Из Уилтшира с любовью...

      Январь 1998 года              Первая снежинка, плавно кружась, опустилась на ровную гладь замёрзшего пруда. Вторая снежинка, лавируя вниз, присоединилась к первой. Третья снежинка…              — Чем ты тут занимаешься?              Гермиона подскочила со стула, чуть не упав вместе с ним с крыльца, чем вызвала громкий смех Гарри. Он вышел из парадной двери и, кутаясь в пальто, накинутое поверх пижамы, потягивал горячий кофе. Его тёмные волосы торчали во все стороны. По утрам он бывал ещё более растрёпанным, чем обычно.              — Упражняюсь, — проворчала Гермиона, усаживаясь обратно на стул.              Она расслаблялась и очищала разум, вводя себя в состояние полного покоя, как этому учила её наставница-легилимент. Лаванда, будучи её соседкой по комнате, давно привыкла к тому, что теперь Гермиона каждое утро и вечер медитировала. Но сегодня ей для разнообразия захотелось подышать свежим воздухом, несмотря на мороз. Она думала, что в такую рань никто не застанет её за этим занятием, но забыла, что Гарри тоже иногда вставал ни свет ни заря.              Гарри повернулся к ней, громко отхлебывая кофе. Он выглядел крайне удивлённым.              — Упражняешься? В чём именно?              Гермиона, в свою очередь, тоже уставилась на него. Теперь стало очевидно, что этим утром у неё не получится очистить своё сознание.              — В окклюменции.              Он фыркнул.              — Меня Снейп учил по-другому.              Она приподняла бровь.              — И разве он преуспел?              — Туше.              Теперь ей стало интересно, как именно обучался Гарри. Гермиона знала, что у неё начинало получаться, как и то, что в окклюменции Гарри был просто ужасен. Она всегда считала, что ему недоставало самодисциплины. А ещё видела причину его провала в том, что его учил именно Снейп, которого Гарри ненавидел и у которого совершенно не хотел ничему учиться. Возможно, у Снейпа просто был другой метод обучения, не такой, как у её наставницы.              И ей стало интересно, кто тогда учил Малфоя? Снейп или же кто-то другой?              — А как тебя учил Снейп?              Он отхлебнул кофе, устремив взгляд вдаль и вспоминая пятый курс.              — Сначала он оскорблял меня, или моего отца, или нас обоих — всегда одинаково, никакой оригинальности, чёртов идиот, — затем он говорил мне «очистить разум и подготовиться» — что бы ни означала эта фраза — и произносил «Легилименс».              Гарри говорил, подражая высокомерному голосу Снейпа, и Гермиона рассмеялась. Он плотнее запахнул пальто и подошёл к ней.              — Так он действительно произносил заклинание?              — Да, — не понимая, в чём тут может быть вопрос, отозвался Гарри и склонил голову набок. — Как бы ещё он мог это сделать?              — Невербально? — предположила Гермиона так, словно это было очевидно. — Так, чтобы ты даже не знал, что он уже начал.              — Что? — Гарри в недоумении распахнул глаза и даже пролил немного кофе на крыльцо. — Неужели так можно? Разве возможно не заметить, когда применяют легилименцию? Снейп каждое воспоминание вытягивал из меня с адской болью!              — Тебе было больно?              Она никогда не чувствовала, как легилимент входила в её сознание. Иногда Гермиона могла видеть, какие именно воспоминания она просматривала, но не всегда. Её учительница показала ей их только для того, чтобы подчеркнуть, что именно она видела. А вовсе не потому, что именно так действует заклинание.              Гарри медленно кивнул.              — Какая же он сволочь. Я даже начал жалеть тебя, когда ты рассказала, что будешь изучать окклюменцию.              — Неудивительно, что ты так ненавидел эти занятия.              Задумавшись, Гермиона смотрела на восход солнца. Она не знала, как именно ей стоит относиться к рассказу Гарри. Был ли Снейп единственным, кто использовал такие методы? Или это её учительница была исключением? Очевидно, что невербальная легилименция намного сложнее, и требовалось невероятное мастерство, чтобы использовать её незаметно.              Она также не припоминала, чтобы в учебнике по легилименции описывалась механика невербального заклинания. Её наставница, должно быть, необычайно искусна.              Гермиона даже загордилась тем, что Кингсли нашёл для неё такого хорошего учителя. Она посмотрела на Гарри.              — Ты думаешь, Снейп нарочно так поступал? Чтобы ты не научился? — спросила она, и Гарри пожал плечами.              — Кто его, чёрт возьми, знает? Да и какая теперь разница. Верно?              Гарри уже давно не ощущал присутствия Волдеморта у себя в голове. Возможно, потому, что и Гарри во время этих сеансов тоже мог читать все его мысли. Должно быть, это тревожило его так же, как и Дамблдора беспокоило, что Волдеморт читает мысли Гарри. Но эта связь работала в обоих направлениях, Волдеморт и сам не мог её контролировать. Если Гарри действительно был крестражем, разум Волдеморта становился для него настолько же открытым, как собственный, поэтому никто из них не хотел больше возобновлять эту связь.              Эти мысли причиняли боль, и Гермиона старалась их подавить, но они возвращались к ней всякий раз, когда она вспоминала о крестражах и Гарри. Гермиона потянулась и взяла его за руку. Он удивлённо посмотрел на неё, но сжал её пальцы в ответ.              — Верно, но до тех пор, пока Сам-Знаешь-Кто не пытается получить доступ к твоему разуму, — ответила она.              Она почувствовала, как его пальцы безвольно разжались, и подняла взгляд. Его зёленые глаза задумчиво блестели в лучах утреннего света.              — Что-то случилось? — спросила она.              Лицо Гарри украсила слабая улыбка. Он поправил очки на носу.              — Неужели это настолько очевидно?              — Абсолютно.              Он присел на стул рядом с ней.              — Со следующей недели Джинни присоединится к сопротивлению.              Гермиона повернулась к нему. Он отпил ещё кофе.              — Я думала, что ты будешь рад за неё.              — И да, и нет, — он провёл рукой по волосам, отчего они только сильнее растрепались. — Я сам едва выносил, когда меня без конца опекали и не позволяли сражаться. Я всё понимаю и не собираюсь становиться таким парнем, который будет её удерживать. Таким, который слишком много на себя берёт и пытается помешать ей броситься в бой.              — Ну, вот видишь! — Гермиона улыбнулась, впечатлённая его выводами. Хотя Джинни всё равно не позволила бы ему себя удержать. Если уж Молли не получилось, то и у Гарри ни черта не вышло бы.              — Но иногда я хочу быть именно таким старомодным парнем и не пускать её в бой, — он повернулся, и на его губах заиграла усмешка. — Ты могла бы ввести её в руководство Ордена? Чтобы ей не пришлось отправляться во все рейды, как нам. — На лице Гарри отразилась горечь. — Расскажи ей все свои секреты, и ей запретят сражаться.              Гермиона раздражённо поджала губы, не зная, стоит ли начинать очередную ссору, заступаясь за те тайны, которые она скрывала от него и Рона. Она устала от небрежно брошенных комментариев, которые, по мнению своих друзей, она должна была спокойно глотать. Но прежде чем Гермиона успела что-то возразить, Гарри продолжил:              — И дело не только в этом. — Он подался вперёд на стуле, слегка ссутулившись и расставив ноги пошире. — Я не должен с ней быть, — он допил остатки кофе и поставил кружку на пол. — В принципе.              