***
Всё только что прибывшие гости столпились в центре обширного зала и подняв головы, смотрели наверх. Там, на толстых цепях была подвешена бриллиантовая люстра, она и привлекала внимание собравшихся. Кто-то восхищался, а кто-то завистливо скрипел зубами и пытался найти хоть один изъян. Лишь довольный владелец столь прекрасного творения стоял улыбаясь и мысленно нахваливал себя за то, что решился на такое приобретение. — Что ж, могу сказать, что граф Визерс и вправду начал поднимать своё имя с колен. Жаль, ведущих семей уже достаточно, поэтому, не понимаю его рвения. Марианна вошла в зал вслед за отцом и безразлично кивала на каждый, сказанный им саркастичный выброс. Спорить с главой семьи определённо бесполезно, как и отнекиваться от того, что в их доме полно вещей дороже и лучше. Голубые ткани одеяния девушки озарялись ярким светом и принимались постепенно отвлекать взгляды аристократов, призывая к себе. Девушка двигалась ровно, привычно распрямив узкие плечи и сохраняя кроткое дыхание. Дышать было сложно из-за туго стянутого корсета вокруг тонкой талии, это придавало её виду лучшего шарма. Темные волосы не были собраны в определенную прическу, они лишь слегка скреплялись сзади серебрянным гребнем и подобно шёлку, блестели под углами света. Марианна не любила золото и никогда не надевала его. Эта теплота золотого блеска до тошноты вызывала отвращение и как один раз сказала она своей бабушке: "Я выйду замуж за того, кто не зная моего отвращения к золоту, подарит мне украшение из серебра". Как и всегда, в образе Ганновер чтилось преобладание холодных цветов и легкости. Пожалуй, её вид был сравним со спящим в ночи морем и она, словно одинокая русалка, парила по его глади. И стоило коснуться её взгляда, как вся эта иллюзия беззаботности тут же уходила, будто попавшийся на приманки сирены мореплаватель. Всед тёмные, словно бусины, глаза, не выражали совершенно ничего, кроме душевной пустоты. Её взгляд был наполнен тоской, возможно, от жизненной скуки, а может и от осознания суровости нынешнего мира. Ещё в детстве бабушка рассказывала внучке, в безлюдных уголках имения, что делить человечество на классы совершенно глупая и нелогичная тенденция. По началу девушка просто соглашалась с мыслью, мол "так надо", но после эти слова приобрели смысл. Леди Фиона Ганновер была одной из умнейших женщин в своих кругах и её мнение всегда имело весомую значимость в совершенно любом деле. Так и она сама сыграла в воспитании внучки яркую и несомненно правильную роль. Она воспитала в девочке ненависть к глупым слоям высшего общества, настолько, что порой хотелось разом избавиться от всех лиц, что так вольно кричали о своём происхождении. Марианне был привит взгляд, о котором стоило лишь молчать и если признаваться, то только под угрозой смерти. Заблудившись в своих мыслях, Марианна совершенно забыла о том, что ещё до их отъезда на приём, отец предупредил о том, что по прибытию в поместье отправится в кабинет графа Визерса для обговора некоторых деталей сегодняшнего вечера. Всё же, сегодня они — одни из богатейших и значимых семей на этому балу и, Джону не хотелось, чтобы это вытесняло кого-нибудь из гостей. Но, как подметила девушка, если бы дело было действительно в этом, то оно бы стало последним в списке срочных для выполнения сегодня. Ведь отец никогда не думал о благополучии других, наоборот, всегда стремился быть лучшим, даже если приходилось идти по головам. Марианна помнила о словах Фреда о "деле" между отцом и Визерсом. И конечно, не была намерена избавлять себя от желания узнать об этом. Но она упустила отстранение отца от себя и нашла того глазами только тогда, когда он уже едва скрылся за одним из поворотов поместья. Пока тёмноволосая пыталась простиснуться сквозь беседующих между собой аристократов, лорд Ганновер и вовсе исчез. Но Мари хотела догнать, прослелить. Поэтому она всеми силами пыталась аккуратно протиснуться сквозь беседующих аристократов. Небольшая ножка вот-вот ступила на первую ступеньку величественной лестницы, как запястье окольцевала чья-то рука и потянула назад. — Мари! Наконец-то я нашла тебя! — позади раздался тихий вскрик и девушка обернулась. — Виктория! Что ты здесь делаешь? Перед глазами Ганновер предстала двоюродная сестра – невысокая блондинка с голубыми глазами, Виктория Морган, дочь одной из сестер её отца. Появление девушки в стенах особняка в Йорке вызывало кучу противоречий и вопросов, но большинство из них, Мари посчитала нужным оставить на потом. — Ты ведь должна