Из Уилтшира с любовью...

      Гермиона на мгновенье потеряла дар речи. Малфоя действительно во многом обуревали сомнения.              — Ты на полном серьёзе просишь меня логически обосновать, почему я могла бы считать себя хуже тебя?              Он водил пальцем по одеялу, повторяя его узор, но не отводил от неё взгляда.              — М-м-м-м.              Малфой не шутил. Он не пытался её задеть или оскорбить. Он не кичился своим кровным статусом. Он спрашивал. Ему было интересно, что она думает об основах его убеждений. Или же… он и сам больше не верил во всё это? Он уже говорил, что не считает её грязной. И он просил научить его Патронусу. Значит, Малфой признавал, что она лучше разбирается в некоторых видах магии.              Гермиона задавалась вопросом, что именно повлияло на него так сильно. Сыграл ли основную роль её дом, ставший для него дверью в мир маглов, или нет, но результат был налицо. Их немногочисленные встречи заставили Малфоя усомниться в том, во что он безоговорочно верил с самого детства. Как мило, что теперь он спрашивал именно её мнение. Хотя, с другой стороны, с кем ещё он мог бы это обсудить? За подобные мысли его сочли бы предателем.              Она посмотрела на него с возросшим уважением.              Стоило признать, что он подобрал удачную формулировку вопроса. Отвечая на него, можно было поупражняться в выстраивании чисто теоретических умозаключений. Он, чистокровный, попросил её, маглорождённую, найти логическую причину своего фанатизма по отношению к ней. Более того, он обратился к ней, потому что признавал её интеллект, способность рассуждать и считался с её мнением.              Посмотрев на ситуацию под таким углом, Гермиона оказалась поражена ещё сильнее. Малфой сверлил её взглядом и ждал ответа. Он выглядел заинтересованным, но не проявлял никаких других эмоций. Если он и осознавал, к каким шокирующим для себя выводам она только что пришла, то никак этого не показывал.              В течение многих лет она время от времени задавалась вопросом, почему предубеждения в отношении маглорождённых сохранялись так устойчиво. Некоторые из них казались настолько нелепыми, что ей было трудно представить, как в них мог верить кто-то кроме полных болванов. Изучив аналогичные случаи в магловском мире, она выделила несколько предположений. Гермиона рассматривала такие магловские феномены, как неоспоримость священных писаний и преклонение перед элитарностью королевской крови. Для магического мира священные Двадцать восемь представляли некий эквивалент королевским династиям или их ветвям. Но на самом деле всё было сложнее. Здесь присутствовал особый вид расизма.              Гермиона несколько раз моргнула, отметив, что он всё ещё ждал её ответа. И она, наконец, заговорила:              — Ну, я, конечно, могу понять, почему во всё это так приятно верить. Ведь если чистокровные превосходят маглорождённых и полукровок, то, очевидно, им действительно положены та власть, влиятельность и богатства, которыми они обладают и не прикладывают усилий, чтобы их получить. Все эти блага передаются из поколения в поколение в кругу нескольких избранных семей. А если маглорождённые и полукровки не хотят подчиниться и остаться в стороне, то от них можно просто отмахнуться как от недостойных. Но если чистокровные не лучше остальных, то как ещё оправдать неприкосновенность своего привилегированного положения?              — И это всё? Всё, что ты смогла придумать? — На лице Малфоя мелькнули гнев и, кажется, разочарование. Он ожидал от неё большего. — Ты считаешь, что весь смысл в том, чтобы не подпустить твои грязные ручонки к плодам трудов моих предков?              Она упустит отличную возможность, если не станет действовать осторожнее.              — Нет, — медленно ответила Гермиона.              Точно, это же запущенный случай. Ей лучше подбирать выражения, которые не будут так его провоцировать, или придерживаться такой линии рассуждений, которая не станет бросать вызов его убеждениям столь открыто. Она собралась с мыслями и вспомнила обо всех предубеждениях, о которых слышала от него и других на протяжении всей учёбы в Хогвартсе. Раздумывая, с чего начать, она свернула свиток с планами и положила на стол.              — Не совсем, — поправила она себя. — Давай вернёмся к истокам. Грязнокровка. Подразумевается, что кровь грязная, что бы ни означали эти слова и в каком бы смысле ни употреблялись. Но, как бы там ни было, понятно, что определённый волшебник или ведьма грязные… — она показала свою руку со всех сторон. — Ты сказал, что больше в это не веришь. Ты обычно ложишься на мою кровать, а если бы ты считал меня грязной, то тебе бы пришлось накладывать на себя очищающие чары каждый раз после того, как побываешь в моём доме.              Губы Малфоя дрогнули в улыбке. Вспышка его гнева прошла.              — Я так и делал первые пару раз.              Её глаза заметно округлились.              — Ты действительно использовал Очищающее, выходя отсюда?              — В первый раз я не только накладывал Очищающее, но ещё и принял душ. Только во второй раз я ограничился чарами.              Она потеряла дар речи.              — Я был вымазан десятью шариками мороженого, — сказал он, оправдываясь.              Гермиона нахмурилась, и он рассмеялся.              — Ты действительно думал, что вещи, к которым ты прикасаешься, грязные?              — После второго раза мне это показалось несколько нелепым, — признался он. — Не было ничего такого, из-за чего пришлось бы потом накладывать Очищающие чары.              — Верно, — подхватила она. — Ты быстро понял, насколько это нелепо. И всё же, я часто слышала комментарии о том, какая же я грязная, особенно от слизеринцев. — Ещё она слышала нечто подобное от его родителей, но она не хотела злить его и срывать разговор. — С таким же успехом можно верить в морщерогих кизляков. Я не понимаю, как взрослые волшебники умудряются говорить такую чушь своим детям. Должна же существовать причина для того, чтобы учить столь очевидной лжи?              Этот вопрос она адресовала ему.              — Деньги? — раздражённо предположил он.              — Среди всего прочего, — она небрежно махнула рукой, понимая, насколько это больная для него тема. — И всё же, так или иначе, заниматься сексом с маглорождёнными не считается чем-то ужасающим? То, что я грязная, не помешало тебе подглядывать за мной, словно извращенцу.              — В этой комнате определённо есть извращенец, Грейнджер, и это не я, — с ухмылкой возразил он.              — Неважно. — Ей было неловко вспоминать, как она переодевалась перед ним. При мысли о том, что она была полностью обнажена в его присутствии, она ощущала странный трепет, хотя, по логике вещей, она не должна была чувствовать ничего подобного. — Это не меняет сути дела. Разве это не лицемерие — заниматься сексом с маглорождёнными, но при этом считать, что они грязные? Это уже когнитивный диссонанс.              — Не совсем, — возразил Малфой. — Это называется «валяться в грязи», «пачкаться», «мараться». Не одобряется в приличном обществе, но, как известно, случается.              Гермиона скорчила гримасу, показывая своё отвращение.              — Тётя Белла тоже думает, что это омерзительно, — сказал он, с вызовом приподняв одну бровь.              Гермиона сердито посмотрела на него.              Малфой продолжил:              — Ну, естественно, потому что она считает маглорождённых отвратительными. Я же думаю, что отвратительна эта позиция чистокровных. Как бы то ни было, это лицемерие. Многие грязнокровки привлекательны физически. — В его взгляде промелькнул огонёк. У Гермионы возникло смутное подозрение, что он намекал на её физическую привлекательность, и она покраснела. — Чистокровные просто принимают после этого душ.              — Идём дальше. — Гермиона не хотела продолжать обсуждать с ним вопросы секса. Малфой всё равно не верил, что она грязная. — Итак, если ни я, ни моё тело физически не грязные, тогда выходит, что эта фраза относится к моей крови. Кровь грязная? Я уверена, что ты видел много крови, — она махнула рукой в его сторону, — Пожиратели смерти и все дела.              