Параллельные миры Тэ

Они не просто сожгли там всё. Они спалили там всё дотла. Что-то произошло там, в первой паузе, во время приветствия. Когда Намджун подлил огня и ослабил гайки. И какое-то время – да, они всё контролировали в привычном режиме, который не мешал им разгораться, но удерживал в рамках. Но в какой-то момент что-то сдетонировало внутри, и шурупы разлетелись нахрен… Через буквальный Fire… рвущий не по швам, а наискосок Cypher… жёстко имеющий всех Silver spoon… Сквозь расщепляющие души на атомы House of Cards и Young Forever… С нахальными и ностальгическими No More Dream и Boy In Luv. С ещё неведомыми для зала, но уже живущими внутри семи грудных клеток отголосками темы будущего камбэка. Взрослого – в этот момент уходящей юношеской эпохи слишком взрослого для них – камбэка. Как шёпота об уже известном, но всё ещё туманном будущем на школьном выпускном. Горячем летнем выпускном. После учёбы, взросления и экзаменов. После вымуштрованной дисциплины – успевшей въесться настолько, что даже при полной отключке контроля какие-то самые главные границы они чувствовали даже на бессознательном уровне. После долгих, усердных, порой очень тяжёлых будней – которые сейчас, в последний день чего-то уходящего, вспоминались с тоскливой нежностью. После слёз, ссор, драк и стычек – которые, уже пережив, оглядываясь назад, они любили не меньше моментов тепла и смеха, потому что всё это были моменты их крепнущей близости. После всего этого, в этот последний день, с накопленным багажом и уже купленными билетами в будущее… дождавшиеся этого выпускного, но выброшенные в него в слишком замявшихся чувствах… успевшие отхватить ощущение, что рискуют упустить этот день и заодно всё, что ему предшествовало… (…боже, как Хосок потом плакал, вспоминая этот момент, обвиняя в нём только себя…) …успевшие застопориться у самого порога, но протолкнутые вперёд. Лидерским драконьим – Хосоку в спину. И если бы не лидерским, то чьим-то ещё. Просто Намджун успел первым. После всего… Едва не завалившись на пороге, они ворвались в этот выпускной неудержимым адреналином. Семью королями бала. В этой точке прощания с прошлым и сосущим под ложечкой предвкушением будущего, между тем, чего уже почти не было и тем, что ещё не наступило, в головокружительно свободном падении, уходящие в отрыв, наперегонки повышая в самих себе градус, счастливые, юные, безбашенные, окрылённые. С ощущением того, что этот день, этот момент не повторится уже никогда. И речь уже не шла о синхроне. Речь уже ни о чём, блять, не шла. Всё, что нужно было делать, всё, что было нужно ИМ, их тела́, их голоса́ делали сами, кажется даже без их на то воли. Ко второй половине концерта они уже не следили ни за чем и ни за кем. Время от времени Хосок выхватывал взглядом беснующийся вместе с ними зал. Охреневшие лица стаффа, не вмешивающегося, но напрягшегося от буйства распоясавшихся «выпускников», стоящего на низком старте при случае чего-то совсем непотребного. Ликующие лица ARMY, ошеломлённые моментом присутствия на этом празднике попрания правил, этим допуском в самые честные, не сдерживаемые ничем эмоции, не верящие своим глазам, но впитывающие это открытое наслаждение полётом. Это был восторженный беспредел. Без вторжения на почву грядущих рассуждений о грехах и падших ангелах – они знали, что ещё «наговорятся» об этом. И туда, в «грехи», они не спешили. Они отрывались почти по-детски. Провокационно, но совсем по-мальчишески, дурачась и подстрекая друг друга. Уже начиная пробовать на прочность свои свежеоперённые крылья. * * * К Attack on BTS «тёпленькими» были уже все. Заражёнными. Заряжёнными. Горящими от энергии и почти плачущими от ощущения эпохальности происходящего. Даже стафф, даже из совсем старших – они, конечно, не