Гермиона подумала, не проснулся ли у него комплекс мученика. Он, как обычно, думал о других и всегда у него это выходило в ущерб себе.              Всегда.              Она решила оставить выяснение отношений на другой раз.              Гермиона глубоко вздохнула, рискуя предположить, что догадалась, в чём дело.              — Не говори мне, что это потому, что ты считаешь, что с тобой должно случиться нечто ужасное. Думаешь, она должна быть с кем-то, кому не суждено лично сразиться Сам-Знаешь-с-Кем?              Он засунул руки в карманы пальто, ещё больше ссутулившись, и сухо констатировал:              — Самая умная ведьма своего поколения.              — Ой, ну что ты, — запротестовала она, мягко сжимая его колено. — Любой бы догадался об этом, дольше пятнадцати минут поговорив с Мальчиком, Который Выжил лишь для того, чтобы заботиться обо всех, кроме себя.              — Смею предположить, что ты не согласна?              Она покачала головой.              — Разве здесь есть кто-нибудь, кому не угрожает опасность? Есть ли среди нас такой, кто не рискует умереть в любой из дней? Тонкс была права, — Гермиона вспомнила, как Нимфадора появилась на вечеринке и накричала на всех после самоубийства Долохова. — Люди умирают прямо в этот момент. Это правда. Пусть и пугающая, но правда.              Гарри задумчиво уставился в пол, а затем повернулся к Гермионе. В его зёленых глазах плескалась пронзительная боль.              — Если мы победим, Джинни будет в безопасности. Она справится и сможет выбрать любого. Зачем тащить её на дно?              Гарри предполагал, что умрёт, даже если они победят.              Нет.              Ему нельзя было так думать. Гермиона схватила его за плечо, крепко сжала прямо через пальто и притянула ближе.              — С каждым из нас в любой момент может случиться всё, что угодно. Почему ты не можешь позволить себе немного счастья, как остальные? Это глупо, Гарри.              — Но никому другому не суждено встретиться с ним лицом к лицу, — запротестовал Гарри, глядя на скрытую в тумане лужайку перед их домом. — Шансы, что я выживу, значительно ниже, чем у остальных.              «Ноль», — в отчаянии подумала Гермиона.              Если она была права, у него не было шансов. Но она не могла сказать ему об этом. Ещё не время. Если Гарри будет считать, что точно умрёт, он отдалится от всех, а он этого не заслуживал. Он заслуживал быть счастливым всё то время, сколько ему отмерила судьба. Он заслуживал того, чтобы у него была Джинни. Он заслуживал того, чтобы у него были друзья. Она закрыла глаза, пытаясь обрести над собой контроль, пока не расплакалась.              — Твои шансы такие же, как у любого из нас. И ты ошибаешься, — её голос дрожал, но, по крайней мере, из глаз не катились слёзы.              — В чём именно? — Гарри был ошеломлён тем, сколько эмоций таилось в её голосе.              — В том, что никто больше не должен столкнуться с ним лицом к лицу!              — Что?              — Ну ты и придурок! — она шлёпнула его по ноге, повысив голос. — Как ты думаешь, где будем мы с Роном? Играть в волшебные шахматы?              Он уставился на неё, но ничего не сказал.              — Мы будем там же, рядом с тобой! — крикнула она. — Как и остальные члены Ордена! Включая Джинни! Ты ни черта не будешь делать в одиночку! Никто из нас не хочет, чтобы Сам-Знаешь-Кто победил! Мы встретим его лицом к лицу! Это командная работа, идиот!              