Ты мог все изменить: Счастливые и Отчаянные дни

«Но это все — воспоминания.» Певучим звоном отдал хрусталь, из которого были сделаны наполненные до краев шампанским бокалы. На палубе никто не следил за временем, да и нужды в этом не было: спроси любого гостя о времени, и он скажет, что сейчас время веселиться! С момента старта Морского бала прошло некоторое время, и все присутствующие медленно, но верно разбрелись кто куда: в лаунж, по каютам, в другие залы, на своеобразные балкончики, а кто-то и вовсе бродил по коридорам, обсуждая с товарищем за бокалом вина самые выдающиеся произведения искусства. Так Лука с Эндрю отыскали себя неожиданно уставшими после пятого… или седьмого танца подряд.  — Да уж, милый, нам по 25, а такие «марафоны» мы уже не тянем… — пытаясь отдышаться пожаловался альбинос.  — Тем более, у тебя слабое здоровье. И о чем я только думал… — Лука взял под руку возлюбленного и, нежно чмокнув того в щеку, повёл к столику, доверху набитому различной едой. Лука чувствовал себя немного бодрее, чем Эндрю, а потому взял все хлопоты на себя: взяв у официанта бутылочку холодной воды, он приложил ее к горячему лбу Кресса. Тот, почувствовав, как восхитительная прохлада разливается от лица по всему телу, тихо простонал от удовольствия, сим действием немало смутив шатена.  — Хе-хе… Даже не думай, развратник. — очи Эндрю раскрылись, и он уставил свой укоризненно-насмешливый взгляд на Луку. — Ну, чего стоишь? Поднимай меня и пойдём. — Кресс засмеялся; Лука подхватил это, заулыбавшись, как юный влюблённый мальчишка. Он был не в силах устоять перед этим очаровательным, мягким смехом.  — А куда мы, собственно, идём? — в замешательстве поинтересовался изобретатель.  — Я хочу посмотреть другие залы этого судна. Уверен, Джозеф обставил каждый из них, руководствуясь своим утонченным вкусом… Официант! Легко махнув тощей рукой, парень подозвал обслугу, взяв с натертого до блеска подноса не менее блестящий бокал с алкоголем. Пузырьки шампанского лопались с хрустящим звуком, который складывался в своего рода мелодию. Лука, следуя за Эндрю, также взял себе бокал и тут же принялся вертеть его в руке; швейцар распахнул резную деревянную дверь, впуская пару в мраморный коридор. Дойдя до второго зала, и пройдя вглубь него, парни, к своему удивлению, обнаружили Маргариту Зелле. Длинноногая брюнетка с отменным станом сразила наповал всю мужскую часть собравшихся своей утонченностью и красотой. Конечно же, в этом зале она танцевала, как и всегда: казалось, что длинное вычурное платье и шпильки ей вовсе не мешали; без сомнений, мастерице, коей она является, нипочём такие мелочи. Она кружилась, словно лист на ветру; движения ее были отточены, но так чувственны и эмоциональны, что у каждого из гостей захватывало дух. А блестки на платье создавали ощущение, будто Маргарита светится, совсем как звезда. Лука с Эндрю чуть было не пороняли бокалы, заворожено глядя на танец девушки. Когда та сделала последнее движение, замерев в драматичной позе, зал разразился аплодисментами и комплиментами танцовщице. Откланявшись и с гордостью приняв аплодисменты, Марго шагнула в толпу, через секунду оказавшись возле парней:  — Мы виделись с вами в лаунже, милые, но не успели поговорить. Это нужно исправить! — она засмеялась звонким, заразительным смехом; Лука с Эндрю подхватили это и тоже заулыбались.  — Ох, Марго, — как-то игриво заговорил Лука, — великолепно выглядишь. Я бы сказал, что ты шикарнее всех здесь присутствующих вместе взятых! — закончив, он поцеловал руку Зелле, едва касаясь ее губами.  — И как всегда наш гений-изобретатель Бальса лезет на рожон! Дай хоть слово своему избраннику, Лука! — Маргарита бросила заинтересованный взгляд на блондина, повернув голову в его сторону. Тот, в свою очередь, поправил карнавальную маску и, исполнив все «реверансы» со знакомой, начал:  — Добрый вечер, Маргарита! Был рад увидеть тебя в танце. Хоть и не впервые, но каждый раз — как первый! Думаю, только ты способна так очаровывать…  — Охох, Эндрю, не стоит, не стоит. Лучше давайте выпьем за нашу встречу! С этими словами брюнетка схватила бокал шампанского с подноса пробегавшей мимо официантки и, занеся его чуть выше своей головы, воскликнула:  — За встречу! Дзынь! Дзынь! Зазвенели бокалы с перекатывающейся пузырящейся жидкостью приятного бледно-золотого цвета. Троица приятно проводила время ещё пару десятков минут, обсуждая последние новости светского мира, моду, искусство, да и просто… все на свете, о чем можно было поговорить. Ребята шутили и смеялись, и казалось, что так можно было провести хоть весь Бал, но что парни, что Зелле хотели успеть увидеться со всеми, а посему — они тепло распрощались, искренне благодаря друг друга за насыщенный разговор. В запасе у возлюбленных было ещё несколько часов, так что тревожиться было не о чем: они спокойно направились в картинную галерею. Пошли они туда по просьбе Эндрю — альбинос откуда-то узнал о роскошной выставке картин, что пройдёт на судне. Чем ближе был картинный зал, тем сильнее разгоралось пламя в алых глазах Эндрю. Лука, впрочем, тоже не отставал: ему, как человеку, которому искусство с наукой были родителями, было безумно интересно поглядеть и оценить вкус Джозефа. Потянув за ручку двери, Эндрю открыл ее и очутился в самой галерее. В нос мгновенно ударил запах дерева с примесью глины, а также масляных красок разного качества. Вслед за Крессом в зал зашёл и его парень, вскинувший брови в диком восторге. Недолго думая, ребята прошли вглубь зала, внимательно осматривая каждую из картин и, неожиданно, скульптур. Хотя, зная Джозефа… ничего удивительного в этом не было. Некоторые, особо провокационные картины, подвергались обсуждению со стороны Луки и Эндрю. И вот, повернув за очередной угол, возлюбленные наткнулись на странного парня в восхитительном костюме. Молодой человек даже не обратил внимания на постороннее присутствия, продолжая задумчиво разглядывать одну из картин. В руках его был блокнот, в который незнакомец что-то очень часто записывал и помечал.  — Хэй, я узнаю его… это же тот парень, как его там… — склонившись к Эндрю зашептал Лука, — Эдгар Вальден!  — М? Тот художник, который был с нами за столом?  — Да, да, именно он! Он весьма близок с нашим Джо, и меня это интересует… Недолго думая, парни вышли из-за угла, заставив Эдгара повернуть голову в их сторону:  — Ещё раз добрый вечер, сэр Бальса, сэр Кресс. Рад, что мы с вами увиделись в такой обстановке. — говоря это, художник продолжал старательно выводить что-то в блокноте, подглядывая то на собеседников, то на картину. Поздоровавшись в ответ, Лука с Эндрю подались в сторону Вальдена, смотря на объект его внимания. Не выдержав, шатен спросил:  — Господин Вальден, мы с моим возлюбленным повидали множество произведений искусства, но полотно, что сейчас перед нами, видим впервые. Мне все же очень интересно, что вы записываете в свой блокнот? Ответом стала самодовольная улыбка:  — Все дело в том, господин Бальса, что эта картина написана моей рукой, и я, взглянув на неё свежим взглядом спустя несколько лет, подмечаю свои ошибки и недочеты. Эндрю с Лукой переглянулись в удивлении; у обоих в мыслях проскочило: «А этот парень и вправду… интересный». Дальнейший диалог не заладился, а посему собеседники распрощались; Лука взял Эндрю под руку, медленно ступая вдоль зала с картинами и статуями, конца которому не предвиделось. Было удивительно, что подобные залы вообще удавалось разместить на чертовом судне…  — Ах, я устал… — жалостливо протянул Эндрю, когда пара покинула картинный зал.  — Булочка, ты хочешь перекусить? — заботливо спросил Лука, погладив плечо альбиноса. Получив в ответ кивок, Лука подцепил проходившую мимо прислугу, спросив, где ближайшее помещение с едой. Оказалось, что стол был буквально в соседнем зале, что, в целом, было очевидно, ведь блюда были почти в каждой комнате этого корабля. Джозеф точно организовал все на высшем уровне! В этот зал парни заходили уже куда более весело, почти вприпрыжку. Официант не соврал: внимание Кресса и Бальсы тут же зацепили четыре больших круглых стола, почти как те, что стояли в основном зале; казалось, будто несчастная мебель вот-вот рухнет под тяжестью блюд и напитков, наполнявших ее. Щеки и Эндрю, и Луки зарумянились, а желудки заурчали, предвкушая очередной бальный ужин. Парни удивлялись самим себе — раз за разом поедая изысканейшие яства, они могли приняться за новую порцию буквально через 30 минут. Особенно необычно это было для Эндрю, который от рождения много не ел, да и просить не стал бы. Но Морской бал на то и Морской бал — отрываемся как можем!  — Ух ты, сколько вкусностей! — затараторил изобретатель; в его глазах замерцали звездочки. — Посмотри, булочка! Тут и пирожные, и креветки в соусе, и гребешки с мидиями, стейки, а главное — море алкоголя!  — Я думаю, ещё пара бокалов бренди, вина или даже шампанского — и отсюда мы целыми не выберемся. — Эндрю сказал это с иронией, но все же схватил своего ненаглядного за шиворот пиджака, дабы тот не смел все содержимое столов. Но противиться Луке дольше минуты не мог даже Эндрю — они аккуратно подошли к одному из столов, где, по их мнению, оказались лучшие блюда и уселись за стулья. Только вилка успела лязгнуть об тарелку, как двери пустующего банкетного зала снова распахнулись…  — О, ребята, вы тоже здесь! — хватило мига, чтобы распознать поначалу незнакомые голоса.  — СЕ! ФАН! — Эндрю вскочил первым; за ним из-за стола вышел и Лука. Не сказать, что он был рад отрываться от ужина, но вошедшая в комнату пара была и его приятелями тоже.  — Сколько лет, сколько зим, друзья! — начал Фан.  — Да уж, давно мы с вами не виделись вот так, в благоприятной обстановке. Мы вечно в разъездах… — сразу подхватил Се, пожимая руку Эндрю. Мужчины выглядели как всегда превосходно: они, по обыкновению, надели парные смокинги чёрного и белого цвета. Их портной постарался на славу: пошив шелковых костюмов в традиционном китайском стиле тонко подчеркивал статность возлюбленных, их фигуры и рост. Даже Эндрю по сравнению с ними казался не таким уж высоким, что уж говорить о Луке, который, как ему чудилось, ростом не вышел. Лица Се и Фана украшали расписные маски, также чёрного и белого цвета. Дезолье учёл и это, когда отправлял маски парням.  — К сожалению, мы не успели поговорить с вами в лаунже, но, быть может, тут успеем наговориться на славу? — Лука также пожал руку обоим мужчинам, жестом пригласив их за стол. Усевшись, четверо начали бурный диалог. Тем было много, да и времени предостаточно. Рано или поздно речь дошла и до зонта, подаренного Крессу Се Бианем уже очень давно:  — Хвала всем богам, он до сих пор у меня, — вздохнув, Эндрю невзначай бросил взгляд на любимого. Лука же ответил не менее выразительным выражением лица, спокойно продолжив есть.  — Прекрасненько! — с умилением ответил Биань, скрестив руки в замок. Он действительно ценил то, что альбинос хранит его подарок и главное — пользуется им. Как бы ни хотелось Луке с Эндрю не выпивать больше, алкоголь все равно являлся прекрасной поддержкой разговора, особенно в связке с чудесной едой. Шутки и смех порой сменялись жаркими спорами подвыпивших сторон, где было неясно, кто прав, а кто нет; хотя, все эти споры заканчивались как только находилась тема поважнее и поинтереснее. Се и Фан рассказывали о Китае и его культуре, о путешествиях и своём бизнесе. Эндрю с Лукой со своей стороны рассказывали о своей мирной, счастливой жизни в Бруклине, о том, как Эндрю пишет стихи и учится играть на фортепиано, а Лука проектирует все новые механизмы и совершает пусть небольшие, но прорывы в мире физики и математики. Идиллия прервалась, когда Фан резко полез в свой саквояж, будто пытаясь там что-то отыскать. Компания замолчала в ожидании, и через пару мгновений мужчина достал из сумки… камеру.  — Поглядите, — гордо начал он, поставив устройство на стол, — подарок от Джозефа.  — Он сказал, что хочет, чтобы этот фотоаппарат всегда был с нами в наших странствиях. — продолжил Се. Конечно же, он был не удивлён такому сюрпризу, ведь сопровождал своего парня на протяжение всего бала.  — Вау… — в глазах Бальсы заблестели огоньки, стоило тому увидеть фотоаппарат. — Кажется, он сделан вручную? — сгорая от любопытства поинтересовался шатен.  — Верно, — ответил Уцзю, — один из мастеров Джозефа сделал его специально для нас. Это было заметно невооружённым глазом: черно-белая камера, частично украшенная золотом, в китайском стиле идеально подходила для Фана с Се.  — Чудесная диковинка, интересно, каково качество фотографий? — спросил Эндрю.  — Сейчас и узнаем. — улыбнулся Фан, — Я бы хотел, чтобы первой фотографией, что сделает этот фотоаппарат, была фотография с вами. Хотя, конечно, фотографии будет две: одну копию отдадим вам, вторую оставим себе на память. В углу зала нашёлся штатив, что оказалось очень удобно. Эндрю с Лукой сели на широкий кожаный диван, стоявший у одной из стен помещения, пока Биань и Уцзю настраивали камеру. Когда все было готово, Фан поставил устройство на таймер, и мужчины быстро присели рядом с парочкой, взявшись за руки. Кресс и Бальса решили последовать примеру, тепло и крепко обнявшись. На лицах каждого застыла искренняя, полная счастья улыбка. Два щелчка — и памятный, яркий момент был запечатлён навсегда. Все четверо буквально в мир сорвались к фотоаппарату, дабы поскорей посмотреть, что вышло. Уцзю нажал пару кнопок и… камера выдала два ещё горячих полароида, на которых красовались две счастливые пары. Прелестные снимки!  — Как здорово! — воскликнул в восхищении Эндрю, улыбаясь до ушей.  — Теперь не менее важная часть… — Фан подошёл к саквояжу и, порывшись там чуток, вынул ручку. — Пожалуйста, распишитесь на память. Первым свой автограф на фотографии, которая, по всей видимости, останется у Фана и Се, оставил Эндрю. После него ручка попала к Луке, тот, недолго думая, также подписался на снимке, оставив помимо подписи два небольших сердечка. Символ любви с Эндрю. Ту же процедуру исполнили и Биань с Уцзю: их размашистые, изысканные подписи украсили полароид Луки и Эндрю. Компания обменялась рукопожатиями… Этот снимок — первое, что отыскала Эмма в заброшенной мастерской Луки. Она ощупала фотографию, не в силах поверить в то, что двое парней с радостными лицами, сидящие на том самом кожаном диване ныне мертвы. Веры в это не было ни у кого, только отрицание. Из глаз брызнули слёзы; она прижала фотографию к сердцу, пообещав и себе, и парням с трепетом хранить эту добрую память обо всем, что случилось в их жизни. Пускай будущего уже нет, но прошлое, застывшее на фотографиях, будет всегда.