орали и не скакали, но их напряжённые взгляды были всё менее нервными и всё более эмоциональными, как у сидящих за отдельным столом учителей, знающих этих разбушевавшихся оболтусов с самого начала их учёбы. Решившихся довериться этим сделавшим очередной шаг вперёд душам, не вмешиваться в их полёт. И эта Attack on BTS… Как гимн этой юности. Как средний палец в лицо всему устаревшему, надменному и наносному: выкусите все, кто в погоне за правилами растерял жизнь! Просто! На хрен! Выкусите! Бан! Тан! Россыпью по сцене. Качаясь вместе с залом в том самом синхроне, на который уже давно все забили, но в который сметал их единый с музыкой и залом пульс. Отталкиваясь и взлетая, под вспышки светового шоу, с каждым битом всё выше, почти сразу вшарашивая до самого верха, замирая там на короткую паузу и срываясь в ещё более сильный кач. В нахальную читку абсолютно уверенных в своих заявлениях рэперов. В готовность Рэпмона покрывать этот мир в режиме двадцать четыре на семь, и делать это богически. В шаги Джей-Хоупа по хребту взрастившей, но душащей их индустрии – яркие и громкие шаги, не желающие ни подстраиваться, ни скрываться. Наступающего так, как ему нравится. Бьющего так, как ему хочется. В хаотичные выкрики Шуги, которые словно по великой случайности каждый раз били в самое яблочко, подталкивая каждое важное слово других мемберов, пиная под задницу дополнительной порцией децибел. Чтобы набраться вместе с ними смелости. Чтобы жить. Набирать полную грудь воздуха – вместе с призывами рассекающего сцену Джина. Кричать – повинуясь вызывающе провокационному, улёгшемуся на сцену Ви. Гореть, гореть, гореть вместе с несгораемым Чонгуком! Лететь ещё выше, выше, выше! Смотреть на неровно сбитую, но идеально смотрящуюся шеренгу из семерых и срывать горло от их жизнеутверждающих движений под наглое «подкрути погромче!» И похрен, что Чонгук отвлёкся на свои игры с огнём в другом конце сцены – и к этой самой шеренге опоздал. Спохватился, подлетел запыхавшимся щенком, прицепляясь к Намджуну и с пол-оборота присоединяясь к неровным и идеальным. И Хоби не подправлял, и Намджун не контролировал. И они летели, летели, горели! Балом правила свобода, и границы ей были – вся вселенная! Вселенные… Тэхён смотрел на мерцающие лайтстики и сквозь них шальным взглядом. Наконец-то его сегодняшняя эйфория стала уместна. Он так ждал этого. Это должно было произойти. И происходило. Сейчас. Всё хорошо. Всё очень хорошо. Восхитительно и бесстрашно. Он и здесь как будто знал немного больше всех остальных. Чувствовал пределы и как всегда шёл по самому краю вплотную к ним. Никогда не переступал, хотя, боже, как же иногда хотелось. Выбить кирпичи формализованного ограждения, шагнуть за край под приглушённое «ах!» и заставить делать ставки – взлетит или разобьётся. Зная, что пока толпа верещит, кто-то подойдёт робко к выбитым кирпичам и впервые задумается о том, что там, за ограждением, возможно, совсем не про́пасть. Но он не переступал, нет. Как минимум, потому что уже давно шёл не один. А с недавнего времени и вовсе – кое с кем за руку. Но да кто ему запретит продолжать ходить по самому краю. Провокационно, вдоль линии запретов – не тыча средним пальцем, а со смесью «люблю вас» и «пройдите, пожалуйста, на хуй» во взгляде, с абсолютной искренностью и в том и другом, предлагая смотрящим самостоятельно выбрать посыл в его глазах. Но только один из двух. Потому что на два сразу имел право только один человек во вселенных, и только в его случае оба варианта были благодатью. Для него. И для Тэхёна. Тэхён выглянул из общего строя, сорвался к Чонгуку и выдернул того из шеренги. И под лёгкий панический восторг хёнов (восторг – потому что будь они не на сцене, это был бы вполне себе адекватный их