Субин
Субина сложно разозлить. Конечно, он раздражается. Переживает ли? Практически постоянно. Но чтобы злиться? Он может пересчитать все случаи, когда злился, на пальцах одной руки — когда Кванха и его дружки провернули тот грязный фокус с Каем, и когда Мичон дала ему пощёчину и назвала его чёртовым лицемером. Ему никогда не нравилось злиться. От этого его кровь закипала, но его самого колотило, от этого ему хотелось ударить что-нибудь. «Ты большой мальчик», как-то раз сказала мама, ещё когда Субин учился в средней школе и возвышался над всеми остальными. «Используй свой рост во благо, а не чтобы угрожать другим». А потому он всегда воспитывал в себе доброту. Терпение. Эмпатию. Забудьте обо всём этом. Прямо сейчас он очень, очень хочет ударить что-нибудь. Желательно, Ника. По яйцам. — Ну зато, думаю, мне не придётся переживать о том, чтобы начать что-то, что рано или поздно придётся закончить, — дрожащим голосом бубнит Кай в его плечо. Кай не выдержал, убегая после встречи с Ником в обсерватории, и во время поездки домой держал все слова при себе, несмотря на обеспокоенные взгляды Субина в свою сторону. Уже только когда они подошли ко входной двери в съёмную квартиру, Кай не удержался от объятий с Субином, который уже раскрыл руки в ожидании. И очень кстати. Субин был вот настолько близок к тому, чтобы ударить стену. — Он ни за что не заслуживает тебя, вот же говнюк, — ядовито цедит Субин, тихонько поглаживая Кая между лопатками. — Это не очень красиво, — кривится Кай, потому что, разумеется, он начал беспокоиться о чувствах Ника, когда этого засранца даже нет рядом. — Изменщики не заслуживают красивых слов, — отвечает Субин. — Да мы и не встречались даже, — голос Кая приглушён из-за субиновой рубашки. Его дыхание сбивается, и вместе с ним сбивается с ритма сердце Субина. Любой, кто заставляет Кая плакать, заслуживает гореть в пучинах ада. У Субина весь самоконтроль уходит на то, чтобы отпустить Кая, когда тот делает шаг назад, бессовестно вытирая глаза (и, может быть, нос) об рубашку Субина. Отпускать Кая всегда было тяжело. Даже пару лет назад Субин ненавидел убирать руки с плеч Кая, позволяя коже остывать. Ему всегда казалось нормальным — любить касаться Кая. Хотеть этого. Жаждать этого, как бинсу в жаркий летний день. Как оказалось, ненормально. Субин испытал это на собственном горьком опыте, когда Мичон равнодушно посмотрела на него и назвала его «ненормально близкие» отношения с Каем извращением и ошибкой. Субину потребовался один, прямо скажем, провальный поход в клуб, и целый месяц избегания Кая, чтобы осознать: это Мичон ошибалась. Она всегда ошибалась. Кай пробуждает в Субине лучшее, делает его правильнее, делает как надо. Кай ни в чём не может ошибаться. Они спотыкаются друг о друга, стягивая обувь, и Субин придерживает Кая, словно хрустальную вазу, когда тот врезается в него; и когда они заходят в саму гостиную, там Ёнджун, на диване, печатает сообщение. Субин прогоняет его из комнаты парой убедительных выражений на лице — состоящих, в основном, из очень выразительных взглядов в сторону Кая, который немного поник, и затем — на Ёнджуна и на дверь в спальню. К счастью, Ёнджун его понимает, однако перед тем, как уйти, он двусмысленно двигает бровями. Одному Богу известно, о чём он думает в тот момент. — Хён? — зовёт Кай, когда они наконец усаживаются на диван; Кай прижимает к груди упаковку с мороженым, которое Субин купил для него по дороге домой, и Субин закинул руку на плечо Кая так, как ему нравится. — Хм? — мычит Субин. Кай приникает головой к плечу Субина, переводит на него взгляд. Кай так близко, что его ресницы едва не щекочут шею Субина, и от этого вся его тёмная часть сыто и довольно скручивается от осознания, что ему пока не нужно делиться с кем-либо этой нежной, ранимой, чудесной стороной Кая. Грудь Субина пронзает угрызениями совести. Господи. Что за жадная и самонадеянная мысль. Кай заслуживает кого-то, кто присядет рядом с ним и успокоит, если ему станет грустно. Кого-то, кто обнимет его так же, как Субин. Кого-то, кто полюбит его так же, как