быть в Швеции вместе с матерью? — тёмноволосая кивнула на улыбающуюся сестру и та улыбнулась ещё шире. — Ах, да, у матери есть пару дел тут, поэтому она вернулась, и взяла меня с собой. Я так соскучилась по тебе, Мари! — Виктория слегка приобняла сестру, но заметив со стороны той слегка невзаимные действия, отдалилась. — Ты странно выглядишь, Мари, что-то слу..., — договорить не получается, теперь уже Марианна потянула девушку в свою сторону и принялась в стремительном темпе подниматься наверх по многочисленным ступенькам. — Пойдём, Виктория, я объясню тебе позже. Спустя несколько минут они уже были наверху. Как и планировалось, никто из отдыхающих гостей не обратил на них своё внимание и девушки уже следовали по коридору, куда минутами раннее завернул лорд Ганновер. — Может, ты уже скажешь, куда мы идем? — вскрикнула светловолосая и выдернула свою руку из тяжелой хватки сестры. — Тише! Марианна остановились у широкой дубовой двери. Небольшой сквозняк из комнаты, куда вела эта самая дверь, не давал ей закрыться из-за чего создавалась небольшая щель. Увидеть сквозь неё что-либо было сложно, что нельзя сказать о слышимости. —...правда, сколько времени займет оформление? Пока готовятся сотни этих бумаг, они все передохнут от голода или жажды! — Марианна услышала голос отца. — А тратиться на хлев для этих животных я не намерен! — этот голос был знаком обоим девушкам. Но, пожалуй, ни одна из них никогда не слышала его таким жестким и отстранённым. Словно рёв животного, тон лорда Ганновера с каждым словом становился всё свирепее и в конечном итоге оборвался на шумный удар кулаком о неизвестную поверхность. Виктория зажмурилась и закрыла рот рукой, дабы не издать лишних звуков, но прислушалась получше. — Не нужно так злиться, лорд, — неизвестный мелодичный голос облил о стены комнаты. Судя по всему, он принадлежал Саймону Визерсу. — Я готов перевести этих жалких букашек так, как описал в своём плане. Всего за несколько дней они окажутся в плавании, а мы с вами получим предварительную оплату, — говорящий рассмеялся. — В моих запасах достаточно опиума для всех них. — Но что ещё вы можете предложить от себя, лорд Ганновер? — Визерс выждал паузу. — Я уже говорил, что материальные радости не впечатляют меня, поэтому, можете подумать до вечера. — Я могу предложить тебе свою дочь. Недавно ей исполнилось двадцать два – прекрасный возраст для замужества. — Двадцать два? Да, совсем забыл Джон, что ты, как и вся твоя семья – с рождения привыкли купаться во лжи, — дальше Марианна уже не слушала. Слова отца, будто высокоразрядная молния прошлись по всему телу так, что захотелось выблевать все внутренности и навсегда потеряться, только бы не слышать всё это. "Визерс знает!" — пронеслось в голове Марианны и она, унесённая своими мыслями, поддалась чуть назад, задев головой одну из картин, что с громким грохотом ударилась о находящийся рядом портрет неизвестной им женщины. Девушки резко ринулись бежать, перебирая тонкими ногами на невысоких каблуках. Они мчали прямо, пока не добежали до высоких стеклянных дверей. — Сюда! Огромная терраса предстала их взгляду. Уже стемнело, но свет из окон поместья освещал каждый её участок так, что слепой зоны практически не было. Это выглядело уютно и успокаивающе. Так же радовало то, что наблюдать за прекрасным фонтаном в центре небольшой графской земли не вышел пока никто, совершенно. Все были увлечены танцами под искуссную игру музыкантов, что доносилась на улицу и была слышна практически так же. — То, что мы слышали там... . Это ведь был отец! — Марианна подошга к бортику террассы и опёрлсась о неё руками. — Виктория, он готов раскрыть тайну моей матери, чтобы заработать! — со злостью шикнула девушка и холодное железо сжалось в аккуратных кистях. Сейчас сердце Марианны рвалось на части. Она вновь нагло подгядела за своим отцом. Как тогда, в детстве, когда он собственоручно лишил жизни её мать. В голове крутилось каждое его слово, каждая сказанная им буква раздирала душу от обиды и желание отомстить этой самой мутной грязи называемой "властью" росло с каждой секундой. — Мари, успокойся, мы что-нибудь придумаем! — промычала Виктория в попытке успокоить сестру. Такая до тошноты наивность была одной из доминирующих черт её характера. Сейчас, на фоне разгневанной сестры, блондинка была олицетворением ангела, что всячески пытался прогнать тёмные мысли о своих родственниках и придумать оправдание для каждого. — Да как он может! — тёмноволосая в гневе стукнула ладонями по бортику и судорожно потянулась правой рукой в сторону края своей юбки. — Такой же, как они всё! — пара движений и Марианна держала в руке небольшой пузырек из синего стекла. — Мерзкий отпрыск, в котором не осталось ничего светлого! — Что это?