Особенности национальных праздников

Их уже окружили люди: старики, женщины, дети, подбежавшие от школы мужчины и подростки. Рукопожатия, дружеские похлопывания по спине и плечам, одобрительные слова, восхищенные возгласы… Разведчики даже что-то отвечали, и окружившие их не подозревали, какой напряженный диалог идёт по внутренней связи: – Бластер! Бластер! Мост… – Что ты делаешь, Джаз?! – Пытаюсь вытащить нас отсюда, Оптимус! Бластер!!! – Но это нас полностью демаски… – Налить! Пусть потом десы объясняются с местными! Они, похоже, мастера оптику затирать! Бластер, мост, твою ж альфу!!! – Попытки: бесполезны. Связь с резиденцией автоботов: блокирована, – голос, нежданно-непрошено вклинившийся в их ожесточённую перепалку по коммлинку, был отстранённо-бесстрастным и именно поэтому узнаваемым. – Чтоб тебя скраплеты сожрали, глючный ты шлак! – не сдержавшись, от всей Искры выругался диверсант. – Претензии: не обоснованы. Вас предупреждали, – отозвался тот же безэмоциональный голос. – Всё, командир, можно отключать коммлинки, – с невесёлой усмешкой обратился лейтенант к Оптимусу. – Всё равно больше без чужих аудио не поговорить! – И что дальше? – уже вслух обратился к нему Прайм. – Как что? – на вопрос неожиданно откликнулся не его лейтенант, а органик, местный бухгалтер Фёдор Афанасьевич. – Говорю же: заночуете у меня, а уж наутро и поедете своих догонять! С трудом «включившись в действительность», автоботы обнаружили, что уже основательно стемнело: солнце почти ушло за гору, его последние лучи золотили верхушки сосен на гребне увала, а здесь, в распадке, стремительно наступали сумерки. На площади, под зажегшимся на мачте у правления фонарём, откуда-то появились длинные деревянные столы и скамейки без спинок, а на столы женщины-аборигенки в накинутых на плечи больших пёстрых треугольных кусках ткани с бахромой ставили блюда с какой-то едой, нарезанной крупными кусками, и небольшие плетёные корзинки с овощами и яблоками. Мужчины под руководством Трофимыча, водрузив на столы несколько внушительных размеров ёмкостей с какой-то прозрачно-белёсой жидкостью, расставляли большие гранёные стаканы. «Чух-чух-чух» у трансформаторной будки звучало уже реже и тише – компрессор работал только на поддув: батут-крепость гордо расправил свои стены и башни, посредине круто вздымался мост-горка с верёвочной лестницей, и первые ребятишки уже лезли по ней наверх. Стёпка, оседлав надворотную башню, звонким голосом командовала вновь подошедшим детям снимать обувь. – Что ж, Фёдор Афанасьич, ваша правда: утро вечера мудренее! – неожиданно для Оптимуса согласился со стариком Джаз. – Показывайте, куда нам идти… – Так вот, за столы пожалуйте, повечеряем чем Бог послал, заодно и подарки премьера обмоем, и ваше геройство отметим! Кабы не ты, Евгений Батькович, закатал бы Бруня ребятишек, как пить дать, закатал! – Да мы то-что… Вот Антонина ваша… – Так она его, Бруню-то, с молочных телят выходила, слабенький был, а теперь вот какой красавец, чемпион-производитель! И до сих пор они как мамка с сыном, своих-то детей у неё только дочка… – Пойдём, друг Тимофей! – Джаз повернулся к голоформе командира, приобнял за плечи, направляя вслед за стариком, и быстрым шепотом произнёс: – Теперь нам лучше быть среди людей, при них нас не тронут – десам не с руки нарушать маскировку… – По мне – лучше уехать, – таким же шепотом ответил Оптимус, – ну, вышвырнут снова через свой мост за поворотом… – Не-ет, командир, чую – просто депортацией на этот раз не отделаемся, не зря Саунд про предупреждение напомнил! Так что переночуем у старика, утром найдём попутчиков до города, а там уже будем думать, как оторваться… Едва Джаз успел договорить эту фразу, со стороны моста через речку послышался гул моторов, и только «представители премьера» успели рядышком сесть за стол под одобрительные возгласы собравшихся на тему: «Ну вот, это