Она заметила, как дрогнули уголки его губ, словно он снова собирался рассмеяться. Уж лучше пусть смеётся, чем злится или флиртует, поэтому она продолжила:              — Она красная. И отвратительная. Кровь сворачивается, прежде чем высохнуть. И вся выглядит одинаково. Если бы я порезалась и капля моей крови попала в эту сверхчистую кровь Нотта, — она взяла банку, Малфой проследил за её действиями, и она для пущей убедительности покрутила её, демонстрируя со всех сторон, — она бы выглядела точно так же. Значит, моя кровь грязная не буквально.              Он облизал губы и слегка наклонился вперёд в предвкушении, ожидая, когда она выскажет следующую мысль. Гермиона пожалела, что обратила внимание на его язык и губы.              — Значит, речь о том, что она грязная в переносном смысле? — продолжила она. — Настолько, что делает нас неполноценными? И как это нужно понимать? Разве маглорождённые не могут творить магию на том же уровне, как и чистокровные? Они не настолько способные? Они не так талантливы? — Она смотрела на него, чтобы убедиться, что он улавливает нить её рассуждений.              Драко выглядел заинтересованным, но её слова не вызывали в нём удивления или других эмоций. Должно быть, он уже и сам пришёл к таким же выводам.              — Думаю, любой, у кого есть глаза, поймёт, что это чушь собачья. Ты сам видел достаточно учеников в Хогвартсе, чтобы знать, что это неправда. И подумать только, они даже не росли в семье волшебников! Пока не пришло письмо из Хогвартса, я ничего не знала о магии. У маглорождённых волшебников очень невыгодный старт, но они, безусловно, достаточно быстро навёрстывают упущенное.              Драко задумчиво прикусил нижнюю губу, но всё ещё внимательно смотрел на неё. Гермиона поняла, что об этом он раньше не задумывался. С первых дней в школе маглорождённым нужно было так много нагонять, и ведь они справлялись.              — Но именно чистокровные создали Волшебное общество, — ответил Малфой. — Они основали и построили его с нуля, они защитили его от магловских преследований и гонений. Они в течение сотен лет заботились о нём, защищали от потрясений, войн и разрушений. Грязнокровки — захватчики, они вторглись в этот мир.              В его словах не было горячности. Трудно было понять, действительно ли он был в этом убеждён или просто подкидывал ей утверждения, чтобы посмотреть, как она сможет их оспорить. Гермиона заметила, что его утверждения были похожи на лозунги антимигрантских партий в магловской Европе. Она уже слышала похожие доводы.              — Захватчики или новые граждане? — возразила она. — И разве иммигранты не помогают строить общество, не вносят свой вклад в него? Их родители, как маглы, возможно, и не могли этого сделать. Но сами маглорождённые, конечно же, приносят обществу пользу. А потом её будут приносить и их дети. Патилы не строили Волшебную Британию. Они приехали заграбастать чужое — или они гости и новые граждане? — Гермиона наблюдала, как Малфой обдумывал её аргументы.              — Но их предки строили Волшебную Индию, — возразил он. — Их семья уже внесла свой вклад. Грязнокровки пожинают плоды достижений чистокровных. Они просто пришли на готовое и пользуются этим. Поэтому им здесь не место.              — Значит, если после окончания этой войны — в которой я, кстати, сражаюсь — Волшебное общество освободится от Сам-Знаешь-Кого, мне здесь не будет места?              Он изучающе посмотрел на неё и медленно произнёс:              — Ты исключение. — Он сделал паузу, поводил пальцем по узорам на одеяле, а затем добавил: — По многим вопросам.              Это был не тот вывод, к которому она хотела его подвести. Абсолютно. Но даже в этом случае то, как он произнёс эти слова, вызвало у неё внутри необъяснимый трепет, словно стая бабочек разом замахала крыльями.              — А как насчёт других маглорождённых, сражающихся за твою свободу?              Любое упоминание о свободе вызывало в нём отклик, и он кивнул:              — Они тоже заслуживают того, чтобы остаться.              — А что насчёт тех маглорождённых, которые прячутся?              — А что они сделали, чтобы заслужить своё место?              — Разве того, что они работают и платят налоги, недостаточно? — она повертелась туда-сюда в кресле.              