Из Уилтшира с любовью...

      — Такого просто не может быть, — сказал Гарри, листая одну из книг о крестражах.              Гермиона оторвала взгляд от своих «Расколотых душ».              — С чем ты не согласен?              Рон дремал в стороне, прислонившись к изголовью кровати, на которой сидел Гарри; открытый том о крестражах всё ещё покоился у него на коленях. При виде этой умилительной картины Гермиона закатила глаза.              — Здесь написано, что единственный способ уничтожить крестраж — это Адское пламя, — Гарри посмотрел на неё и почесал щетину, которой покрылось его лицо за последнюю неделю. — Но клык василиска прикончил дневник. И как тогда Дамблдор уничтожил кольцо? А Регулус — медальон?              — На самом деле, мы не знаем, уничтожил ли Регулус медальон. Эти книги не то чтобы полные справочники по крестражам, имей это в виду. В них просто отражено то, что было известно в те времена. Здесь, — она указала на страницы своей книги, — говорится, что если живое существо превратить в крестраж, то с его смертью разрушается и сам крестраж.              Гермиона задумалась, сможет ли Малфой что-нибудь разузнать о медальоне. Регулус был его родственником. Хотя Малфой родился уже после его смерти, да и вряд ли в их семье рассказывают истории про того, кто предал Волдеморта. Она расстроенно вздохнула.              Гарри нахмурился, как услышал её слова.              — Зачем кому-то превращать живое существо в крестраж? По-моему, это довольно бессмысленно и противоречит самой сути их создания.              — Это только на первый взгляд, — не согласилась Гермиона. — Ведь таким образом создаётся связь. Хозяин крестража получает контроль над этим существом и может им управлять.              Прямо на глазах у Гермионы Гарри озарила идея: его лицо преобразилось, а глаза расширились.              — Нагайна!              — Змея Сам-Знаешь-Кого? — спросила Гермиона, сбитая с толку: почему Гарри о ней заговорил?              — Да! — взволнованно сказал он. — Он может её контролировать!              Рон громко всхрапнул.              Гарри и Гермиона обменялись удивлёнными взглядами, а затем понизили голос, чтобы не разбудить спящего.              — Конечно, он же змееуст, — она не совсем понимала, куда клонит Гарри, так упирая на Нагайну. — Ты тоже можешь управлять змеями, разговаривая с ними на парселтанге.              — Нет, я не могу управлять, только говорить с ними. Они сами решают, будут ли делать то, что я сказал, — в его голосе волей-неволей прозвучала надменность. — Эти существа разумны. Может быть, тебе стоит основать общество защиты Угнетённых Живых Крестражей? — он улыбнулся ей. — УЖиК?              — Обязательно так и сделаю, как только мы найдём несколько живых крестражей, — губы Гермионы слегка изогнулись в улыбке. — Так, значит, это всё? Нагайна, медальон, диадема и чаша?              Книги об артефактах основателей Хогвартса, которые передала им мадам Пинс, и украденные дневники от одного из информаторов Кингсли оказались просто бесценными в их поисках. Её улыбка стала шире. У Гермионы словно гора с плеч свалилась: теперь их задача не казалась настолько безнадёжной и невыполнимой. Найти и уничтожить четыре предмета, и после этого они смогут прикончить Волдеморта.              Ну, три предмета — и рептилию.              — Да, — Гарри провёл рукой по волосам, отчего те забавно взъерошились. Он посмотрел на неё, сам не совсем веря в то, что собирался сказать: — Вот и всё. Мы решили эту задачу. Теперь у нас есть конкретные цели.              Она ещё немного полистала свою книгу.              — Адское пламя чрезвычайно опасно. Нам придётся тщательно всё взвесить, выбрать для него подходящее место. Я считаю, что, возможно, было бы даже безопаснее снова пробраться в Хогвартс и раздобыть в Тайной комнате несколько клыков василиска.              