тепло твоей души

В жизни нет и никогда не было никакого смысла. Она необходима, чтобы просто жить. Но люди нуждались в чем-то большем, чем они были сами. В великом предназначении, которое показало бы им их место. Этим они заточили себя в душевную тюрьму, освободившись из которой однажды становились свободными навсегда… Кадзу сдержал обещание. Наутро мы собрались и ушли из деревни его людей. Мы продолжили путь, но на этот раз кое-что изменилось: ниндзя доверился мне. Даже если он продолжал сомневаться во мне, то старался не думать об этом. На деле его мысли были заняты другим — тем, из-за чего он часто хмурился и глядел будто бы сквозь меня. Прохладными ночами, когда мы ложились спать под открытым небом, возле костра, лисой я тихо и осторожно ложилась ему под бок, гряясь. Кадзу рассеяно поглаживал меня, зарываясь пальцами в шерсть, пока не засыпал. Дыша его запахом, я видела сны, в которых мы были вместе. Будто наяву я тянулась ладонями к его лицу и убирала в сторону темные пряди, прижималась своими губами к его лбу в заботливом поцелуе, пока он держал руки на моей талии, не притягивая к себе, но отчаянно борясь с этим, крепко сжимая пальцы. В одном таком сне я чувствовала на своей коже чужое горячее дыхание, что скользило вниз по моей телу, чувствовала на своей груди долгие, мокрые поцелуи, чувствовала, как кто-то чувственно гладит меня по бедрам, разводя их в стороны. Проснувшись, я не увидела рядом Кадзу. Приняв облик человека и одевшись в кимоно, я пошла к озеру, где он мог быть. Я встала возле дерева, прислонившись к нему, опустив ладонь на кору, ребристую и сухую. Солнце уже пробиралось сквозь зеленую листву золотыми лучами, сияя высоко в небе. Всплеск воды привлек мое внимание. Кадзу купался в озере. Капельки воды блестели на его мускулистой коже. Я жадно наблюдала за ним, понимая, что и без того изо дня в день довольствуюсь тем малым, что происходит между нами. Мне нужно было большее, намного большее. Для людей я лишь Екай — та, что обманывает, колдует, пугает. Но я не только монстр в ночи, но и женщина, которая до истомы желает любить и быть любимой. Кадзу заметил меня и замер, опустив руки в воду. Взгляд карих глаз блуждал по мне. Мы сохраняли молчание, которое тянулось слишком долго. Должно быть, мне нужно было сделать шаг назад и скрыться среди деревьев, но вместе этого я вышла вперед и села на землю, рядом с его аккуратно сложенными вещами. Если бы он смотрел холодно, я бы не осмелилась на это. Но в его глазах я видела хорошо знакомое тепло и притаившийся в них интерес. — Ты снилась мне, — спокойно сказал Кадзу. С любопытством я склонила голову набок, упершись ладонями в землю. — Колдуешь? — его губы изогнулись в легкой ухмылке. — Нет. — И правильно, — Кадзу запустил пальцы в мокрые волосы, отбрасывая их назад. — В этом уже нет смысла. — Почему? — А ты не знаешь? — он весело и хитро улыбнулся мне, а когда я покачала головой, невольно улыбнувшись ему в ответ, так ничего и не сказал. Когда он начал выходить из воды, я отвернулась. Рядом раздавалось волнующее шуршание одежды. Одевшись, Кадзу сел рядом со мной. Между нами оставалось приличное расстояние, которое меня тянуло сократить, плотно прижавшись к его боку, как ночью, когда мы спали. Посмотрев на Кадзу, я мягко улыбнулась ему, хоть он больше не улыбался мне. Внимательный взгляд карих глаз изучал мое лицо. — Завтра мы будем около столицы, — сказал он так же спокойно, как тогда, когда заявил, что я ему снилась. — Ты знаешь, куда идти дальше? — Да, — я неуверенно кивнула, но не потому, что сомневалась в собственных знаниях, а потому, что боялась, что теперь Кадзу решит, что мне больше не нужна его помощь, и он оставит меня. — Хорошо, — Кадзу посмотрел прямо перед собой. Собравшись, мы отправились в путь. Когда много лет назад я жила в столице, мне там