Параллельные миры Тэ

Чонгуку понадобилось время, чтобы снова осознать себя в этом мире. Тэхёну не понадобилось ни мгновения, чтобы сдать бразды правления: он просто ласково огладил напоследок и отпустил, возвращаясь к безвольно-сдающемуся состоянию, усиливая его поднятыми вверх, закинутыми за голову руками, не рискуя сейчас касаться ими лица приходящего в себя Чонгука. Безмолвно любуясь им. Пока тот заново учился дышать. Чонгук буквально возвращался из другого мира. Он всё это время почти беспрестанно смотрел на Тэхёна, но пелена возбуждения смазывала черты и чувства, а сейчас он будто прозревал, возвращал зрение из плюс пяти до нулевого. И широту чувств возвращал тоже. Но не ту, что раньше, а в какое-то бесконечное количество раз больше. Запредельнее. Оживая, он быстро окинул взглядом Тэхёна, всё, что мог, отмечая влагу на ресницах, влагу на щеках, губах, руках, кофте… И кинулся заласкивать, сцеловывать, уже куда более скоординированно и ловко. Не без труда оторвавшись от губ, приподнялся на вытянутых руках, уже более подробно и откровенно любуясь представшим перед глазами зрелищем полной покорности. Перевёл вес полностью на ноги. Сел. Потянулся до запрокинутых за голову рук. Медленно привлёк их к своему лицу, игнорируя короткое лёгкое – не столько сопротивление, сколько напоминание. Ну конечно же он помнит, помнит… всё, что делали эти руки. Только что. И не только… И зарылся в них. Прижимая к своему лицу, оставляя на волю зардевшегося Тэхёна, позволяя-умоляя гладить ими себя – скулы, брови, уши, обхватывать за щёки, не сбегать от жадных благодарных губ. Лишь осторожно придерживая с тыльной стороны, молясь на то счастье, что они дарили, имея в виду далеко не только сегодняшний день. Просто, наконец-то, дорвался. До этих тактильных, длиннющих, невообразимых. Ну и что, что полностью пропитавшихся его, Чонгука, запахом. Так даже лучше. Так даже реальнее. Чонгука снова немного повело. Правда. Совсем немного. Так сразу, да. И не стыдно, потому что это же Тэхён… Думать Чонгуку по-прежнему было некогда. Абсолютно некогда. Он улыбнулся в тёплые ладони, легко поцеловал запястья. Перекинул ногу, устраиваясь между коленей. Склонился над животом Тэхёна, над мокрыми на кофте пятнами, над тонкой полоской смуглой кожи под сбившей вслед за кофтой футболкой. Опёрся на одну руку. Прижался к полоске кожи губами, чувствуя, как под ними спазмически напрягся пресс. Провёл свободной рукой от коленей вверх и накрыл, сжимая, выступающую выпуклость. Совсем не удивляясь, что этот пресс способен напрягаться ещё сильнее. Удивляясь степени твёрдости под ладонью. Стянул, насколько это было возможно, штаны Тэхёна, и вернулся было к начатому. Но, всё ещё неудовлетворённый степенью оголённости, подскочил, сдёрнул несчастные штаны вниз, полностью снимая и откидывая в сторону, и устроился – теперь совсем откровенно – напротив той удивившей его твёрдости, обхватывая уже наголо и продолжая удивляться. Даже не камень, а как металл. Сталь под тонкой, легко сдвигаемой кожей. Тэхён – красивый… такой красивый…– не сопротивлялся. Забрал одну руку, впившись зубами в основание большого пальца. Второй продолжал касаться лица, головы, волос Чонгука. Смотрел, будто не веря. Чонгук наклонился к тому месту на пояснице, которое уже целовал. Не переставая изучать рукой степень твёрдости. Провёл губами до тазовой кости, прикусывая её. Приподнялся и застыл, близко наблюдая за движениями своей руки. - Чонгукки... - Я хочу… Я знаю. Я сам хочу… – Чонгук коснулся губами твёрдого основания, – очень хочу, – провёл языком вдоль вены, – Тэхён, – уже совсем шёпотом, прерывая разговор, разрывая взгляд и обхватывая губами солоноватую и, на контрасте с только что испытанной твёрдостью, нежную головку. - Чонгуккиии… У Чонгукки не было ни практического, ни