Он не ответил. Насколько знала Гермиона, его отец не «работал». Он лишь дёргал за ниточки всё Министерство. Что касалось налогов… Люциус Малфой, вероятно, нашёл достаточно лазеек, чтобы никакие из них не платить. Она предположила, что он считал взятки хорошим эквивалентом налогам.              — Маглы тоже могут работать и платить налоги, но им здесь не место.              — Но у маглов нет магии! — раздражённо произнесла она и хлопнула ладонью по столу. — А у маглорождённых она есть. Кроме того, маглорождённые вносят вклад в культуру Волшебного общества. Они сочиняют музыку, которую ты слушаешь. Тебе нравятся «Странные сёстры»?              Она не стала дожидаться ответа. Ведь всем нравились «Странные сёстры».              — Их гитарист, Донаган Тремлетт, маглорождённый. Маглорождённые становились художниками, некоторые из портретов, написанных ими, висят в стенах Хогвартса, — она начала загибать пальцы. — Они пишут романы, которые ты читаешь, даже не подозревая о том, какой статус крови у их авторов. Они изобретают новые зелья. Они изобретают новые заклинания. Они держат рестораны, пабы, магазины и лавки в Косом переулке. Они строят магические дома. Они работают в заповедниках магических существ. Они играют в квиддич. Они разрабатывают законопроекты. Они работают в Министерстве, в этой раздутой бюрократической машине, которая ни черта не справляется…              Он удивлённо приподнял брови, а затем расхохотался над её замечанием.              — Но основная задача Министерства состоит в том, чтобы строить, поддерживать и защищать Волшебное общество. Всем этим и занимаются маглорождённые. Не требуется иметь родителей-волшебников, чтобы быть полноправным членом этого общества.              Пока она говорила, Малфой молчал.              — А что, если маглорождённые не будут вносить свой вклад? Что, если они ничего не станут делать? Будут сидеть на заднице, сложа руки? — спросил он.              У неё возникло сильное искушение упомянуть, что богатые и титулованные чистокровные сопляки именно так и поступают, живут за счёт наследства. Но она знала, что потеряет завоеванные позиции, если скажет что-то подобное.              — Разве они заслуживают быть здесь меньше, чем чистокровные или полукровки, которые не участвуют в общественной жизни? — возразила она.              — У них не было родителей, которые бы внесли свой вклад, в отличие от семей чистокровных и полукровок.              Он потянулся, а затем снова расслабился. Вышло довольно грациозно. Как у кошки. Или пантеры. Она моргнула и перевела дыхание, пытаясь снова сосредоточиться на разговоре, а не на том, какой он пластичный.              — Ладно, Малфой, — сказала она и наклонилась вперёд. Она заметила, что он проследил за этим движением. — Допустим, что есть ребёнок, чья мать маглорождённая, а отец — чистокровный. Такой, как Гарри. Является ли этот ребёнок полукровкой?              Гермиона увидела, как приподнялся уголок его губ. Он понял, к чему она клонила.              — Да, но мы бы сказали, что у него очень неудачная родословная.              — Является ли ребёнок волшебника-полукровки и, допустим, маглорождённой полукровкой?              Его улыбка стала немного заметнее.              — Да, Грейнджер. Но это бы считалось крайне плохим стечением обстоятельств.              — Так разве это не глупо, что родители-волшебники будут считаться захватчиками, а их ребёнок — нет? Где хоть какая-то логика в этих утверждениях? — к концу фразы её голос стал пронзительно высоким.              Малфой выглядел слегка шокированным, так, словно его забавляли её слова.              — Ты только что верещала?..              Она шумно вдохнула.              — Ну, извини, что эту тему я обсуждаю несколько эмоционально.              — Справедливо, Грейнджер. Я, пожалуй, уступлю. Иначе с чего бы ещё я мог считать грязнокровок неполноценными?              После этой фразы её гнев тут же рассеялся, и она снова смогла взять себя в руки.              — Ну, раз уж мы затронули тему брака и происхождения, то я могу выйти замуж за кого захочу. Или вообще не выходить. А ты можешь? — спросила она.              