Гарри с улыбкой захлопнул книгу.              — Мы могли бы развести костерок из крестражей в пещере, где Дамблдор нашёл медальон Регулуса. Бросить туда Нагайну и устроить настоящее барбекю на берегу моря. С меня сливочное пиво.              — У нас будет барбекю? — потирая глаза, спросил проснувшийся Рон.              — Доброе утро, спящая красавица, — поддразнил его Гарри.              — Отвали.              Древний фолиант соскользнул с колен Рона и упал на пол.              Гермиона возмущённо цокнула и призвала книгу к себе.              — Это очень редкие книги, Рон, будь с ними осторожнее! — Гермиона взмахнула палочкой и поправила оторвавшийся корешок. — Если ты не собираешься их читать, то, по крайней мере, не порти.              — Я очень устал на ночной тренировке, — сказал Рон, раздражённый тем, что его отчитывают. — Римус иногда перегибает палку. И Долиш так вцепился в меня, с живого не слезал. Послушай, я сделаю всё, что ты захочешь, но я не могу сидеть здесь и читать учебники. В школе шесть лет пытался. Почему ты думаешь, что теперь что-то поменяется?              Гермиона резко посмотрела на него, в равной степени раздражённая и возмущённая его словами:              — Потому что это поможет нам выиграть войну. Нас всего трое, мы не можем обратиться к кому-то за помощью. Каждый должен стараться изо всех сил!              — Гермиона, я и стараюсь изо всех сил, — сердито запротестовал Рон. — Я просто не так хорош в этом, — он указал на книги у неё на коленях, — как вы двое.              Гарри вмешался в разговор прежде, чем успела вспыхнуть ссора:              — Рон. — Тот, всё ещё хмурясь, обернулся к Гарри. — Мы узнали, что Адское пламя может уничтожить крестражи, и что последний из них — Нагайна.              — Ну, хорошо, — сказал Рон, сел в кресло и хрустнул пальцами. Гермиона вздрогнула. Рон был настолько же невыносимым, как и Малфой, когда дело доходило до этих мерзких звуков. — Я не прочь грохнуть эту змею.              Кое-что всплыло в её памяти. Гермиона вспомнила тот день, когда отец Рона чуть не умер после нападения Нагайны. Гарри и Рон начали обсуждать, стоит ли проникать в Хогвартс за клыками василиска, пока она продолжала читать про живых крестражей. В трёх из описанных случаев крестраж был создан не для того, чтобы обрести бессмертие, а чтобы получить контроль над могущественным волшебным существом, как, например, Мантикора. Бессмертие не всегда ставилось во главу угла.              Гермиона остановилась и перечитала отрывок о контроле над животными.              По шее и рукам пробежали мурашки. Очень медленно она подняла взгляд на Гарри, чувствуя разрастающийся внутри ужас.              Неужели… Неужели он…              В груди бешено забилось сердце, а в голову ударила кровь, пока Гермиона пыталась обдумать прочитанное.              Мог ли Гарри быть крестражем? Возможно ли такое? Волдеморт хотел разделить свою душу на семь частей!              Нет, такого не может быть. Такого не могло случиться с Гарри.              Гермиона смотрела, как Гарри беззаботно болтал с Роном о том, насколько ужасно будет снова столкнуться с Плаксой Миртл. Он выглядел таким безмятежным.              Мог ли Гарри действительно быть крестражем?              Знал ли Дамблдор?              Даже если бы Дамблдор знал, сказал бы он об этом?              Но… Как иначе Волдеморт мог попасть в сознание Гарри на пятом курсе? Как ещё у Гарри могли появиться все эти видения?              Чаша Пенелопы Пуффендуй, кольцо Мраксов, Медальон Слизерина, дневник Тома Реддла, Нагайна, Диадема Кандиды Когтевран и седьмая часть — сам Волдеморт. Все они составляли единое целое. Он хотел, чтобы было семь частей.              Возможно ли, что Волдеморт случайно сделал Гарри крестражем, когда пытался убить его?              