даже теоретического опыта. У Чонгукки было искреннее «очень хочу», старательность и самоотдача. И отключённый мозг. И отсутствие – какое счастье – идеального плана. Гендерно-анатомическое сходство упрощало дело. Он знал, как может быть приятно, и как – больно. А где не знал – догадывался по реакции Тэхёна. Он не испытывал ни капли смущения или дискомфорта, ни физического ни психологического, наслаждаясь каждым мгновением, каждым сантиметром, раскрываясь всеми рецепторами и органами чувств. Смотрел, вдыхал, трогал, пробовал на вкус. Слушал. Вытворял ртом всё, что хотел и мог. А где не мог – помогал рукой. Второй надёжно удерживая Тэхёна за бедро. Тэхёна, всё больше утрачивающего способность лежать спокойно. От покорной расслабленности не осталось и следа. Натянутый, как тетива, со вздыбленными жилами, он лежал, вдавливаясь пятками в кровать и продолжая терзать зубами руку. Сейчас все, буквально все его мышцы ощущались стальными. Кроме, разве что, руки, которой он продолжал гладить волосы Чонгука. За изящными – даже в таком состоянии – движениями, под нежной отзывчивой на все касания кожей, разливался металл. Этот контраст оказался отдельным сводящим Чонгука с ума пунктом. Подхлёстывая азарт по поиску наиболее контрастных мест. Конечно же, там, где сейчас его рот занимался несколько беспорядочным исследованием. И на груди, где за жёсткими рёбрами билось опасно восприимчивое сердце, а на гладкой коже, рядом, по очереди каменели под пальцами соски. И там, на лице, искажённом от испытываемого. Где зацелованные губы – и зубы, впившиеся в ладонь. Где рядом с желваками припухшая чуть ниже вена казалась просто душераздирающей. А торчащий чуть выше уголок волос – слишком милым. Где под изломом сдвинутых бровей – живая волна ресниц. И взгляд из-под них – обескураживающе льющийся и тяжелый. Контрастный сам по себе. Как ртуть. Вкусный… Чонгук отстранился, облизываясь, и посмотрел на дело губ своих. «Дело» явно нуждалось в большем. Тэхёну ещё доставало сил не срываться и не просить, но след от зубов становился всё глубже, а стоны всё больше походили на всхлипы. И снова эта уязвимость… Специальная, только для него… Не сдерживая собственный стон, Чонгук вернулся к уже не незнакомцу, обхватил губами так плотно, как мог, и продолжил. Оставляя позади хаотичность и рваность движений, где-то вместе со стадией знакомства. Сразу уверенно, чувствуя и давая требуемые Тэхёну ритмичность и нажим. Он потерялся во времени, сам поддавшись этому ритму. Но, кажется, это тоже длилось не слишком долго. Он не успел ни устать, ни привыкнуть. Это походило на разучивание нового танца под новый невероятный трек, не придуманный на этот раз кем-то из группы, а обрушившийся на них с Тэхёном из ниоткуда, из самых глубин параллельных миров. А в разучивании танцев Чонгук был крут. Никто не даст соврать. Наверное, связи, отвечающие в его мозге за движения, развивались не только для мышц, задействованных в хореографии. А вообще для всех мышц. Языка и губ тоже. И он, на лету прокачивая умение, «затанцовывал» и «затанцовывал» звенящего под ним Тэхёна, под конец не доставляя возможности даже вздохнуть спокойно. Наверное, это была маленькая сладкая месть за то, что Чонгуку приходилось быть сегодня вторым ведущим. Возможности растянуть процесс он оставил на потом. Потому что это был абсолютно, совершенно, безоговорочно не последний их раз. В их мирах были мириады звёзд, и они все их ждали. Каждая. Участившийся пульс и всё более рваные выдохи подсказали о приближении. Чонгук отстранился и, сохраняя прежний ритм, быстро перехватил рукой. Не отодвигаясь, нависнув прямо над ней. Он отстранился только потому, что желание видеть одержало верх над желанием прочувствовать завершение языком. Видеть он захотел больше. Видеть, как то прячется, то