Субин — и кого Кай полюбит в ответ. — Что со мной не так? — спрашивает Кай тихонько. — Я недостаточно хорош? Пальцы Субина сжимаются в кулаки. Да. Ему определённо стоило набить бока Нику. — Ты слишком хорош для Ника, — отвечает Субин. — Вопрос в том, что не так с Ником? — Может, это из-за того, что я не поцеловал его, — бормочет Кай, отправляя в рот ложку с мороженым. — Может, и хорошо, — отзывается Субин. — Ага, — тихо добавляет Кай. — Ты был прав, хён. Было бы отстойно, если бы я поцеловал его и потом узнал, что он гулял с другими мальчиками и целовался с ними. — Ага, — вторит Субин, немного подвисая от идеи о Кае и поцелуях. — Но, может, это я недостаточно хорош, — Кай возвращается к тому, с чего начал. — Это не так, — напоминает ему Субин. — С чего ты так решил? — Тебе когда-нибудь… — голос Кая звучит немного неразборчиво из-за очередной ложки мороженого у него во рту. От привычек сложно избавиться, но эта самая привычка Кая даже милая. — …кажется, словно ты лишний? Словно ты никогда не будешь достаточно хорош? — Иногда. — Ага. Я чувствую себя так примерно постоянно, — говорит Кай. — С вами четверыми. С остальными. В индивидуальном рейтинге наши одногруппники всегда входили в топ-5, помнишь? И ты в том числе. А я всегда находился где-то на седьмом или восьмом месте. Просто мне кажется, что… что на самом деле я здесь лишний. Кай ёрзает, помещая упаковку с мороженым на кофейный столик, затем опять сворачиваясь у Субина под боком, сдвигается, чтобы умостить голову у него на плече. Они уже прижались друг к другу, но Субин тянет его ближе, пытается не вздрогнуть от мягких выдохов Кая в его шею, от того, как он вдыхает запах Субина каждый раз, когда они так близко. Всё в порядке. В порядке. Когда Кай успокаивается, Субин отвечает: — Ты здесь не лишний. Ты наш макнэ. Можешь ли ты представить себе Тэхёна в роли нашего макнэ? Он был бы ужасен. — Кай коротко хихикает, значит, Субин не делает всё только хуже, слава богу, и потому он продолжает: — Хюнини. Не беспокойся о дурацких местах. Ладно? Почему, по-твоему, наши заключительные отборочные проходили с Баном ПиДи? Талант важен, конечно, круто быть талантливым, но Биг Хит высоко ценит и старания, и личные качества, и мотивацию. Почему ты проходишь через это, Кай? Почему ты хочешь стать айдолом? — Чтобы дарить людям радость, — бормочет Кай. — Именно. Это отличная мотивация. Даже не сосчитать, сколько стажёров хотят стать айдолами в корыстных целях — чтобы почувствовать себя лучше, чтобы прославиться. И что в этом хорошего? Но ты, Хюнини, — Субин поворачивается, чтобы прошептать остальное в макушку Кая, задевая губами его волосы, — ты такой хороший, во всём. Ты даже не представляешь. Ты такой хороший — для меня. Для наших согруппников. И окажешься таким же хорошим и для наших фанатов, когда мы дебютируем. Ты подаришь радость многим людям. К его ужасу, Кай заикается, тихо и надрывно. Чёрт. Субин надеялся, что он неплохо справляется с тем, чтобы приободрить Кая, а не заставляет его грустить снова. — Что, если я не понравлюсь фанатам? — сдавленным голосом спрашивает Кай. — Что, если они подумают, что я странно выгляжу, и просто не будут обращать на меня внимание? Только не снова. — Ты не выглядишь странно, правда, — с тревогой отзывается Субин. — Я не особо похож на корейца, — бубнит Кай. — Но при этом ты, м-м, самый милый мальчик, которого я знаю, — говорит Субин. Не слишком ли откровенно это было? Ага. Возможно, было. — Ох, — голос Кая звучит удовлетворённо. — Правда? — Я о том, — Субин запинается. — Ты знаешь, о чём я. — О чём ты? — дразняще переспрашивает Кай. — Ты милый, — отвечает Субин, и это становится смущающе, так что ладно, он поплывёт по течению. — Очень милый. Милее, чем Тобин. Самый-самый милый. Робкий, но довольный вид Кая остаётся в памяти Субина на всю ночь и на всю последующую неделю. Если Субин открыто признается самому себе: да, Кай милый. Но он намного больше, чем просто милый. Он славный. Он невероятно красив, и внутренне, и внешне, от заострённого кончика носа до плавного изгиба губ, от изящных локтей до неуклюжих