If you need someone who can love you while he's gone...

В начале октября в Центральном парке Нью-Йорка очень красиво. Дни еще стоят теплые, ясные, и очень хорошо гулять по тихим аллеям, особенно если удалось выбраться днем, а не вечером. С Кихёном такое случается нечасто: у него напряженный график, много работы, гулять попросту некогда. Но сегодня у него есть несколько свободных часов - и это днем во вторник! Это настоящее чудо. Он покупает себе кофе и просто бродит по аллеям, не выбирая направление, думает обо всем и сразу, впитывает в себя осень и это особенное настроение, когда и грустно, и хочется улыбаться. У него нет никаких планов, даже никаких конкретных желаний, пока он не встречает на одной из аллей художника, который пишет эту чудесную осень акварелью, совершенно не замечая людей, проходящих мимо, пытающихся успеть посмотреть через его плечо на мольберт. Кто-то даже останавливается - он все равно не видит, не чувствует этого. Кихён тоже подходит ближе, он еще издали рассмотрел кусочек этой акварели и теперь хочет увидеть ее всю, но даже так, не видя картину целиком, он уже знает, что она ему нужна, что он готов купить ее за любые деньги, потому что этот человек видит осень ровно так же, как и он сам. Он останавливается за спиной художника, но не решается заговорить, только смотрит на то, как краска ложится на бумагу, на невозможно красивые руки, держащие кисть и палитру. Он стоит и наблюдает долго, наверное, даже слишком долго. - Простите... - когда Кихён все-таки решается заговорить с художником, тот его сперва не слышит, и ему приходится обратиться к нему еще раз и осторожно тронуть за плечо. - Простите, мне так понравилась ваша картина... Наверное, неприлично вот так стоять и смотреть, но я просто не могу уйти. - А?.. - когда этот мужчина с удивительно красивыми руками поворачивается и удивленно смотрит на Кихёна, тот понимает, что нашел того, кого всегда искал, нашел свою осень, свое солнце, все, о чем он мечтал. Он думал, что такое бывает только в фильмах и книгах, но сейчас он готов признать, что любовь с первого взгляда существует. Это то, что происходит с ним вот прямо сейчас. - Простите, я вас не заметил. Увлекся. - Это вы простите, я не представляю, сколько уже времени стою у вас за спиной и не могу отвести взгляда от вашей картины, - признается Кихён. Художник смотрит немного смущенно, но как-то очень открыто и доверчиво, даже странно, что такой взгляд может быть у взрослого человека. Наверное, это потому, что он не какой-нибудь скучный офисный сотрудник, а работает с красками и фантазиями. - Она чудесная. Вы собираетесь потом продать ее? Если да, я хотел бы купить... А если нет, то хотя бы посмотреть, как вы ее закончите. Простите, я, наверное, должен это знать, но я не знаю. Как вас зовут? У вас есть что-то вроде... Собственной галереи? Как это называется? Художник смущенно смеется, опустив взгляд, и Кихён думает, что нужно будет принести ему кофе, если он позволит. А лучше позвать его посидеть в какой-нибудь уютной кофейне, когда он закончит свою акварель. - Нет, это как раз нормально, что вы не знаете, - мужчина поднимает взгляд и слегка щурится, а потом откладывает кисть и палитру и встает, протягивая Кихёну руку. - Ли Минхёк. Я совсем не умею заниматься продвижением, продажами, всеми этими страшными вещами, поэтому меня мало кто знает. Ну, у меня есть аккаунт в Инстаграме, но его как-то по-другому надо вести, чтобы приходили новые люди... Спасибо, что заметили меня. Ладонь у Минхёка ледяная, но Кихён сжимает ее и широко улыбается, ему приятно, более того, ему вот прямо сейчас хочется встать на цыпочки и поцеловать этого удивительного художника, который, оказывается, не умеет продавать свои картины. Это кажется очень трогательным. Он вообще выглядит так, что о нем хочется заботиться, готовить для него что-нибудь вкусное, а после ужина смотреть добрые фильмы, перебирая его светло-рыжие волосы. Они, наверное, очень мягкие. Но обо всем этом говорить нельзя, и Кихён моргает, пытаясь прогнать несвоевременные фантазии, накрывает холодные пальцы Минхёка второй рукой и наконец-то называет свое имя. - Вас невозможно не заметить, - говорит он. - Многие хотели посмотреть, как вы рисуете, но я всех распугал. Мне очень нравится эта акварель. А вы... Ну, что вы обычно... Рисуете? Пишете? Тоже акварели? Пейзажи? - Хорошо, что вы всех распугали, неуютно, когда кругом много людей, - Минхёк смущенно улыбается, ему неловко из-за того, что новый знакомый так и не хочет отпускать его руку, но у Кихёна сейчас так сияют глаза, что руку убирать и не хочется. Слишком приятно смотреть на такого солнечного, такого вдохновленного человека. - Я люблю пейзажи и натюрморты, просто цветы... Много цветов. Чаще всего это акварель, но бывает всякое... Не знаю. Я так и не научился это объяснять, проще показать, честно. Потом они смотрят в один телефон, который Кихён все время пытается отобрать у Минхёка, чтобы рассмотреть каждую работу внимательно-внимательно. Конечно, он сразу же подписывается на Инстаграм художника и просит еще и номер телефона - он хочет заказать много картин, хотя понятия не имеет, сколько они могут стоить. И, конечно, он хочет пригласить Минхёка на свидание, но пока еще помнит, что об этом не стоит говорить сразу же. Видно же, что ему и так неловко. Но пока они рассматривают фотографии картин и обсуждают их, время летит незаметно, и потом, когда художник возвращается к акварели, а Кихён снова встает его за спиной, - тоже, оказывается, им легко и интересно вдвоем. - - Так что же, вы уже решили, готовы ли вы продать эту картину? - спрашивает Кихён, мягко касаясь плеча Минхёка, просто так, потому что хочется прикасаться. - Я не уверен, что могу продать ее, - художник почти виновато улыбается, повернувшись к собеседнику. - Понимаете, я пишу ее для одного человека... Кихён, конечно, расстраивается. Но тут же предлагает Минхёку написать для него много других картин, а чтобы он был уверен в оплате и в том, что заказчик не передумает выкупать их все, предлагает заключить контракт до начала весны. Пока они обсуждают это, пока Кихён объясняет, чего он хочет, какие картины ему нравятся, к ним подходит кто-то еще. - Это та картина, о которой ты говорил? Классная! - подошедший мужчина наклоняется и быстро целует Минхёка в щеку. - А это кто? Набираешь учеников прямо в парке? - Это Ю Кихён, он хочет заказать несколько картин... - И хотел купить эту, но она, видимо, ваша? - Кихёну тяжело видеть, с какой нежностью и теплом во взгляде художник смотрит на этого человека, но все-таки он рад: он опасался, что Минхёку мужчины в романтическом плане не интересны, а так у него теоретически есть шанс... - Вам повезло. Она очень красивая. Он думает, что повезло этому мужчине не только поэтому, и это, наверное, слишком легко читается на его лице - взгляд он ловит очень раздраженный и холодный. - Хёну, тебе нравится? Я не уверен, что получается именно то, что мы обсуждали, но мне кажется, я все-таки смог поймать нужное настроение, - голос Минхёка звучит как-то неуверенно и очень мягко, и Кихёну это кажется неправильным. Картина точно замечательная, а если этому Хёну что-то не нравится, он просто слепой! И очень глупый к тому же, неужели он не видит, что его мужчина нервничает? - Нравится, но если мистеру Ю нужна именно она, думаю, ты можешь продать ее прямо сейчас, - Минхёк смотрит на Хёну удивленно, а потом просто отворачивается и начинает рыться в коробке с красками, хотя прямо сейчас никакой новый цвет ему точно не нужен, и Кихёну хочется взять его за руку и увести, спрятать, долго отогревать, чтобы он не переживал... - Она ваша, мистер Ю. Оставьте свой номер, я вам позвоню, когда он закончит и вставит ее в рамку. - Простите, я не знал, что все будет так просто, - усмехается Минхёк. - Но она ваша. Я не знаю... Не представляю, сколько она может стоить, поэтому цену назовете сами. Он предпочел бы вообще не брать деньги, но при Хёну об этом говорить не стоит. Все и так получается как-то слишком нервно и нелепо. - Пойдем домой, закончишь там, ты и так тут сидишь весь день и наверняка уже простудился, - Хёну целует художника в макушку, и тот нервно передергивает плечами, а Кихён сжимает кулаки, хорошо что руки спрятаны в карманы плаща. Ему очень хочется ударить этого странного человека, не ценящего своего счастья, хотя он намного крупнее, и ничего хорошего из такой драки точно не получится. - Я буду ждать звонка, - говорит Кихён, рассерженно щурясь. - Приятно было познакомиться, мистер Ли. Он уходит, думая о том, что все равно хочет заказать еще много картин - только, конечно, так, чтобы у Минхёка не было из-за этого проблем, а то этот его Хёну какой-то слишком ревнивый и злой. Неужели вот так сразу понял, что новый знакомый от его мужчины не только картин хочет? Серьезно, с первого взгляда? Или просто в художника слишком часто влюбляются вот так, один раз увидев? Наверное, так и есть. Он и очень красивый, и очень талантливый, как же в него не влюбиться? Кихён не оборачивается и не видит, каким подавленным и поблекшим выглядит Минхёк, собирая свои краски и кисти. Но все-таки он пытается улыбаться. - Не дуйся, - Хёну ловит его в объятия и целует в нос, и художник закрывает глаза и тихо вздыхает. - Написать что-то для меня ты можешь в любой момент, зато этот Ю ушел и не будет больше тебя доставать. - Наверное. Я думал, это важно... - Минхёк отстраняется и возвращается к кистям и тюбикам с красками. Хёну тоже пытается помогать собирать их, конечно, все путает и кладет не туда, но сейчас не до этого, и поправлять его не хочется. - Не важно, что я думал. Мистер Ю мне не мешал. Более того, он действительно хочет заказать еще несколько картин, и я не вижу никакой причины отказываться такого интересного предложения. Он любит осень, он объяснил мне, что хочет увидеть на моих акварелях, и я хочу это написать. - Ты серьезно? Это же так