по-нашему, а то – ехать надо!», как на площадь выкатилась кавалькада, возглавляемая хорошо знакомой автоботам черно-белой легковушкой… Баррикейд подрулил ближе к столам, остановившись как раз между альтмодами Джаза и Оптимуса, Лонг Хоул и Боункрашер проехали чуть дальше и практически перекрыли своими корпусами выезды в сторону реки и леса, а Скэвенджер встал рядом со Скреппером, перегородив въезд. Наблюдая за их действиями, Оптимус чуть повернулся к напарнику и едва слышно произнёс: – Ты был прав, выпускать нас отсюда десы явно не собираются… – Ничего, командир, план есть – прорвёмся, – в очередной раз подбодрил его лейтенант, хотя сам твёрдой уверенности, увы, не ощущал. Между тем дверцы «легковушки» распахнулись, и с пассажирского места на площадь шагнул лично «Владимир Владимирович Мегатронов», на этот раз в генеральской фуражке вместо танкового шлема, отчего выглядел ещё выше и внушительнее. С водительского места поднялся «агент Фоулер» (автоботы так и не могли отделаться от этой ассоциации, настолько точно голоформа Баррикейда повторяла прототип). – Всем здравия, люди добрые! – поприветствовал собравшихся Мегатрон. – Бают, что земляк мой вдругорядь к вам завернул, вот решил подъехать, а то поговорить ладом и не удалось! А по какому поводу праздник? – Так сослуживец-то твой вот с помощником премьера подарки нашим ребятишкам привезли, – кивнув головой в сторону Джаза, произнёс шагнувший к нему навстречу Фёдор Афанасьевич. – А когда эту матрасину надувать стали, – продолжил вслед за ним Юрий Кузьмич, кивнув уже в сторону батута со скачущими ребятишками, – как на грех, стадо на площадь вышло! Ну, Бруня на эти башни и взыграл – кабы не твой земляк, так и закатал бы кого! А Тимофей-то на вид и не богатырь, а в лоб ему вдарил так, что бык с копыт долой… – Да, – подхватил уже успевший хлебнуть буряковки завгар Трофимыч, – помните, надысь весной пузыревские коров на случку привозили, так Федю-Оглоблю мужики подначили с Бруней силой померяться – так он Федю чуть не закатал, только зимняя фуфайка и спасла! Так Федя-то – Оглобля, а тут обычный мужик – и такой удар! Помнишь Федю-то, Владимирыч? Федю-Оглоблю* Мегатрон помнил слишком хорошо, и будь Трофимыч не человеком, а одним из кибертронцев, вряд ли бы его хоть что-то спасло – таких напоминаний Лидер десептиконов не терпел. Но шлакова конспирация заставила его таки сдержаться, хотя мрачный тяжёлый взгляд, которым он одарил не в меру болтливого завгара, заставил того отшатнуться назад, где его подхватили под руки местные мужики и оттащили в сторону со словами: «Ну, Трофимыч, совсем ты армейку забыл! Не с сержантом говоришь, с генералом! Субординации не знаешь?!» – Просим к столу, гости дорогие! – разряжая ситуацию, произнёс Фёдор Афанасьевич. – Вот, Владимир Владимирыч, к земляку своему и садись, под буряковку-то и поговорить душевней выйдет! – К нему и сяду! – громко, но всё ещё мрачно ответил Мегатрон, направляясь к столу, за которым рядышком сидели автоботы. Места около них, предназначенные местному руководству, были еще свободны, но он решительно подвинул Джаза и сел между ними, с легкой усмешкой проговорив: – Ты не серчай, помощник премьера, сейчас я своего заместителя кликну, вам тоже будет о чем поговорить! Диверсант не успел даже возразить, как подошедший Старскрим тоже в свою очередь втиснулся между ним и Мегатроном, ещё дальше отодвигая начальника разведки автоботов от его командира. Когда с другой стороны к нему подсел Баррикейд, к Оптимусу – Скэвенджер, напротив – Скайварп с Тандеркрэкером, а за соседний стол – остальные конструктиконы, Джаз понял, что надежда действительно осталась только на местных органиков… Надежда в какой-то мере оправдалась: рассадив всех, Фёдор Афанасьевич не менее решительно, чем Мегатрон, отодвинул от Джаза Баррикейда со словами: – Подвинься-ка, Барри Иваныч, мне тут с помощником премьера побалакать