Гарри болтал с Роном, не обращая внимания на её пристальный взгляд.              Волдеморт считал, что семь — самое сильное магическое число.              Скорее всего, он был прав. Если бы Гарри на самом деле по ошибке оказался крестражем, то именно восьмой раскол души и уничтожил тело Волдеморта. Тогда становилось понятно, почему Гарри выжил после того, как в него попало смертельное заклинание. Именно так можно было объяснить, почему Гарри улавливал мысли и эмоции Волдеморта. И почему Волдеморт хоть ненадолго, но смог овладеть его сознанием на пятом курсе. И неспроста Гарри тоже оказался змееустом.              В нём была частичка Волдеморта.              Но что теперь? Неужели Гарри должен умереть? Вдруг всё это неправда? Конечно же, это не может быть правдой!              Или может?              — Гермиона? Гермиона? — позвал её Рон, щёлкая пальцами перед её лицом.              Она подскочила и перевела взгляд с Гарри на Рона.              — У тебя такое лицо, словно ты смотришь на привидение, — прокомментировал Рон.              — Я… — Гермиона понятия не имела, как рассказать о своём открытии. Нет, не так, не открытие. Просто нелепое предположение. Всё это слишком ужасно, чтобы оказаться правдой.              В дверь постучали, и со скачком адреналина Гермиона вмиг притянула к себе книги о крестражах и засунула их в расшитую бисером сумочку. Она кивнула Рону, и тот снял все заглушающие чары с двери.              — Входите! — позвал он.              В открывшийся просвет дверного проёма с улыбкой просунула голову Джинни. С её плеча свисала прядь рыжих волос.              — Джинни! — Рон вскочил, шире распахнул дверь и обнял младшую сестру. Все Уизли выдохнули с облегчением, когда Джинни перестала быть заложницей в Хогвартсе и оказалась надёжно укрыта с остальными. Джинни тоже обняла Рона и робко взглянула на Гарри.              — Мама что, разрешила тебе прийти сюда? В Паддингтон? — поддразнил её Рон. — Хотя к чертям эти предосторожности. Ты и так втянута в войну, раз в ней участвует вся наша семья.              Обратившись к окклюменции, Гермиона успокоилась и заставила себя улыбнуться, потом тепло обняла Джинни и поцеловала её в щёку.              Джинни нахмурилась, услышав слова брата.              — Я убедила её, что даже если я ещё недостаточно взрослая, чтобы принимать участие в сражениях, то всё равно должна учиться. Подготовка никому не повредит.              Гарри одобрительно кивнул.              — Верно сказано, — он встал и тоже собирался обнять её, но, взглянув на Рона, неловко отступил в сторону.              Джинни покраснела, глядя на Гарри.              — Мама не разрешит мне здесь жить, но сегодня я приду на тренировку. Пока я сторговалась на два занятия в неделю, — улыбнулась она. — Но настаиваю на большем.              — До неё ещё час, — ответил Гарри, с хрустом потягиваясь, чтобы размять руки и ноги, затёкшие после стольких часов, проведённых за чтением и в раздумьях над загадками крестражей. — Мне не помешает немного проветриться после всего этого чтения. Может, пока прогуляемся?              — Да, — ответил Рон, не обращая внимания на то, что Гарри адресовал свой вопрос Джинни. — Хорошая идея.              Кажется, Джинни слегка запаниковала, представив, что Рон присоединится к ним.              — М-м, Рон, — неуверенно произнесла Гермиона. — Может быть, ты задержишься на несколько минут? Я бы хотела кое о чём с тобой поговорить.              Гермиона решила дать Гарри и Джинни возможность побыть наедине. Если Гарри придётся умереть, чтобы они могли выиграть эту войну, то он, безусловно, заслуживает несколько часов спокойствия и счастья. И ещё она также хотела знать, что скажет Рон по поводу её догадки. С кем ещё ей было советоваться? Она ни за что не станет говорить об этом с самим Гарри.              