долго, зачем... Запиши несколько мастер-классов по работе с акварелью, мы разместим их в сети, и у тебя будет стабильный доход, зачем тебе работать с заказами, это же неудобно! - Хёну, я не преподаватель... Если ты еще об этом помнишь. - Да, хорошо, что ты больше не преподаешь на курсах, это занимало все вечера, а вечером я хочу быть с тобой. И, между прочим, я очень соскучился за день! А ты опять дуешься. Минхёк только пожимает плечами - да, Хёну, наверное, прав в том, что зарабатывать он не умеет совершенно, хотя иногда за его картины дают хорошие деньги, но в остальном... Он же все-таки художник. Он хочет жить этой жизнью. Хочет, чтобы кто-то любил именно его картины. Но дело ведь не только в этом... Есть ведь и много другого, что мешает. Три года назад Хёну пришел на курсы акварели - у Минхёка была небольшая группа, и он очень старался раскрыть потенциал каждого из учеников, но это так выматывало не привыкшего работать с людьми художника, что он просто отказался продолжать, когда первое полугодие закончилось. С Хёну он в итоге начал встречаться, они довольно быстро съехались, и казалось, что все будет хорошо, но хорошо было недолго. Все-таки Хёну нужен был кто-то более... Да просто другой. Кто-то, кому было бы интересно, как и ему, больше зарабатывать, заниматься спортом, готовить что-то полезное, играть в подвижные игры на свежем воздухе. То, что они слишком разные, стало понятно почти сразу, проблемы тоже начались быстро, и все-таки Минхёк до сих пор не решается уйти. Он знает, что Хёну не любит его так, как любил раньше, но все-таки пытается верить, что еще что-то можно сделать, чтобы их отношения не развалились окончательно. Поэтому он больше не говорит о той картине, поэтому они возвращаются домой и вместе готовят ужин, поэтому они занимаются любовью в душе... И ссорятся перед самым сном, когда Минхёк читает сообщение от Кихёна и повторяет, что хочет выполнить его заказ. Хёну говорит, что дело не в картинах, что они на самом деле только предлог, что Ю понравился сам художник, но он потеряет к нему интерес так же быстро, как увлекся. Якобы все это он понял по его глазам. Но Минхёк не хочет во все это верить, он вместо этого видит человека, влюбленного в осень и в его живопись, и ему хочется писать для него картины. И на следующий день он подписывает контракт, по которому он обязуется писать акварели для Кихёна до начала весны. Кихён и Минхёк встречаются в кофейне рядом с Центральным парком, чтобы обсудить первую заказанную картину, гуляют по аллеям - вечером слишком темно, чтобы художник мог сразу же начать работать, но можно же пока просто посмотреть, попробовать поймать настроение, подумать вместе, что и как лучше изобразить. А потом Кихён вспоминает, что его новый знакомый пишет не только пейзажи, но и натюрморты, и набирает полный рюкзак осенних листьев, отламывает несколько веточек рябины в дальней части парка, где их никто не видит, и глаза у него снова сияют, ему кажется, что он все просто замечательно придумал. Неудобно же звать Минхёка к себе домой просто так, но если получится регулярно составлять вот такие осенние композиции из листьев, ягод и фруктов и просить изображать их именно в комнатах, где он проводит больше всего времени... А художник даже не подозревает, что это какой-то план, он соглашается без всякой задней мысли и радуется, что ему предлагают писать такие уютные картины. Он совсем не смущается, если рука Кихёна касается его руки, когда они идут рядом, не понимает, какими влюбленными глазами этот мужчина на него смотрит, просто не может сейчас этого видеть. Они познакомились во вторник, в среду они гуляют по парку, в субботу Минхёк уже пишет первый натюрморт в гостиной Кихёна. У него большой и очень красивый дом в пригороде, и в нем действительно не хватает картин, без них стены выглядят какими-то холодными. Конечно, художник очень радуется, что может это исправить. Его очень вдохновляет обстановка, еще очень приятно, что хозяин дома варит для него какао и угощает горячими булочками, он как-то угадал и испек его любимые. Это очень хороший день, если не считать того, что Хёну бесится и заваливает Минхёка сообщениями. Он очень хорошо знает, каким красивым и привлекательным может быть его мужчина, когда его наполняет вдохновение, он прекрасно представляет этот взгляд и немного растерянную улыбку, из-за которых художника буквально хочется забрать домой и заботиться о нем, кормить всем самым вкусным, ласкать и всячески баловать. Он уверен, что у Кихёна это работает так же, как сработало у него три года назад, с той только разницей, что не за один день. Но он же видел, этот Ю точно влюбился! Слишком быстро влюбился. К кому-то другому он, может быть, и отпустил бы Минхёка, но не к такому человеку, нельзя отпускать его к тому, кто точно причинит ему боль. Хёну пытается вечером поговорить с Минхёком, как-то объяснить ему, что Кихёну от него нужно совсем не то, - все бесполезно. Он ничего не видит, а убедить его в том, что он должен отказаться от заказа своей мечты, от работы, которая делает его счастливым... В этот раз даже вечно пытающийся предложить ему более надежные варианты заработка Хёну видит, что это было бы несправедливо и неправильно, что нельзя лишать художника его вдохновения. В итоге они ссорятся снова и снова, и Минхёк начинает пропадать у Кихёна еще и по вечерам в будни. Так проходит три недели. Минхёк пишет свои акварели, Кихён осторожно пытается узнавать его, надеясь, что не спугнет его своим интересом, Хёну ревнует, но говорит об этом все реже. От этих разговоров все равно нет никакого толку, и вообще, чем больше он злится, тем сильнее художника тянет к своему заказчику - Хёну понятия не имеет, почему это так работает, но, видимо, он действительно сам виноват в том, что его мужчине хочется проводить время не дома и не с ним, а с тем, кто следит, чтобы он не слишком уставал и кормит его вкусными ужинами. Ну да, и печет его любимые булочки. Вредные, наверное, булочки... Но, судя по всему, очень вкусные. В один из вечеров Минхёк выглядит совсем измотанным и несчастным, и Кихён просто не может на это смотреть. Он все время кружит вокруг него и мольберта, приносит что-то вкусное, каждый раз нежно прикасаясь к плечу художника, чтобы обратить на себя внимание. Тот улыбается очень тепло, но взгляд у него ужасный, совсем застывший, такой, что хочется утащить мужчину под одеяло и долго-долго и нежно-нежно отогревать. Но он ведь не останется на ночь, да? - - Вы выглядите очень уставшим, - в конце концов Кихён становится за спиной Минхёка и начинает осторожно разминать его шею и плечи, и, как ни странно, художник не только не пытается отстраниться, но и очень доверчиво расслабляется и прижимается к нему, запрокинув голову и закрыв глаза. Кихёну безумно хочется наклониться и коснуться его волос губами, обнять его, но он все-таки не решается. - Я не спал всю ночь, - тихо признается Минхёк. - Не мог заснуть. И просто устал. Через несколько минут Кихён предлагает художнику перебраться на диван и выпить кофе, раз уезжать и ложиться спать он пока не собирается. Он провожает Минхёка к дивану, но не идет сразу на кухню, а устраивается рядом и берет мужчину за руку и начинает массировать ладонь и пальцы. - Может, не будете больше сегодня рисовать? Почему бы вам не отдохнуть? Я включу какой-нибудь фильм... - нет, отпускать его он, конечно, не собирается, но художник вроде бы и сам никуда уходить не хочет. - У вас все в порядке? Вы выглядите почти больным... - Просто очень устал. Это ничего, пройдет... - Простите, но вы правда... Я очень беспокоюсь. Может, вам нужен перерыв? Побыть дома, выспаться? - Нет, дома я точно не отдохну, - Минхёк опускает голову и криво усмехается. - Хёну уверен, что я вам нравлюсь. Не только как художник. Я не знаю, что с ним делать. Просто не знаю. - Я... Я очень разочарую вас, если скажу, что он прав? - наверное, это самый неподходящий момент, но Кихён осторожно касается щеки Минхёка и тянется к его губам. Он уверен, что его оттолкнут сразу же, но почему-то художник не отстраняется, хотя смотрит удивленно и почти испуганно. Кихён целует его очень неуверенно, нервно, тоже не закрывая глаза. Ему каждую секунду кажется, что вот сейчас Минхёк его оттолкнет и уйдет, совсем уйдет, навсегда, бросив свои кисти и краски, но он все-таки отвечает на поцелуй, и это так ярко, что Кихён почти плачет. - Я думал... Я так боялся, что вы меня оттолкнете... - Я не знаю... Сам не понимаю, почему я этого не сделал. - Потому что вы замерзаете. Если... Если вы когда-нибудь решитесь... Я хочу отогреть вас. Я буду ждать. - Это так больно! - - Минхёк выглядит совсем разбитым и несчастным после этого поцелуя, и Кихён не может не обнять его, не попытаться спрятать его в своих руках. Он не пытается отстраниться, только дрожит, будто и правда совсем замерз. Остаток вечера получается совсем больным - Минхёк лежит у Кихёна на коленях, и тот перебирает его волосы. Они даже мягче, чем он думал, и он не представляет, как будет жить, если потом художник не позволит прикасаться к ним. Кихён боится, что завтра Минхёк не придет, но он приходит и устраивается за мольбертом, словно ничего не случилось. И на следующий день тоже. И потом. В субботу они выбираются в парк, где все аллеи стали золотыми, долго гуляют, прежде чем художник садится писать очередную акварель. - Я боялся, что вы перестанете приходить, - признается Кихён, как всегда наблюдая за процессом создания картины, стоя за плечом Минхёка. - Спасибо... Но... Почему? - Вы любите осень, вы... Не знаю, как лучше сказать. Дали мне возможность написать то, что я всегда хотел? Мне нравятся ваши идеи. И ваш дом. У вас очень спокойно и уютно. К вам хочется приходить, - он отвечает, не оборачиваясь, но по голосу слышно, что он улыбается. - А я... Я вам нравлюсь? Немного? - Кихён спрашивает прежде, чем успевает подумать, и весь застывает, боясь услышать ответ. Может, он