за колхозную жизнь надоть! Диверсант быстро глянул по сторонам: большинство собравшихся посматривали в их сторону, но во взглядах светилась не тревога, а любопытство, уважение, а в женских – и неподдельный интерес. «Хорошо, что привлекаем внимание, – подумал Джаз, – хоть десы и взяли нас в коробочку, утащить незаметно не смогут». Между тем старый бухгалтер поднялся и громко прокашлялся. Гомон за столами сразу стих, видно было, что старика искренне уважают, а некоторые и побаиваются. – Ну, что, дорогие односельчане, – начал речь Фёдор Афанасьевич, – у нас, конечно, сейчас уборочная, и никаких празднеств не планировалось, но такой повод не каждый год бывает: сам премьер-министр решил премировать наших ребятишек за помощь в сохранении родной природы – помните, как он вчерась за экологию-то агитировал?! Вот прислал им прыгалки эти и компутеры в школу – чтоб понимали, что на селе можно жить не хужей, чем в городе, чтоб не спешили уезжать за лучшей долей! – старик помолчал немного и, подняв едва наполовину наполненный стакан, завершил тост словами: – Ну, чтоб все это работало как надо и не ломалось! Стакан самого Джаза оказался наполнен чуть ли не до краев – явно постарался кто-то из рядом сидящих «шефов», пока диверсант вертел головой, оценивая обстановку. Джаз неторопливо сделал небольшой глоток, анализируя состав местного хайгрейда: вкус был довольно приятным, чуть сладковатым, а вот процент содержания этанола оказался неожиданно высоким – более семидесяти пяти. «Ну ни квинта ж себе! – удивлённо подумал диверсант. – Крепкие ребята эти аборигены! Не перебрать бы заряда с этим энергоносителем!» – и попытался поставить недопитый стакан на стол. Не тут-то было… – До дна, братан, до дна, здесь у нас так принято! – нахально осклабился сидевший напротив Скайварп. – До дна, до дна! – подхватили сидящий неподалёку Трофимыч и несколько мужчин рядом с ним. – А то презенты ваши в толк не пойдут! – Извините, братаны, но нам с другом завтра с утра за руль, премьерский кортеж догонять! Тимофей, слышишь? – и Джаз, наклонившись к столу, попытался встретиться глазами с командиром. Однако обтянутая кожаной курткой могучая спина голоформы Мегатрона, развернувшегося лицом к Оптимусу, полностью перекрывала всю видимость. Попытку отклониться назад и дотянуться до плеча Прайма пресёк Старскрим громкой ехидной репликой: – Ну, пред-ста-ви-итель, и стакана ещё не осилил, а уже обниматься! Или на брудершафт желаете? – и лейтенант десептиконов, ловко перехватив руку «коллеги»-автобота, всунул ему в ладонь стакан с хайгрейдом: – Пей до дна, братан, уважь людей! Этот призыв подхватили конструктиконы и компания Трофимыча. Джаз резко «выдохнул» и одним махом опрокинул в себя стакан, поперхнулся, закашлялся, проливая большую часть жидкости на себя и на землю. – Да как вы это пьёте?! – сдавленно прохрипел он, оседая на лавку под нажимом Старскрима. – Это ж почти чистый спирт! – Это конешно, тут привычка нужна, – откликнулся Фёдор Афанасьевич, придвигаясь по скамье к Джазу. – Наши-то отродясь только это и пьют, да и шефы приучились уже, а свежему человеку… Дай-ка, милок, свой стакан… Старик принял протянутую ёмкость, поднёс к носу, слизнул остатнюю каплю с краю и, усмехнувшись, поставил на стол: – Ну, понятно все… Джаз приподнял голову с безмолвной просьбой объяснить. – Да есть у наших мужиков шутка такая стародавняя: приезжих на прочность проверять, а уж «троеславие» шефское, особенно – этот рыжий, к любой каверзе готовы присоединиться! – начал старик, но прервал речь, поворачиваясь к поднимающемуся со стаканом в руке Валентину Дмитриевичу. – Наэн… Напоить нас хотят, что ли? – наклоняясь к старику, быстро прошептал диверсант. – Ну да, – подтвердил тот. – Только не боись, щас мы с ними в обратку сыграем, будут знать, охламоны, с кем шутить! Слушай вон пока бригадира, про вас с Тимофеем говорит! Бригадир, и