Параллельные миры Тэ

Утро началось со стенаний Хоби, пытающегося выбраться из-под многочисленных лап – почему-то всех принадлежащих Тэхёну. Он не верил самому себе, но чувствовал себя совсем как обычно. Вчерашний день казался безумным сном. Он даже пошёл проверил чёрную толстовку – точно ли она была или он сам придумал эту странную череду случайностей. Толстовка была. Толстовка лежала на почти уже пустой полке в его шкафу. Не придумал… Как и всё остальное. Не придумал. С ума сойти. Он прислушался к себе. Сердце не заходилось в не имеющем внятную природу угаре, душа не рвалась от чувства брошенности. Что-то было внутри новое, но что именно, пока было непонятно. Но дышать не мешало. В незнакомца не превращало. Уже хорошо. Можно жить дальше. Хоби прошёлся по комнате, дёргая всех за пятки, сильнее всего – Тэхёна. А нечего было отлеживать ему ногу, ту до сих пор ещё покалывало после онемения. Убедился, что проснётся хотя бы Джин, и, махнув ему рукой, побрёл умываться. И, пока остальные шебуршились, приходя в себя, Намджуну повезло проснуться от мягкого прикосновения к шее. Он забормотал что-то ещё в полусне хриплым шёпотом, но предупреждающая ладонь Джина на губах окончательно его разбудила. Он повернулся к нему и заулыбался всеми своими ямочками. Поцеловал всё ещё прижатую ладонь и всём своим видом показал, как ему жалко, что они сейчас не вдвоём. Фоновое шуршание усиливалось. Утро началось. Расписание снова было плотным. Хорошо, что без фотосессий – подумал Джин, выбирая кофту с более узким горлом. Намджун подошёл к нему, глядя из-за плеча в зеркало, перед которым тот поправлял одежду. Он так вкусно пах… Джин. Ночью пах вкуснее, но сейчас сквозь флёр парфюма пробивалось то, что напоминало и о ночи, и о вчерашнем дне. Вкусно. Конфетный Джин. Он теперь для него навсегда конфетный. Даже в строгом костюме, джинсах или джоггерах. Хотелось дотронуться. Просто дотронуться – плечо, рука, спина, выбеленные завитки на затылке, не важно – но было не время. И не место. Присутствие мемберов ни пугало, ни смущало. Но прикосновение бы несло в себе не то, что требовалось от них сейчас. От лидера и от старшего хёна. Даже без прикосновений было сложно. И будет сложно. Почти весь день. И вечером неизвестно когда получится переключиться. Но Намджун не жаловался даже мысленно. Он выбрал это осознанно. Они выбрали. Это было их общее решение. Справятся. Это было не то, за что Намджун переживал. Джин так хорошо выглядел. Как будто хоть когда-то это было иначе… Вероятнее всего, будь тот не настолько ослепителен, они бы были вместе гораздо раньше. Но красота возносила её обладателя выше того, чего Намджун всегда считал себя достойным; обрубала мысли о любых вероятностях. Хотя эта красота не была основополагающей в чувствах к нему, Намджун был абсолютно перед ней слаб. Он признавал это. Джин был такой недосягаемый. Но теперь… Теперь он был такой – его… Чувства как будто подёрнулись рябью, пытаясь совместить в одно – многолетнее и вчерашнее. Недосягаемое и своё. Намджун перехватил в зеркале его взгляд. Тот смотрел так, будто знал каждую его мысль. «Я люблю тебя» – беззвучно, одними губами «сказал» Джин. Без пафоса и без улыбки, спокойно. Не кувалдой в грудь, а невесомым кулоном на шею. Незаметным и не мешающим. У самого центра груди. «Я люблю тебя» – «ответил» ему Намджун, улыбнувшись одними глазами. И пошёл собираться дальше. Хосок, первый приведший себя в порядок, в ожидании остальных разбирал вещи, убрав чёрную толстовку на самое дно очередной своей коробки для переезда. Мессенджер он не открыл ни разу за утро. Зато то и дело цеплялся за новые узлы в их общем эмоциональном пространстве. Вчера он был слишком потрясён тем, что произошло с ним. Сегодня его до эзотерической щекотки пробирало то, что произошло с остальными. Радовало. И – он не мог себе врать – пугало. Чонгук долго и сонно сидел на краю кровати, мысленно проклиная раннее утро, но не жалея ни о чём, что было вчера. И истязал пятку