнимая рук от лица. — А встреча с тобой осветила мою глупую бесполезную жизнь всего на мгновение, и этого хватило, чтобы я почувствовал себя лучше. Я не знаю, кто ты на самом деле, даже не знаю, реальность ли все то, что здесь происходит. Но здесь мне лучше, чем снаружи, поэтому давай просто притворимся, что ничего не случилось? Напряженное лицо Эрмаля выдает его мысли — смесь неодобрения, беспокойства, страха и еще чего-то совершенно неописуемого. — Фабри, я не могу притворяться, что я за тебя не волнуюсь. Но мы можем об этом не говорить. Просто… Скажи, если я чем-то могу помочь. Фабрицио изучающе смотрит на призрачное лицо и, кажется, даже немного сквозь. — Ладно. Считай, я тебя простил. — А что я сделал? — Был надоедливым. Оба видят, что диалог уже перестает быть серьезным, и Эрмаль, чтобы еще больше разрядить обстановку, притворно открывает рот от возмущения и строит лицо смертельной обиды: — То есть ты уже второй раз вламываешься без приглашения в мой дом и смеешь потом мне говорить, что я надоедливый? Фабрицио не удерживается от улыбки, видя его гримасы: — Ну, во-первых, без приглашения я пришел только один раз, — начинает он лекторским тоном, подняв указательный палец, — а во-вторых, да, ты на удивление приставучий, но тебе это даже к лицу. Эрмаль хихикает от своеобразного комплимента, морща нос. Наверное, это здорово, когда ты способен смеяться, особенно так, как это делает он — беззаботно, светло, прикрывая рот рукой, как будто кто-то лишний может его услышать. Фабрицио уже не помнит, когда он в последний раз так смеялся. — Я сейчас схожу в кабинет, принесу кое-что, — говорит призрак заговорщическим тоном. — Снова будем говорить об истории? — А мне больше и не о чем, — как-то печально отзывается Эрмаль, исчезая в коридоре. Фабрицио остается в комнате один, и его внимание привлекает письменный стол из дерева с вырезанными узорами. Открыв один из ящиков стола, он внезапно обнаруживает ворох фотографий — очень старых, черно-белых, но уже выцветших и пожелтевших, с потрепанными краями. Среди изображений моря, домов и неизвестных людей он замечает главное — портрет юноши в приталенном костюме со знакомой лучезарной улыбкой. Эрмаль совершенно не изменился за прошедшие более чем полтора века, все та же копна темных кудрей обрамляет лицо. Куда только дел пиджак и шейный платок? Моро невольно задумывается, как работает одежда в случае призраков. Насколько он помнит, в прошлый раз Эрмаль был том же костюме, никаких отличий. Значит ему не надо переодеваться? Но ведь на нем сейчас не полный костюм. “На нем не было пиджака, когда он умер” — услужливо подсказывает разум, и Фабрицио морщится от непрошенной мысли. Ему не хочется сейчас думать о смерти в любом ее проявлении. “Эрмаль Мета” — гласит надпись витиеватым почерком на обратной стороне фотографии, которую Фабрицио аккуратно оглаживает пальцами, — “1856”. — О, — призрачная голова вдруг возникает за его спиной, — это я. — Да, — Моро оборачивается, чтобы увидеть Эрмаля, — я случайно нашел. Пауза длится несколько секунд, прежде чем изо рта Фабрицио вырываются слова, которые, он уверен, точно не собирался говорить: — Ты очень красивый. Эрмаль поджимает губы, образующие смущенную улыбку, опускает взгляд, а Моро любуется его точеными скулами. Если бы привидения только умели краснеть, Мета уже напоминал бы по цвету бордовый гобелен, рядом с которым стоит. — Как ты умер? — вдруг спрашивает Фабрицио, через мгновение понимая, что он не очень-то и хочет на самом деле знать ответ. — Погиб во время Рисорджименто, — просто и прямо отвечает Эрмаль, — моя семья сбежала сюда из Османской провинции. Я был переводчиком, служил у графа ди Кавура, а потом просто оказался не в том месте не в то время. Фабрицио не очень много знает об истории Италии, но факт, что именно образование его страны лишило жизни Эрмаля, вовсе не кажется ему удивительным. Даже наоборот, это странным образом совершенно логично, что Мета, во всей его хаотичности, оказался “творением” именно революционной эпохи. Они долго сидят в гостиной, рассматривая старые фотографии, Эрмаль, принесший несколько книг, раскладывает их прямо на полу. Моро искренне увлечен, он внимательно слушает рассказы из позапрошлого века. На секунду его посещает мысль, что такими темпами он мог бы стать экспертом в истории, но Мета рассказывает не о глобальных событиях, его истории личные, и это на самом деле даже ценнее. Фабрицио может прочитать в любом учебнике о революции в Папской области, о Витторио Эмануэле и войне с Францией, но ни в какой книге он не найдет и упоминания о том, как Эрмаль играл со своей младшей сестрой в саду. Эти истории греют ему сердце несмотря на холодок, исходящий от призрачного силуэта. Время близится к утру, Фабрицио сидит на полу, прислонившись головой к дивану, он зевает. Мета, черт бы побрал его наблюдательность, конечно же сразу это видит: — Фабри. — М-м-м? — Мне кажется, тебе надо пойти домой и поспать. Моро поднимает взгляд на Эрмаля, хмуря брови, но соглашается. Да, он ужасно устал, и, возможно, сегодня будет один из дней, когда он сможет нормально заснуть. Медленно он встает, немного кружится голова, но прямо дойти до двери он способен. Мета машет ему на прощание до тех пор, пока входная дверь не захлопывается с глухим звуком. Путь обратно требует гораздо больше сил, даже не физических, Фабрицио заставляет себя делать каждый шаг по дороге домой. Эрмаль — его Эвридика, в его сторону нельзя смотреть… Иначе Фабрицио не найдет в себе сил уйти.