верно, говорил о них: – И если б у нашего премьера все помощники были б такие… Все, даже десы, повернули головы к говорившему тост, и диверсант, улучив момент, последовал совету старика и поменял местами наполненные стаканы. Валентин Дмитриевич, закончив свою речь словами: «Ну, чтоб наши дорогие гости были у нас не в последний раз!», поднял стакан и, повторив церемонию звонкого прикосновения к ёмкостям соседей, в два глотка выпил свою порцию. В этот раз Джаз легко сумел повторить его манёвр, поскольку в стакане Старскрима оказался довольно некрепкий по сравнению с предыдущим напиток, напоминающий кибертронский миддлгрейд. Зато сам Старскрим, по-гусарски разом опрокинувший в себя стакан, замер с открытым ртом и разошедшимися в стороны окулярами. Исподтишка кинув взгляд на заместителя Мегатрона, диверсант старательно спрятал ухмылку. Он был отомщён, но отлично понимал, что второй раз это не прокатит, Старскрим будет начеку. Хотя… сикеры, как известно, плохо переносят хайгрейд… Пришедший в себя лейтенант десептиконов ожёг Джаза яростным взглядом, но натолкнулся на глаза внимательно наблюдавшего за ним старого бухгалтера и быстро отвернулся. Фёдор Афанасьевич погрозил пальцем в сторону Скайварпа с Тандеркрэкером и строгим голосом произнёс: – Ну-ка, Славка, убирай свою спец-канистру! Гостям завтра с утречка ехать уже, премьера догонять! И не лыбься, я ить и генералу вашему отжалуюсь! Додумались, над кем шутить, а?! А ты, Владислав, – теперь старик повернулся к Старскриму, с каменным лицом смотрящему прямо перед собой, – не абы кто – комэск, своих летунов окорачивать должон, а не потворствовать им! Представители премьера, подарки детям привезли – понимать надо! Диверсант, замерев, наблюдал за этой сценой: «Ох, Фёдор Афанасьич, знал бы ты, кого поучаешь и что они с тобой, да и со всеми тут, сделать могут! Да и мне теперь ворн этак сто Скриму на оптику лучше не попадаться – «обнулит» только за то, что я всё это слышал! Праймас, это что ж такое с десами случилось, что они такие речи от органиков терпят?!» Повернувшись к старику, он накрыл его ладонь своей: – Да ладно, Фёдор Афанасьич, ну, пошутили ребята, тем более, сам говоришь – традиция такая! Ну, ничего ж мне не сделалось, теперь знать буду, какие крепкие мужики сибиряки («Да чем бы другим крепкие, а тут – выпивкой хвалиться!» – буркнул старик), я за Тимофея вот беспокоюсь… – За него-то што беспокоиться? – удивился Фёдор Афанасьевич. – Чай, наш генерал – не эти оболтусы, сослуживца своего подводить не станет! – Сослуживца?! – искренне удивился диверсант, воззрившись на спокойно-уверенное лицо старика. – А ты что ж, не знаешь? Воевали они вместе, может, твой Тимофей у нашего генерала и шоферил, а потом к премьеру перешел, на повышение? Джаз смутно припомнил обращённую к старику фразу Мегатрона, проскочившую, когда он, уезжая вместе с Бишкой с луговины в посёлок при первом визите, включил подслушку: «…воевали мы с ним…» И впрямь, как мог старик думать по-другому, услышав это?! В это время из-за Фёдора Афанасьевича со стаканом в руке поднялся Баррикейд в образе агента Фоулера. «Этот-то с чего вдруг?» – подумал было диверсант, но, быстро проанализировав записи, понял, что боевикон тут типа агента по связям с местной общественностью. Того, что «Барри Иванович» – депутат районного муниципалитета, Джаз и предположить не мог! В лучших традициях российской бюрократии Баррикейд высказал глубокую благодарность правительству за заботу о сельской глубинке и напрямую, в лучших традициях десептиконов, потребовал обеспечить конкретно их таёжный район техникой для ухода за лесом, раз уж премьер-министр так печётся об экологии Сибири. Бурные аплодисменты и выкрики типа: «Молодца, Иваныч!», «Вот это по-нашему!», «Так их, а то незнамо куда деньги народные транжирят!» наглядно показали, что «Барри Иваныча» местное население очень даже уважает. Рядом