Параллельные миры Тэ

Тэхён не врал. Такого Чонгук ещё не испытывал. И это было… Сначала не больно. Потом немного больно. Но у него было лучшее в мире обезболивающее. Осознание того, что это Тэхён. Одно его лицо. Одно оно уже всё компенсировало. Чонгук никогда не видел его таким. Тот как будто создавал новый мир. Прямо в этот момент. Да, блять, прямо на кончиках пальцев. Потому что иначе и не скажешь. Его черты можно было раздавать в качестве эталона в клиники пластической хирургии. А по его мимике можно было рисовать анимэ, без гипертрофированности черт. Оно всегда, до сих пор, завораживало Чонгука и выводило из равновесия, даже в самые простые моменты. А в такие, как сейчас, просто вынимало из тела все кости. * * * Десять минут назад Тэхён развернул его лицом к стене, милосердно кивая на стойку душа. Но сам, вопреки ожидаемому, не остался позади, а протиснулся между ним и кафелем и стёк медленно вниз, заласкивая по пути все свои любимые места. И устроился перед ним на коленях. Вскинул вверх голову, истомлённо и голодно улыбаясь. Под свинцовым взглядом Чонгука. И насадился на него ртом, с разом потяжелевшими от блаженства веками. Убивая своей неторопливостью. Не переставая гладить везде, где только доставали руки. Медленно. Очень медленно. Да просто издевательски. Ещё и его заставляя двигаться так же. Неспешно и вообще почти незаметно. Покачиваясь на этой долбаной стойке, как засыпающий под музыку пассажир. Чонгук не верил в то, что Тэхён мог загрузить его, наобещать и бросить на полпути, но был близок к тому, чтобы начать форсировать события, когда, в очередной раз отклоняясь в заданном им темпе назад, почувствовал первое, так же вопреки ожидаемому почему-то совсем не болезненное, проникновение. Резко выдохнул – от неожиданности. Подался было снова назад, но был возвращён на исходную. А пока приходил в себя, всё так же размеренно покачиваясь, миллиметры превратились в сантиметры. А пока он их осознавал, его их чуть не лишили. А пока он кусал губы, сдерживая возмущение, вернули обратно. Безумные качели. Он будто не стоял, вцепившись в стойку, а плыл на этих высоких-высоких качелях, раз за разом выплывая за обрыв, и с каждым раскачиванием всё дальше. Умирая от своей почти неподвижности и стремительности пролетающего мимо пространства. От точки невесомости к точке невесомости. От скользкого пальца до мокрых губ. Чонгук уже знал, что проиграет. Просто потому, что этого хотел Тэхён. Он сдерживал стоны, но только потому, что – не мозгом, телом – знал, что он ещё у подножия волны. Чувствуя, как вздыбливается её поверхность, но ещё в стороне, ещё напитываясь силой. Но уже нависая над ним громадой. Он будет терпеливым… пока. Тэхёну должно нравиться. Но Тэхён как-то отчаянно вздохнул, как будто всё было немного не то, царапнул свободной рукой по животу Чонгука, привлекая его внимание. Посмотрел вопросительно в его уже почти ничего не видящие глаза, и прикоснулся вторым пальцем. Зарабатывая первый свой честный стон. Ещё очень тихий. Но очень утвердительный стон. Умоляющий. Делать всё, что считает нужным Тэхён, не спрашивая. Пожалуйста. Даже с этим сосущим под ложечкой темпом. Даже причиняя боль. Она такая, от которой хорошо. Такая, которая позволяла хоть немного прийти в себя, чтобы запомнить хоть что-то. Чтобы снова увидеть лицо Тэхёна. И, рассматривая его – упоительное, повелительное и влюблённое – постепенно осознать, что боли уже нет. И что темп всё тот же, а качели – всё сильнее. Всё ближе. И всё глубже. И… Чонгук всхлипнул, давясь застрявшим в горле стоном, и, вскидывая голову и долетая сразу до середины волны, громко испустил его наружу. * * * Намджун вздрогнул, застывая с выпрямленной спиной и испуганным видом. И Джин ничего не смог с собой поделать. Он заржал. Боже, он будет хранить в памяти эту картинку всю жизнь! Как их уверенный, сдержанный, умный, сильный лидер на третьем десятке лет услышал, как стонет их золотой макнэ. При этом зная и – Джин был уверен – подспудно этого ожидая. - Ну что, пойдём спасать? – сквозь смех спросил он. - Наверное… Наверное, пока нет, – сглотнул близкий к поломке Намджун. * * * Тэхён был прав. Когда рассказывал. Что это того стоит. Чонгук больше не сдерживался. Он стонал на каждом выдохе. И всхлипывал на каждом вдохе. Его колени дрожали. Волна, на которую он взбирался, становилась всё выше и выше. Ему всё казалось, что вот, до вершины рукой подать, а волна всё набиралась и набиралась