Тэхёна, отпинывающегося от нового дня не открывая глаз. Юнги был потрёпанный, но живой. Джин согнал его с постели, заставив выпить таблетку и побольше воды. Тот зыркнул – он и сам о себе позаботится – но спорить не стал. Не с таким взглядом Сокджина, точно нет. Чимин лежал пластом. С дерущим горлом и температурой. Их обоих оставили дома. Спорить снова никто не стал. Уже перед самым выходом Намджун подошёл к их расписанию и нарисовал на вечер особый знак: важный общий сбор. Такие особые сборы всегда были о чём-то, влияющем на всю группу. Не связанное с работой. Иногда причиной были конфликты. Особенно поначалу. Иногда – что-то хорошее, но требующее определения стратегии поведения. Иногда причины таких сборов заранее были известны не всем. Знак использовался редко. Даже в ситуации с тэкуками он использован не был. Обошлись. Намджун обвёл всех взглядом. Не спрашивая, но собирая согласия. Тэхён подскочил к доске и нарисовал рядом с этим знаком их с Чонгуком буквенный символ. Хоби, просияв, нарисовал с другой стороны солнце. Джин ровно справа от нарисованного Намджуном знака поставил плюсик. Юнги закатил глаза и просто кивнул. * * * Все ушли. Юнги вернулся в спальню. Чимин, ненадолго всё-таки просыпавшийся и даже пытавшийся встать и куда-то там пойти, снова спал. Как в берлоге, придавленный целой грудой одеял. Никому не хотелось заправлять, что-ли? Юнги фыркнул, оставил два, заправил остальные постели, подсел к горячему Чимину. К сожалению, горячему в буквальном смысле. Ещё один кирпич к его грузу… Если бы не ударил. Если бы поговорил. Если бы всю неделю не сбегал. Мысли покатились бесконечными «если», отматываемыми по времени назад. Если бы на прошлой неделе не попросил его уйти. И хотя бы раз не остановил его последние поползновения. Пошёл бы с ним в душ – после концерта, «помощи», слёз и собственного впервые не скрытого возбуждения. Три месяца назад. Обнимал бы. А полгода назад – не попросил бы выпрямиться и отстраниться. Не поднял бы с колен, смотрящего снизу вверх. Обнимал бы. Не запретил бы прикасаться к себе. Никогда бы в жизни больше не произнёс «просто помощь». Никогда бы. Ни за что бы. Если бы… Обнимал бы, обнимал бы, обнимал бы… Юнги осознавал непродуктивность этих мыслей. Знал, что не делал – потому что не мог. Но и не думать об этом сейчас не мог. Он столько лет запрещал себе Чимина… но что было бы, если бы он не запрещал ему – себя. Тот бы не простыл? Тот бы не сбежал…? Не сжимался бы в эмбрион? Не умирал без него? Был бы счастлив…? Это ломало всё, что Юнги успел построить в своей голове за все годы. Построить достаточно крепко, чтобы это помогло выплыть в самые дохлые времена, что выдержало все его кризисы, синдромы и депрессии. Крепко. Нужно. Тогда. Бессмысленно. Сейчас. Это ломало всё. Это должно было сломать его. Это ломало его весь вчерашний день. Но он сидел сейчас на краю кровати, на которой всю ночь проспал рядом с Чимином, и несмотря на ничуть не уменьшившийся груз вины, не чувствовал себя поломанным. Только обманутым. Самим собой. Напуганным. Блять. Да. Он ни за что и никому в этом не признался бы, но он был напуган до усрачки. Но не поломан. И готов. Говорить-молчать-кричать-заботиться-возмущаться-сбегать-возвращаться. Что угодно, что будет нужно. Хоть он и нихрена не умеет. Ни любить, ни выворачиваться, ни принимать. Особенно не умеет – дарить себя. Умеет кричать музыкой, шептать текстами, лупить битами. Защищаться, закрываясь. Хрен знает, что умеет ещё… Заботиться умеет, да. Приводить в порядок чужие разгромы, даже в пики бурления собственного дерьма. Это пригодится? Как Чимин, блять, выдерживал его эти полгода? Даже не так. Как он его выдержал в последнюю неделю? Выдержал ли? После вчерашнего Юнги точно бы послал сам себя. И даже не из-за удара. А из-за того, как перед этим ударом стоял и молчал. Голова всё ещё болела, но да чёрт с ней. Надо ещё выпить таблетку. Попозже. Он слез с кровати, приседая на корточки перед Чимином. Они много раз спали вместе, но