досадливо крякнул Фёдор Афанасьевич: он-то как раз сел рядом с «представителем», чтоб исправить свою давешнюю оплошность и прямо попросить для колхоза что-нибудь из техники, но его опередили, потребовав для района, и просить теперь что-то еще отдельно казалось ему неудобным. Джаз, взяв наполненный стакан, решительно поднялся – это была возможность ответить всем сразу и посмотреть наконец через головы десолидера и его заместителя, как там Оптимус. Капитан автоботов сидел, одной рукой подперев голову, а другой – крепко ухватив стакан, и все попытки Джаза поймать его взгляд ни к чему не привели. «Что ж, – подумал диверсант, – бывали ситуации и похуже, попробуем выкрутиться!» Дождавшись, пока все допьют и утихомирятся, он поблагодарил собравшихся за тёплый приём, похвалил накрытые столы и буряковку («нигде такого не пробовал: и мягкая, и вкусная, и забористая!») и клятвенно пообещал расшибиться в лепёшку (самое твёрдое обещание русских, какое он отыскал в Gооglе), но достать для зауральского лесхоза мульчер-ротоватор. Затем повернулся к старому бухгалтеру и с чувством произнёс: – И вам большое спасибо, Фёдор Афанасьевич! – Мне-то за что? – тихо пробормотал старик. – Кабы не вы, я б уже под столом лежал, – так же тихо и быстро ответил Джаз и уже громко продолжил: – И вашу просьбу я помню, только вы уж определитесь: кормораздатчик или автопогрузчик, что-то одно – я ж не премьер, не такой всемогущий! – Автопогрузчик-то получше будет, многофункциональный он, с ним мы и погрузим что надо, и корма раздадим! – обрадованно заулыбался старик. – Ну спасибо, удружил – так удружил, Евгений… как тебя всё-таки по батюшке-то? – Георгиевич, – перевёл в отчество второе из отобранных им к использованию имён Джаз. – И, наверное, нам с другом пора отдыхать, дорога-то с утра дальняя, так что ещё раз благодарю за… – Погодь, погодь, время-то ещё детское, даже луна над увалами не взошла! – отпускать гостей на покой так рано поселковые явно не собирались. – Не погуляли ещё как следоват, песни не попели! И нам завтра на работу с утра, так чё, не жить теперь?! Садись, паря, уважь людей! Окинув быстрым взглядом столы, диверсант заметил, что десы даже не принимают участия в уговорах – видимо, сценарий подобных праздников им был хорошо известен. «Что ж, так не прокатило, попробуем по-другому…» – подумал он, вновь опускаясь на скамью. В это время в группе женщин через стол от них зашептались, тихо подталкивая мать Степаниды: – Ну давай уже, Тонька, а то мужики своего «Ермака» заведут – не пробьёмся! Та распрямила спину, расправила на плечах полушалок, сверкнула большущими, как у дочери, глазами в сторону «представителя» и, слегка приподняв голову, глубоким и мягким голосом негромко завела: – Ме-есяц спря-атался за рощу, Спят ночные берега-а… Хо-ороши-и ию-ульской ночью Сенокосные луга-а… Сидящие рядом женщины подхватили: – За рекой гармонь игра-ает, И не спим мы до утра-а, Ох ты, ночка лугова-ая, Сеноко-осна-я пора… Джаз и раньше вживую слышал, как поют люди: солдаты Леннокса в дни отдыха, достав банджо или гавайскую гитару, речитативом распевали весёлые куплеты, дурачась и приплясывая друг напротив друга. Тут было совсем другое: мягкие и чувственные голоса женщин, сплетаясь между собой, проникали прямо в Искру, будоражили её, вызывая непонятное томление и сладкую тоску по чему-то то ли прошедшему, то ли не сбывшемуся… Заслушавшись, диверсант не заметил, как одна песня сменилась другой, такой же прочувственно-напевной. Начало третьей перебил мужской голос: – Ну, завели свои бабьи посиделки! Мужики, давайте нашу! Дмитрич, а?! Валентин Дмитриевич негромко прокашлялся и, тоже расправив плечи, сильным глубоким баритоном начал: – Ревела буря, дождь шумел, Во мраке молнии блистали… Мужчины дружно подхватили: – И беспрерывно гром гремел, И в дебрях ветры бушевали… Это и был знаменитый «Ермак», упомянутый