не нравилось: было шумно, роскошно и не находилось места для настоящей природы. Я чувствовала себя одинокой. Но, несмотря на это, сейчас меня как никогда тянуло в столицу и к тем дорогим сердцу воспоминаниям, которые она хранила в себе. На ночлег мы остановились в деревне, находившейся ближе других к большому городу. Чтобы не привлекать лишнего внимания, мы остались на ее окраине, в заброшенном сарае. Кадзу выглядел, как и всегда, невозмутимым, но я чувствовала исходившее от него волнение. Перед сном, когда ниндзя привычно отвернулся от меня, я не стала обращаться в лису. Вместо этого я осторожно легла рядом с ним и обняла его поперек груди. Затаив дыхание я прикрыла глаза и уткнулась носом в его плечо. Кадзу некоторое время не шевелился, и я уже подумала, что он уснул. Но вскоре он накрыл мою ладонь своей, сжав. Мы лежали неподвижно, прислушиваясь к дыханию друг друга, к ночной тишине, к ветру, что шумит, скользя меж листвы. Кадзу медленно перевернулся, не отпустив мою руку. В полумраке наши взгляды встретились. Он поднял свободную ладонь и робко коснулся пальцами пряди моих волос, заправил за ухо. Невольно я потянулась к нему навстречу с желанием поглубже вдохнуть его запах. Кадзу вздрогнул, когда я провела носом по его шее, теснее к нему прижавшись. Он шумно выдохнул и мягко сжал пальцами мой подбородок, заставил меня посмотреть прямо на него. Меня тянуло к нему неведомой силой. И по взгляду проницательных карих глаз я понимала, что не одна чувствую это. Я подалась ему навстречу, не поборов искушение. Дыхание Кадзу опалило губы, и я прикрыла глаза. Трепет в животе усиливался с каждым уверенным движением и томным вздохом. Кадзу положил ладонь мне на затылок и накрыл мои губы своими, целуя жадно и глубоко. Я улыбалась сквозь поцелуй: влюбленность в него дарила столько приятных чувств, которые не могли сравниться ни с тишиной в мокром после дождя лесу, ни с падающий звездой, что поражала своей красотой издалека, ни с магией, что билась в моем теле подобно второму сердцу. — Ты уверена? — между поцелуями тихо спросил Кадзу и, когда я кивнула, приподнялся, навис надо мной. — Мэй. Он уткнулся лицом в мою шею, забираясь ладонями под одежду. Его движения были стремительными, но нежными. Я изогнулась, когда Кадзу коснулся пальцами моей разгоряченной кожи, и тихо застонала, стоило ему прижаться в чувственном поцелуе к моей шее, спускаясь ниже, оставляя мокрую дорожку. Я гладила его по спине, плечам, стягивала с него одежду так же неаккуратно, как и он стягивал ее с меня. — Кадзу, — прошептала я, обняв его. — Кадзу, я должна сказать… — Тише, тише, — пробормотал он мне в кожу в районе ключицы и, приподняв голову, ласково коснулся грубоватыми пальцами моей щеки, заглянул мне в глаза. — Мне не важно, кого ты ищешь и кто тебя ждет, — тихо выдыхает напротив моих губ. — Мне не важно, кто ты. Я хочу тебя, хорошая. Так, как никогда ничего не хотел. Я кивнула, накрыв его руку своей, и любовно поцеловала внутреннюю сторону его ладони. Когда мы полностью разделись, Кадзу накрыл мое тело своим, грея и лаская. Раздвинув для него ноги, я тихо ахнула: он толкнулся в меня. Его движения были рваными, но глубокими и страстным. Вцепившись пальцами в его плечи, я тесно прижалась своей грудью к его, слыша, как он тяжело дышит, чувствуя, как крепко сжимает мои бедра. Кадзу оставлял поцелуи на моей коже, что приятно обжигали и дарили забытое, но вожделенное чувство чужой любви. После утомленная я заснула в крепких объятиях Кадзу, пока он гладил меня по голове, прижав подбородок к моей макушке. Мы шли мимо людей, что внимательно и долго смотрели на нас… На меня. Я чувствовала их тяжелые взгляды, хоть и не видела, пока искала знакомые места. Мы с Кадзу смотрелись странно среди горожан, были чужаками в их доме, и они это чувствовали. Но они всегда