приходит как раз потому, что ему все равно? Потому что этот поцелуй для него ничего не значил, и вообще он о нем уже забыл? - Да. Нравитесь, - Минхёк произносит это совсем тихо, опустив голову, нервно передернув плечами. - Но мне очень страшно. - Почему? Вы... Боитесь, потому что слишком многое изменится? - они с Хёну вместе уже два с половиной года, это долго, конечно, страшно уходить... Ему точно было бы страшно на месте Минхёка. - Я все-таки давлю на вас? Я... Я не хотел. - Нет, не поэтому, - художник все-таки оборачивается и грустно улыбается. - Меня сложно любить. И я медленный. Долго решаюсь на чувства. Боюсь, вы разлюбите меня раньше, чем я буду готов... - Не говорите так! - Кихён перебивает его и ловит его руку, сжимает ее в своих ладонях, не замечая, что художник не успел выпустить кисть, и теперь краска пачкает рукав. - Пожалуйста! Я не хочу вас торопить, но... Но если вы решитесь! Все будет хорошо! Я дождусь, только, пожалуйста, дайте мне этот шанс... Второй поцелуй получается еще более нервным, чем первый, но в этот раз нет никаких сомнений в том, что он нужен им обоим. Теперь Минхёк уже видит, какими сияющими влюбленными глазами на него смотрит Кихён, видит в его взгляде не только любовь к осени. Он очень красивый, когда так смотрит, и художник признается, что хочет попробовать написать его портрет, хотя очень давно не работал в этом жанре. Но сегодня он пишет осень, и когда он заканчивает работу над акварелью, они еще долго гуляют по парку, и Кихён очень нежно держит его за руку. Все разваливается в ночь на первое ноября. Пока все празднуют Хэллоуин, Минхёк и Хёну переживают свой собственный кошмар. Оба понимают, что это было неизбежно, что они долго шли к этой последней ночи и сами же ее приближали. - Да, мне тяжело с тобой, я тебя не понимаю, хотя должен был научиться, я знаю, знаю! Но Кихён... Если бы ты просто хотел уйти, мне было бы легче тебя отпустить, - Хёну ходит по спальне, пока Минхёк собирает вещи. Комната словно выстывает с каждой минутой, и от этого страшно. - Ты устал от меня, - рассеянно кивает художник. - Если я не уйду сейчас, мы будем друг друга ненавидеть. Это слишком страшно. Я этого не выдержу. - Давай... Возьмем паузу? Поживем отдельно месяц или два и попробуем начать с чистого листа? - Я... Наверное, так было бы лучше всего. Только я не верю, что получится. - Давай попробуем. Пожалуйста, Минхёк... - Я бы предпочел вообще не уходить, но... Ты же понимаешь... - Хёну встает и ловит Минхёка за руки, и тот замирает, глядя совсем потерянно и испуганно. - Мы что-то придумаем, - художник не понимает, как он оказывается в объятиях Хёну, ему этого не хочется, и он жмурится, когда горячие губы касаются его шеи, шепчет что-то невнятное, когда пока еще его мужчина стягивает с него толстовку и забирается обеими руками под футболку. Эти прикосновения почему-то парализуют его, и он ничего не может ни сказать, ни сделать, а Хёну тянет его на кровать, и надо его как-то остановить, но он правда не может. Потом все в каком-то тумане - Хёну очень нежный, но от этого не легче, Минхёк все равно этого сейчас не хочет, он только радуется, что лежит на животе, спрятав лицо, и так можно ничего не объяснять и ничего не говорить. Раньше его очень заводило, когда Хёну покрывал поцелуями его спину, сейчас от каждого прикосновения губ по коже бегут мурашки и пробирает озноб. А вот ощущать в себе пальцы Хёну было сложно всегда, и расслабиться просто невозможно, и потом, когда он накрывает Минхёка собой и входит в него, тоже больно и тяжело. Он этого не хочет. Но теперь тем более поздно говорить об этом, и он тихо всхлипывает от каждого толчка, мечтая, чтобы это скорее закончилось. От стонов Хёну становится только хуже, страшнее - кажется, что он сейчас может совсем потерять голову и сделать очень больно. И еще он кажется невыносимо тяжелым, настолько, что нечем дышать. Минхёк понятия не имеет, сколько это продолжается - ему кажется, что целую вечность, и когда Хёну выходит из него и кончает ему на спину, он испуганно выдыхает и понимает, что плачет. Он не хотел, но слезы все равно текут, и это глупо, наверное, и он совсем не знает, что говорить. Еще не до конца пришедший в себя Хёну шепчет, что любит его, целует забрызганную спермой татуировку на загривке... Когда он понимает, что Минхёк плачет, ему становится так страшно, что он совсем теряется. - Больно? - он садится на постели и переворачивает Минхёка, чтобы видеть его лицо, но тот пытается закрыть его руками. - Я поторопился? Сейчас тоже больно? - Да, я... Я не хотел, - художник никак не может успокоиться, слезы текут и текут, не давая нормально говорить. - Я не смог сказать... От этого Хёну становится еще страшнее - он ничего не почувствовал, не понял, он был уверен, что все в порядке. Неужели он всегда понимал своего мужчину настолько плохо? Может, такое случалось и раньше, просто тогда Минхёк мог не плакать, мог не показывать, насколько ему тяжело? Это жуткая мысль. - Прости, - тихо произносит Хёну, опустив голову. - Я правда не понял. И если все так... Если я действительно настолько тебя не понимаю... Наверное, тебе и правда нужен другой человек. Кто-то, кто сможет о тебе заботиться. Кто-то, кто будет лучше тебя слышать. Если этот Кихён как раз такой... Надеюсь, это правильный выбор. Но Минхёк пока просто не может никуда уйти, и остаток ночи превращается в бесконечный поток извинений. Утро не приносит облегчения. Хёну тащится на работу, не понимая, что он там будет делать в таком состоянии, Минхёк задерживается, чтобы собрать вещи. Их немного, но все-таки на это уходит половина дня - уезжать ему все равно не хочется. Но потом он отвозит вещи в студию, где когда-то проводил занятия и где теперь хранятся нераспроданные картины, и а потом едет в Центральный парк. В Нью-Йорке много других красивых мест, но ему сейчас хочется бродить по пустым аллеям, заткнув уши наушниками и слушая Шопена. Он не любит классику, но когда настроение такое, что хочется выйти в окно, эти вальсы и ноктюрны подходят идеально. Вечером Минхёк приезжает к Кихёну и садится за очередную акварель. Вроде бы даже получается отвлечься, не думать о том, что в его жизни больше не будет Хёну, что он все-таки не был готов сделать этот выбор, но все уже случилось. Наверное, нужно поговорить с Кихёном, но к этому художник точно не готов. Он все глубже и глубже проваливается в свои мысли, пытается понять, что же ему теперь делать, пишет картину, почти не понимая, куда рука ведет кисть и зачем так. Он не помнит, что Кихён принес ему какао и предлагал поужинать. А Кихёну просто страшно. И больно видеть Минхёка настолько погасшим и тихим, таким неживым. Он не решается еще раз позвать его ужинать. Не решается побеспокоить в то время, когда он обычно уезжает домой, - наверное, ему нужно сегодня задержаться, чтобы закончить какую-то сложную часть картины. Но когда стрелка часов доползает до отметки в полночь, он все-таки не выдерживает и идет в комнату, где художник в этот раз установил мольберт, - и видит, что Минхёк просто сидит перед картиной, опустив руку с кисточкой, и даже не моргает. Наверное, он уже долго сидит так. Выглядит это очень страшно, и Кихён, наплевав на все, тянет его за руку и пытается утащить в гостиную на диван. Пусть лучше они поругаются, но он хоть немного оживет! - Мистер Ли, пожалуйста, отдохните немного, - просит он, усадив художника рядом с собой. Тот совсем не сопротивляется и смотрит куда-то сквозь Кихёна, едва ли понимая, о чем ему говорят. - Я боюсь вас отпускать домой в таком состоянии, может, вы позвоните... Попросите, чтобы за вами приехали? - Хёну не приедет, - Минхёк рассеянно мотает головой и закрывает лицо руками, ссутулившись и упершись локтями в колени. - Мы расстались. Я сегодня перевез все вещи в студию. Простите, забыл вам сказать, что в ближайшие пару дней, наверное, не смогу приезжать, надо найти какую-то квартиру. - В студию? Но где же вы собираетесь ночевать? - теперь отпускать его тем более не хочется, Кихён готов чуть ли не любой ценой оставить его у себя, потому что в таком состоянии художника просто нельзя оставлять одного, тем более в студии, где наверняка даже дивана нет. - Сдвину стулья и посплю, это ничего... - Минхёк так и сидит, закрыв лицо руками. Он вздрагивает, когда Кихён осторожно касается его плеча, но не поворачивается к нему. - Пожалуйста, останьтесь сегодня здесь. Я открою комнату для гостей, - предлагает Кихён. - Пожалуйста, не уезжайте. Я очень за вас волнуюсь. Минхёк соглашается - ему и самому не хочется уезжать, и Кихён ведь его ждал, наверное, нужно сказать ему... Но это все-таки слишком сложно и слишком страшно, и художник решается остаться, но так и не решается поговорить. Кихёну даже удается уговорить его поесть - он ужинает, пока хозяин дома готовит для него комнату. Это неловко и как-то неправильно, очевидно ведь, что Кихён предпочел бы уложить его в свою постель. Но не сегодня, да? Можно же все-таки не сегодня? Оказавшись в чужой безликой комнате, Минхёк совсем теряется, и Кихёну приходится довести его до постели и усадить. Он устраивается рядом и долго гладит руки художника, пытаясь хоть как-нибудь поддержать и успокоить, но боится, что делает только хуже. Когда у Минхёка звонит телефон, оба вздрагивают; ответить сразу слишком сложно, на экране фотография улыбающегося Хёну, и художник кусает губы, глядя на нее. И все-таки в последний момент принимает звонок. - Прости, я... Прости, что так поздно. Без тебя дома все не так. Я не могу заснуть, - голос Хёну звучит очень устало, похоже, ему тоже совсем тяжело. - Как ты? Стало хоть немного легче? - Не знаю, - Минхёк мотает головой, хотя собеседник его не видит. - Где ты сейчас? Нашел квартиру или пока в гостинице? - теперь голос Хёну звучит обеспокоенно, конечно, он переживает - и не зря, ведь художник даже не пытался ничего искать и собирался ночевать в своей студии, где нет