женщинами. Мужская песня звучала мощно и грозно, олицетворяя собой силу и стойкость породившего её народа. Это тоже пробирало до самой Искры… Потом было ещё несколько песен, которые пели все, в том числе и многие «шефы»-десептиконы, явно знавшие и оценившие местные фольклор. Джаз с удивлением наблюдал, как сидящие рядом конструктиконы с яростным азартом ревели в унисон: – Мы мирные люди, но наш бронепоезд Стоит на запасном пути! Но дальше стало ещё интереснее. Лесничий Юрий Кузьмич, повернувшись к Мегатрону, вполне серьёзно произнес: – Владимирыч, давай про танкиста, а? Ответ Мегатрона был неожиданно нерешительным: – Да пусть вон лучше молодежь споёт… Лесника поддержал Валентин Дмитриевич: – Владимир Владимирыч, да так, как ты, её никто не поёт, ты ж с такой душой, будто сам там… Со всех сторон раздавалась: – Товарищ генерал… – Пожалуйста, просим… – Владимирыч, уважь… – Ну ладно, уговорили, – сдался наконец «генерал Мегатронов», кинув перед этим быстрый взгляд на дремлющего Оптимуса. – Скай, подыграй! Скайварп откуда-то из-под стола извлек старенькую акустическую гитару, пробежался по грифу, настраивая, и, уверенно перебирая лады, взял первые аккорды. Мегатрон, медленно поднимая голову, вступил сильным тяжёлым голосом: – По полю танки грохотали, Вокруг кипел жестокий бой, А молодого командира Несли с пробитой головой. Горит машина боевая. На башне пламя языки… Судьбы я вызов принимаю Одним пожатием руки… Хрипловатый голос Мегатрона как нельзя больше соответствовал суровой реальности этой песни. Казалось, что он идёт прямо с поля боя, из горящего танка… На последнем куплете многие женщины уже украдкой утирали слёзы концами полушалков, а лица мужчин сделались сухо-угрюмыми. Даже когда голос умолк, всё ещё казалось, что песня плывет за посёлком, сливаясь с лесом и речным туманом… Прерывая затянувшееся молчание, вновь поднялся Фёдор Афанасьевич: – Давайте, други, помянем всех, кто погиб, защищая Родину, когда б и где это ни случилось… И пусть наши дети и внуки не узнают войны… Выпили, молча поднявшись из-за столов, и, постояв, так же молча опустились обратно на скамьи. – Ну, что, молодежь, живым – жить, давайте что-нибудь повеселее! – скомандовал все тот же Фёдор Афанасьевич. – Броня крепка и танки наши быстры, И экипажи мужества полны! – единым духом рявкнули конструктиконы, люди подхватили: – В строю стоят гвардейские танкисты, Своей великой Родины сыны! Дальше во весь голос ревели уже все хором, но каждый своё: люди – классический вариант, а десептиконы: – Гремя огнём, сверкая блеском стали, Пойдут механы в яростный поход, Когда суровый час войны настанет И Мегатрон наш в бой нас поведет! Потом завели было «Над границей тучи ходят хмуро», но тут возмутился Скайварп: – А чё всё про танкистов-то?! Чем мы, лётчики, хуже? Давайте нашу, лётную! – и, взяв новые аккорды, с веселым бесшабашным напором выдал: – Потому, потому что мы пилоты, Небо наш, небо наш родимый дом! Первым делом, первым делом самолёты… А, Старскрим?! Давай! Старскрим, мрачно-молчаливо сидевший за столом, не принимая участия в «художественной самодеятельности», резко приподнялся, перегнулся через стол и буквально выхватил из рук Скайварпа гитару: – Нашу лётную, говоришь?! Ну давай! Он быстро подкрутил колки, натягивая струны, и, почти проговаривая, а не пропевая слова, начал: – Когда вы песни на земле поёте, Тихонечко вам небо подпоёт. Погибшие за Родину в полёте, Мы вечно продолжаем наш полёт… Голос его, вначале негромкий, напоминающий шелест осенней листвы, крепчал и поднимался: – Мы открываем солнце днём морозным, Прохладу навеваем в знойный час, Вам кажется, что ночью светят звёзды, А это мы с небес глядим на вас! Голос аэрокоммандера, звеня от напряжения, взлетел до немыслимой высоты и, казалось, охватил все небо: – Мы вовсе не тени безмолвные, Мы ветер и крик журавлей, Погибшие в небе за Родину Становятся небом