Любовь по обмену

Чистим. Еще немного, и мои десны не выдержат. Это должно уже когда-нибудь закончиться. Не знаю, как там у них, в Америке, но мои русские зубы были чистыми еще пять минут назад. Мы снова синхронно сплевываем, выпрямляемся, и я вижу на губах Пейтона легкое подобие улыбки. Мы обмениваемся многозначительными взглядами, и одновременно, как по команде, споласкиваем щетки под напором воды. Наши кисти нечаянно соприкасаются, и у меня перехватывает дыхание. Нужно бежать. Срочно спасаться бегством. Мамочки… — Спасибо за компанию. — Говорю торопливо, бросаю щетку в стакан, обхожу его и удаляюсь прочь. Ужасно хочется обернуться, но я и так знаю, что он смотрит мне вслед. Когда же я все-таки поворачиваю голову и смотрю через плечо, дверь в ванную комнату уже закрыта, и оттуда доносится звук льющейся воды — Пейтон решил принять душ. — Бедный мальчик, — причитает мама, накрывая на стол. Мой рассказ о вечерних приключениях американца стал для нее откровением. — А ведь как хорошо кушал, мне даже жаль было его одергивать. Так и знала, что что-то подобное может случиться. — Ой, да ладно, не преувеличивайте. — Сидя перед телевизором, отец смотрит на часы. — Он ведь мужик. Подумаешь, вырвало. — Он также сказал, — замечаю я, наливая чай в свою любимую кружку с зайцем. — Вот. Мужик! — Кивает папа, не отрываясь от экрана. — Доброе утро, сэр. — Вдруг раздается со стороны лестницы. Мы все оборачиваемся. — О, Пейтон, гуд монин, сынок. — Улыбается папа. — Гуд монинг, — вторит мама. А у меня глаза на лоб лезут. Парень уже успел переодеться в джинсы, белую футболку, толстовку и даже, кажется, причесался — его волосы все так же взлохмачены, но теперь уже в другую сторону и более креативно. — Как тебе спалось? — Спрашивает мама на английском. И я замечаю у нее на столе листок с русской транскрипцией нужного предложения. Подготовилась. Только вот, как она собирается понять ответ? — Все хорошо, мэм. Спасибо. — Пейтон показывает «палец вверх» и немного теряется между кухней и гостиной. — Садись, позавтракаем. — Приветливо указываю ему на стул. — Эм… — В его глазах мелькает паника. — У нас есть хлопья, — улыбаюсь я. — Если вдруг тебе хочется чего-то привычного. Его взгляд продолжает блуждать в растерянности по комнате. — О, это английская премьер-лига, сэр? — Зрачки американца расширяются. Папа, кажется, даже разобрал в его речи несколько знакомых слов. — Э… — Поймав взгляд американца, устремленный на экран, он кивает. — Да-да, Манчестер Юнайтед — Ливерпуль. — Хлопает по дивану рядом с собой. — Ты, садись-садись. — Поворачивается к нам. — Девочки, тащите все сюда. Пейтон садится рядом с папой, и они оба с неподдельным интересом начинают наблюдать за происходящим на зеленом поле. Мама вздыхает. И я понимаю, о чем она сейчас думает. С тех пор, как отец со Степой поссорились, футбол стал в этой семье запретной темой. — Кофе, — говорю я, ставя на журнальный столик чашку с тарелкой. — И пирог. — Не придумала лучше названия для манника. — Спасибо, — бормочет американец, не отрываясь от телевизора. Им с папой явно хочется обменяться мнениями по поводу происходящего на поле, они периодически переглядываются, взмахивают руками, но объясниться не могут — языковой барьер. Мы с мамой пьем чай и молча наблюдаем за ними. Кажется, Пейтону нравится манник. Я тревожно смотрю на часы и все еще не знаю, чего ожидать от этого дня. — Нужно ехать, а то опоздаем. — Наконец, говорит отец и встает. — Буду ждать вас в машине. — Хорошо. Когда он выходит, мы все начинаем собираться. Я накидываю ветровку, беру сумку и спрашиваю Пейтона: — Ты взял документы? — Ему ведь нужно оформиться сегодня в Университете. — Угу. — Бросает он, проходя мимо. — Мой отец отвезет нас. Он надевает кроссовки и поворачивается ко мне. — А ты сама разве не водишь автомобиль? — Я? — Пожимаю плечами. — Нет. Мне вообще нравится ходить пешком и любоваться природой. — Пешком? — На его лице написано недоумение. — Да. — Улыбаюсь. — Отсюда недалеко, я обычно добираюсь до места учебы минут за двадцать. — Оу. — Выпячивает губу и кивает, хотя явно скептически отнесся к услышанному. Правильно, чем здесь любоваться, в России? Мы выходим, мама закрывает дом на ключ. Дружно садимся в машину. — Первый день