состоянию, безбашенный отвал всего… а панический – потому что они были, блять, на сцене!) и под ор зала – толкнул его в коленно-локтевую. Возводя степень безумия на новые высо́ты. Стафф по периметру терял нервные клетки, хёны куражились, Чонгук ржал, Тэхён доминировал над ним всей своей харизмой. Но уже через считанные секунды вздёрнул своего ржущего Гуки вверх и после пламенной дуэли взглядов пообещал взглядом куда больше того, что им можно было позволить себе на сцене. И стёк перед ним на колени. Под провожающее его сверху: - Когда начинает играть наша музыка, все уходят в отрыв! – очень профессионально собравшегося с силами макнэ, всем своим восемнадцатилетним телом прочувствовавшим жар, прокатившийся вслед опустившемуся перед ним Ви. И уже всем было понятно, что действия Тэхёна вторят словам песни, но это не отменяло ни творимого им пиздеца, ни вызываемого им ржача. И тут оставалось либо хвататься в панике за голову – подтверждая любые возможные подозрения, либо ко всему этому присоединиться. Ну и то есть это даже не был выбор. Какой нахрен выбор, когда инерция уже дотащила их туда, где уже нельзя было просто так остановиться. И тащила, тащила, тащила дальше. Подстрекаемая велениями вселенных, энергией собственных песен и особенно явственным ощущением переломности момента. Намджун излучал всем своим видом что-то нецензурное, что-то жгуче-лидерское, но не в желании всё это остановить, а в намерении раздуть ещё сильнее. Это был не тот Намджун, который смущался от комплиментов и говорил, не повышая голоса, а тот, который был максимально вежливым в жизни и максимально прямолинейным в песнях. Который был олицетворением правильности и честности, но когда начинало казаться, что две этих вещи конфликтуют, всегда выбирал второе. Всё честно. Честно. В том числе и сейчас. Смотрел по-лидерски на отрывающегося Тэ, и с уверенной лидерской аурой продолжал лить бензин – уже не отдельными выплесками, как в начале концерта на Хосока, а сплошным потоком, уверенным метафорическим пинком опрокидывая метафорическую бочку. Под ноги мемберов. А те продолжали скакать, вытаптывая залитую горючим сцену и промокая насквозь, то ли от этих невидимых горючих брызг, то ли от пота. Волосы липли к коже. Ладони шлёпали по хёновским коленям, предлагая макнэ пройтись по ним. - На сцену мы идём по спинам старших! Ви падал ниц перед Чонгуком. - Первая костяшка домино уже упала! Шуга усаживался на Тэхёновскую спину и рычал в зал. - Да, пригнись! Ты не успеешь моргнуть, а вся публика будет уже наша! Остальные пятеро вокруг горячо «насаживались» на усилившийся на Миновской партии ритм. - Давай, попробуй мой чувственный рэп, ты задохнёшься от этого! Чимина затопляло одновременно и возбуждением и назревающей истерикой – из тех, что неизменно валили его от хохота на пол. - Ты сгоришь, и уже никто не остановит меня! Шуга поднимался с Тэхёна и с уверенной невозмутимостью, разрывающей сильнее любой экспрессии, извещал: - Окей, я порву любого в читке 4/4! Это мужской стиль, и я здесь топ! И Джин снова призывал набрать побольше воздуха, а мемберы вторили ему во все глотки. А Тэхён заставлял кричать и сходить с ума. Снова рассыпаясь по растёкшемуся бензину, действуя уже не по очереди, а одновременно, они перекликались разноголосым хаосом, обещали, что сожгут и сгорят сами, разбрызгивали бутылки с водой, на лету превращающейся в огненные капли, уверяли, что взлетят ещё выше, что их не забудет никто и никогда, и подливали, подливали, подливали к горючей смеси ещё и ещё! Энергия скапливалась уже не лужей горючего, она распухала, поглощая весь стадион, собираясь плотным взрывоопасным шаром вокруг своих создателей, снова сбивающихся вместе в середине сцены. Чонгук пронёсся по выступающей вперёд части