над ней! Погибшие в небе за Родину… Закручиваясь, с жалобным звоном оборвалась струна, оборвался на высокой ноте голос поющего, с грохотом упала на стол, сшибая пустые стаканы, выпущенная из рук гитара… Старскрим, круто развернувшись к Мегатрону, буквально навис над ним и яростным шёпотом проговорил: – Если придётся уйти, я хочу вот так – в небе над Родиной! Над Родиной, ты слышишь, Мегатрон?! Я боевой истребитель, учёный-исследователь, в конце концов, а не кукурузник!!! Ты ещё весной обещал, что… Джаз, потрясённый силой чувств, переполнявших песню и слова командира сикеров и созвучных его собственной тоске по родной планете, похолодел от мысли, что вот сейчас десолидер обернётся и при всем народе прибьёт своего заместителя за дерзость, как, по слухам, не раз бывало раньше… Мегатрон действительно обернулся, легонько встряхнул аэрокоммандера за плечи и, прижав к скамье, негромко проговорил: – Остановись, Старс! Ты выбрал не те место и время для этого разговора. Поговорим, когда вернёмся на базу, а пока… Тандер! Прогуляйтесь с ведущим до машин, пусть поостынет, успокоится… – и уже обращаясь к людям за столами, с любопытством посматривающим в их сторону, произнёс: – Молодые, горячие, всё на подвиги тянет, а у нас тут пока другие, мирные задачи… Джаз ещё во время застолья заметил, что «шефы» время от времени поочередно выходили из-за стола и ненадолго подходили к «машинам», возвращаясь посвежевшими, и понял, почему местный хайгрейд их не особо забирает: десы просто сбрасывали набранный излишний заряд с голоформ на корпуса, энергоёмкость которых была намного выше. Но Старскрим не мог отойти – ведь он присматривал за лейтенантом автоботов в одиночку, от второго стража, Баррикейда, того отгородил старый бухгалтер – и явно перебрал заряда. Поэтому диверсанту наконец выпала возможность попытаться выбраться из-за стола… Он чуть пригнулся, прикрываясь от Мегатрона медленно поднимающимся Старскримом, а от Баррикейда – Фёдором Афанасьевичем, и быстро перешагнул через скамью, резонно рассудив: «Не будут же они меня при всех насильно обратно заталкивать?!» Сразу же отойдя на несколько шагов, чтоб было не достать руками из-за столов и в то же время показывая, что не собирается бежать, он потянулся, глянул по сторонам (Оптимус так и сидел, навалившись на стол и подпирая рукой голову – не вытащить!) и безмятежным голосом произнёс: – И я пройдусь до машины, а то всё себе отсидел! Из-за стола по кивку Мегатрона уже поднимались Баррикейд и Скреппер, явно намереваясь «прогуляться до машины» вместе с ним. Но удача в виде человеческого фактора пока сопутствовала диверсанту: в Баррикейда вцепился Фёдор Афанасьевич, горящий желанием обсудить реальность перспективы получения обещанной техники. Скреппер в три шага догнал «представителя премьера», аккуратно, но крепко взял «под локоток» со словами: «Ну куда ж вы так торопитесь, тут темновато, споткнуться с непривычки можно, давайте провожу!» – и стал ненавязчиво отжимать его в темноту, в сторону от альтмода. Диверсант уже начал примериваться, как ловчее провести приём, изображающий, что «провожатый» сам споткнулся и упал, уронив «провожаемого» в нужную сторону, но удача снова улыбнулась ему в лице вынырнувшей откуда-то сбоку синеглазой Степаниды. – Дяденька Евгений Георгиевич! – приглушённым голосом начала она, хватаясь за его свободную руку. – Мне с вами поговорить надо! Ну вот прям очень! – Так давай поговорим, только мне до своей машины дойти надо, взять кое-что, – с готовностью откликнулся Джаз, в Искре горячо благодаря Праймаса и благословляя маленькую земную девочку. – Так она же вон там стоит! – Стёпка махнула рукой перпендикулярно тому направлению, в котором продвигал диверсанта Скреппер. – Пойдёмте, я покажу! Дядя Савелий, ну ты чего его держишь-то? Конструктикон неохотно отпустил локоть автоботского лейтенанта и с угрюмым видом двинулся