love is beautiful and magical.

и правда, через неделю общения Сослан оттаял и пригласил вампира к себе. остальные жители особняка были в ужасе, но привыкли к нему после месяца таких визитов. хозяин и его гость сидели на креслах за столом у камина, в комнате на втором этаже, чаи гоняли и беседовали. — сколько лет ты уже живёшь? — сто сорок вместе с человеческими. меня обратили тогда, когда чуть не убили пулей. помог человеку, а он мне. — какой кошмар. — я бы так не сказал, я ведь теперь не старею. — Азамат засмеялся, и Бурнавцев поймал себя на мысли, что ему он кажется довольно красивым. да, влюбиться в вампира было несложно. — может, ты мне всё-таки расскажешь, по какой причине постоянно стоишь напротив моего дома? — чтобы тебя не убил тот, о ком каждый день пишут новости. — к чему такая опека? что-то хочешь взамен? — и да, и нет. — конкретно? — руку. и сердце. твои. — собираешься выпотрошить и расчленить? — c'est horrible [это ужасно], я ему о чувствах, он мне об убийствах. — monsieur, да вы француз, как я погляжу? je t'aime aussi. [я тоже тебя люблю] — не ожидал, что ты знаешь французский. je peux t'embrasser? [могу ли я поцеловать тебя?] — certainement. [конечно] лучезарно улыбаясь, Кудзаев потянулся к нему через стол, нежно поцеловал. — mon chéri [мой милый], иди ко мне. Сослан сел к нему на кресло и тот крепко обнял его. — хоть ты и холодный, твои объятия такие тёплые... — je te protègerai. [я буду оберегать тебя] уютный вечер останется одним из любимых воспоминаний. — удивительно, что твой особняк не кишит людьми, ты ведь князь всё-таки. — тёмный князь, прошу заметить. зачем мне лишние глаза и уши? — тоже верно. сидя на кровати, Кудзаев тянет парня к себе, и Сослану ничего не остаётся, кроме как устроиться на его коленях. любопытные руки вампира, не нуждаясь в разрешении, скользят по телу парня под белоснежной хлопковой рубашкой, неспеша расстёгивая пуговицы, пока сам он не может насытиться и без того затянувшимся поцелуем. Азамат отстраняется, улыбаясь и обнажая хищный оскал. — дашь себя попробовать? — он прислоняется губами к шее Бурнавцева и тот дёргается, — не бойся, шучу же. — я и не боюсь, просто место чувствительное. — вот как? влажные поцелуи раз за разом появляются вдоль яремной вены. Сослан закатывает глаза от удовольствия и запрокидывает голову. Кудзаев едва ощутимо, но приятно кусает кожу, на ходу интересуясь: — не больно? — нет, продолжай. — понравилось? — ты знаешь ответ. ухмыляясь, он выполняет просьбу, постепенно спускаясь к ключицам и грудной клетке. — так хочу тебя укусить, чтобы ты был только моим, навсегда.. — еле слышно шепчет, прижимая разгоряченное тело ещё ближе. — кусай. — что? ты серьёзно сейчас? — чего медлишь? сам же предложил, — раздражённо протягивает Бурнавцев, поцеловав его в уголок приоткрытых губ, — я соглашаюсь, тоже буду клещом. цвет радужки Азамата меняется на красный. когда он делает зубами на коже парня два аккуратных отверстия и слышит болезненный всхлип, то как можно быстрее выпускает нужный фермент и раны затягиваются. — всё плохо? тебе больно? — обеспокоенно спрашивает Кудзаев, заглядывая ему в лицо и надеясь не увидеть слёзы. — ничего, терпимо... когда подействует? — Сослан открывает зажмуренные глаза, которые тоже теперь алого цвета. — уже. завтра дёсны чесаться будут, клыки отрастут. послезавтра пойдём на охоту, научу тебя кровь воровать. — сколько у тебя было таких, как я? — никого. ты моя первая и единственная любовь. до тебя были лишь те, которые удовлетворяли физиологические потребности. — за все сто сорок лет? — за все. а что насчёт тебя? у тебя было что-нибудь с Верой? — ах вот, почему ты так кривился при виде неё. ревнуешь, значит? — ответь на мой вопрос! — ничего не было, я знал её ещё с того времени, как у меня работала её мать. ещё вопросы? — да, один. — какой? Азамат одним резким движением повалил его на кровать, нависая сверху с довольной улыбкой. — развлечёмся? — ну, допустим. — Бурнавцев выжидающе смотрит снизу вверх, улыбаясь в ответ.