оголяется головка, как стекает по пальцам слюна и предсемя. Как литое напряжение сменяется дрожащим, один за другим рождая спазмы, прокатывающиеся от основания до верха. Как Тэхён смешно морщит лицо и импульсивно раскрашивает кофту новыми пятнами, как несколько из них до неё не долетают, останавливаясь на подбородке Чонгука. Как лежащее тело снова слабеет, оставляя на кончике последнюю белёсую каплю. Как он сцеловывает её и нежно обволакивает ртом сверхчувствительное сейчас место. Как его тянут наверх, напрочь игнорируя стопроцентные риски испачкать всю оставшуюся одежду и изляпаться самим, тянут и стонут, и обвивают руками и голыми ногами, притягивают, обхватывая голову с двух сторон, наверное, чтобы не сбежал, хотя он и не пытался, и слизывают, и целуют, и ослепляют – чем-то, происходящим в блестящих, сумасшедших глазах, и в его, Чонгука, подписавшемся на всё это сумасшествие, сердце. И да, это он уже не видел, а чувствовал. * * * Потом было спешное приведение в порядок кровати. Спор по поводу того, сколько уже прошло времени, и куда всё-таки ушли хёны, а самое главное – когда вернутся. Груда испачканной одежды в дУше и долгожданное «кожа к коже» там. Второй полёт на третьей космической. Или даже на четвёртой. На этот раз совместный, хотя и не одновременно закончившийся. И шёпот Тэхёна в голове Чонгука: идеальный план, иди на хрен. И дверь на всякий случай на замке. А потом спешное приведение в порядок душа. И новый спор по поводу времени отсутствия хёнов. И ошарашивающая готовность к третьему полёту, у обоих, хотя Тэхён и умилялся поначалу по поводу «молодого и здорового» и «уже и двойной порции мало» Чонгука, но почти сразу выяснилось, что мало оказалось обоим. И наигранное возмущение, что эта готовность нагрянула к ним уже одетым и выходящим из ванной комнаты. И не особо задержавшаяся возможность прочувствовать языком. И заодно, не особо пока удачно, но всё же горлом, хотя Тэхён так любезно переживал. Вкусный с ног до головы Тэхён. И – вселенная, прости за всё – растрёпанная макушка на уровне бёдер, взгляд снизу, от которого возбуждением простреливало сильнее, чем от вида плотно обхватывающих, растянутых губ. Что было почти невозможно, потому что… ну, это же даже не надо объяснять… эти губы… там… это и так было на грани того, что Чонгук мог пережить, стоя на ногах. Хотя, не стоит врать, на полусогнутых и дрожащих. И у стены. С прекрасно открывающимся видом на входную дверь. Так нечаянно получилось. Но им повезло. С не торопящимися хёнами. И потом даже не пришлось больше ничего приводить в порядок. Даже одежду. Потому что они были хорошими мальчиками, аккуратными. Только сходили потом попить чего-нибудь прохладного из переполненного холодильника. Потом проверили ещё раз свой «путь» на предмет улик. Вернулись на кровать, сплетаясь там в расслабленной неге. Почти ничего не говорили. Разум Чонгука вернулся, но какой-то вялый. Тэхён подложил под голову подушку, вытянулся в полный рост. Чонгук улёгся ему на плечо, закидывая руку и ногу. И это оказался какой-то отдельный экстаз. Лежать выжатыми лимонами, в обнимку, гладить друг друга кончиками пальцев – всё равно где, где окажется в этот момент рука. Вдыхать запах. Плыть на лодке, наконец-то опустив вёсла, упав на дно и глядя на проплывающее небо. На самом деле в этой позе – внешне – не было ничего особо нового, они вполне могли и полгода назад лежать вот так вот, после напряжённого дня. Но эмоциональное заполнение… было сейчас настолько иным… Чонгук замычал, утыкаясь в футболку Тэхёна и в порыве крепко обнимая его. С ужасом понимая, что всерьёз раздумывает о четвёртом раунде, хотя надеяться на его отыгрывание до конца было самонадеянно даже для него. И с некоторым разочарованием слыша звук отпираемой входной двери. И сразу же – громкие голоса.