мощью, грозясь не только своей высотой, бывшей ранее главным имеющим чувственным значение фактором, но и объёмом – совершенно новой для Чонгука составляющей. Если раньше это была протянутая сквозь тело струна, то теперь его будто заполняло водой, все клетки разом. Тёплой водой. Постепенно. В лишённом интенсивных ласк теле – как будто в тишине. Но с лёгкой рябью по этой тёплой воде, в каждой клетке, как от вибрации, зарождённой где-то глубоко-глубоко, далеко-далеко, скрытыми вулканами, гулкими барабанами. Очень опасной рябью. Его переполняло. Но вершина так и ускользала. Волна так и полнилась. И он мог бы попросить Тэхёна увеличить интенсивность и зашвырнуть его уже на самый верх. Но он, с трудом выкрав между стонами воздух, выдохнул: - Хочу три… И нетерпеливо замычал на сбивчивое беспокойство Тэхёна, что будет больно, что он и так уже зашёл дальше, чем собирался. Тэхён. Собирался. Переживал. Кажется, не только Чонгуку требовалось полное расслабление. Потом… Потом Чонгук оторвёт его от земли и вознесёт, так высоко, что можно будет ослепнуть от неба. Но не сейчас… Да и кто ему сейчас позволит. Он зажмурился от новой боли. И застонал от новой высоты. * * * Он его терял. Джин терял самый выдающийся ум их группы. Прямо тут, в общежитии, на его же кровати. Практически на своих руках. Точнее, в своих. Буквально. Он ладонями зажимал уши Намджуна, прямо через капюшон толстовки, и продолжал ржать в его неподвижное лицо. Ну а что, тот сам к нему повернулся. С немым криком о помощи. Или возмущённый его смехом. Джин не разобрал, темновато было. Скорее всего, там было и то и то. И сейчас он обхватывал его светлую во всех отношениях голову и неубедительно пытался сдержать смех. Честно говоря, было в этом его смехе что-то немного истерическое. Ситуация оказалась странной и будоражащей. И очень большой вопрос был в том, как они вообще её не предусмотрели. Они ведь понимали разумом, когда оставались дома, вероятное развитие, даже двери закрыли. Как будто с этими стенами это имело значение. Они слишком все устали – сегодня. Они слишком все расслабились – принимая тэкуков уже как само собой разумеющееся. Но сегодня у тех явно что-то назревало, и это почувствовали все, и смывшийся самым первым Юнги это практически озвучил. Но вот у троих хватило сегодня ума и сил выползти из дома. А у них с Намджуном – нет. У лидера и самого старшего хёна. Аплодисменты им. Им приспичило провести тихий уютный вечер за просмотром фильма. Бурные аплодисменты. - Он стонет почти непрерывно! – паническим шёпотом сообщил Намджун и так возмущённо посмотрел на Джина, как будто это тот был в этом виноват. - Он старательный. И ему хорошо, – «успокоил» его хён. - А Тэхёна не слышно! Джин, уже почти подавивший смех, снова, не выдержав, хохотнул. - Не стоит, да, говорить, что я догадываюсь, почему? Намджун зажмурился так, будто это могло помочь ему меньше слышать. И Чонгука, и Джина. Нет, лучше ничего не говорить и ни о чём не спрашивать. Ни у хёна, ни у самого себя. Он вспомнил, как всё начиналось. У тэкуков. Почему – несмотря на всю сложность ситуации – ему было тогда так просто? Он легко контролировал, легко был рядом с каждым из них. В конце концов, легко это принял. Даже раньше них самих. Не пытался закрыть глаза и не заблуждался. Помогал им. Не завидовал. Радовался за них. Но с микроскопической прорехой где-то внутри. Но сегодня. Сейчас. Он был шокирован. Тем, что знал, но с чем нечаянно столкнулся нос к носу. Он реагировал. Мозгом, сердцем, телом. Он был смущён и практически травмирован. Тем, что происходило или своей реакцией на это? Он зажмурился. Теперь не буквально. Он не чувствовал себя готовым смотреть на это прямо. Джин наблюдал за сменой эмоций на его лице. Не таким «говорящим», как у Чонгука, но за эти годы старший хён выучил мимику лидера наизусть. И мог читать её даже в полумраке. - Кажется, они думают, что все ушли, – сказал он очень спокойно. Убрал с ушей Намджуна руки, надеясь, что усилившийся звук не добьёт его психику и барабанные перепонки. - Может, и правда уйдём? – озвучил он слегка припоздавшее, но очевидное решение. Тот открыл глаза, посмотрел на него сквозь весь этот переставший быть томным вечер и доносящиеся звуки, и кивнул. Они выключили фильм, убрали «место преступления» с доказательствами их долгого здесь нахождения, и под покровом темноты, на цыпочках, выбрались из спальни. Джина снова неудержимо потянуло на смех. Происходящее