ног, от сдержанных шуток с невозмутимым видом до безусловной эмпатии. Кай заметно вырос с тех пор, как они встретились более чем два года назад, а с ним выросло и желание Субина приносить ему радость. А потому Субин говорит Каю, что он милый, при любой возможности. Говорит Каю, что он милый, во время празднования его дня рождения, пишет, что он милый, в маленькой поздравительной открытке. Говорит Каю, что он милый, когда тот смущённо принимает Билет Субина — гениальный подарок, который дарит Каю возможность один раз попросить Субина о чём угодно, — говорит Каю, что он выполнит всё, что скажет Кай, потому что, сюрприз, он такой милый, и Субин согласится на всё. — Что, если я попрошу тебя прийти на занятие по танцам без одежды? — хитро уточняет Кай, и Субин сообщает, что тому повезло быть милым, иначе Субин бы в тот же момент уронил его на пол. Кай совсем не пользуется Билетом Субина. Ни в течение двух оставшихся месяцев в Лос-Анджелесе, ни даже по возвращении в Сеул. Возможно, он потерял его. Субин не удивился бы. На Сеул нашла по-октябрьски глубокая осенняя печаль, как Ёнджун со своего любимого места в гостиной — лёжа на диване — вдруг объявляет: — Юми устраивает вечеринку в честь Хэллоуина и приглашает всех. В том числе и вас, неудачники. Бомгю издаёт возмущённый возглас. — В смысле, — негодует он. Тэхён добавляет: — Я пас. — Какого чёрта? — шипит Ёнджун. — Почему? — Неудачники не ходят на вечеринки, — поясняет Тэхён с непроницаемым лицом. Ёнджун запускает в него подушкой. — Типа костюмированной вечеринки? — оживляется Кай. — А, да, наверное, — отвечает Ёнджун, как бы между прочим. — Уфф, — отзывается Субин. Костюмированные вечеринки напрягают его. Жуть. — Нам точно стоит нарядиться, — говорит Бомгю с большим энтузиазмом. Нет, спасибо, хочет сказать Субин, но затем глаза Кая мечтательно блестят и… …и именно так они одеваются в костюмы BTS к Dope через три дня, потому что именно такая катастрофа случается, когда объединяются Кай и Бомгю. Это, думает Субин, когда Кай выходит из спальни, определённо катастрофа. Того, кто предложил Каю нарядиться в костюм полицейского, как Чонгук, следует отправить куда подальше, потому что в нём сочетаются милое, а также опасное, и мозг Субина, вероятно, тоже отправился куда подальше, вместе с контролем над эмоциями. Субин пытается прикрыть рот, но мышцы лица его не слушаются. — Ладно, скажи уже, — Кай разводит руки в стороны. — Я выгляжу смешно, знаю. Совсем наоборот. К Субину наконец возвращается контроль над мимикой. — Ничего подобного, — выдавливает он. — Ты выглядишь аппетитно, — Ёнджун сообщает Каю, проскальзывая мимо них в гостиную за пятью бутылками соджу. Кай заливается краской. В итоге они заранее выпивают в общежитии перед тем, как неторопливо двинуться в сторону дома Юми. Вид у них тот ещё. Бомгю в форме сержанта, как Юнги, Тэхён в костюме офисного работника, как Чимин, и Ёнджун в снаряжении гонщика, как Хосок. Субин почему-то, как Намджун, в форме швейцара, но согруппники хотя бы не заставляют его надевать головной убор, так что. Спасибо и на этом. А есть Кай. Ненаглядный, милый Кай, в возмутительно хорошо сидящей на нём униформе полицейского и клипсах Ёнджуна. Он выглядит… горячо. Субину кажется, что его мир перевернулся с ног на голову. Вечеринка уже в самом разгаре, когда они только подходят к крыльцу, прямо скажем, огроменного дома Юми, расположенного в одном из самых богатых районов Каннама. Даже находясь на улице, Субин чувствует, как асфальт под ногами немного вибрирует от громкой музыки. В его груди тоже вибрирует, когда Кай отстаёт от ребят, чтобы примкнуть к нему. У Кая есть привычка искать Субина, когда он чувствует себя неуверенно или когда они оказываются в незнакомой обстановке. Это мило. Но ещё и. Горячо. Но. Всё ещё мило. Чёрт. — Счастливого Хэллоуина! — с широкой улыбкой объявляет Ёнджун, затем распахивает дверь в дом Юми, и вечеринка начинается для них по-настоящему.—