На лицо Гарри медленно вернулась ухмылка. Он уже собирался ответить, когда входная дверь с грохотом распахнулась. На утренний мороз с чашкой кофе в руках вывалился раздражённый Симус Финниган. Его рыжие волосы выглядели не более презентабельно, чем у Гарри.              — Убейте меня об стену, Гермиона, сейчас только полседьмого! — разразился он, обвиняюще тыча в неё той рукой, в которой не было кружки. — Моё окно прямо над крыльцом. Неужели у тебя не хватило совести наложить Заглушающее заклинание, прежде чем ты начала орать на Рона? — отчитал он её хриплым ото сна голосом. — Ой, оказывается, в этот раз ты орёшь вовсе не на него, а на Гарри, — пошутил он. — Это что-то новенькое.              — Прости, — извинился Гарри.              — Тебе-то с чего извиняться? Это же на тебя кричали. — Он пристально посмотрел на Гермиону, а затем повернулся к Гарри. — Но, знаешь ли, она права. Ты не выступишь против Сам-Знаешь-Кого один. Как ты думаешь, почему мы все здесь? Как ты думаешь, почему я позволяю Долишу и Праудфут наминать мне бока по пять раз в неделю?              — Прости, что разбудила тебя, Симус, — повторила Гермиона.              — Да ладно, — он подошёл к Гермионе и Гарри, потягивая кофе. Несколько мгновений он всматривался в солнце, щурясь от яркого света. — Кто сварил этот кофе? Он слишком крепкий.              Симус направил палочку на кружку и добавил воды.              — Я сварила, — ответила Гермиона.              — Понятно, — пробормотал Симус.              Гарри наклонился вперёд, упираясь локтями в колени и опустив взгляд себе под ноги, а Симус продолжил:              — Гарри, никто не сожалеет из-за того, что пришлось покинуть Хогвартс. Я знаю, что паршиво повёл себя на пятом курсе, когда не поверил тебе, но каждый из нас готов сражаться и встретиться с ним лицом к лицу. И кроме того, — он задрал рубашку и слегка наклонился, разглядывая себя и пытаясь напрячь мышцы, — зацени это. — Гарри повернулся, чтобы посмотреть в его сторону. — Если я сделаю вот так, то у меня будет почти виден пресс. А я не играл в квиддич, раньше у меня ничего подобного не было.              Гермиона удивлённо приподняла бровь, глядя на Симуса. Но он был прав. Боевая подготовка им всем шла на пользу. Он всё ещё не стал таким же подтянутым, как Малфой, но и у него начинали проступать контуры мышц. Раньше он был просто тощим. Но она и сама, разглядывая себя после душа, замечала наметившиеся очертания мышц спины и плеч.              Малфой.              Она не могла перестать вспоминать о нём. Как только её мысли сходили с рельсов, у неё уже не выходило вернуть их в прежнее русло. Она гадала, какую подготовку он прошёл как Пожиратель смерти. Или его хорошая форма была следствием того, что он играл в квиддич, как и в случае с Гарри и Роном? Интересно, какова была его роль в армии Волдеморта и чем он занимался, кроме рейдов. Они никогда не обсуждали этого.              Ей стоило спросить его об этом. Может быть, он мог поделиться с ней не только планами поместий.              Гарри показал, что от этого зрелища его может вывернуть, и оттолкнул руку Симуса.              — Симус, прикройся, никто не хочет лицезреть такое.              — Падма хочет, — с усмешкой ответил он.              Симус прислонился к перилам крыльца, и Гермиона видела, как солнечные лучи золотили его рыжие волосы.              — Так иди и найди Падму!              — Она всё ещё в постели. Но попросила меня спуститься и лично передать Гермионе, чтобы она заткнула свою хлеборезку, — он отхлебнул кофе и снова перевёл взгляд на Гермиону. — Хотя, по правде говоря, я не знаю, зачем нам вся эта боевая подготовка. Просто отправим Тонкс и Гермиону пойти поорать на Сами-Знаете-Кого в грёбаные шесть утра. Он будет сам умолять, чтобы его отправили в Азкабан.              