в Универе. — Бодро говорит отец, глядя в зеркало заднего вида на Пейтона, лениво разлегшегося на сидении. — Тебе понравится, вот увидишь. — Что он сказал? — Спрашивает гость. Отрываюсь от созерцания осени за окном: — Что ты быстро освоишься на новом месте. — Угу. — И он тоже утыкается лицом в стекло, за которым резкий порыв ветра срывает листья с деревьев, и те разлетаются по воздуху в разные стороны. — Ну, удачи, ребята! — Бросают родители нам на прощание. — Спасибо, — отвечаю, закрывая дверцу. А Пейтон, кажется, их уже не слышит. Он сосредоточенно разглядывает все вокруг: дома, улицы, людей, птиц на тротуаре. — Ну, ты готов? — Тереблю ремень сумки. Американец перестает вращать головой по сторонам и смотрит теперь вслед удаляющейся машине моего отца. — Да. — Кивает он и убирает руки в карманы. — Тебе счастливо отучиться, а я пошел. — Что? — Судорожно сглатываю я. Мимо нас проходят группы студентов, спешащих на пары. Американец хмурится, пинает носком кроссовка желтый лист: — Пойду, посмотрю достопримечательности. Я набираю в грудь больше воздуха. — Ты не пойдешь со мной в Университет? — Нет. — Кривоватая ухмылка, очевидно призванная выглядеть, как улыбка, выдает его нервозное состояние. — Скажешь им, чтобы отправляли меня домой, потому что учиться здесь я не собираюсь. Ясно? Стою на краю дороги и ошарашенно хлопаю ресницами. Хотя, чего удивляться? Он предупреждал меня об этом, как только приехал. — Счастливо, Т/и. — Но… — Осекаюсь, когда он поворачивается на пятках и уже шагает в противоположную сторону. — Ты же потеряешься… — Не переживай, у меня есть записка с адресом, — отвечает он, не оглядываясь, и ускоряет шаг. А я так и стою, растерянно наблюдая, как он закуривает, выпускает струю дыма изо рта и быстро исчезает за углом здания. Меня начинает знобить, а внутри все сжимается от предчувствия надвигающихся неприятностей. Через пару минут я, все-таки, отхожу от замороженного состояния и бреду вдоль главного здания универа. Смотрю по сторонам в надежде увидеть высокую фигуру в темной толстовке и облаке из сигаретного дыма. Но среди десятков студентов, разгуливающих между корпусами, так и не нахожу нужного. Смылся. Вот же дурень. Он все еще на американском номере, который я не знаю. И мы даже не успели приобрести ему местную симку. Не представляю, что он будет делать один в незнакомом городе. В чужой стране. Дурень! Самоубийца! И почему я чувствую сейчас себя виноватой? Прячу руки в карманы и плетусь в здание, не отрывая ног от асфальта. Мне нужно посоветоваться с ребятами. Они обязательно что-нибудь подскажут. Как теперь поступить? Как объяснить случившееся руководству? Родителям? Смотрю на круглые часы, висящие на стене в фойе. Пятнадцать минут до пары. Тяжело выдыхаю и обвожу глазами первый этаж. Кажется, мне налево. Через пару минут блуждания по коридорам нахожу, наконец, нужную аудиторию и вхожу. Наши, как обычно, рассредоточились на могучие кучки и болтают каждый о своем. Мажорики возле окна громко обсуждают вчерашние гонки за городом, их девушки (наша «элита») во главе с Сиеррой шепчутся о чем-то необычайно интересном — о какой-нибудь новой сплетне, разумеется. Остальные рассредоточились по аудитории и уткнулись носами в свои гаджеты. Разумеется, здесь никому и дела нет до учебы. И дипломы нужны им всем только в качестве «бумажки» — будет и замечательно. Работу все равно искать не придется, мама с папой устроят у себя под теплым крылышком. А сам иностранный язык интересен только мне. Ну, и разве что Чарли. А вот и она. Точнее, они с Чейзом. Ребята входят в аудиторию, и шепотки замолкают. За лето никто, очевидно, так и не привык, что эта парочка теперь вместе. Скромная девочка-тень из обычной семьи и татуированный в хлам красавчик — сын владельца крупной сети кафе нашего города. Но это, пожалуй, самый гармоничный и крепкий союз из тех, что я знаю. И да, про таких ребят нужно не рассказывать, а писать книги. С Чарли никто не общался, и ее практически не замечали в группе до появления новенького — Чейза Хадсона. Трудно сказать, почему так вышло. Просто она приходила, садилась на свое место, а после занятий сразу уходила. Мы не лезли к ней в душу, а Чарли — к нам. Так бы и продолжалось, если бы татуированное чудо