вслед за ними. По-своему расценив его недовольство, Степанида обернулась и успокаивающим тоном проговорила: – Ты не думай, дядя Савелий, я не от мамки, мне самой с ним поговорить надо! – помолчала и добавила: – Ты хороший, дядя Савелий, и по хозяйству нам помогаешь, и вообще… Только мамка всё одно лишь тятьку любит, хоть он и баламут непутёвый! … Джаз со Степанидой сидели в его альтмоде при открытых дверцах и разговаривали – вернее, говорила пока только девочка, а Джаз блаженствовал, приводя в норму зарядку систем. Чуть в сторонке молча покуривал Скреппер-Савелий. – Дядя Евгений Георгиевич… – Можно просто – дядя Женя, – поспешил вставить фразу диверсант. – Дядя Женя, большое спасибо за батут и прости, что я тогда тебя обидела! – Когда? – искренне удивился Джаз, за последними событиями уже позабывший о подробностях их знакомства. – Ну, когда я сказала, что ты самолётов боишься! – напомнила Стёпка. – Мне мама потом объяснила, что ты, верно, воевал в горячих точках и видел, что могут сделать с мирным посёлком самолёты. И что ты не за себя испугался, а за нас, за ребят, хотел нас увезти и спрятать! Что это у тебя ещё долго такая реакция на военные самолёты будет, пока сам войну не забудешь… Правда же, дядя Савелий, ты ведь тоже военный, знаешь, да? – Правда, – неохотно буркнул конструктикон, бросая затушенную сигарету в кусты и приближаясь к ним. – Пойдёмте уже! Вон твоего Пр… друга Тимофея наши из-за стола выводят, ехать пора! – Куда ехать? – растерянно произнёс Джаз. – Мы у Фёдора Афанасьича ночуем! – Мега… Генерал наш уже все перерешал, со всеми переговорил – едем ночевать к нам на базу! – и Скреппер с ухмылкой добавил: – Он хочет ещё с сослуживцем своим пообщаться! Да и до трассы от нас поближе… Все планы побега диверсанта летели к ржавым шаркам. Ну как объяснить местным, почему представителям премьер-министра России опасно ехать на российский государственный военный объект, имея приглашение от начальника этого объекта?! И Оптимуса туда одного отпускать нельзя, типа, пусть он там общается с «сослуживцем», а я здесь переночую! Вот если б была железная уверенность в том, что ему в одиночку удастся вырваться и вызвать помощь! Но нет, его точно не выпустят: за столами было девять десептиконов из двадцати шести, значит, остальные перекрывают периметр. Да ещё глушилки Саунда… Джаз сверился с внутренним таймером: на операцию отвели земные сутки, они здесь шесть с половиной часов вместе с дорогой – ничего, есть ещё время, как-нибудь да прорвемся! А пока… – Ну, к вам – значит к вам! – обречённо вздохнул лейтенант автоботов. – Только я на своей машине поеду! Закрывай дверцу, Степанида, сейчас прокачу напоследок! С трудом подавив шальную мысль дать по газам и попробовать проскочить переулком к лесу – «В салоне девочка, не будут же они стрелять!» – Джаз, дрифтуя, сделал круг по площади, с удовольствием наблюдая, как бежит за машиной Савелий-Скреппер, как вытягиваются и перекашиваются лица голоформ остальных десептиконов… С визгом покрышек затормозив чуть ли не у самых ног преградившего ему дорогу Старскрима, он распахнул обе дверцы и, быстро обойдя альтмод, протянул руку вылезающей из салона Стёпке: – Ну, что, синеглазая, как я тебя прокатил? – Класс, дядь Жень! – расцвела от такого обращения девочка. – Я б и ещё так покаталась! – А ты завтра с утра попроси маму или Фёдора Афанасьевича позвонить к шефам на базу – мы можем вас до райцентра довезти, вам же наверняка там что-нибудь нужно? – Да, мамка говорила, что… – Степанида, тебя уже мать ищет! Домой идти зовёт! – обратился к девочке спешно подошедший Скреппер. – Ага! До завтра, дядь Жень! Ещё раз спасибо! – попрощалась с диверсантом Степанида и, уже обращаясь к конструктикону, совершенно по-взрослому попросила: – Дядь Савелий, пригляди за ним там у вас на базе, ладно? А то чует моё сердце, он такой же непутёвый баламут, как мой тятька!