Кай не умеет пить. Для Субина это не новость. Он знает, как ведёт себя Кай, выпив слишком много соджу (по факту: две бутылки). Его энергии хватит больше, чем на одного Кая. Больше: на пятерых Каев. Больше: хватит на пять слоёв горячего с милым, и как на эту смесь реагировать, Субин не знает совсем. Повсюду люди (наряженные в костюмы, Субин в этом не сомневается, но в доме так темно, что он едва различает их между собой), и неоновые прожекторы (также у Субина ни малейшего понятия, откуда у Юми столько диско-шаров), и тыквы в самых разных местах (он заметил одну аж в микроволновке), и ещё Кай. Танцует. Посреди того, что, по мнению Субина, должно быть гостиной, но при этом похожего на небольшой банкетный зал. Со множеством безвкусных плакатов. И с кружащимися людьми. И, конечно же, с диско-шарами. Кай не умеет пить и не умеет следовать неловкому праздничному этикету, как это мастерски делает Субин, поскольку находится на танцполе с Тэхёном и отлично проводит время, пока Субин нерешительно стоит в стороне и пытается не смять пластиковый стаканчик, крепко зажатый в его руке, окончательно. Кай запрокинул голову назад, прикрыв глаза и обнажив длинную шею. В ямочке между его ключиц собирается неоновый свет. Где-то в животе Субина собирается жар. Субин не хочет думать об этом. Глаза Кая открываются и плавно распознают Субина в толпе. Некоторое время они с Субином смотрят друг на друга, не сдвигаясь с места, и затем Тэхён склоняется к Каю, чтобы сказать что-то ему на ухо, и тот улыбается, так же ярко, как лучи прожекторов. — Субини-хён, — кричит Кай, едва слышно из-за музыки. — Потанцуй со мной! И он отходит от Тэхёна, пробирается сквозь толпу навстречу Субину, сверкая глазами. Вблизи он ещё привлекательнее. — Привет, — выдыхает Субин, когда Кай фактически падает ему на грудь. — Упс, — смеясь говорит Кай, и господи, он такой пьяный. Такой невозможный. Субин чувствует запах соджу от Кая, чувствует запах пота и одеколона, который одолжил Каю до этого. — Здесь с ума сойти можно, — Субин придерживает Кая за пояс. — Здесь весело! — отвечает Кай, укладывая руки Субину на бёдра. — Потанцуй со мной, хё-ё-ё-ён. То, как Кай протягивает обращение, и оно звучит немного жалобно, так мило. Но то, как Кай проскальзывает в пространство между ними, то, как он жмётся своим телом к Субину, вау, так не мило. Что-то тёмное и опасное клокочет в животе Субина. Возможно, это всё то выпитое соджу. — Ладно, давай потанцуем, — с запинкой соглашается Субин, в отчаянии ища, на что отвлечься. Он осторожно отходит на шаг, создаёт приемлемую дистанцию между ними, позволяет Каю утянуть его в поток разморённых двигающихся тел. Субин осознаёт свою ошибку спустя всего пару минут. Он не знает, что Кай имел в виду под танцами, но он вполне уверен — не это. Чем бы это ни было. Кай снова проскользнул в его пространство, руками на плечах Субина и бёдрами в опасной близости к его собственным. То, как он двигается, выглядит… двусмысленно. Да. Кай ни хрена не умеет пить. Пьяный Кай — нечто большее, чем только энергия пятерых Каев в одном. Он — совсем другой Кай, особенно когда глядит на Субина так и просто… просто выглядит как выглядит, в целом; так вызывающе, горячо и до странного обворожительно. Его волосы растрепались, частично закрывают правый глаз, и Субин уже протягивает руку, чтобы поправить его причёску, как вынуждает себя остановиться. Он не знает, как вести себя, если Кай прильнёт к его руке, выглядя так. Не то чтобы Кай выглядит ещё красивее, чем обычно. Просто Субин ни разу не видел эту сторону Кая прежде. Эту… неотразимую, чарующую сторону. Кая с целью. С целью не отвлечь Субина от книг или заставить его съесть мятно-шоколадное мороженое. А с целью пофлиртовать. Только вот. Это исключено. Кай не думает о нём в этом смысле. И ясно дал знать об этом, когда отказался целоваться с Субином в тот день. Но всё в порядке. Субин в порядке. В порядке вещей — оставаться лучшим другом Кая; этого более чем достаточно для него, правда. Просто Субину было бы намного проще игнорировать его очень не-гетеросексуальное влечение к Каю, если бы Кай не распускал чёртовы руки. — Сколько ты вообще выпил? — громко спрашивает Субин, и тотчас же сожалеет об этом, потому