Рон в замешательстве растерянно на неё посмотрел.              — Конечно, — ответил он и бросил подозрительный взгляд на Джинни и Гарри.              Гарри одарил её благодарной улыбкой и осторожно обошёл Рона. Джинни улыбнулась Гарри, и они оба устремились к выходу. Гермиона закрыла за ними дверь.              Рон встревоженно повернулся к ней.              — Ты опять собираешься меня отчитывать?              — Что? — удивилась Гермиона, застигнутая врасплох этим вопросом. — Нет, конечно, нет!              Неужели он считал, что она только и делала, что кричала на него? Что ж, если и так, то он всегда этого заслуживал.              После её слов Рон заметно ожил, а по его лицу расплылась ленивая ухмылка. Он подошёл ближе и положил руки ей на плечи.              Ох!              Вот о чём он подумал! Не то чтобы ей не хотелось поцеловать его. Хотелось. Просто она ещё время от времени вспоминала прошлогоднюю историю с Лавандой. Но теперь ничего подобного между Роном и Браун не наблюдалось, да и она проводила с Роном намного больше времени вместе, учитывая все эти поиски крестражей. Теперь их отношения ощущались как что-то правильное.              Рон собирался её поцеловать. Она это чувствовала. В общем-то, всё к этому и вело, все эти танцы с бубном вокруг друг дружки. Но её мысли были всецело заняты Гарри и её возможным открытием, поэтому она никак не могла понять, что же ей делать.              Рассказать всё Рону?              Поцеловать Рона?              Расплакаться?              Даже сквозь ткань одежды она чувствовала тепло его рук. Под натиском Рона Гермиона отступила на несколько шагов, подходя к кровати, на которой раньше сидел Гарри.              — Ты просто хотела остаться со мной наедине? — поддразнивая, спросил он.              Гермиона сглотнула, внезапно занервничав. Бешено забилось сердце, в очередной раз за сегодняшний день. Такие ясные и голубые глаза Рона сейчас были полуприкрытыми. Расстояние между ними сокращалось, Рон слегка наклонился. Гермиона запрокинула голову вверх, рассматривая его. Она не знала, как рассказать Рону о своём открытии. Да и не время, наверно. Не тогда, когда он собирался…              Его губы накрыли её губы.              Они были мягкими и тёплыми. Рон крепче обхватил её предплечья, а потом скользнул рукой по спине и выше, зарываясь в её волосы на затылке. Он шевельнул губами, приоткрыв её рот.              Бёдра Гермионы упёрлись в матрас кровати. Рон только крепче прижал её к себе, и она ощутила его язык у себя во рту. По телу распространилась волна желания. Гермиона потянулась назад, неловко облокачиваясь на матрас, и Рон тут же оказался сверху.              Она чувствовала тепло его тела, и её сердце замирало каждый раз, когда их языки соприкасались. В ней зародилась какая-то жажда, стремление к чему-то большему.              Рон целовался лучше, чем Виктор, но и Гермиона тогда была намного моложе и толком не понимала, что делала. Она обхватила ладонями лицо Рона, чувствуя щетину, а потом провела пальцами по его волосам. Он провел рукой по её предплечью вниз к талии, пальцами по обнажённой коже, и его прикосновение вызвало у Гермионы холодок возбуждения.              Но её мысли опять вернулись к Гарри, и глаза защипали от непрошеных слёз. Рон, должно быть, почувствовал, что что-то не так, потому что приподнялся и посмотрел на неё.              — Ты в порядке? — его голос был низким и хриплым.              Гермиона покачала головой. Она понимала, что по её щеке катилась слеза. Неужели дни Гарри сочтены? Она не могла перестать о нём думать.              — Что я сделал не так? — Рон был встревожен, его глаза расширились. — Я думал, ты этого хотела…              Она усмехнулась, но с её ресниц сорвалось ещё несколько слезинок.              — Хотела, Рон. Это было замечательно.              — В чём же тогда дело?              