он никогда не смотрел на него спящего так близко. На его лицо. Обычно оно было расслаблено во сне. Но не сейчас. Брови были сдвинуты, губы сомкнуты и напряжены. Непонятно, из-за простудной боли или душевной. Дотронуться хотелось просто адски. Юнги приподнял руку, представив, как разглаживает это напряжение пальцами. Но не коснулся. Пальцы заныли. И закололо собственные губы. Но да их тоже… к чёрту… Чимин болеет. Его надо лечить. Дома разгром. Дом лечить бесполезно. Холодильник полупустой, в шкафах разорение, но есть что-то надо. День длинный… * * * День пролетел. Ещё утром пришёл медик, которого Намджун вызвал перед уходом. Не обнаружил ничего критичного, расписал, как и что делать. Особое переживание было из-за горла. Чимин волновался, когда сможет снова петь, у медика от агентства были те же заботы, Юнги было плевать на всё, кроме того, что у Чимина жар и боль от каждого движения или слова. - Я думал, что это я буду сегодня вокруг тебя скакать, – сипло сказал Чимин после ухода врача, снова лежащий и укутанный одеялом. - Молчи, береги горло, – а Юнги снова сидел перед его лицом, но на этот раз не рассматривая, а вытирая полотенцем испарину. На лбу, висках, переносице. Чимин подставлял лицо и как будто даже ласкался о шершавую ткань. - Думал, буду поить тебя холодным. И убирать, если тебе станет плохо, – глаза Чимина были мутными, и рассуждения такими же, лихорадка была плохим фильтром для слов, – а получилось наоборот. - Чимин, отдыхай. - Ты поишь меня горячим. И ворчишь. И гладишь. - Протираю полотенцем. - Я хотел о тебе позаботиться, – прозвучало неожиданно капризно. Грубым простуженным неузнаваемым голосом – что и беспокоило и смешило. - Могу напиться как-нибудь ещё. Специально для тебя. - Ты хочешь снова напиться? - Не хочу. - Ты хочешь, чтобы я о тебе позаботился? Юнги посмотрел, наконец, ему в глаза. Провёл медленно по щеке. Нежно. Полотенцем. Конечно же, им. Сказал: - Поспи ещё, – поправил одеяло, и ушёл на кухню. * * * День пролетел. По сравнению со вчерашним – за одну секунду. Хотя моментами Юнги будто проваливался во вневременные ниши, в которых стрелки часов почти не двигались, мысли тянулись вяло и странно, и ничего качественного вроде бы не происходило, а всё, что он делал – общупывал своё новое «я», не поломанное, но изменённое. Обскобленное. Новорожденное. Созерцал. Дышал. Сидел на полу, опираясь о кровать рядом с лицом Чимина, с ноутбуком в руках. Не смотрел, но слушал очень близко его дыхание. Он ведь болеет. Его же нужно проверять… В этом дне не было какой-то хронологии. Вот Юнги сидел с ноутом, а Чимин спал. Вот Юнги, прилёгший «на секунду», спал рядом с ним, жарясь под двумя одеялами о его спину. Вот Чимин, завёрнутый в плед, бродил по дому между коробок. Сидел с ногами на стуле и пил горячий, но не слишком, чай. Шмыгал носом за спиной Юнги, готовящего им двоим сначала завтрак, потом обед; потом ужин – на всех семерых. Вот Юнги проверял своими вечно холодными руками его лоб. Вот – торчал у двери в душевую, готовый помочь, вспоминая, как вчера его так же караулил Чонгук. Вот – бесконечно всовывал в небольшие ладони чашки с горячим, но не слишком, чаем. Готовил, слушал шуршание одеяла и шагов, и шмыганье над ухом, и кашель. Ставил на стол еду, но не уговаривал её есть. Вот они сидели бок о бок и делали вид, что смотрят шоу на ютубе. В этих действиях не было никакого порядка. Они почти не разговаривали, Юнги немедленно начинал бухтеть и запрещать это делать. Если бы про этот день снимали фильм, их вполне можно было бы снимать по отдельности, а потом просто соединить монтажом. Можно даже по несколько фигур сразу. Они в спальне, один Юнги за ноутом, второй пялится на Чимина, один Чимин спит, второй смотрит вместе с Юнги шоу; их дубли, их тени по всему дому, на кухне и в душевой, без касаний и почти без взглядов. Почти в молчании, но не в пустоте. Хорошие режиссёры умели снимать так, что сюжетно пустое пространство было эмоционально плотным. Хорошие