никаких условий. - - У Кихёна... - повисает неловкая пауза. Минхёк не пытается объяснить, почему решил остаться у заказчика на ночь, и черт знает, что там думает Хёну, пока молчит. Но Кихёну все равно приятно, что за глаза его зовут по имени. Значит, можно надеяться, что они все-таки перейдут на "ты" в ближайшее время... - Вы поговорили? Ты уже сказал ему о своих чувствах? У вас все в порядке? Я волнуюсь... - услышав это, Кихён прикусывает губу, чтобы не вскрикнуть, подносит руку к лицу и впивается зубами в свои пальцы. Нужно уйти, но он не может заставить себя пошевелиться. - Нет. Мне страшно, - - Минхёк произносит это совсем тихо, и Кихёну хочется просто сквозь землю провалиться - художнику же и так плохо, а он вынужден обсуждать это прямо при нем... Это же ужасно! - Страшно? Ты не уверен... Послушай, может... Если ты еще не решился, может... Приедешь? - Минхёк судорожно то ли вздыхает, то ли всхлипывает, и Кихён все-таки срывается с места и бежит к двери, стараясь не слышать голос Хёну. - Я хочу начать все сначала. Прямо сейчас. Пожалуйста, давай попробуем? Кихён не слышит, отвечает ли что-то Минхёк, он убегает в свою комнату, давясь слезами. Он уверен, что вот сейчас - или через минуту, или через две он услышит, как художник собирает вещи и уходит. Он же все еще любит Хёну, это видно, и он к нему, конечно, вернется, разве можно не вернуться, когда любимый человек так зовет? Но все тихо. Минхёк никуда не уходит ни через минуту, ни через десять. Когда до Кихёна это доходит, он кое-как загоняет себя в ванную и долго умывается холодной водой, пытаясь успокоиться. Художнику сейчас точно хуже, чем ему, и нужно взять себя в руки и пойти в его комнату, сделать что-то, чтобы ему стало легче. Кихён осторожно стучится, прежде чем войти, но в комнате Минхёка нет, он в ванной, слышно, что там включен душ. Наверное, ему тоже легче прятаться под водой, когда плохо. Но выходить он не спешит, и Кихён, успевший измерить гостевую спальню шагами вдоль и поперек, начинает нервничать. Может, художнику стало плохо? Может... Нет, об этом вообще думать нельзя! Он как-то выдерживает еще минут десять, кусая губы и пальцы, но потом все-таки пробует открыть дверь в ванную. К счастью, она не заперта, и он осторожно заглядывает внутрь. Минхёк сидит в ванне под включенным душем, занавеска не задернута, и брызги летят на пол, где собралась уже изрядных размеров лужа. Но художник этого точно не видит. И вряд ли вообще видит хоть что-то. Его глаза открыты, но смотрит он куда-то в пустоту, не моргая, не замечая, что по лицу течет вода. Видеть его таким очень страшно, но Кихён все-таки сперва думает, что нужно оставить Минхёка одного, может быть, ему станет легче, но потом брызги воды долетают и до него - и она такая холодная, что ее точно нужно нужно скорее выключить и завернуть художника в самое теплое одеяло, он же простудится! - Пожалуйста, давайте выключим воду, - просит Кихён, осторожно подходя ближе по скользкому полу. Минхёк даже не удивляется, наконец его заметив, позволяет закрыть кран, не сопротивляется, когда его пытаются вытащить из ванны, но и сам почти не двигается, кажется, что от этой ледяной воды он совсем застыл. Кихён растирает его полотенцем и помогает натянуть пижаму, которую он принес. Она художнику совсем не по росту и узка в плечах, но так все-таки будет теплее. Потом Кихён помогает Минхёку устроиться на кровати и приносит еще одно одеяло, укрывает художника очень тщательно. Очень хочется забраться под эти одеяла вместе с ним и согревать его теплом своего тела, но он же... Ну не спрашивать же его, что имел в виду Хёну, о чем Минхёк собирался с ним поговорить! И если он не поехал к Хёну сегодня, он же может еще передумать и поехать завтра, да? Он же будет звать еще, он точно будет звать... - Не уходи, - когда Минхёк ловит его за запястье своей ледяной рукой, Кихён вздрагивает, но вздыхает с облегчением: не нужно пытаться придумать повод, чтобы задержаться, и... Он здесь правда нужен? В это можно поверить? - Посидеть с тобой, пока ты не заснешь? - спрашивает он, улыбаясь грустно и очень ласково. - Да, пожалуйста, останься. Пожалуйста... - Кихёну неловко и больно из-за того, что Минхёк его так просит, неужели он думает, что он мог бы бросить его, когда ему плохо? Наверное, это потому, что он сбежал во время того страшного звонка? Он выключает весь свет, кроме маленькой лампы на прикроватной тумбочке, садится на край постели и берет Минхёка за руку. Тот сжимает его пальцы почти судорожно и почти сразу же накрывает его ладонь второй рукой. Естественно, сидеть так Кихёну очень быстро становится неудобно, и он ложится рядом, не забираясь под одеяло - и чтобы не смущать художника, и чтобы самому было легче, он ведь буквально несколько минут назад видел Минхёка обнаженным, прикасался к его коже, и теперь очень сложно не думать о том, что хочется покрыть все его тело поцелуями и ласкать нежно-нежно, чтобы пробудить в нем желание, чтобы он взял его жадно и горячо, чтобы он брал его снова и снова до самого утра. Понятно, что этого не будет, понятно, что только что расставшийся с любимым мужчина к этому просто не готов, но совсем не мечтать о такой ночи у Кихёна все-таки не получается. Эти мечты такие сладкие, что он в конце концов проваливается в них окончательно и засыпает первым. Когда Минхёк осторожно выбирается из-под одеяла, чтобы выключить лампу, Кихён просыпается и рывком садится на постели, смотрит очень испуганно, но художник только гасит свет, возвращается на свое место и закутывает в одеяло обоих. - Ты же не уйдешь? - спрашивает он, притягивая Кихёна к себе. Художник утыкается носом в его волосы, вздыхает и очень неуверенно и нервно касается губами его лба. Даже если бы Кихён хотел уйти, после этого едва ощутимого поцелуя он не смог бы это сделать, но он не хочет, он льнет к Минхёку, не думая о том, что сильно прижиматься к нему все-таки не стоит. - Не уйду, - обещает он. - Не отпускай меня, пожалуйста. Сперва Кихёну кажется, что в объятиях Минхёка так уютно и тепло, что он сразу же заснет, но все не так просто: теперь он совсем близко, теперь невозможно не ощущать его запах, и это сводит с ума. Хочется и отстраниться, и уткнуться носом в его шею, коснуться ее губами, забраться руками под пижаму... Естественно, легче от таких мыслей не становится, Кихён вздыхает и ерзает, сопит в ухо Минхёку, пытаясь устроиться в его руках, и в итоге заснуть не могут оба. - Хочешь меня? - Кихён ошеломленно замирает, услышав такой неожиданно прямой вопрос, художник ведь совсем не производит впечатления человека, который будет говорить о таких вещах настолько прямолинейно. - Да, - но отвечать приходится так же прямо, потому что все и так очевидно, если Минхёк прижмется чуть-чуть ближе, он сам это почувствует. - Безумно хочу... Кихён тихо стонет, когда ладони художника скользят по его спине, опускаясь ниже, но когда одна рука оказывается сперва на боку, а потом касается живота под пижамой, обжигая кожу, и спускается к паху, он испуганно дергается и ловит Минхёка за запястье. - Нет, пожалуйста... Только не так! Ты же не хочешь, давай не будем сейчас... - он едва может дышать, ему самому себе сложно объяснить, почему он отказывается, но все-таки так будет правильнее. - Если... Когда ты будешь хотеть этого не меньше, чем я... Художник осторожно освобождает руку и обнимает Кихёна крепко-крепко, стискивает его в объятиях почти до боли, как-то ужасно беспомощно при этом всхлипнув, и едва слышно благодарит. Это звучит слишком страшно, и Кихёну хочется плакать, он не понимает, что такое случилось с Минхёком, он уверен, что раньше он не стал бы так предлагать близость, но у него внутри, видимо, что-то сломалось. Позже Минхёк все-таки засыпает - на груди у Кихёна, накрыв его собой и одновременно спрятавшись в его руках. Когда их будит звонок телефона, оба пугаются, не могут сперва понять, где они находятся и что вообще происходит. Когда Кихён начинает хоть немного соображать, он думает, что звонит, наверное, Хёну - и пугается еще сильнее; Минхёк кое-как дотягивается до телефона, путаясь в двух одеялах, и... Лучше бы и правда позвонил Хёну. И без того тяжелая ночь превращается в какое-то безумие: Кихён и Минхёк кое-как натягивают одежду и бегут к машине, мчатся на другой конец города, где горит студия, в которой остались все картины, которые художник не успел продать - и те, которые он писал для Ю и собирался на следующей неделе отвезти в багетную мастерскую. Все краски, все материалы там же, все вещи, которые он забрал из квартиры Хёну. Все, кроме бумажника, документов и мольберта с красками, которые были у Минхёка с собой. И спасать горящую студию поздно, сейчас можно только дать показания и попытаться понять, что делать дальше. Художник не понимает, что отвечать на вопросы полиции, он уверен, что это какая-то ужасная случайность, что это точно не поджог. Потом из него все-таки вытрясают, что он вот только что расстался с мужчиной, и он срывается - это не может быть Хёну, не может быть! Он отказывается в это верить, и это уже настоящая истерика. Кихён увозит его к себе домой, машину приходится часто останавливать, Минхёк задыхается от слез и никак не может успокоиться. Легче ему становится только ранним утром, когда уже светает, но ненадолго: Кихёну приходится оставить его одного, чтобы съездить на работу и договориться с начальством о нескольких выходных, и художник снова плачет и мечется, словно зверь в клетке, ему страшно и очень больно. Потом все вообще в каком-то тумане, но уже спокойнее, потому что Кихён возвращается, и в его руках теплее. Так проходят первое и второе ноября - Минхёк почти все время лежит на плече или на коленях у Кихёна, они смотрят какие-то фильмы, но оба едва ли понимают, что происходит на экране. Третьего ноября у Минхёка день рождения, но он совсем потерялся во времени и не помнит, что не говорил Кихёну, что скоро у него