— спросила Виктория. Ответа не последовало и под надзором голубых глаз, деревянная затычка покинула пузырек. Ганновер наклонила голову назад и подставила горлышко к алым губам. Горькая жидкость в сию секунду неприятно проникла в горло. Пространство вокруг заполонил странный запах спиртного вперемешку с чем-то едким. Благо, как казалось, рядом не было никого. — Это успокоительное, — всё же ответила тёмноволосая и поспешила закрыть пузырёк. Этот глоток можно было разделить на целых два. Такое колличество жидкого опиума за раз заставило задуматься о правильности действий, но вскоре было забыто в новом вскрике: — Успокоительные так не пахнут! — Виктория и попыталась вырвать жидкость из рук сестры. Та попыталась увернуться в сторону. И вполне удачно, пузырек был успешно спрятан в бюсте. — Я надеюсь, что ты не станешь делиться увиденным и услышанным ни с кем, — заключила Мари и выпрямилась. Она больше не проявляла ни единой эмоции, даже не потому, что в очередной раз вспомнила ненужные правила, а потому, что ждала начала уже излюбленных ощущений спокойствия и ложного комфорта. Спустя несколько мнгновений дыхание уже давалось с трудом и веки постепенно тяжелели. Это состояние посещало девушку уже напротяжении двух месяцев. Она до сих пор во всей яркости обстоятельств помнит каждую эмоцию и каждое чувство, которое ей посчатливилось испытать, когда Фред протянул ей трубку и предложил "расслабиться". Тогда девушка и представить не могла, насколько сильно это впечатается в её жизнь и насколько сильные последствия приобретёт она в будущем. Тело Марианны постепенно погружалось в легкую судорогу. Взгляд смешивал свет фонарей в неимоверной красоты узоры и тут же рассыпался на неприятную мешанину из темных цветов. Из-за этого к горлу поступала тошнота, сдерживать которую было практически невозможно. Тело не слушалось и мысли постепенно покидали голову. — Мари, господи! Последнее, что удалось почувствовать темноволосой: это приятный поток ветра, что вызвал неминуемую легкость в ногах и сильные руки мужчины, чьи светлые локоны коснулись покрасневшего лба. — Он должен умереть.***
Уильям сидел на мягком белоснежном кресле, возле небольшого камина и смотрел в сторону высокой кровати перед собой. Всё вокруг было выполнено в таких же, светлых тонах с примесью холодного серого. По всей комнате было множество элементов декора и все они, как бы удивительно это не было, были выполнены из серебра. Ни единой золой детали, но всё выглядело так, будто это не хозяин комнаты не способен на что-то большее, а так, будто его фантазия и вкус развиты настолько, что он решил пойти против общепринятих "стандартов". Как ни странно, но и Мориарти нашел в подобном доводе себя. Все три брата сидели напротив большой, широкой кровати в центре которой сладко дремала владелица комнаты. Каждый из них молча погряз в свох мыслях и вероятне, думал над развитием дальнейших событий. — Думаете, мы не зря тратим время дожидаясь её пробуждения? — Льюис, нарушив тишину, оглядел братьев, — Она должна была проснуться ещё час назад, но не сделала ещё ни одного движения. Я слышал, что опьянённые опиумом могут спать неделями, либо медленно умирать во сне. Эти слова достали Уильяма из раздумий и спустя несколько минут он ответил, поднимаясь с кресла: — То, о чем она бредила тогда на террасе не даёт мне покоя и вид девушки, которая была вместе с ней, — блондин подошёл кровати. — Я должен признаться, меня это насторожило, — Уильям опустился на одно колено около лица спящей и присмотрелся. Длинные пальцы коснулись оголенной части дамского запястья и потянулись вверх, задирая ткань рукава. Изгиб руки девушки напоминал кляксу, что попытались стереть с дорогой бумаги. Небольшая часть кожи покрылась синевой, а в местах где вырисовывались тонкие вены, виднелись очертания нескольких следов от уколов. — Многие аристократы безнаказанно распространяют и употребляют опиум, — Альберт пожал плечами. — Это вполне частое явление. Но мы стали случайными свидетелями опьянения дочери самого Лорда Джона Ганновера. И теперь у Преступного Лорда есть способ ударить по их слабому месту в случае надобности. — Да, но разве не мы убедили всех в том, что это обычная непереносимость сорта вина? — голоса сзади звучали тихо. — По крайней мере, у нас есть всё для того, чтобы заставить поделиться её, — Альберт указал пальцем на кровать. — Своими секретами. Уильям всё ещё молча смотрел на спящую девушку и сравнивал черты бледного лица с теми, что уже долгое время жили в его голове.***