актёры умели так играть, что даже ни разу не увидев их персонажей вместе в кадре, ты задыхался от этой плотности вместе с ними. Юнги и Чимин не играли. Но Оскар был бы у них. * * * Какой-то слишком короткий день – подумал Юнги, получив тройное: …летим на базу, …скоро будем, …хён, мы домой. От Хоби, Намджуна и Чонгука. Или, точнее будет сказать – от Хоби, намджинов и тэкуков. Лично. Не в общем чате. Почему они такие чуткие после того, что он устроил вчера? Риторический вопрос. Он мысленно сматерился. Это всё делало из него сентиментальную скотину. * * * - Ммм, – с порога возбуждённо заурчал Хоби, почувствовав запах еды. Чонгук рысью проскакал на кухню. - Как Чимин? – спросил Намджун, а Джин без расспросов пошёл инспектировать обстановку: заглянул в спальню и, не обнаружив там больного, недоумённо пошёл искать его дальше… под взглядом этого самого больного, заныкавшегося в самый дальний угол кухни. Просто там было уютно. И там перед глазами маячил Юнги. Джин дослонялся до Пака, потрогал лоб, одобрительно глядя на чашку в руках и неодобрительно – на факт его здесь нахождения. - Тебе нужно лежать. - Я уже устал леж… – Чимин не договорил, закрыв рот под яростным жестом Юнги, чтобы тот молчал. Джин, которому тоже прилетело Миновским взглядом, оставил Чимина на волю напавших на него тэкуков и прошёлся по кухне, ненавязчиво заглядывая в кастрюли и чашки. - Вкусно пахнет. - Угу… - Нет, правда… Это грибы? - Я такой голодный! – раздалось из угла Чимина. Голосом Чонгука. - Не новость, – буркнул, не отвлекаясь от сервировки, повар. - Не подпускайте его к столу! – крикнули из душевой. - Ты скоро? Хоби вышел, освежившийся, пропуская Намджуна. - Подожди меня, – бросил ему мимоходом Джин, – нам же только руки помыть? Всё равно больше ничего не успеем до ужина. Я про душ. Иначе нас убьют. - Да. Руки. – Слегка остолбенел Намджун – от всех этих слов и прямых и скрытых в них смыслах. Такой милый. Джин мысленно улыбнулся. Прикрыл за ними дверь, встал за своим большим остолбеневшим «парнем», и, заведя с боков руки, включил кран. Взял его ладони, подставил их под струю воды. Спокойно намылил, уделяя внимание каждому пальцу. - Джин… – не выходя из прострации, сдавленно предупредил Намджун, неловко переступив ногами от внезапного неудобства в штанах. - Прости, – искренне посочувствовал тот, выпуская его руки и подавая полотенце, – я не хотел выбивать тебя из серьёзного настроя. – Он махнул рукой в сторону двери и говора мемберов за ней. – Разговор. Это важно. - Я не понимаю, как ты можешь оставаться таким спокойным. Джин качнулся, иронично закидывая голову и вспыхивая потаённо-горячим на самом дне глаз. - Я не спокоен, Джун-а. - Чёрт… - Не то слово. - Дома сложнее, – рука Намджуна сама потянулась к руке Джина, на автомате, как вчера, помнящая о вчерашнем их танце пальцев. Но они оба, едва коснувшись, сильно сжали друг друга и сразу же расцепились. - Потом будет легче. - Хочется верить. - Не сразу, я думаю. - Справимся, – уже как заклинание, но сейчас совсем не уверенно сказал Намджун, – но дома, правда, сложнее. Я по-новому зауважал тэкуков. - Давай накопим денег, скинемся и выкупим то кафе навсегда, – сквозь смех сказал Джин. - Вы там ржёте, что ли? – голос Юнги из-за двери выражал крайнюю степень возмущения. – Я сейчас отдам всю еду младшим! - Подожди, мне тоже оставь! – запереживал на заднем фоне Хоби. Кто-то поскрёбся в дверь. - Там Юнги-хён, – махнул рукой в сторону кухни Чонгук открывшему дверь Джину, – прогнал нас сюда, – и не очень искренне добавил, – извините. Тэхён просто торчал из-за его плеча и высматривал детали происходящего. Они обменялись с тэкуками позицией, и почти сразу же из ванной послышались звуки возни, расплескиваемой воды и смеха. - Если моё полотенце опять будет мокрым, вы будете на нём спать! – прокричал Джин. - Всё серьёзнее и серьёзнее, – Намджун уже предвкушал, каким будет предстоящий разговор, важнее которого у них не было уже больше… да, нескольких лет, как минимум.