выглядело так бредово. Оно походило одновременно на странный фильм и на плохой розыгрыш. Боже, только бы не заржать. Это либо убьёт Намджуна, либо Намджун убьёт его. * * * Чонгук был очень близко. И к тому, чтобы метафорически взлететь. И к тому, чтобы буквально рухнуть. Ноги практически уже не держали. Тэхён надавил на его бедро, усиливая, наконец, интенсивность и одновременно плотнее обхватывая губами. И было бы достаточно, наверное, всего нескольких движений, когда Чонгук остановил его, высвободился из его рта и от его пальцев, и упал на колени рядом. Посмотрел осоловело в глаза. Придавил многотонным и хриплым: - Я хочу тебя. И болезненно выдохнул. Прижался лбом ко лбу, притираясь, наверное, слишком сильно, ухватываясь за плечи, за затылок, тычась носом, губами, всем лицом, наверное, даже делая больно. Забивая охватившую их обоих дрожь, свою ошалелость и растерянность Тэхёна. Убеждая в своём намерении, не давая даже намёком спросить – «ты уверен?» – или услышать – «это не обязательно» или «я честно не планировал». Но Тэхён, кажется, и не собирался… Ни говорить, ни спрашивать. Выбрался из вызванной неожиданностью растерянности и забрал инициативу. Подхватил привычно ладонью под подбородок, целительно целуя и утихомиривая напор. Сказал: - Не здесь. Пойдём. Встал с затёкших своих коленей, одновременно помогая подняться Гуку. Выключил душ. Вытер наскоро обоих. И повёл в спальню. * * * Беглецы как раз прокрадывались по кухне в сторону выхода, когда стоны вдруг прекратились. До выхода оставалось несколько метров. Но это было даже неважно. Потому что стоны точно бы заглушили звук открывающегося и закрывающегося замка. А вот шум воды – нет. Назревала катастрофа. Намджун и Джин – теперь уже оба с выпученными глазами – повернулись друг к другу с немым – «что делать!?» Намджун схватил руку хёна и потянул его было в сторону выхода, но тот дёрнул его куда-то совсем в другую сторону, очень красноречиво показывая второй рукой, что поворот ключа во входной двери убьёт сразу несколько человек. Даже его, Джина. Разве что Тэхён на это улыбнётся и пожмёт плечами – тому вообще все моря по колено. Только за своего Куки бы запереживал. Но это Джин, конечно, уже не показал Джуну, а просто об этом подумал. И ещё подумал о том, как они все потом будут смотреть друг другу в глаза. И немного о подорванном доверии. И о подорванном авторитете. Прямо вот представил лицо Чонгука, смотрящего в лица лидера и старшего хёна, весь вечер цинично и целенаправленно слушающих, как его доводят до оргазма. Ну, то есть, это Чонгук так подумает, что цинично и целенаправленно. На самом деле, всё, конечно же, не так, но только кто в это поверит. Кто поверит вот в этих перепуганных старших, блин, товарищей, долженствующих – каждый со своего места – заботиться о своих младших. Насколько бы лёгок не был Джин в отношении к миру, такого он не хотел. Особенно Чонгуку. И Намджуну. Тоже особенно. И тут в душевой выключили воду. И времени на раздумья не осталось. Джин покрепче перехватил ладонь Намджуна и потащил его в комнатушку, где они хранили свою одежду. Мысленно вознёс благодарность небу за то, что дверь не издала ни звука, втащил нелёгкое лидерское тело внутрь, протолкнул дальше в комнату, плотно прикрыл дверь и только тогда выдохнул. Прильнул к дверному полотну, прислушался – вдруг всё-таки спалились. Но нет. Внутри дома раздался звук открываемой душевой. Потом тихие шаги. Всё это молча. А потом – звук двух опустившихся на кровать тел. Даже не скрип, скорее шорох и лёгкий стук. Звуки поцелуя, давшие понять, насколько сейчас – без шума воды – всё стало намного громче. Несколько напрягшие звуки. Потом на несколько прекрасных секунд стало тихо. Джин даже умудрился взрастить в себе надежду, что тэкуки успели в душевой закончить все свои тэкуковские дела, и представить, как они – наверняка очень уставшие после таких то стонов – сладко засыпают. И они с Намджуном тихо выбираются, шумят на всякий случай входной дверью, как будто только что откуда-то вернулись. И жизнь возвращается в привычную колею. Но короткую тишину, постепенно, по нарастающей, заполнил целый клубок звуков – поцелуев, дыхания, шёпота, шипения, хрипов, невнятных то ли стонов, то ли слов. Потом обрубился на несколько ещё более коротких беззвучных секунд. И воткнулся под дых низким, раскатистым Тэхёновским стоном. И прошлая жизнь Джина покатилась в небесный Диснейлэнд. Хохоча и показывая ему средний палец.