Она посмотрела ему в глаза.              Что будет, если она сейчас расскажет всё Рону? Он не сможет относиться к Гарри как прежде. Их дружба станет натянутой, возможно, они не будут так слаженно вместе сражаться. Во всяком случае, Гарри нуждается в любви и поддержке. И сейчас даже больше, чем когда-либо. Если она всё же права и его дни сочтены, он заслуживает всего самого лучшего на то время, которое у него осталось. Она хотя бы училась скрывать свои мысли и эмоции. У Рона же с этим была полная катастрофа.              Она глубоко вздохнула, посмотрев ему в глаза. Рон так встревожился и хотел проявить заботу, что Гермиону охватил прилив тепла и привязанности к нему. Но Гарри не хотел бы, чтобы его друзья относились к нему с жалостью. Он хотел хоть иногда вести себя беспечно и дарить людям радость. Он ненавидел, когда вокруг него слишком суетились или обращались с ним так, словно он хрустальная ваза.              Нет. Она не может о таком рассказать. Ей придётся держать всё в тайне. Иначе выйдет слишком несправедливо по отношению к Гарри. Ей лучше вырвать страницы из книги «Расколотые души», на которых описывается создание живых крестражей, чтобы они не смогли наткнуться на эту информацию. Повезло, что она первой прочитала эти строчки.              — Из-за родителей, — солгала она. — Я не знаю, что на меня нашло. Может быть, потому, что Джинни заговорила о твоей маме. Я просто скучаю по ним, — сказала она, отворачиваясь. На покрывало закапали новые слёзы. Теперь она действительно плакала из-за родителей и чувствовала себя не так ужасно: она ведь не совсем лгала Рону. И Гермиона произнесла то, чего ещё никому не говорила, боясь, что если она озвучит свой страх, то тот обязательно сбудется: — Я не знаю, смогу ли вернуть им память после войны.              Рон погладил её по голове и поцеловал в лоб.              — Ты сможешь. Если кто и сможет, так это ты.              Она улыбнулась ему сквозь слёзы. Его уверенность в ней согревала сердце, но она сомневалась, что это возможно. Рон ничего не знал о заклинаниях памяти и о том, как сложно их отменить.              — Спасибо, Рон.              Он поднялся с кровати и помог ей встать, нежно заправляя локон за ухо.              — Хочешь прогуляться перед тренировкой? — предложил он. — Может быть, на свежем воздухе тебе станет легче?              — Конечно, — ответила она, радуясь, что они сменили тему. — Мне не помешает свежий воздух, но давай дадим Джинни и Гарри возможность побыть наедине.              Гарри заслуживал счастья.              Рон почесал кончик носа.              — Я никогда не привыкну к мысли, что моя младшая сестра с кем-то встречается. Хорошо, что на этот раз это Гарри.              Гермиона легко рассмеялась, вытирая рукавом оставшиеся слёзы, пока Рон открыл дверь и ждал её у выхода.              — Джинни уже встречалась с мальчиками, Рон. Сколько тебе нужно времени, чтобы принять, что она уже повзрослела?              — Лучше не напоминай, — проворчал он, спускаясь по лестнице. — В прошлом году я услышал, как её обсуждали Дин с Симусом, и чуть не разукрасил их обоих, — он открыл ей входную дверь. — Лучше бы я их побил.              Гермиона вышла на крыльцо и развернулась ко входу в ожидании Рона. На скамейке у стены сидела Лаванда. Она читала «Ведьмин досуг» и из кончика палочки выпускала маленькие сгустки огня. Гермиона не могла понять, освещала ли она таким образом страницы или просто развлекалась.              Может быть, и то, и другое. В последнее время Лаванда часто играла с огнём.              — Ну, — обратилась Гермиона к Рону, заговорщически приподняв бровь. — У нас скоро дуэльная практика. Ты можешь встать с одним из них в пару. Я разберусь со вторым.              Его белые зубы сверкнули в улыбке.              Гермиона потянулась и взяла его за руку.       