праздник. Да и не до праздников сейчас, конечно. Но этим утром уже становится немного легче, и Кихён уговаривает Минхёка съездить в торговый центр и купить ему хоть какие-то вещи - и, конечно, все, что ему нужно для живописи, едва ли он может обойтись одним набором кистей и красок, да и запас бумаги он к нему привез совсем небольшой. Так что они завтракают и все-таки едут в магазины. О своем дне рождения художник вспоминает в одном из отделов - вернее, ему напоминают, когда он дает кассиру свою дисконтную карту. Но Кихён в этот момент находится не рядом, он не слышит, а позже Минхёк опять забывает ему сказать. Они ходят по разным отделам, довольно быстро покупают самые необходимые вещи, то, что просто понравилось - тоже; Кихён дарит Минхёку забавную пижаму со спящими хомячками, все еще не зная, что у него день рождения, и художник улыбается очень тепло и кажется гораздо более живым, чем вчера. И обнимает очень нежно. Потом они заходят на фудкорт, чтобы выпить кофе. Минхёк остается за столиком с пакетами с покупками и утыкается в телефон, Кихён идет выбирать самый вкусный капучино, ему очень страшно оставлять художника одного, но все-таки идти сейчас вместе было бы и правда неудобно, и он старается не думать о том, что у полиции могут появиться еще какие-то вопросы, что рано или поздно придется что-то делать со сгоревшей студией, наверное, надо будет как-то продавать помещение; страшно думать, что художнику могут позвонить с такими вопросами, когда он будет один, но еще страшнее, что ему позвонит Хёну, который уже наверняка пообщался с полицией и вряд ли от этого стал счастливее. Кихён пугается только сильнее, когда возвращается к Минхёку и видит его опять совсем грустным, но тот пробует кофе, облизывает губы, очень нежно улыбается и тянется за поцелуем. И Кихён почти сразу же забывает обо всем. Это первый раз, когда Минхёк сам его целует, у него такие горячие губы, но такие холодные руки, Кихён совсем теряется в этих ощущениях, он тихо постанывает, пытается прижаться, чуть не опрокидывает оба стаканчика с кофе. Когда язык художника касается его языка, Кихён совсем теряет голову, он безумно хочет скорее заняться любовью, и ему уже совсем все равно где - в подсобке одного из ресторанчиков на фудкорте, в туалете, в примерочной, лишь бы можно было где-то спрятаться вдвоем. Он даже не понимает, что если он об этом скажет, Минхёк будет в шоке. Но их прерывают раньше, кто-то начинает громко возмущаться, что эти голубые уже совсем обнаглели, им и так уже ничего не запрещают, но можно хоть не стонать на половину фудкорта, когда кругом полно детей? Художник сперва просто не понимает, что ругаются на них, а когда до него доходит, он ужасно смущается и пытается извиниться, но Кихён реагирует иначе. Ему испортили один из лучших моментов в его жизни, и из-за этого он готов разругаться не только со всеми посетителями фудкорта, кроме, разумеется, Минхёка, но и вообще со всеми, кто находится сейчас в торговом центре. В итоге они уезжают со скандалом, оставив кофе на столе. Кихён всю дорогу ворчит, художник наоборот сидит тихо-тихо, только иногда пытается вставить очередное извинение, это же из-за него они попали в такую неловкую ситуацию. В итоге они снова целуются, когда приходится остановить машину на очередном перекрестке, - эти извинения просто невозможно слушать, а лучшего способа остановить их Кихён не находит. И когда они оказываются дома, он тоже тянется за поцелуем - и не успевает спрятать удивленный и грустный взгляд, когда Минхёк очень осторожно вытаскивает его руки из-под своего свитера и целует кончики пальцев. - Не сейчас, хорошо? - просит он, и Кихёну нужно еще несколько секунд, чтобы осознать, что да, художник действительно не хочет его прямо в прихожей - и, похоже, пока вообще не готов к такой близости. - Конечно, я просто... - очень сложно удержаться и не ляпнуть какую-нибудь глупость. Кихён волнуется, кусает губы - и все-таки не спрашивает, можно ли ему пока хотя бы иногда целовать Минхёка. Хорошо, что не спрашивает. Художник обнимает его очень нежно и утыкается носом в его макушку, касается волос губами. Да, конечно, торопиться не стоит. Кихён напоминает себе, что это он влюблен уже давно, а для его любимого человека все только начинается, что он совсем недавно расстался с мужчиной, с которым так долго был вместе, что он потерял студию, которая была для него важнее любого дома, и все картины. Конечно, ему сложно. Но все-таки они проводят вместе очень уютный вечер - Кихён готовит ужин, Минхёк ему помогает, и потом они смотрят с одного телефона всякие забавные видео, устроившись на диване под одним пледом, в обнимку. Совсем как настоящая пара. Но все равно заметно, что художнику очень неловко: ему теперь хочется чаще прикасаться к Кихёну и иногда целовать его, но он реагирует так ярко, что не смущаться просто невозможно. И все же они договариваются, что Минхёк не будет искать квартиру и останется жить здесь; он сразу же говорит, что хочет тогда жить с Кихёном в одной комнате и спать с ним в одной постели, иначе будет неправильно, и они скрепляют эту договоренность долгим поцелуем, после которого оба краснеют - один потому что еще не привык, другой - потому что не может справиться с разыгравшимся воображением. Потом они вместе переносят вещи Минхёка в спальню и раскладывают их по полочкам в шкафу, и это тоже очень уютно и хорошо. Только позже очень неловко ждать друг друга из ванной и ложиться в одну постель уже... Ну, по-новому? Как пара? И все-таки этой ночью они еще не занимаются любовью. И следующей тоже. Кихёну все-таки приходится выйти на работу, и Минхёк готовит ужин к его возвращению, хотя они ни о чем таком не договаривались. Такая забота очень приятна, но в выходные они все-таки готовят вместе, потому что так еще лучше. Если бы это было возможно, Кихён вообще ни на секунду не отлипал от художника, но иногда разделяться все-таки приходится. В субботу после ужина Минхёк моет посуду, а Кихён отправляется поливать цветы - теперь в доме их много, потому что он сам же хотел заказать с ними акварельные миниатюры. Когда он возвращается на кухню, он слышит, как Минхёк с кем-то говорит по телефону; нужно, наверное, сразу же закрыть дверь и уйти, но Кихён слышит голос Хёну и уйти уже не может, так и застывает на пороге. - Ты точно в порядке? - голос Хёну звучит взволнованно и нервно. Наверное, полиция и правда его замучила. А может, он действительно переживает о бывшем - в этом ничего странного точно нет. - Нет... - видимо, Минхёк сперва ответил иначе, но... Почему он не в порядке? Кихён был уверен, что у них все хорошо! - Мне тяжело. У меня не осталось ни картин, ни денег, и я не хочу и не могу брать деньги у Кихёна за заказанные им картины. Это было бы ужасно. - Но тебе и не нужно их брать, вы же теперь вместе, зачем все это? Разве он о тебе не заботится? - Но я же не могу просто жить за его счет! И не могу продавать картины, не выполнив его заказ. - И вы об этом не говорили, да? - Да... - Но почему? Вы вместе, вы любите друг друга, неужели вы не сможете договориться? - Я не уверен... Что он захочет быть вместе с таким... - Не говори глупостей! Он тебя любит, это сразу было очень видно. Тебе хорошо с ним? Он, наверное, очень нежный? - Хорошо, но мы... Ну, мы... Еще не пробовали. - Боже... - Мне страшно. - Это из-за меня? Я так сильно тебя испугал? - Да, я... Не могу решиться. Боюсь, что просто не смогу. - Минхёк, я... Я тогда совсем потерял голову. Прости, я не хотел, я не мог даже представить, что будет так ужасно. Прости. - Я понимаю, но... Мне правда сложно. И я боюсь, что он просто устанет ждать. В конце концов Кихён не выдерживает. Он понимает, конечно, что Минхёку, у которого нет друзей, хочется поговорить с кем-то, понимает, что ему страшно, но слышать, как он говорит бывшему о таких страхах, слишком больно, и он все-таки заходит на кухню, где художник сидит на полу рядом с раковиной, закрыв лицо руками. Телефон включен на громкую связь и лежит рядом - поэтому и было все так хорошо слышно. - Эй, - Кихён касается плеча Минхёка, потом берет его за обе руки и мягко сжимает пальцы, присев рядом. - Я люблю тебя. Я очень люблю тебя. Пожалуйста, не надо в этом сомневаться. Хёну, конечно, это тоже слышит, и в трубке раздаются короткие гудки. Потом Кихён долго гладит руки художника, объясняя, что ему точно ничего не нужно бояться и тем более не надо никуда спешить. - Знаешь, я сам хотел предложить... Нам ведь больше не нужен контракт, правда? Мы же всегда будем вместе, - он целует пальцы Минхёка и очень нежно улыбается. - И ты иногда будешь писать для меня картины, ну, когда захочется. Понимаешь, я бы хотел, чтобы ты писал только то, что тебе хочется. И вообще не думал о деньгах. Но давай они все-таки у тебя будут? Чтобы это не давило, не знаю... И на случай если со мной что-то случится. И чтобы если ты однажды от меня устанешь, у тебя была возможность выбрать любой новый дом. - Я не хочу об этом думать, - художник мотает головой, испуганно зажмурившись. - Давай всегда будем вместе. - Мы всегда будем вместе, обещаю, - Кихён целует его в уголок губ и улыбается. - Но мне все-таки будет спокойнее, если у тебя будет вклад в хорошем банке. Потом он все-таки уговаривает Минхёка заняться продвижением его картин. Но поскольку самому ему заниматься этим тяжело, обещает найти человека, который будет вести его Инстаграм, договариваться о выставках и искать покупателей. И все это при условии, что Минхёк будет писать только то, что ему интересно. Остаток вечера проходит очень тихо - Кихён сидит на диване и перебирает волосы положившего к нему на колени голову Минхёка, как это было после их первого поцелуя. Они молчат, но сегодня ведь уже достаточно было сказано. И иногда слова просто не нужны. Перед сном Кихён уходит в ванную, чтобы принять душ. Хотя они наконец-то поговорили с Минхёком и теперь уже точно совсем по-настоящему