Малфой крепче стиснул челюсти и снова принялся выводить узоры на одеяле, угрюмо глядя в пол. Очевидно, эта тема задевала его за живое. Встретить любовь в браке — большая удача для него или кого-то из его друзей. Скорее всего, у него будет список из нескольких потенциальных невест — вот и весь небольшой выбор, которым он располагал. У чистокровных обычно заключается брак по договорённости. В котором обязательно должен родиться ребёнок. В этом вопросе никто не спрашивает их мнения.              Гермионе следовало понять заранее, что для него это будет больной темой. Особенно учитывая, что Патронус Малфоя подпитывался мечтой о свободе.              — Чистокровные одержимы своим происхождением, — продолжила она, и его внимание вернулось к ней. Он сосредоточился на её лице. — Как будто наличие какой-то пра-пра-пра-прабабушки с длинной родословной хоть как-то повлияет на то, насколько могущественным станет их наследник. Но в чистокровных семьях сквибы рождаются с той же вероятностью, что и у остальных пар. И мы уже выяснили, что изобретать заклинания, создавать артефакты и разрабатывать новые зелья могут не только дети чистокровных волшебников.              Воодушевлённая тем, каким задумчивым он выглядел, Гермиона задалась вопросом, что Малфой думает о Волдеморте. Она сделала эффектную паузу, и он с любопытством посмотрел на неё.              — Сам-Знаешь-Кто — полукровка.              Малфой тут же подскочил, услышав эту новость, и сразу же яростно её опроверг:              — Нет, исключено. Он наследник Слизерина.              Гермиона про себя отметила, что он не привёл в качестве контраргумента факт могущества Волдеморта как волшебника, и посчитала это маленькой победой.              — И что, никто из потомков Слизерина не мог вступить в брак с маглом? — задала она свой вопрос. — За столько столетий? Ничего подобного ни разу не случалось?              — Это крайне маловероятно, — запротестовал он. — Из всех основателей школы он был самым непреклонным в вопросах чистоты крови, он утверждал, что магия из поколения в поколение только совершенствуется, а её сила возрастает благодаря добросовестной культивации.              — Твоя семья придерживается этих убеждений. Верно?              — Да, — осторожно ответил он, не понимая, к чему она ведёт.              — И всё же Сириус Блэк выступил против этого. Он мог бы жениться на магловской девушке, если бы все эти годы не сидел в Азкабане. Твоя тётя Андромеда вышла замуж за маглорождённого волшебника.              — Но не за магла же! — возразил он.              — Верно, но она пошла поперёк чистокровных традиций.              Гермиона не хотела упоминать о Регулусе. Незачем Малфою этого знать, как и того, с чего это она настолько осведомлена о судьбе его дальнего родственника.              Малфой покачал головой:              — Пойти против правил и жениться на грязнокровке — это не то же самое, что жениться на магле.              Он был прав. Но они удалились от темы, а ей следовало вернуть разговор к Волдеморту.              — Я вот к чему, — сказала Гермиона, взяла со стола ручку и принялась вертеть её в руках, пока говорила. Малфой следил за её движениями. — Салазар Слизерин не мог контролировать поступки всех своих потомков. Что, если не все они придерживались идеологии чистокровных? Если бы кто-нибудь из них тесно общался с маглами, что в те времена довольно часто происходило, то мог появиться такой волшебник, который пошёл бы против правил и решил бы жениться на ком-то из маглов. Даже под угрозой изгнания из семьи и Магического общества. Некоторые выбирают любовь и свободу, а не наследство и семейные обязательства.              После этой фразы Малфой встретился с ней взглядом. Гермиона видела, что на его лбу запульсировала венка и как в его глазах разгорелся огонь, грозящий того и гляди вырваться наружу. Он ненавидел собственную беспомощность и то, что он никак не мог контролировать свою судьбу.              