под метр девяносто ростом не появилось в один прекрасный день у нас на паре. Все тогда с ума посходили от новенького, девчонки будто с цепи сорвались: бегали за ним, приглашали на свидания, прихорашивались. Сиерра даже бросила Джоша, своего верного ухажера, чтобы сделать ставку на богатого наследника-неформала. Но Чейз сразу сел за парту к нашей Чарли и больше уже не отходил ни на шаг. Если честно, мне ужасно нравится смотреть на них. Это что-то сродни смешению стихий. Хадсон со своей неуемной энергией будто вытащил Чарли из ее скорлупы, вселил в нее уверенность в себе, и та расцвела. Ну, и Д'Амелио, в свою очередь, стала для этого парня спасательным кругом, вырвавшим его из прошлой, не совсем приглядной жизни. А вот мы со Славкой никогда так не смотрелись. Даже завидно немного. Мы с ним оба — серые. Просто учились вместе, просто дружили, и даже встречаться начали просто так — потому что все наши знакомые разделились на парочки, а нас с ним осталось двое. Никаких стихий. Никаких сбивающих с ног чувств. Тихо, спокойно, уютно. Нам вместе по сути так и было. — Приве-е-ет! — Восклицает с порога Чейз и протягивает мне ладонь. — Привет… Отбиваю «пять», и он сразу спешит поздороваться с парнями. А Чарли подходит ближе и крепко обнимает меня. Теперь, кажется, и остальные обратили внимание на наше появление. — Ой, Т/и! — Машет мне Сиерра. — А где же Фейт? Ее подружки, косясь на нас, продолжают перешептываться. — Не приехала. — Пожимаю плечами. — Да? Жа-алко. Но на ее лице написана совсем не жалость. Она рада. Потому что кто-то из наших парней недавно, глядя на фото Фейт, говорил, что она симпатичная. А конкуренции Бердсонг не потерпит. Поэтому и подруг себе подобрала под стать — вылитые курицы, только крашеные. Диана в розовый, а Танька обесцвеченная блондинка с густыми черными бровями. Вроде при деньгах, а вкуса у обеих — никакого. — Пойдем, — Чарли тянет меня к столу. Мы садимся и отворачиваемся от всех. — Ну, что? — Спрашивает она, распахивая глаза широко-широко. — Проводила Славку? Воздух из меня вылетает, как из спущенной шины. — Ага. — Ох, бедная, не расстраивайся так. — Она гладит меня по плечу. — Уже скучаешь, да? — Ну… — Пожимаю плечами. — Конечно, скучаю. — Жалеешь, что отпустила? — Не-е-ет. — Говорю неуверенно. — Слушай, а что за история с Фейт? Вроде ведь все договорено было, ее здесь ждали. — Ох, это. — Кладу руки на стол и роняю на них голову. — Вместо Фейт приехал ее брат Пейтон. — Что? — Оживляется Чарли. — Правда? И где он? — Чарли, это такая длинная история… И я рассказываю все по порядку. А Чейз, присоединившийся к нам и севший на край стола, тоже внимательно слушает. — Ну, и как он? Как? — Из-за спины Хадсона вдруг появляется голова Сиерры. И как только не стыдно подслушивать! — Что как? — Хмурюсь. Она рисует пальцами в воздухе, пытаясь что-то изобразить. — Как он? Красивый? Чарли, бросая в сторону Сиерры тяжелый взгляд, вздыхает. — А что? — Возмущается Бердсонг, хитро улыбаясь. — Нормальный вопрос. — Не знаю. — Говорю я. — Парень как парень. — И чувствую, как мое лицо затягивает предательский румянец. — В его присутствии мне кажется, что я совершенно не знаю языка. Пытаюсь что-то говорить, и он, кажется, даже понимает. Но смотрит так, словно ему все время хочется надо мной посмеяться. — Ну, это точно глупости. — Замечает Чейз. — Мне кажется, у тебя лучший английский в нашем потоке. — Поворачивается к своей девушке. — Если не брать в расчет мою Чарли. — Господи! Что это?! — Чересчур восторженно взвизгивает Сиерра, хватая руку Чарли. Вытягиваю шею, чтобы тоже посмотреть. — Это… — Теряется Д'Амелио, пытаясь отдернуть руку обратно. — Божечки! — Охает Бердсонг, рассматривая бриллиант на пальце Чарли. — Я сделал вчера ей предложение. — Поясняет Чейз и притягивает растерянную подругу к себе. — Зимой у нас будет свадьба. Сиерре с трудом удается проглотить вставшую комом в горле зависть и натянуть на лицо картонную улыбку. — Поздравляю!!! Какие вы молодцы!!! — Спасибо, — Чарли смущенно отводит взгляд, принимаясь доставать тетради из сумки. — Что там? Что там? — Охают подружки Сиерры. — У нашей Чарли кольцо! Улей кипит. Слюна Сиерры брызжет в разные стороны. В этом шуме я наклоняюсь к подруге и тихо говорю: — Чар, я очень