сцены, будто разматывая бикфордов шнур запала. Упал на колени, доскальзывая остаток пути на них. И в резко лишённой других голосов вокальной тишине, всей силой своих лёгких вытолкнул из себя: - В тот момент, когда поднимаюсь на сцену, - Я слышу силу вашей поддержки - Пожалуйста, делайте это вечно… Вспыхивая ярким факелом. Изливаясь энергией и любовью. Мемберы, поодаль за его спиной, собрались вокруг сегодняшнего олицетворения всеобщего сумасшествия – Тэхёна – как лучами окружая лицо этого шального солнца своими микрофонами. Над залом пронёсся последний всполох чистого Чонгуковского вокала: - …потому что даже если я умру вот так – я не стану жалеть! И Тэхён, пьяно сверкнув глазами, в окружении пяти разноцветных лучей… вместо раскатистых низких нот тонким голоском сыпанул неожиданное, бессмысленное и беспощадное: - нико-нико-ни… Всё-таки взрывая всё вокруг. Но не пугающим ядерным грибом, а разноцветным конфетти и цепной реакцией фейерверков. Доводя кульминацию не до разрыва сердца, а до колко рассыпавшегося по перенапряжённым телам и душам истерического веселья. И это тоже, в некоторой степени, было в клочья. Тоже, в некоторой степени, сбивало с ног. Некоторых даже буквально. Хоби смог устоять на ногах, но не смог сдержать смех. Чимин не смог ни того, ни другого. Пока остальные, держась на чистом профессионализме и отработанных действиях, давили в себе этот заразный хохот, Чимин подкошено попирал сцену и ржал. Отдельные аплодисменты можно было выдать подтянувшимся по сценарию танцорам, к последнему припеву выстроившимся по заданному рисунку позади и по бокам бантановского беспредела. Их невозмутимые лица служили отличным фоном для всей этой хаотичной феерии, и на контрасте подсыпали к этому ещё больше безудержного весёлого абсурда. * * * Тэун – разгорячённый, вспотевший и ликующий – смеялся до боли в животе, и думал – «господи, что за придурки» – испытывая при этом странное дежавю, не осознавая, что мысленно произносит это с радостной интонацией Санни. Он видел лица мемберов в момент Тэхёновского перфоманса так близко, он видел, как сплющило тех от плохо сдерживаемого хохота. Думал – «вот это и есть их секретный ингредиент». Видел дрогнувшие коленки Хосока, продолжившего беситься Ви, упавшего на сцену Чимина, мучительно пытающегося сквозь истерику ещё и не запороть свою партию. Видел лица танцоров и впервые за весь сегодняшний концерт не всматривался в каждое из них, и не пытался угадать среди них Санни, а залипал на тех семерых, что когда-то свели в маленьком чате ~halo~ и SunEclipse. В начале концерта он искал его взглядом при каждом выходе танцоров. Всматривался в лица, прислушивался к себе, подспудно надеясь, что сердце ёкнет и подскажет. Но оно всё не ёкало и не ёкало. Танцоров было много, и все они были прекрасны, и Тэуну казалось, что через несколько их выходов он уже различал их и успел присмотреться к каждому. Но сердце реагировало не на кого-то из них, а на тех семерых, ради которых все тут и собрались. Это было логично. И это разочаровывало… Тэуну казалось, что он проваливал сейчас самый главный экзамен. И выпускным балом наслаждался с чувством противозаконности, как будто не имел на это празднование права. И дело было вовсе не в отсутствии билета. Разгорячённый, вспотевший и ликующий… Смеющийся до боли в животе… Он полыхал вместе со всеми. Но никак не мог преодолеть про́пасть между миром, в поисках которого он оказался здесь – и собой. И уже бы перестать гореть, но огонь так и не стихал. Ни на спокойных песнях, ни в паузах между ними. Ликование захлёбывалось, задыхалось. Сердце так и не ёкало. Сердце болезненно кололо, хотело кричать, смеяться и плакать. Близящийся конец концерта обещал скорую встречу с Санни, но Тэун, точно знающий, что он