Изящные локоны черного, словно смоль цвета, завивались, плавно расстилаясь по поверхности идеально-ровных, открытых дамских плеч. Волосы не были спутаны, они доставали чуть ли не до самого пола и в свете луны выглядели просто божественно. Не менее красиво, чем их обладательница. Уильям видел довольно юную девушку, сидящую напротив дорогого зеркала. Неподалёку стояла небольшая кровать, а окно в комнате было просто шикарным. Только вот стены, каждый сантиметр был страшен, сыр, полон грязи и беспорядка. Не смотря на прохладу, дама была закутана в тонкую шёлковую простыню. И выглядело это так, словно на её теле не какой-то незамысловатый кусок ткани, а целое искуссное творение королевского портного: ровно и чисто. Это зрелище завораживало, темнота и небольшие участки света приглашали подойти ближе, рассмотреть лучше. И он шёл. Шёл, оставаясь незамеченным. И с каждым шагом картина становилась всё неприятнее. Стены были куда грязнее, чем казалось сначала, некоторые участки заполонил тонкий мох. Окно, что прежде представило себя иначе, было хлипким и пропускало ночной ветер. Всё вокруг было испорчено, лишь столик с зеркалом, куда смотрела незнакомка оставался таким же, каким был сначала. Тело наполнял холод, тревога. И с наростающими чувствами усиливался и лунный свет. Теперь было детально видно лицо девушки. Она плакала, захлебывалась в собственных слезах. Темные волосы липли к мокрым щекам, а пухлые губы постепенно синели. Одна рука незнакомки сжимала небольшой шприц. Трудно было понять, что за жидкость была внутри. Но эти небольшие, подрагивающие пальцы, сжимающие хрупкое стекло, выглядели так, будто вот-вот сдавят иглу и она не сможет проникнуть внутрь. Но с каждой секундой она была все ближе и ближе и вскоре кончик иглы перестал отражать от себя этот яркий, лунный свет и погрузился внутрь.***
— Да, я вновь подтвержу, что это обычное отравление и прослежу, чтобы врач, проживающий тут, не сделал ничего лишнего, — Уильям встал и вернулся обратно к братьям. — А пока готовьте список вопросов, на которые вскоре нам ответит эта дама. Начнём сразу после пробуждения. Странное чувство засело в душе мужчины. Уильям изнывал от желания поскорее узнать ответы на всё то, что в эту минуту волновало его. Всё вокруг путалось и своими событиями выбивало из колеи. Он не мог перестать думать о собственных снах и девушке, что прямо сейчас восстанавливалась после тяжелой дозы нещадящего здоровье наркотика. Это ведь она снилась ему. Безусловно, собственные сны в сравнении с их с братьями делом волновали в последнюю очередь. Но как же хотелось разобраться в том, почему она снится ему, почему вызывает говорящее о слабости чувство сострадания и желание помочь, именно помочь. Блондин старался успокаивать себя тем, что во всём виноват знакомый ему стереотип, что девушки, попавшие в цепкие опиумные лапы – жертвы тяжёлого детства и необдуманного отношения к себе. Он с братьями уже долгие годы идут к своей цели. Для этого у них есть всё: статус, ресурсы, поддержка друг друга и нужные люди. Но прямо сейчас не хватало определённости в своих желаниях. Из-за этого план любых действий мешался в голове и разрывался на сотни частей, не позволяя составить четкой хронологии. — Как скажешь, Уилл, — братья встали и последовали к выходу из комнаты. — Даже не дадим ей время на восстановление? — Льюис посмотрел в сторону девушки. — Именно, брат, нам нужно как можно скорее закончить с планом и начать действовать, — улыбнулся средний Мориарти и вышел. Перед тем, как разойтись он бросил: — Не дайте лорду Ганноверу что-то заподозрить касательно моей профессии. Для него я отзывчивый профессор математики и по совместительству врач. Остаток дня младшие братья, как и планировалось, провели в библиотеке. Кроме прислуги в поместье не было никого: лорд Ганновер отлучался по делам своей недавно прибывшей сестры и обещал вернуться к утру вместе с ней и племянницей. Как же посчастливилось оказаться им троим на той террасе и в нужную минуту оказать помощь. Эта ситуация очень сильно облегчила положение, но одновременно слегка загнала в тупик. Но и это Уильям счёл это за положительный знак и уж точно не собирался оставлять идею с шантажом на самотёк. Только знал бы он, к чему это в конечном итоге его приведёт. Именно его.