рада за вас. Она поднимает взгляд от сумки и благодарно кивает. — Спасибо… В аудиторию входит преподаватель, и все рассаживаются по местам. Я сажусь позади Чейза, чтобы не привлекать внимания. Больше всего боюсь, что меня спросят про американца. Но этого не происходит: лекция начинается рутинно, продолжается так же скучно и монотонно и заканчивается только через пару часов. Как раз в тот момент, когда я собираюсь спросить у друзей, как мне лучше поступить в связи с исчезновением гостя, у меня в кармане вибрирует телефон. Достаю и смотрю на экран. Сообщение от Славы: «Т/и, мне пока некогда. Бонита, дочка хозяев, показывает мне океан. Встретимся в скайпе вечером. У меня уже будет утро)))» Долго гипнотизирую глазами дисплей, затем пишу брату сообщение: «Как дела?» Никита: Привет, я сейчас с Фейт. Она приехала проведать меня из общежития. Я: Как ты устроился? Никита: Здесь круто. Я: Пейтон живет в твоей комнате. Стоит ли пугать их тем, что он удрал? Никита: Тогда у меня к тебе будет просьба. Я: Какая? Никита: Нужно кое-что перепрятать) Я: Пиво? Травка? Что-то хуже? Никита: В шкафу, в коробке из-под обуви. Выкинь, пожалуйста, пока папа не увидел. Внутри все холодеет, когда я понимаю, о чем идет речь. Я: Никита! Как ты мог?! Почему ты не выкинул это раньше?! Никита: Не знаю. Прости… Я: Ты собирался вернуться к этому? Ты же обещал! Мне, маме, отцу! Никита: Больше никогда, клянусь. Просто найди и уничтожь. С силой свожу зубы, выключаю телефон и принимаюсь массировать пальцами виски. Что ж за день-то такой?! За что мне все это?

Pov: Пейтон

Если в мире где-то существует умиротворение, то оно не во мне. Далеко от меня. В моей же груди пылает сейчас адский пожар. Голову будто тисками давят: «Что делать? Что делать?». Самое время для гениального плана, но его все нет и нет. Все мысли все равно сводятся к панике. Эта страна, этот город, эти люди — это все совсем не то, чего я хотел. Сам загнал себя в угол, и теперь, куда не ткнись, везде тупик. Как не поступи — все дороги ведут к отцу, который непременно скажет: «Во-о-от, я же говорил тебе, кусок дерьма, ты без меня никто. Засунь уже свои желания себе в задницу и действуй, как Я скажу». Ни за что. Не сдамся. Только не снова. Не в этот раз. Я уже второй час блуждаю по улицам в поисках магазина, где можно бы было купить адаптер. Мое зарядное устройство, оно с простой американской вилкой, а в этой стране, будь она не ладна, все розетки совершенно другие. Аккумулятор на телефоне практически разряжен и вот-вот сдохнет, а я ругаю себя, что не попросил помощи у этой девчонки, Т/и. Да. Жалко было смотреть на нее, когда уходил. Похоже, она все воспринимает всерьез: глазищи огромные, перепуганные, нижняя губа дрожит. Может, и правильнее было договориться с ней, а не пугать своим побегом, но мне очень нужно было побыть одному, чтобы все обдумать. Докуриваю последнюю сигарету и понимаю, что за последние полкилометра не видел еще ни одной урны. Окурок обжигает пальцы. Матерюсь и сворачиваю к какому-то парку, вот там-то скамейки и ящики для мусора почти на каждом шагу. Сажусь на первую попавшуюся скамью, прячу руки в карманы и долго наблюдаю за людьми, неспешно прогуливающимися мимо. Многие из них разодеты так, будто собрались отмечать какой-то праздник: надели самое лучшее, нацепили сразу все украшения. Особенно женщины в возрасте: они обильно накрашены, их прически уложены лаком. Вот только никто не улыбается. Идут, глядя перед собой, смотрят под ноги сосредоточено, точно роботы. И ни до кого им дела нет. И только молодежь здесь выглядит более расслабленно. Светлые лица, удобная одежда ярких тонов, даже тон их разговоров кажется веселым и более непринужденным. Девчонки, проходя возле моей скамьи, поглядывают и хихикают. И смех их не злой — он дружелюбный с долей смущения и заинтересованности. Опускаю взгляд на кружащиеся по асфальту листья, наклоняюсь, беру в руку один, вытягиваю перед собой и долго рассматриваю. В кармане опять звонит телефон. Если мама будет так настойчиво трезвонить, она окончательно посадит мне аппарат. Достаю смартфон и долго туплю, рассматривая экран. Рука предательски дрожит, зубы сводит, точно от зубной боли. «Кейт» — написано рядом с фотографией миловидной брюнетки.