Гермиона продолжила:              — Матерью Сам-Знаешь-Кого была Меропа Гонт, — сказала она, вертя туда-сюда зажатую между пальцами ручку. — Ты, должно быть, знаешь эту фамилию. Она прямой потомок Слизерина, и на её счету было меньше денег, чем у Уизли, — Гермиона многозначительно посмотрела на него, помня, что в течение многих лет в школе он подтрунивал над финансовым положением Уизли, но в этот раз он промолчал. — Однако его отцом был Том Реддл.              Малфой в замешательстве нахмурил брови.              — Кто это? — спросил он.              — Ты и не вспомнишь этой фамилии, потому что Том Реддл — магл.              — Невозможно, — спокойно возразил он. Он всё ещё пытался отрицать.              — Может быть, ты лучше знаешь родословную Сам-Знаешь-Кого? Или он когда-нибудь упоминал о своих родителях? Братьях или сёстрах? Месте, где он вырос? Какое наследство он получил? Недвижимость в разных городах и странах? Ты хотя бы знаешь настоящее имя Сам-Знаешь-Кого?              Малфой воспользовался заученной фразой:              — Всем известно, что он потомок Слизерина. Он открыл Тайную комнату, так что нет никаких причин сомневаться в этом. И, конечно, он могущественнее всех остальных, что само по себе является убедительным доказательством. — Он сделал паузу. — Но нет, я никогда не слышал, чтобы кто-то обсуждал, кем были его родители. И нет, я не знаю его настоящего имени.              — Ты не находишь это странным? То, насколько чистокровные одержимы своими родословными?              — Есть такое. — Он раздражённо махнул в её сторону рукой, признавая, что был одним из вышеупомянутых одержимых чистокровных. — Валяй дальше, Грейнджер.              — Меропа влюбилась в Тома Реддла, — продолжила она. — Она подлила ему Амортенцию, потому что он не ответил ей взаимностью, и они поженились. После того, как она перестала давать ему любовное зелье, он бросил её. Позже она родила сына в магловском приюте и умерла, — она сделала эффектную паузу. — Сам-Знаешь-Кто вырос без гроша в кармане в приюте для маглов.              Она снова замолчала, позволяя ему переварить эту информацию.              — Его полное имя — Том Марволо Реддл. Назван в честь своего отца-магла.              Малфой прищурился, глядя на неё.              — Откуда ты всё это знаешь? — Он всё ещё пытался опровергнуть её слова. Должно быть, ему действительно было слишком сложно в это поверить, мысленно признала она.              — Дамблдор рассказал Гарри. Именно Дамблдор нашёл Сам-Знаешь-Кого в приюте и привёл его в Хогвартс. — Брови Малфоя поползли вверх. — Ирония судьбы, я знаю. Ты всё ещё не веришь?              Он действительно сомневался в этом, поэтому Гермиона бросила ручку на стол, выхватила палочку и начертила в воздухе огненные буквы: «ТОМ МАРВОЛО РЕДДЛ». Драко с ужасом и изумлением наблюдал, как буквы переставляются местами и складываются в «ЛОРД ВОЛДЕМОРТ».              После чего он издал странный подавленный звук.              — Он сдерёт с меня кожу за то, что я это знаю, — прошептал он.              — Ты и так уже шпион Ордена.              — Что есть, то есть. — Буквы рассеялись в воздухе, и он снова перевёл на неё свой всё ещё ошеломлённый взгляд. — Итак, — отозвался он, убеждённый не до конца, — полукровка?              Гермиона кивнула.              — Самый могущественный волшебник в современной истории, не считая Дамблдора, — это жалкий полукровка, выросший в магловском приюте. — Она раскачивалась на кресле, наблюдая, как он обдумывал такие шокирующие новости. — Итак, Малфой, какую же пользу можно извлечь из десяти поколений твоей чистокровной линии, если это ни на грамм не повлияет на уровень интеллекта, таланта или магическую силу твоего будущего ребёнка? Что остаётся?              — Двадцать три поколения, — поправил он. — Я отношусь к двадцать третьему поколению своего чистокровного рода. — Но он не спорил с ней, он выжидающе смотрел и ждал, что она скажет дальше.              — Ладно, на время отбросим термины «чистокровный», «полукровка» и «грязнокровка», — она небрежно махнула рукой. — Очевидно, что они вводят в заблуждение и не отражают реальности. В чём разница между твоей кровью, которую формировали двадцать три поколения Малфоев, и моей? Кровью Гермионы Грейнджер, первой своего имени?              Он рассмеялся, но был весь полон внимания. Именно это он и хотел услышать.              