буквально смотрит на него, но не узнаёт, чувствовал всё больший раздрай. По экрану замелькали кадры последних на сегодня видеороликов. Сцена снова временно опустела. Предпоследняя пауза… Тэун открыл бутылку, отпил из неё, не отрываясь от огромного экрана. Убрал бутылку на пол. Зачесал руками назад уже совершенно растрёпанные волосы. Одёрнул прилипшую к вспотевшей спине футболку. И пытаясь собраться в кучу, обхватил себя руками. * * * Переодеваться нужно было быстро. Самая последняя смена одежды была самой лёгкой, без шёлка, кожи и дополнительных аксессуаров. Темные джинсы, брюки – у кого что было. И белые футболки с названием провожаемой эры. Эти футболки – обязательно. Остальное – опционально. Под футболки, в соответствии с заданным стилем, надевали лонгсливы. Даже в жару. После обязательных в середине концерта пиджаков и курток, два слоя тонкого трикотажа казались облегчённым вариантом. Сегодня был не самый жаркий летний день за всё время их тура. Но и не самый прохладный. Намджун открыл рот, чтобы спросить у напяливающего чёрную толстовку Хоби – «ты не спаришься?» – но, успев осознать всё самостоятельно и одновременно ощутив на своём запястье предупредительное прикосновение Джина, прикусил язык. На манжетах толстовки виднелись маленькие разноцветные буквы, почти незаметные, если о них не знать. Мемберы знали. Хоби стоял к ним спиной, пытаясь расправить футболку поверх толстой ткани, а они смотрели на его спину и, распухаемые эмоциями, пытались себя не выдать. Намджун шумно вздохнул, нарушая беззвучие последних секунд, и когда Хоби к ним снова повернулся, в гримёрке царила уже привычная переодевательная кутерьма. Чонгук пыхтел, Джин устало посмеивался, в разговорах прямо сейчас потребности ни у кого не было. Им оставалось несколько песен и последняя пауза – на сцене, со словами прощания не только с этим концертом, но и всей эрой. Там и наговорятся. * * * Хоби было хорошо. Объективно жарко, но хорошо. Он чувствовал, что правильно сделал, что оделся именно так. Было в этом спонтанном поступке что-то замыкающее цикл, закругляющее планы, после «исчезновения» Тэуна повисшие в воздухе. Теперь было совершенно неясно, будет ли у него возможность признаться в том, что он и есть Санни, но Хоби свято был намерен соблюсти зарок и не возобновлять общение с Тэуном, если только тот сам не сделает шаг обратно, к нему. Толстовка одновременно возвращала его в тот апрельский день, когда он её нашёл – и ставила точку в его пестуемом весь тур намерении признаться во всём именно сегодня. Она была домиком для самой его пугливой и уязвимой части. Прячущим от страхов и переживаний домиком. Так было комфортнее. И в самом завершении концерта, почувствовав необходимость этого комфорта, Хоби не стал себе в нём отказывать. * * * «Выпускной» подходил к концу. В нём всё меньше было огня и громкости, и всё больше – душевности и тепла. Когда все уже вразброд, с кружащимися головами, обнимашками и хмельной доверительностью, под продолжающим тлеть волшебством иссякающего праздника. Слёзы, на удивление, почти не подступали. Ностальгия по уходящему тёрлась о грудные клетки, но без тоски. Семеро распахивались перед тысячами и наслаждались. Во время Young Forever – прикасались голосами и обнимали. Во время слов прощания и благодарностей – кутали надеждой и дарили любовь. И не было больше страха перед будущим. Ни у кого из них. Они выжгли его во время концерта, выкричали из себя. Как всегда честно. Тела́ заливала и покалывала тяжёлая усталость, но ду́ши ощущались совершенно невесомыми. «Крылья» всё больше зудели лететь дальше. Песни были допеты. Слова – досказаны. Остались только взгляды и последние взмахи рук под фоновые аккорды символичной I Need You. Окончания концертов… Одно из донышек общей