Время, люди и коты

2009, апрель

Она вновь выходит на свою крохотную лоджию. Нет, даже не лоджию. Ничтожный, смешной по метражу балкончик, только чудом пока не превратившийся в кладовку. Открывает старое окно. Рама сердито ворчит, железные задвижки с трудом поддаются нетерпеливым пальцам. Усмехается: как можно было сделать ремонт во всей квартире и забыть про этот балкон, тонкую нить между «домом» и ставшей такой родной за пятнадцать лет улицей? Хотя в том, чтобы не трогать это невеликое пространство, есть и свое рациональное зерно. Постоянство. Она наливает в кружку горячий, обжигающий горло чай и вновь возвращается к распахнутому окну. Там, за пределами дома, вовсю гуляет ночной осенний ветер. Ветер в октябре — вообще что-то особенное. Сентябрьские ночи теплы и приветливы, ноябрьские — уже леденяще холодны. А в октябре все иначе. Можно полчаса стоять, не замерзая, в легкой кофте, вдыхая ночной воздух, в котором витают различные запахи. Но среди них все равно выделяется тот самый запах города, точнее, района, где она выросла. Где закончилось детство, но все еще протекает юность. Где были обшарпанные скамейки и поломанные качели. Где стоял старый, во много раз старше нее, угрюмый каштан, и хиленький клен, который должен бы давно загнуться, но почему-то все еще стоит, гордо расправив свои поредевшие багряные ветви. Ночью этого не видно, но она так часто смотрит на неестественно яркое дерево днем, что сейчас безошибочно угадывает очертания этого клена в ночной мгле, стремительно спустившейся на город. Тут пахнет кленами, сыростью, а еще почему-то — дымом. Тут всегда пахнет дымом. И она догадывается, что именно этот запах гонит ее вечером на балкон, к окну, уже довольно морозному воздуху… и свободе. Неторопливо потягивая уже остывший чай, она без удивления замечает, что понятие «свобода» для нее — давно пустой звук. Как всякий уважающий себя подросток, она свободна в поступках, желаниях, мыслях… но вся эта свобода ограничивается слепящими глаза белоснежными стенами школы, и, по сути, существует только там. Там свои правила и законы, но она умудряется жить так, как хочет, в чем-то подстраиваясь под отточенную годами систему, в чем-то — слепо идя в разрез с ними и наживая себе завистников, готовых, согласно всем канонам про девочку-отличницу, в любой момент ее подставить. Но все равно, там она чувствует себя хотя бы немножко… дома. Но не в собственной квартире. Здесь она несвободна. Во всяком случае, она не ощущает обратного. И только этот старый балкон со старым окном и потрескавшимся кое-где стеклом дарит ей такую желанную иллюзию свободы, в которую она погружается с неприсущим ей романтизмом, впитывая ее и забывая обо всем. Затем ставит чашку на оконный выступ и, вцепившись пальцами в подоконник, закрывает глаза. Она знает, чего ей так остро, хронически не хватает, и от этого понимания становится больно. Простого человеческого тепла, мимолетного пожатия руки, незначительных объятий. Она зябко кутается в наспех наброшенную куртку, хотя холод этот давно уже не внешний. Слишком юная, чтобы изъясняться научным языком про тактильный голод, она уже доподлинно знакома с этим невосполнимым чувством нехватки чего-то важного. У всех ее знакомых давно есть люди, которых они, как считают, любят. Любят, нежно провожают взглядом до дверей или же просто хотят… Это неважно. Потому что, в конечном итоге, недостатка в тепле у них все равно нет. А ей незнакомо это тепло. И так хочется его получить. Раньше ей казалось, что любовь должна быть сказочно-прекрасной, с горой цветов, подарков и торжественным предложением в конце бурного романа. Сейчас, по прошествии нескольких лет, она уверена, что ничего из этого ей не нужно. Ни подарков, ни красивых слов, ни громкого пафоса, ни цветов… Хотя ладно, цветы нужны, с улыбкой прикидывает она, смотря на загорающиеся квадраты квартир в доме напротив. Нужны, однако ее давно и прочно радуют только синие хризантемы. Колючие и изящные, нереальные и еще почему-то холодные. Как и она сама. Ей нужно понимание. К этому она всегда стремилась и постоянно разочаровывалась в людях, которые не могли его дать, или же давали, а потом просто вышвыривали из своей жизни, как нашкодившего котенка. Люди были разными, но достаточно того, что у нее никогда не было перед глазами удачных примеров. Поэтому понимания и принятия у родителей, равно как и их любви, она давно не ищет. Хочется другого. Того, что в большей степени зависит от тебя самой, что можно выстроить с нуля, а не разбираться с тем, что понастроили до тебя. Ей хочется прийти домой после школы, института, работы, неважно, когда, прийти и понять, что ее здесь ждут. Что она может бросить тяжелую сумку на пол, подойти и осторожно обнять. Поймать его настороженную улыбку, устало улыбнуться в ответ, и спрятать лицо в мягкой шерсти его свитера. Разве она многого хочет?.. Многого, усмехаясь и стряхивая упавшие на балконный бортик кленовые листы, думает она. Это же глупая романтика: тепло, объятия, поцелуи в полутьме. Мир жестче, чем она привыкла считать. Намного жестче. И лучше бы понять это сейчас. Пока в очередной раз не сломают, предав тогда, когда она будет меньше всего этого ожидать. А тепло... живут же люди без ног, без голоса, без слуха. Можно прожить и без тепла. Балконная дверь тихо захлопывается, и она вновь оказывается в душной квартире, занимая свое место в этом мире. Свое правильное место.