Гермиона продолжила:              — Единственное, что мне приходит на ум, это магия крови. И я ничего о ней не знаю, потому что в Хогвартсе её не преподают.              Он наклонился вперёд, опираясь локтями о колени, и повторил за ней:              — Магия крови.              Он выглядел заинтересованным, но теперь казался слегка разочарованным её выводом.              — Магия крови, — снова сказала она и повертела перед ним банку с кровью. — Тебя и всех твоих предков веками принуждали к бракам по договорённости, чтобы была возможность сотворить эти самые заклинания для защиты поместий, прочей недвижимости, фамильных ценностей и хранилищ с золотом. Вся эта культивация происходила ради вашей крови: людей подбирают по заданным параметрам, скрещивают, а потом воспитывают их детей так, чтобы они делали то же самое. Нет никакого другого реального применения вашей чистой крови. Разве что у Сам-Знаешь-Кого свои мотивы. Для остальных это финансовый вопрос.              Гермиона вернулась к первоначальному утверждению, зайдя издалека и успев по дороге отмести все возможные контраргументы. Она не знала, как он теперь отреагирует. Разозлится? Обидится? Начнёт всё отрицать? То, что основной мотив — деньги, теперь звучало более коварно, потому что ему нечего было возразить. Однако вместо того, чтобы сорваться от вспышки гнева, Малфой побледнел. Он выглядел так, словно его сейчас стошнит.              Она сумела преподнести свой вывод крайне аргументированно, но ей было жаль его. Гермиона только что сообщила ему, что, по её мнению, даже без Волдеморта он бы никогда не смог контролировать собственную жизнь. Она была уверена, что Малфой воспринял это особенно остро, будучи Пожирателем смерти, который из страха за свою жизнь постоянно вынужден подчиняться, который не может контролировать даже собственное тело из-за Тёмной метки и импланта.              Она вздохнула и с сочувствием посмотрела на него.              — Малфой, не знаю, какого ответа ты ожидал, но я это вижу так, — она поставила банку с кровью обратно на стол. — Я полагаю, тот факт, что чистокровные могут сохранить свои капиталы в семье и считать себя выше всех остальных, несколько уравновешивает ситуацию, делает её более приемлемой.              — Нет, я… — Малфой откашлялся и посмотрел на неё. В его глазах была не только боль, но и благодарность. — Ты явно размышляла на эту тему раньше.              Гермиона кивнула.              — Так и есть. Довольно часто за эти годы, ведь весь этот фанатизм был направлен против меня. Но думаю, что банка с кровью Нотта… — Губы Малфоя дрогнули в лёгкой улыбке. — …помогла расставить все точки над и.              — Я не думал в таком ключе, — признался он, проводя рукой по волосам. Его взгляд был прикован к её книжной полке. И снова ей стало интересно, какие именно книги он читал, кроме той, о космосе. — Да и вообще над этим вопросом до недавнего времени, — он потёр ладонями штаны и пробормотал: — Вся эта война — из-за грёбаного полукровки.              Её внезапно охватил порыв обнять его, но это было бы неправильно. Как-то слишком? Он же не был ей другом? Верно. Не был. Он был шпионом, а она — его куратором. И это был не кто-нибудь, а Драко Малфой. Ей не следовало обнимать Драко Малфоя.              Это было бы слишком неловко.              — Ты… — она всё ещё хотела предложить ему какую-то поддержку, понимая, что только-только перевернула его мир с ног на голову, рассказав о Волдеморте. А потом ещё раз, но уже своими рассуждениями о магии крови. На самом деле, она и сама не знала, правильные ли выводы она сделала, но общая картина ей виделась именно такой. — Может быть, хочешь выпить?              Идея выпить — даже хуже, чем её недавний порыв с объятиями. Алкоголь мог привести к непредсказуемым последствиям. Но ей нужно было как-то его поддержать. Малфой, казалось, боролся с собой, пытаясь разобраться в том, чему его учили. Учили самые близкие люди, те, которых он любил и которым доверял с самого детства. Он пытался понять, во что он теперь верит, а во что нет, и её речь сильно его потрясла, независимо от того, примет он её или нет.              