что Кай лишь теснее придвигается к нему. — Что? — кричит Кай. — Неважно! — в панике отвечает Субин. Кай слишком близко. — Ну скажи! — Кай приподнимается на цыпочках, поворачивая голову таким образом, чтобы его ухо оказалось рядом с губами Субина. Он запинается. А потому Субин не виноват, что его руки моментально оказываются на поясе Кая для поддержки. — Я только уточнил, — Субин склоняется прямо к уху Кая, — Сколько тебе пришлось выпить? Кай смеётся, оборачивается, чтобы посмотреть на Субина. — Соджу дома, и ты пробовал арбузное соджу на кухне? Вкусно. — О господи, — бормочет Субин. — Может, не более пяти стаканов? — продолжает Кай, выглядя озадаченно, насколько озадаченно он может выглядеть, учитывая обстоятельства. — Или шесть? Или… десять? — Между пятью и десятью большая разница, Хюнини, — смеётся Субин. — Когда пьёшь то арбузное соджу, то нет особой разницы — пять это стаканов или десять, — Кай слегка дуется, и он настолько близко, что Субин не может не. Не может не смотреть на губы Кая. Не может не стискивать руки на его поясе, не может не думать в отчаянии, не желать, вне всяких сомнений. Субин недостаточно трезв для такого. Кто-то врезается в спину Кая, и Кай заваливается на Субина. Они соприкасаются бёдрами, и в где-то внизу живота Субина вспыхивает удовольствие, и, ну. Мозг Субина отключается наравне с его самоконтролем, потому что он не предпринимает ничего, чтобы отойти. Вместо этого Субин позволяет Каю прижиматься к нему тесно, так горячо, позволяет невольному стону соскользнуть со своих губ. Затем Кай начинает двигаться. Танцевать, или чем бы это нахрен ни было. Качать бёдрами. Навстречу Субину. И Субин ему позволяет, потому что он слаб, и ему хочется, так сильно, и он слишком много выпил. И он всегда стеснялся отказывать Каю в чём-либо. — Кай, — ахает Субин, и Кай всхлипывает в ответ. Бессовестный. Его руки соскальзывают с плеч Субина и останавливаются на поясе, прижимаются ладонями к спине, прижимают Субина к Каю невозможно тесно. У Субина плывёт перед глазами, совсем немного, или же дело в алкоголе. Он невольно думает, что может в самом деле взорваться, прямо там, разлететься на частички из нестерпимой, сводящей с ума жажды. Он жаждет Кая таким, обнажённым и тесно прижатым к нему в одной постели. Жаждет почувствовать губы Кая на своих, жаждет везде прикасаться к его коже. Может, Субина слишком развезло, опьянило алкоголем и похотью, потому что его совсем не смущает двигаться навстречу бёдрам Кая самому. Чёрт. Утром он будет жалеть об этом. Но когда Кай глядит на него так, немного удивлённо, но довольно, из-под полуприкрытых век, мутно и вызывающе, думать тяжело. Субин не знает, что происходит, к чему это приведёт, но знает, что ему нравится. Даже слишком нравится. У него встал. У Кая тоже. По спине Субина пробегают мурашки, скапливаются где-то в животе, и Субин стонет. Кай подаётся вперёд, прижимаясь лбом ко лбу Субина, тяжело дыша, и они задают темп, толкаясь, замирая, качая бёдрами. Отчаянно. Нормально ли для лучших друзей тереться друг о друга в темноте? Постанывать друг другу на ухо, низко, требовательно, пока они двигаются каждый навстречу другому, быстрее, сильнее, слишком, но недостаточно? Нормально ли — может, допустим, поцеловаться? Кай засматривается на его губы. Не осознавая этого, Субин подаётся навстречу. Ближе, ближе, и бёдра Кая останавливаются, и уже когда между их лицами остаются считанные миллиметры, Кай говорит: — Постой. Субин замирает. Кай немного отодвигается. — Что мы делаем? — испуганно спрашивает он. Танцуем как-то не совсем подходит в качестве ответа. — Я, — отвечает Субин, после чего, ни говоря ни слова, останавливается. Что они делают? Кай пьян. Кай не знает, что делает. Боже. Субину не стоило расслабляться. Не стоило пользоваться ситуацией, не так. — Я не знаю, — беспомощно отвечает Субин. — Мне жаль. — Тебе… жаль? — выражение на лице Кая становится отрешённым. — Мне… — «совсем не хотелось доставлять тебе неудобство», хочет сказать Субин, но Кай уже успел развернуться и уйти, оставив его в толпе хаотично двигающихся тел. Чёрт.