чувствовали, что я другая. Оттого среди людей мне было так тяжело жить: многие из них меня не принимали, остерегаясь, всеми способами пытаясь уличить во мне ведьму. Если бы они только поняли, что ошиблись, что я не ведьма и что даже не человек, они бы открыли на меня охоту… Люди всегда поступали подобным образом с кицунэ — ловили, как дикое животное, и если не убивали, то сажали на цепь. И все же я была счастлива. В их мире я была любима, и я любила, как умеет любить человек. Остановившись возле старого, но все еще уютного и теплого дома, я замерла перед ним. Через его окна я видела людей: семью с двумя детьми. Они ухаживали за домом и, похоже, давно жили в нем. Это место принадлежало им, и я была в нем чужой. Но век назад: эти стены, эти двери, эта крыша — все это было мне домом, настоящим домом, в котором я чувствовала себя в безопасности. Его подарил мне самурай. Я пришла в столицу никем. Была бедной безграмотной девушкой, которая ничего не умела, не всегда складно и красиво говорила на японском. Мой родной язык был диким, лесным. И я была дикой, лесной. Меня пожалели и приняли в доме гейш. Женщины оттуда учили меня искусствам. Я быстро впитывала все знания, что они мне давали, старалась отплатить трудолюбием и терпением. Но никому не говорила я, что на самом деле привело меня в столицу. Я не искала богатства и благополучие, как считали в доме гейш. Нет, я пришла в этот чудной город, потому что здесь был мальчик. Он служил у одного господина, что очень любил общество гейш. В той жизни мальчик был самураем. Его звали Акамацу Рюноскэ. Он бы не взглянул на меня, если бы не его господин, которому понравилось мое пение. Но хватило взгляда, чтобы Рюноскэ запомнил меня навсегда. Между нами зародились чувства, какие я не испытывала никогда. Привязанность, сладострастные желания, слепая любовь. Рюноскэ красиво ухаживал за мной, дарил подарки и обещал, что отдаст ради меня и нашей любви свою жизнь. Он не должен был так говорить, не должен был. Жизнь Рюноскэ принадлежала его господину, не мне. И он умер за него, а не за меня, пусть и на моих руках. Ничего не могло спасти его: ни моя магия, ни мои слезы, ни поцелуи. Кадзу бесшумно встал возле меня. Его взгляд тоже был устремлен на дом, из которого доносился запах вкусной еды. Ниндзя не понимал, зачем я пришла сюда, зачем я ищу призраков прошлого, забытого всеми, кроме меня. Возможно, мне стоило с концами убежать от мальчика, когда мы впервые с ним встретились и он спас меня от охотников. Единственным несчастьем в его жизни могла быть только я. Из-за меня он страдал, умирал. Всегда я была рядом, когда его жизнь обрывалась. Я наблюдала его смерть; такой была цена за мое преследование. Екай не должны вмешиваться в жизнь человека. Наши миры разные, и их соприкосновение опасно. Оно подобно смерти. — Ты могла добраться до столицы одна, — сказал Кадзу тихим и задумчивым голосом. Я безмолвно кивнула ему в ответ: не было смысла врать. — В моем сне ты искала того мужчину, — Кадзу говорил спокойно, но я чувствовала исходившее от него волнение, такое же молчаливое, как и он сам. — Рюноскэ, верно? Кто он? — Это неважно, — я посмотрела на ниндзя, холодный взгляд которого был прикован ко мне. — Рюноскэ погиб. Его здесь нет. — Так, — Кадзу кивнул на дом, — ты нашла, что искала? — Да, — я слабо улыбнулась. Мы ушли из столицы, шум которой — я предчувствовала — навсегда остался за моей спиной. Кадзу ничего не говорил. Он сдержал свое обещание, поэтому мог быть свободен. Но он не спешил оставить меня. Несмотря на рассудительность и сдержанность, Кадзу так же, как и Рюноскэ, сгорал в своих чувствах. Я не хотела, чтобы он повторил его судьбу. Не хотела, чтобы он умирал. Его чувства становились его самой большой слабостью, из-за которой он из раза в раз подвергал себя опасности. Мы остались на ночлег