Если он согласится с её словами, то примет и тот факт, что его использовали бы, даже не будь он Пожирателем смерти. Грязнокровка Гермиона Грейнджер, не имеющая никаких волшебных владений, защищённых кровной магией, не происходившая из знатного рода, восходящего к истокам волшебного мира, обладала большей свободой, чем когда-либо будет у Драко Малфоя.              — Может быть, в другой раз, — он ещё раз провёл рукой по волосам и взглянул на неё. — Спасибо, Грейнджер.              Он молча потёр лицо и уставился в пол. Если бы она была на месте Малфоя, то сейчас размышляла бы о своём существовании, о том, как её воспитывали, о том, что у неё нет никакого выбора. У него был такой удручённый вид.              Гермиона не могла позволить, чтобы всё так и осталось. Они не могли окончить встречу на такой печальной ноте.              Когда она грустила, ей помогала поднять настроение музыка. Гермиона встала и подошла к проигрывателю. На мгновение она задумалась, какие из её дисков он уже слушал и что из них ему понравилось. Узнает ли он песню, которую она собирается включить? Малфой поднял голову и посмотрел на неё. В его глазах были заметны красные ниточки капилляров, проступившие от напряжения — или от того, как он тёр лицо. Отложив несколько дисков в сторону, она нашла тот, который искала. Малфой вытянул шею, пытаясь разглядеть, что она выбрала, но она спрятала диск.              — Не подглядывай, — с игривой улыбкой отчитала его Гермиона.              Она вставила диск и нажала кнопку. Сразу же зазвучали гитарные аккорды и синтезатор. Комнату заполнили звуки композиции The Who. Гермиона оглянулась на Малфоя. На его лице заиграла лёгкая ухмылка: он узнал эту песню, и она ему нравилась. Гермиона обрадовалась тому, что Малфою нравилась та же музыка, что и ей. И стало интересно, насколько внимательно он слушал текст песни в прошлый раз.              Малфой шёл наперекор привычному укладу, он бунтовал. Недавно он обнаружил, что многое из того, чему его учили, оказалось ложью. Он предавал сторону, служить которой его растили. Он переживал разрыв с привычным кругом и со своими старыми убеждениями, теми, в которые верили его друзья и его семья. И проходил через всё это в одиночку.              Поэтому Гермиона поставила для него один из самых известных рок-гимнов, вышедших в Великобритании. Мощный посыл на все четыре стороны в музыкальной форме, такой, чтобы он смог бы почувствовать связь и родство с другими повстанцами по всему миру.              Среди которых была и она.              Гермиона сидела на полу, скрестив ноги и развернувшись в его сторону. Теперь они вместе слушали, как Пит Таунсенд выкрикивал в микрофон слова песни «Нас больше не одурачат».              Гермиона надеялась, что Малфой в курсе, как сильно она его уважает и как сейчас восхищается им. Что она понимает, как трудно ему бороться. Она посмотрела ему в глаза. В этот момент зазвучали слова песни, и они вместе стали в них вслушиваться. На лице Малфоя медленно появилась заговорщицкая улыбка, и она улыбнулась в ответ. Он понимал и ценил её солидарность.              Спустя миг ей стало неловко. Она была больше не в силах выдерживать его пристальный взгляд. То, как он смотрел на неё, заставляло все её внутренности сжиматься в узел и вызывало совершенно неуместное тепло между ног. Она отвела взгляд в сторону, делая вид, что просматривает свои диски, пока продолжала играть песня.              Патронус и эта дискуссия помогли им сблизиться. Теперь она знала о нём гораздо больше, как и он о ней. Может быть, они всё же были друзьями. Неужели это было бы так ужасно? Ему же нужны друзья? У него, конечно, они есть, но ни один из них не понял бы его нынешнего состояния. Если бы её здесь не было, он бы сидел в полном одиночестве.              Когда затихли последние гитарные аккорды и песня закончилась, Гермиона подняла глаза и увидела, что Малфой всё ещё наблюдал за ней. Его улыбка стала весёлой.              — Давай куда-нибудь сходим.              — Сходим? Куда? — Гермиона не могла понять, о чём он говорит. Она посмотрела на часы: полчаса до полуночи.              — В какое-нибудь магловское место.