синусоиды их жизней. Эмоциональное донышко, во время которого тоже захватывало дух, хоть и совсем не так, как на верхнем пи́ке. Хоби чувствовал подступы меланхолии, но они были ненавязчивыми и касались только его одного. Он скользил взглядом по горящим лайтстикам и взволнованным лицам, но, как всегда, смотрел поодаль, не у самого края сцены – так было видно больше лиц и больше эмоций, и они слеплялись во что-то общее, без конкретных черт, а собственные границы оставались комфортно непересечёнными, несмотря на их открытость. Он шёл вдоль края сцены, обходя её изломанный периметр, и вспоминал начало тура. Сеульские концерты. Своё фото, сделанное Тэуном из зала. Если бы тогда он смотрел со сцены немного ближе, то мог бы пересечься с ним взглядом. Если бы сегодня Тэун был на концерте, он мог бы попробовать поискать его. Если бы… Всё ещё глядя вдаль, он, то ли из-за накатившей слабости, то ли из-за желания доказать что-то самому себе, подошёл к самому краю сцены. И, присев на корточки, прошёлся взглядом по ближним рядам – тут же вспыхивающим восторгом вслед такому его особому вниманию. Он не переставал улыбаться – в этом ему не могла помешать даже меланхолия. Вероятно, её можно было бы высмотреть на дне его глаз. Заподозрить в пальцах, теребящих край манжет. Но никто из восторженного моря этого, конечно же, не видел. И это тоже было правильно. Он здесь для того, чтобы делиться теплом, а не грустью. Он напряг ноги, собираясь встать и идти дальше, но застыл на месте, даже не сразу понимая, что его удержало. Чей-то взгляд? Хоби снова «прошёлся» по рядам, высматривая что-нибудь слишком прямое и пристальное. Но ничего такого не заметил. Автоматически перевёл взгляд на стафф, стоящий под сценой. И только тогда обратил внимание на выбивающуюся из привычной картины фигуру. Почему-то немедленно начавшую расплываться перед глазами, не давая сфокусироваться на жизненно важных сейчас деталях. Черты лица ускользали от восприятия. Но осанка была смутно знакомая даже сквозь накрывший мозг туман… Было бы проще, если бы этот туманный некто – которого здесь, по идее, не должно было быть – смотрел бы Хоби в глаза. Но этот некто смотрел на его пальцы. Перебирающие края манжет. С вышитыми на них маленькими цветными буквами. Сердце Туэна – уткнутого в очевидный факт уже напрямую, носом – наконец-то, ёкнуло тем самым, так горячо ожидаемым сегодня, «это он». Это он. Тело ошпарило осознанием. Тэун ещё не успел поверить, а по нему одним коротким мгновением уже успел пронестись страх, что он ошибся. И только тогда – как будто в поисках новых доказательств – он вскинул голову и встретился с пронизывающим взглядом таких знакомых глаз Хоби. С такой знакомой эмоциональной интонацией Санни. Перед глазами почему-то всё стало расплываться, и Тэуну пришлось срочно моргнуть, чтобы прогнать так не вовремя набежавшую щиплющую пелену. Брови Хосока взметнулись потрясённо-растерянным домиком – «это точно ты?» Тэун шмыгнул носом и по-дурацки широко улыбнулся – «а ты?» – и вдруг, опомнившись, убрал от груди руки и смущённо опустил их, являя красноречивое и кривоватое слово на своей футболке. Хоби вскинул руку, зажимая тыльной стороной рот, пытаясь удержать забулькавшие эмоции, рвущиеся наружу солёным смехом. И… боже, он забылся настолько, что так и завис, пожирая взглядом «похожего на Чимина со взглядом, как у Юнги двадцатидвухлетнего фаната Джей-Хоупа». И неизвестно, когда бы пришёл в себя, если бы не лидерская рука, сжавшая его плечо и возвращающая в реальность. - Потерпи… уже скоро… – шепнул ему, уже поднявшемуся на ноги, Намджун. Хоби сделал несколько шагов назад, не отрываясь взглядом от буравящих его глаз. Едва заметно кивнул, ловя такой же кивок в ответ. Развернулся и последовал за лидером.