вместе, он не верит, что этой ночью между ними что-то будет, художник весь вечер был таким тихим и выглядел очень уставшим, вряд ли он захочет... Тем более что они договорились, что не будут спешить. Очень странно и страшно думать, что с ним случилось что-то такое, из-за чего он боится близости - и что это сделал с ним любимый человек. Которого, похоже, он все еще не забыл до конца... От таких мыслей скорее нужно отвлечься, а еще обязательно нужно сбросить напряжение: когда они все время проводит вместе, Кихён очень быстро начинает сходить с ума, он так давно и так сильно хочет заняться любовью с Минхёком, что держать себя в руках все сложнее. Так что приходится пока руками работать - ласкать себя, чтобы стало хоть немного легче. Только бы за шумом включенного душа точно не было слышно стонов... Их и правда не слышно, но и ушедший с головой в свои фантазии Кихён тоже не замечает, как открывается дверь в ванную, как Минхёк торопливо стягивает домашнюю одежду и отдергивает шторку. - Иди ко мне, - от неожиданного прикосновения к спине Кихён испуганно дергается, поскальзывается и почти падает в руки Минхёка. И сперва просто не может поверить, что это с ним на самом деле происходит. - Боже! - выдыхает он, цепляясь за плечи художника, глядя в его глаза снизу вверх. - Я... Я... Мысли путаются, он пытается себе напомнить, что еще совсем недавно его любимый мужчина очень боялся, и ему вряд ли стало настолько легче всего за один вечер, что он, наверное, себя заставил, потому что Кихён столько раз сегодня говорил о своих чувствах, что... Но Минхёк наклоняется и целует его в губы, и думать становится окончательно невозможно. - Кихён... - горячая вода заливает глаза, горячие губы касаются шеи, горячие ладони скользят по плечам и спине, горячо, так горячо, что в глазах темнеет, мужчине кажется, что он сейчас просто расплавится в руках художника. Ради таких ощущений стоило ждать так долго, то есть, конечно, не ради них, а чтобы все было... Правильно... Нет, думать точно нереально. - Возьми меня прямо здесь, - шепчет Кихён, почти задыхаясь. В его фантазиях их первый раз был совсем другим, но ему кажется, что он просто умрет, если придется еще ждать и перебираться в постель. Пусть это будет не так красиво, зато прямо сейчас... - Я очень хочу тебя, - Минхёк выдыхает ему в ухо и снова целует в губы, не закрывая глаза. Ему хочется видеть, как Кихён сходит с ума от желания, хочется запомнить каждую секунду этого невероятно яркого предвкушения их первой близости. Потом он помогает Кихёну опуститься на четвереньки и осторожно входит в него пальцем - теперь заметно, что художник на самом деле очень волнуется, что ему сложно из-за того, что все происходит так быстро. Его руки дрожат, движения пальца получаются очень неуверенными и слишком медленными. Конечно, этого недостаточно, его мужчине хочется гораздо более ярких ощущений. - Просто войди в меня... Пожалуйста... - Кихён стонет и пытается сам двигать бедрами, но скользкая ванна - не самое удобное место для секса, в ней тесно, и он стонет совсем жалобно, почти скулит, изнемогая от желания. - Я не могу больше ждать, не надо пальцев, просто войди в меня прямо сейчас, скорее, пожалуйста, скорее! - Я не смогу так, - испуганно шепчет Минхёк, совсем остановившись. Больше всего он боится причинить Кихёну боль, а это точно будет больно, и к этому он не готов, он действительно не может так. Не умеет и не хочет уметь. - Пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть... Добавлять второй палец, пожалуй, тоже еще слишком рано, но Минхёк кусает губы и все-таки заставляет себя это сделать. Кихён громко стонет, когда подушечки пальцев касаются чувствительного бугорка внутри, шепчет что-то нечленораздельное и всхлипывает - нет, точно не от боли, это очевидно. - Возьми меня, я так хочу чувствовать тебя внутри, пожалуйста, пожалуйста! - художник понимает, что Кихён просто уже совсем не соображает. Он очень красивый сейчас, когда выгибается с громким стоном от каждого движения пальцев, когда пытается двигать бедрами, чтобы пальцы проникали глубже. Он, наверное, действительно готов впустить в себя Минхёка, и тот тоже понимает это, только ему все равно страшно. Он предпочел бы растягивать его медленно и очень нежно, конечно, с хорошей смазкой, а не просто мокрыми пальцами. - Еще чуть-чуть, - просит он. - Я очень хочу, но еще чуть-чуть... - Я не могу больше, пожалуйста, я не хочу кончить раньше, чем ты в меня войдешь, нет, пожалуйста, быстрее! - Кихён почти плачет, и Минхёку ничего не остается, кроме как вынуть пальцы и осторожно войти в него. Конечно, он пытается двигать бедрами навстречу, он стонет и насаживается на член, чтобы скорее ощутить его полностью. Это очень горячо и очень ярко, а еще очень тесно - так тесно, что художник сперва замирает, прикусив губу. Это так хорошо, что почти больно. - Мы... - хотя они еще не начали вместе двигаться, Минхёку кажется, что они уже стали единым целом, и это, наверное, лучшее, что он когда-либо чувствовал. И ему кажется, что это ощущение не пройдет и потом, ему очень хочется верить, что оно останется навсегда. Он наклоняется, опирается одной рукой на дно ванны, другой - на бортик, согнув ее в локте, целует Кихёна в шею и начинает двигать бедрами. Медленно и плавно, и... И это совсем не подходит. Они почти сразу же срываются в бешеный ритм, и тесная ванна уже не кажется неудобной, и не важно, что занавеска плохо задернута, и вода льется на пол. Ничего не имеет значения, кроме их общего ритма. Позже, когда они уже отдыхают в постели, счастливые и сонные после такой яркой и бурной страсти, Кихён признается, что на самом деле с первого дня их знакомства мечтал ощутить в себе пальцы Минхёка, потому что у него просто невозможно красивые руки. Художник смеется и укладывает его на спину, раздвигает ноги и целует внутреннюю сторону бедер и живот, пока наносит на пальцы смазку. Она не очень-то и нужна, внутри у Кихёна все еще очень горячо и влажно от спермы, но так все равно спокойнее. Теперь Минхёк ласкает его очень медленно, то едва задевает чувствительную точку внутри, то нажимает на нее сильно, почти даже слишком сильно, нарочно часто меняет ритм, чтобы растянуть удовольствие. Кихён стонет и извивается, но не закрывает глаза, любуется художником, пытается прикоснуться к нему, и в конце концов Минхёк сжимает его пальцы свободной рукой, и это тоже очень ярко - и очень сейчас нужно. Когда Кихён просит все-таки позволить ему кончить, Минхёк наклоняется и обхватывает головку его члена губами и прижимает ее языком к небу, прежде чем протолкнуть глубже. Руку Кихёна он отпускает и кладет себе на затылок, и буквально через несколько резких толчков тот кончает ему в рот. Художник глотает сперму, медленно и очень нежно вылизывает его член и только после этого вынимает пальцы. Кихён тянет его за руки, укладывает на себя, и они долго целуются, а потом Минхёк утыкается носом в его шею и крепко-крепко сжимает его в объятиях. - Я люблю тебя, - он так боялся произнести эти слова, но сейчас они срываются с губ легко, и без них просто нельзя. - Я очень сильно тебя люблю. - Я люблю тебя сильнее, - Кихён хитро щурится, поглаживая его по спине, чуть-чуть царапая. - И я очень счастлив. Этой ночью они еще долго не могут заснуть - слишком сложно друг от друга оторваться, Кихён так долго этого ждал, и то, какой Минхёк с ним открытый и нежный, просто сводит с ума, ему еще ни с кем не было так хорошо. Сейчас кажется очень странным, что художник сперва боялся, боялся всего, и самих чувств, и близости, это уже что-то далекое и вообще будто как будто не с ними, а теперь все будет хорошо, да? Кихён засыпает с этой мыслью, а утром будит своего мужчину нежными поцелуями и снова говорит, что очень-очень сильно его любит, и так будет всегда. Так что утро начинается совсем не с кофе, и из постели они выбираются еще очень нескоро. Потом Кихён приносит из гостиной горшочек с пурпурными фиалками и просит Минхёка нарисовать его; тот устраивается за мольбертом и быстро делает едва заметный набросок карандашом, смешивает цвета и очень быстро с головой проваливается в процесс написания картины, но его мужчина возвращается и целует его, а потом устраивается на полу между его ног и говорит, что дальше рисовать они будут вместе. Художник сперва смущается и весь краснеет, хотя после прошедшей ночи чего-то стесняться уже сложно, но не возражает - и на акварельной бумаге расцветает что-то большее, чем просто нежные цветы, это нечто фантастическое, очень яркое, оттенки очень сочные, а мазки очень энергичные. В них чувствуется ритм, в котором губы и язык Кихёна ласкают член Минхёка. Это потрясающий опыт для обоих, это почти болезненное вдохновение, и это так ярко, что Кихёну кажется, что он кончит вместе со своим любимым. Но этого все-таки не происходит, и потом художник ласкает его член рукой, усадив его к себе на колени, - все еще перед мольбертом, и брызги спермы попадают на картину как особый завершающий штрих. После этого влюбленные все-таки возвращаются в спальню, все равно ни о чем другом думать у них сегодня не получается, так стоит ли пытаться? Потом Минхёк делает Кихёну массаж и считает родинки на его спине, и тот блаженно жмурится; он снова и снова говорит о своей любви и благодарит художника за то, что вчера он все-таки решился и зашел к нему в ванную, и тот признается, что сперва действительно ужасно нервничал и боялся, но когда увидел, как Кихён себя ласкает, почти мгновенно потерял голову. Он добавляет, снова краснея, что хотел бы увидеть это снова, и Кихён смеется и предлагает ему снять видео, за что получает по голове подушкой. В долгу он не остается, драться подушками вообще очень весело, но очень скоро они снова обнимаются и целуются, а потом Минхёку приходится проявлять буквально чудеса выдержки, потому что смотреть, как любимый себя ласкает, и не прикасаться к нему, оказывается очень сложно, практически