в лесу, привычно возле костра. Ниндзя остановил меня, сжав пальцы на моем запястье, когда я уже собралась встать и уйти, обратившись в лису. В полумраке наши взгляды встретились. Я видела лучше него в ночи, но он все равно продолжал неотступно вглядываться в мое лицо. А небольшой костер тем временем бросал на нас плавные, изящные тени языков пламени. — Куда ты пойдешь? — спросил Кадзу. — В лес, — честно ответила я. — Я доживу этот век лисой. — Это твой последний век? Ниндзя все еще не отпускал мою руку. — Да. — Останься, — тихо сказал он. — Ты не понимаешь, о чем просишь, — я положила свою ладонь поверх ладони ниндзя, но не смогла разжать его хватку на моей руке. — Я — кицунэ. Екай. Мое место не может быть рядом с человеком… …Пускай я долго думала иначе. — Ты должен отпустить меня. Наконец, Кадзу отстранился и отвел взгляд, коротко кивнул — не мне, а своим мыслям. Я поднялась с места, но так и не смогла сделать ни шагу. Люди назвали бы все мои поступки эгоистичными и необдуманными. В мире Екай мой род отличался особой мудростью и силой, а для человека я была наивной, глупой, неспокойной. Любовь — это чувство, о котором я мало что знала, но которое веками не давало мне покоя, делало меня такой. Полностью я была в его власти, и ничего не могла с этим поделать. — Тебе не нужно уходить, — Кадзу посмотрел на меня снизу вверх. — Прошу тебя, Мэй. В тишине между нашими словами раздавались треск костра и шелест листьев. — Кадзу, — тихо сказала я, вытянув ладонь к его лицу, коснулась кончиками пальцев щеки. Мне столько нужно было сказать ему, но я не могла. Те жизни, в которых мы были близки, оставались для него чужими. Хоть немногие из людей верили в переселение душ, они все равно не чувствовали связь между собой и своими прошлыми жизнями. Они избегали помнить о том человеке, каким когда-то были. Возможно, поэтому люди научились забывать. Им всегда было слаще неведение. Но если бы Кадзу только знал, что, потеряй я дорогу к нему, я потеряла бы себя, что из-за него одного я училась любить, как любит человек, что я прошла по сотням дорогам, чтобы прийти к нему, что я теряла его, чтобы обрести снова. Перед своим концом мне нужно было в последний раз посмотреть в его глаза, иначе я не смогла бы спокойно покинуть этот чудесный мир. — Это была ты, — Кадзу взял меня за руку и поднялся на ноги. — В моих снах. Ты снилась мне, сколько я себя помню. Я никогда не видел твоего лица, оно всегда было скрыто от меня, — он нежно заключил мое лицо в свои ладони. — Я ждал тебя всю жизнь, Мэй. И ты собираешься так просто уйти? Мы неотрывно смотрели друг на друга. Я сморгнула застывшие в глазах слезы и опустила свои ладони поверх его, удерживавших мою голову неподвижно. Устало Кадзу прислонился своим лбом к моему, закрыл глаза. Он приносил в мое сердце покой, впервые за долгое время я чувствовала умиротворение. Надежда, что я вновь обрету человеческое счастье, вспыхнула во мне. Я потянулась к Кадзу навстречу и едва коснулась его губ своими. Он ответил на поцелуй с любовной лаской, из-за которой сердце замирало как в первый раз. Я нашла его, спустя столько лет я снова нашла его. — Знаю, о многом прошу, — отстранившись, тихо сказал Кадзу. Он заглянул в мои глаза. — Ты сможешь уйти, когда захочешь, — легкое прикосновение его теплых пальцев к шее вызвало слабую дрожь. — Я не стану удерживать тебя. Отпущу — только скажи. Я сделала к нему шажок, прильнув к его груди подобно домашней кошки. Мигом обхватив меня обеими руками за талию, Кадзу прижался щекой к моей голове. Он неспешно гладил меня по спине, грея своим теплом, время от времени прикасался губами к моим волосам, запечатлевая нежный поцелуй. Мы молчали. Не знаю, как долго. Я потеряла себя в этом моменте. — Не хочу, чтобы ты отпускал меня, — наконец, призналась. — Тогда не отпущу, — ответил Кадзу.