***

             — Ты снова меня свяжешь? — спросил Драко.              Гермиона оглянулась на него через плечо, прижимая свитер к груди. Он прошёлся взглядом по изгибу её задницы. Её волосы свободно рассыпались по спине.              — Умоляй, и будешь связан, — она соблазнительно улыбнулась.              Драко со стоном сжал руку крепче. Он больше не чувствовал себя вымаранным в грязи из-за того, что дрочил, представляя Грейнджер, больше не считал, что пачкал себя.              Но всё равно в этом было что-то изначально неправильное, и он продолжал чувствовать себя виноватым каждый раз, когда запускал руку в штаны, поддаваясь желаниям, которых у него не должно было быть. Он предположил, что дело было в том, что она была запретным плодом. Вот почему ему так её хотелось, и так сильно.              Грейнджер была запретным плодом, и от этого её сексуальная привлекательность, казалось, только повышалась. Её образ будоражил сознание Драко почти каждую ночь.              Он хотел её именно потому, что она была под запретом. Потому что он не должен был её хотеть.              С другой стороны, он многого не должен был хотеть или делать, но всё равно хотел или делал.              Не должен был хотеть получить запретные знания. Не должен был подставлять Долохова. Не должен был пытаться спасти себя и свою семью.              Не должен был хотеть Грейнджер.              Он сделал ещё несколько движений рукой и прикусил губу, вздрагивая от удовольствия. Чувство вины заставило его воскресить в сознании образ Элизабет, чистокровной ведьмы, которая не так уж дурно выглядела и более-менее прилично целовалась, но к ней он почувствовал отвращение. Не столько из-за самой Элизабет, сколько из-за всех этих обстоятельств вынужденной близости.              — Извращенка.              — И тебе это нравится, — он обратил внимание на её соблазнительную улыбку.              Большим пальцем он прошёлся по кончику головки, распределяя выделившуюся смазку. Он отвернулся, вжался лицом в подушку и быстро работал рукой. Ноги подрагивали при каждом движении.              Драко вспомнил Грейнджер на занятиях в Хогвартсе. Кудрявая заучка, казалось, она всегда держала руку поднятой, пытаясь успеть ответить раньше остальных. Слышать от неё все эти пошлые фразочки очень возбуждало. Он представил, как она опустила бы руку, медленно повернулась к нему, сняла бы мантию, и вся эта небрежность, направленная в его сторону, приобрела бы сексуальный характер.              — Умоляй, и будешь связан.              Она была его тайной. Не только шпионской, но и тайным желанием. Вина, которую он испытывал по отношению к своим родителям и их ожиданиям, сменилось вызывающим неповиновением, которое захватило его и быстро подталкивало к оргазму. Каждое движение руки становилось «fuck you» для Тёмного Лорда и всей его армии.              Драко втянул воздух, чувствуя, что скоро кончит. Мышцы напряглись. Он зажмурился и задрал вверх подбородок. Пальцы ног поджались в предвкушении, Драко провел по кончику головки большим пальцем, и на живот начала выстреливать сперма. Его тело содрогалось от каждого спазма.              Он медленно выдохнул. Грудь тяжело вздымалась, пока он восстанавливал дыхание. Драко положил руку на лоб.              Он вымотался.              Чертовски вымотался.              Драко знал, что его родители и друзья пришли бы в ужас, узнав, что он так часто онанировал, думая о грязнокровке. И не об абы какой грязнокровке, а о Грейнджер.              Эта мысль заставила его задуматься, а как бы отреагировала сама Грейнджер, если бы узнала, чем он занимается.              Наверно, покраснела бы и, заикаясь, начала бы возмущаться, приходя в ужас…              Драко не сдержал смеха, хоть дышать было всё ещё тяжело. Представив, что Грейнджер будет возмущена и смущена одновременно, он сразу испытал облегчение от собственного чувства вины и унижения.              Она, вероятно, никогда не мастурбировала. Она слишком держится за приличия, чтобы прикасаться к себе.              Он застыл.              Грейнджер, которая себя трогает…              Улыбка медленно сползла с его лица, когда член снова ожил.              — И тебе это нравится, — она опять дьявольски улыбнулась.