невозможно, и он кусает губы и снова и снова стонет, но все-таки досматривает до конца. - Я тоже хочу увидеть, как ты себя ласкаешь, ты же покажешь мне? - конечно, после такого зрелища он очень возбужден, и его не приходится просить дважды, художник обхватывает свой член ладонью и тихо стонет, но Кихён перехватывает его руку за запястье. - Нет, не так. У тебя потрясающе красивые пальцы, я хочу увидеть, как ты ими в себя входишь, как они будут двигаться... Ммм, да, пожалуйста, сделай это... - Я не уверен, что смогу от этого кончить, - признается Минхёк, но послушно тянется за тюбиком со смазкой. Кихён сам наносит ее на его пальцы, нежно поглаживая и массируя, и обоим это доставляет огромное удовольствие. - Я тебе помогу, - обещает он художнику. - Тебе будет очень хорошо, обещаю... Он торопливо облизывает губы и задерживает дыхание, когда кончик указательного пальца Минхёка медленно обводит анус, это очень простое движение кажется ему завораживающе красивым. Кихён не замечает, что его мужчина слегка морщится, когда палец оказывается внутри, не понимает, что ему такие ласки не очень-то нравятся - он просто не в состоянии отвести взгляд, и то, какими глазами он смотрит, как он стонет при каждом движении пальцев любимого, заводит того гораздо больше, чем собственные прикосновения. Позже, когда Минхёк ласкает себя уже двумя пальцами, Кихён все-таки осознает, что почти не слышит стонов, и это точно неправильно, так быть просто не должно. - Пожалуйста, не останавливайся, - тихо просит он, прежде чем обхватить головку члена художника губами. Так точно будет лучше. Кихён знает, что так же, как его сводят с ума пальцы любимого, Минхёк теряет рассудок от его губ, и хорошо, что это работает так. - Нет... Лучше. Я знаю, как будет еще лучше... - Я сделаю все, что ты захочешь, - вот теперь его голос звучит так, как должен - от возбуждения он становится очень мягким и хриплым, это чудесно, это так же хорошо, как стоны, а это обещание... Кихён почти задыхается от восторга и стонет, снова обхватив член любимого губами. Слишком сложно оторваться, но и попробовать то, что он только что придумал, очень хочется. - Я буду ласкать тебя так же, а ты войдешь в меня своими чудесными пальцами, - он все-таки поднимает голову и пытается поймать взгляд художника. - И будешь меня ими трахать. Хочешь так? Конечно, Минхёк соглашается, и Кихён садится к нему на грудь и сразу же берет член в рот. Он ждет, что любимый войдет в него резко и сразу глубоко, наверное, сразу двумя или даже тремя пальцами, но вместо этого он ощущает горячее и очень нежное прикосновение языка - и тает, и пожестче уже не хочется, и сам он тоже ласкает уже нежнее, медленнее, всхлипывая от переполняющих его чувств. Ему достался удивительный мужчина, невероятно нежный, никто не был с ним таким, никто не заботился о его удовольствии больше, чем о своем, и чем он сам. И никто не ласкал его так. Эти нежные прикосновения языка кажутся чем-то запредельно интимным, и он смущенно шепчет, что хотел бы, чтобы Минхёк был у него первым не только в этом, но и во всем, жаль, что так невозможно. После они снова занимаются любовью под душем - теперь стоя, так они еще не пробовали. Они словно молодожены в медовый месяц, и за следующие две недели они успевают перепробовать очень многое и чуть ли не в каждом уголке их большого дома. Кихён несколько раз даже опаздывает на работу после очень жарких ночей, когда думать о сне ну совсем не получается. Правда, он и на работе зачастую думает совсем не о том, о чем положено, и ему регулярно достается от начальства, но переживать из-за этого по-настоящему у него просто не выходит. У Минхёка таких проблем нет, он пишет свои картины, нормально выспавшись, и теперь у него очень много вдохновения - и успевает он в итоге очень много. Найденный любимым помощник - Ли Чжухон - приводит его Инстаграм в порядок, они для этого вместе фотографируют новые картины и самого художника. Минхёку с ним сразу как-то очень легко, они почти всегда на одной волне, поэтому часто вместе ездят выбирать рамки для картин в багетную мастерскую Хёнвона, с которым Чжухон тоже очень быстро находит общий язык, за бумагой и красками, просто в магазины, когда нужно что-то купить домой. Кихён очень радуется, что у его мужчины снова есть друзья, он не такой ревнивый, как бывший Минхёка, чтобы всех от него отгонять. Ему нравится, что любимый больше улыбается и что это не только из-за их отношений. И, конечно, он очень радуется, когда картины Минхёка покупают. А покупают их все чаще. Так что ко дню рождения Кихёна художник уже может купить очень дорогой подарок. Может, это и странный выбор, но двадцать второго ноября Минхёк дарит своему мужчине бутылку умопомрачительно дорогого шампанского и джунгарского хомячка жемчужной окраски в просторной клетке с большим колесом. Кихён сперва очень удивляется, потом очень умиляется, потом удивляется снова, когда художник приносит шампанское в ведерке со льдом в постель. Он привык, что это он обычно придумывает для них игры, а Минхёк часто смущается, но никогда не отказывается; нет ничего удивительного в том, что у него тоже есть фантазии, которые ему хочется воплотить с любимым, и эта особенная ночь отлично для этого подходит. Как выясняется буквально через несколько минут, игры со льдом им не подходят: Кихёну и слишком холодно, и смешно, и он пытается побить Минхёка подушкой, когда тот касается кубиком льда его сосков и живота. В итоге они просто выпивают шампанское и занимаются любовью, и на спине художника появляется много новых царапин. Это точно не самый плохой вариант праздничного вечера. И потом тоже много счастливых вечеров и много нежности и страсти. Сперва Минхёк и Кихён почти все свободное время проводят вместе, но в самом конце ноября в отдел, где работает Ю, приходит новый сотрудник, причем переехавший из другого штата, и этот человек невольно перетягивает на себя очень много внимания. Художник все чаще остается один по вечерам, пока Кихён показывает Чангюну город в целом и все полезные и интересные места в частности; Минхёк скучает, но не решается говорить об этом, потому что друзья - это же очень важно, да и в целом нет ничего удивительного в том, что любимый хочет проводить время с кем-то еще и заниматься разными вещами. Однажды Ли признается Чжухону, когда тот приходит сфотографировать для Инстаграма очередную картину, что чувствует себя в принципе недостаточно интересным и ярким - и нарывается на полномасштабную промывку мозга, потому что как это недостаточно ярким? Куда уж интереснее? Чжухон интересуется между прочим, точно ли Кихён в этого своего особенно классного коллегу не влюбился, и художник удивляется, ну как он мог о таком подумать, это же просто бред какой-то! Он и правда совсем не ревнует. Только через несколько дней ему тот же самый вопрос задает и Хёнвон. Ближе к Рождеству Минхёку становится уже реально одиноко - проводить вечера с картинами и хомячком здорово, но хочется же, чтобы любимый человек был рядом часто, чтобы они встречались не только в постели и за завтраком. Правда, Кихён предлагает пригласить праздновать и Чангюна, и Хёнвона с Чжухоном, и это вроде как должно быть весело, только художнику хотелось бы провести Рождество наедине с любимым. Объяснить это не получается, Ю хочет веселиться, романтический ужин на двоих - это совсем не то, что ему сейчас нужно, и в итоге Минхёк соглашается с его вариантом. Праздник с самого начала получается каким-то дурацким. Кихён сразу же утаскивает Чангюна, чтобы показать ему весь дом, а Чжухон и Хёнвон в итоге задают Минхёку очень много неудобных вопросов, на которые у него нет ответов; в перерывах они отвечают на поздравления многочисленных друзей, а художник уныло поправляет игрушки на елке, не зная, куда себя девать и что делать. Потом и ему приходит сообщение. Селфи от Хёну с плюшевым мишкой, которого он подарил Минхёку на прошлое Рождество, он так и остался у него. Бывший пишет, что надеется, что в следующем году они будут хотя бы иногда видеться и попробуют стать друзьями, хотя он хотел бы, чтобы художник к нему вернулся, и готов для этого стараться и сделать все, что только возможно. И, конечно, он спрашивает, счастлив ли Минхёк и веселый ли у него сегодня праздник. Ли читает - и сбегает в комнату, где обычно пишет свои картины. Ему очень плохо, и он не представляет, как ему общаться с гостями, как совсем не сбежать из дома, где он, кажется, прямо сейчас вообще никому не нужен, даже хомячок спит и играть с ним не хочет. Кихён даже не пытается его искать, ну, он привык, что его мужчина привык много времени проводить один, и он помнит, что художник был против шумного праздника, наверное, он просто где-то рисует. Чжухон и Хёнвон оба думают, что дело совсем не в этом, но, конечно, долго настаивать они не могут, это не их дело. Зато Чангюн уверен, что что-то точно пошло не так - и именно он на поиски в итоге и отправляется. Он находит Минхёка сидящим перед мольбертом с чистым листом, у него в руках палитра со смешанными уже цветами и кисть, но он ничего не пытается делать, только смотрит на бумагу и плачет. - Прости, ты ждешь не меня, но... Остальные думают, что ты в порядке, - произносит Чангюн немного хрипло. - Но мне сразу показалось, что это не так. Мне жаль, что нас толком не познакомили, я хотел бы поговорить, мне очень интересно узнать тебя получше. А ты... Ты все время так занят? Я столько раз просил Кихёна познакомить меня с тобой. - Занят? - Минхёк откладывает кисть и палитру и поворачивается к Чангюну, и глаза у него очень удивленные. - Чем занят? Я каждый вечер просто жду, когда Кихён вернется домой. Картины я пишу днем, вечером свет хуже... - Тогда... Тогда он, наверное, ревнует? Ты очень красивый, я бы на его месте тоже боялся тебя с кем-то знакомить... Прости, это плохо прозвучало, - коллега Кихёна отчаянно пытается придумать приличную причину тому, что его только теперь познакомили с художником, но получается у него плохо. - Вряд ли, он... Он никогда не ревновал, - следующий вариант - что Чжухон был прав, и что ревновать нужно ему, но это Минхёк озвучивать точно не хочет. - Я все равно не понимаю, почему он оставил тебя сейчас одного, - Чангюн рассеянно поправляет волосы и вздыхает. - Это неправильно. Почему ты плачешь? Из-за этого? - Холодно... - в итоге художник рассказывает о том, как он познакомился с Кихёном, рассказывает о сообщении Хёну и о том, что сегодня на празднике он чувствует себя лишним, и Чангюн пытается укутать его в свою толстовку и отогреть, обнимает и гладит по волосам. Их долго никто не пытается искать, так что у Минхёка есть время, чтобы выплакаться и успокоиться. Вернуться в гостиную они не успевают, Кихён все-таки приходит - и смотрит очень удивленно и даже раздраженно. Нет, своего мужчину он не ревнует, но вот Чангюна... Это осознание оказывается очень пронзительным. Он успел уже понять, что ему хочется проводить с этим человеком очень много времени, но все-таки он думал, что это такая дружба. Теперь же... Позже Чангюн отводит Кихёна в сторону, и они чуть не ссорятся - Ю не может ответить на слишком многие вопросы и фырчит, когда друг пытается отчитывать его за невнимание к любимому человеку. В итоге ему приходится пообещать, что они всегда будут брать Минхёка с собой, по крайней мере, всегда его приглашать. И все как будто налаживается. Теперь они много времени проводят втроем - или еще зовут Чжухона или Хёнвона, а иногда и обоих. Чангюну очень нравятся картины Минхёка, и он много о них спрашивает, иногда приходит посмотреть на художника за работой, ему это кажется очень интересным, и это хорошо - Кихёну вот так наблюдать хочется все реже, а его мужчине одному по-прежнему тяжело. Минхёк, правда, принимает все это не сразу, хотя в первый вечер он плакал на плече Чангюна, позже он на него злится, потому что он занимает все еще слишком много времени Кихёна, но в конце концов они становятся хорошими друзьями, и Ли начинает ему по-настоящему доверять. На день рождения Хёнвона они устраивают вечеринку с барбекю, и Минхёк жарит мясо на гриле во дворе, а Кихён бегает с тарелками, словно большой хомячок, и всех пытается угощать, и праздник получается куда более веселым, чем то несчастное Рождество; на день рождения Чангюна, который тоже в январе, они договариваются все вместе пойти в боулинг, и будущий именинник заранее бронирует две дорожки. Но именно в этот день Кихёну приходится сильно задержаться на работе - он много отвлекался и в конце прошлого года, и в начале этого, и руководство им недовольно, и Чангюну приходится самому заехать за Минхёком, а Хёнвон и Чжухон приезжают позже по отдельности. Ю не берет трубку и не отвечает на сообщения, и начинать игру приходится без него, но, похоже, единственный, кто из-за это сильно переживает - это его мужчина, а именинник расстроенным как-то не выглядит. После пары партий Хёнвон говорит, что нехорошо себя чувствует, и Чжухон вызывается его проводить; они оба как-то странно смотрят и желают Чангюну удачи, и Минхёк удивляется - не так уж он хорошо играет, наверняка проиграет сразу же, как только они начнут играть вдвоем. О том, что друзья нарочно свалили пораньше, чтобы они как раз вдвоем и остались, он, конечно, и подумать не может. Это же лучший друг его мужчины, с чего бы ему о таком думать? И вообще, он скучает по Кихёну! Хорошо, что Чангюн в свой день рождения очень хочет обниматься и часто прикасается к художнику, держит его за руку - так ему намного комфортнее, и он очень тепло улыбается и несколько раз даже целует друга в щеку, когда тот выбивает все кегли, совершенно не подозревая, что да, Им хотел бы поцелуев, только совсем других. Кихён звонит совсем поздно и звучит так расстроено, что Чангюн и Минхёк сразу едут забирать его и успокаивать. Они ужинают втроем, и все вроде бы хорошо, можно уже не нервничать, но Ю все равно держится очень напряженно. Сложно, очень сложно. Он чувствует себя бесконечно виноватым перед обожающим его художником, но ничего не может с собой поделать - ему до чертиков завидно, что это Минхёк провел целый вечер вдвоем с Чангюном, а не он. Он уже слишком влюблен, и это все сложнее скрывать, и он совсем не понимает, что же ему теперь делать. Через несколько дней Чангюн просит Кихёна о встрече, формулирует в сообщении как-то странно - "чтобы поговорить о нашем дальнейшем общении", и Ю вопреки здравому смыслу надеется, что друг собирается предложить ему отношения, хотя совсем не похоже, чтобы он был хоть немного влюблен. Вернее, очень даже похоже, что он хорошо так втрескался, но... Не в него. А этого Кихён замечать совсем не хочет. Они встречаются в одной из любимых кофеен, куда часто заезжают после работы, но Чангюн не решается заговорить сразу, и какое-то время они просто пьют кофе. - Знаешь, я тоже хотел поговорить с тобой, - в итоге Кихён просто не выдерживает и начинает говорить первым. - Я знаю, что это неправильно, но я ничего не могу с собой сделать... - Ты о чем? - Чангюн удивленно поднимает правую бровь и смотрит на друга очень пристально - он тоже собирался сказать про неправильное, с которым он не может справиться, но оно не про Кихёна. - Ну, я знаю, что я не должен был... Но я в тебя влюбился, и я ничего не могу с этим сделать, - судя по тому, что его собеседник едва не роняет чашку и заливает половину стола кофе, поговорить он планировал точно не об этом. - Значит, я зря все это время мучился, - мрачно вздыхает Чангюн, пытаясь вытереть стол салфетками. - Ты его больше не любишь, а я боялся вам помешать. Я позвал тебя, чтобы сказать, что влюбился в Минхёка и вряд ли смогу это скрывать. Я сперва просто хотел сказать ему, попросить прощения и спросить, готов ли он продолжать дружить со мной, зная о моих чувствах, но теперь я его у тебя заберу. Ты его не заслуживаешь. Кихён кое-как ставит свою чашку на стол и зажимает рот - ему хочется кричать, слезы текут по щекам, и он просто не знает, что ему теперь делать. Он до последнего надеялся, что все как-то разрешится, что это не закончится так ужасно, но винить некого - он прекрасно понимает, что если бы Минхёку пришлось выбирать между ним и Чангюном, он бы ничего менять не стал, он знает, что художник его обожает. А теперь он разобьет ему сердце - и только для того, чтобы остаться ни с чем. - Я думал, что предаю лучшего друга, влюбившись в его парня, но в итоге не я оказался предателем, - Чангюн криво усмехается и жестом подзывает официанта. Ему больше нечего здесь делать. - Если ты ему не скажешь сегодня, завтра я ему все расскажу сам. Он уходит, а Кихён еще долго не решается вернуться домой. Слишком страшно, Минхёку будет очень больно, и ему по-прежнему некуда идти, после расследования он продал ту сгоревшую студию, но квартиру так и не купил, да и зачем бы? Они же собирались всегда быть вместе... И Кихён ему это обещал, но сам же все и испортил. Когда он все-таки приезжает домой, он надеется, что сможет как-то объясниться, и Минхёк, может быть, даст ему какой-то шанс, время, чтобы он справился с этими дурацкими чувствами к человеку, которому он не нужен, но у него не получается даже заговорить - стоит ему увидеть, как обеспокоенно смотрит на него художник, как он начинает плакать, даже еще до того, как тот спрашивает что случилось. Минхёк обнимает его очень нежно, целует, пытается вытирать слезы, но от этого только хуже. Время идет, но Кихён никак не может успокоиться, только плачет и плачет, и через два с лишним часа успевший испереживаться Ли не выдерживает и звонит Чангюну - может, он знает что-то? Он же лучший друг, он должен знать! Или они поссорились... Но даже если так, хотя бы станет понятнее. - Кихён тебе уже все рассказал? Как ты? Может, встретимся? - Минхёк совершенно не ожидает услышать это вместо приветствия и вопросительно смотрит на испуганно притихшего любимого, но тот молчит, только жалобно шмыгает носом и сворачивается калачиком на диване, где художник соорудил для него что-то вроде гнезда из пледов и подушек, пока пытался успокоить. - Что он должен был мне рассказать? - переспрашивает он. - Я ничего не понимаю, он приехал и все время плачет, я подумал, что ты можешь знать, что с ним случилось... - Давай я за тобой заеду, и мы нормально поговорим? - предлагает Чангюн. Ему не хочется признаваться в любви по телефону, да и вообще обсуждать такое... Но он, конечно, понимает, что Минхёку нужны ответы. - Пожалуйста, скажи, что случилось, мне страшно, я не понимаю, как ему помочь, что мне делать? - Минхёк, это... Правда не телефонный разговор. - Что случилось? - Минхёк, тебе будет больно, я хочу быть рядом с тобой когда... - Ты скажешь или нет?! - Кихён тебя больше не любит. Он влюбился в меня, а я... - Это... Это... Это неправда, пожалуйста, скажи, что это неправда! - Я не знал, я... Я позвал его поговорить, потому что хотел сказать, что полюбил тебя, и это уже всем было очевидно, кроме него и тебя. Я хотел рассказать. Просто хотел сказать сам, было бы отвратительно, если бы тебе сказал кто-то другой. Я хотел поговорить и попросить тебя все равно быть моим другом, если ты сможешь, если ты захочешь, но теперь... Минхёк, пожалуйста, давай встретимся. Я понимаю, что тебе очень больно, но я хочу быть с тобой. Хочу помочь тебе пережить это. Он слышит, что художник плачет, пытается как-то поддержать его, уговаривает все-таки встретиться, но все бесполезно. Минхёк совсем упавшим голосом извиняется и обещает перезвонить, он не понимает, что ему теперь делать, как жить дальше. Кихёну он задает только один вопрос - правда ли, что он влюбился в Чангюна, и тот это подтверждает; он пытается что-то объяснять, пока художник мечется по дому, пытаясь то ли собрать вещи, то ли наоборот все разбросать, но это не помогает, и остановить Минхёка, когда он переодевается и убегает в ночь без бумажника и ключей, тоже не получается.