***

                    Драко бежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, пытаясь догнать Лавгуд. От его тяжёлых ботинок разносился ужасный грохот на несколько лестничных пролётов вперёд. Она на удивление была в отличной форме, но Ксенофилиуса не было дома, так что Лавгуд оказалась в меньшинстве. С Антиаппарационным куполом, который заранее установил Джагсон, у неё не было ни единого шанса. Джагсон и Макнейр, не в силах поспевать за ним, отставали почти на целый пролёт.              — Сдавайся, малышка, — послышался снизу издевательский голос Макнейра. — Обещаю, тебе не будет больно.              Драко скривил губы от отвращения. Хорошо, что под маской этого было не видно. Этот дебил готов был трахнуть любое двуногое существо. Увидев, как однажды Макнейр зажал его мать в углу, Драко поклялся себе никогда не выпускать его из виду. Он отметил, что отец тоже следил за ним, и так между двумя Малфоями образовалось негласное соглашение.              Драко, Макнейр и Джагсон веером рассредоточились на верхнем этаже. Драко заметил яркую вспышку в одной из спален и ворвался в неё, тут же обезоружив Лавгуд как раз в тот момент, когда из окна вылетел её Патронус в виде кролика.              Не так уж и важно, кого именно она предупредила. Меньше чем через минуту их всех здесь уже не будет. Они аппарируют сразу же, как Джагсон снимет Антиаппарционные чары. Драко подошёл ближе, готовый вырубить Лавгуд, отправив в магический сон, но тут она прищурилась, пристально глядя на него. Она ведь не могла узнать его под маской? Лавгуд была довольно странной, но это было бы чем-то запредельным даже для неё.              Макнейр и Джагсон вбежали в комнату и теперь стояли в дверном проёме позади него. Макнейр шагнул вперёд и, локтем оттолкнув Драко со своего пути, стал надвигаться на Лавгуд. Она повернулась к нему, испуганная, но готовая дать отпор. Макнейр полез под мантию, чтобы расстегнуть ремень.              — Дормино!              Лавгуд стала падать, безвольно оседая, и Драко ринулся вперёд, подхватил её и легко перекинул через плечо.              Макнейр развернулся и ткнул в Драко палочкой.              — Жди своей очереди, Малфой, — его голос был низким и таил в себе угрозу.              К счастью, Макнейр не мог видеть отвращения на его лице, когда Драко выплюнул в ответ:              — Она послала сигнал о помощи. У нас нет времени.              Джагсон схватил Макнейра за руку, опуская его палочку.              — Мальчишка прав. Мы должны пошевеливаться.              Пока Джагсон снимал свои антиаппарационные барьеры, Макнейр наклонился к Драко и прорычал:              — Поступишь так ещё раз, и я лично позабочусь, чтобы ты пожалел об этом.              Макнейр был не лучшим дуэлянтом, а они с отцом в последнее время укрепили свои позиции в рядах сторонников Тёмного Лорда. Они сумели добиться роспуска Аврората, держали руку на пульсе в Финансовом бюро. Теперь Драко не так сильно боялся расправы, как раньше.              Прежде чем они все аппарировали в поместье, Драко успел усмехнуться в ответ на его фразу:              — Хотел бы я посмотреть, как ты, блядь, попытаешься.              Когда Волдеморт увидел Лавгуд, висящую на его плече, он выглядел довольным. А во взгляде отца Драко заметил слабый проблеск облегчения. На этот раз никого не будут пытать за неудачу. Его тётя и Кэрроу стояли чуть поодаль от Тёмного Лорда, как и некоторые другие члены ближайшего окружения.              — Молодец, — со скользкой улыбкой произнёс Тёмный Лорд. — Теперь предатель крови не станет печатать про нас всякую ложь. Отличная идея, Люциус.              Его отец кивнул:              — Я рад, что вы так считаете, милорд.              Макнейр раздражённо произнес:              — Милорд.              Тёмный Лорд с интересом повернулся к нему, и Макнейр продолжил:              — По праву старшинства добыча должна была достаться мне. Этот сопляк перехватил её раньше, чем я успел с ней закончить. Он слишком мягкотел и избалован.              Драко уже собирался заговорить, но Джагсон опередил его:              — Если позволите, милорд, Малфой принял верное решение. Девушка послала Патронус. Нам пришлось поспешить.              Тёмный Лорд уставился на него своими красными глазами.              — Это так, Драко?              Драко склонил голову перед Тёмным Лордом, удивлённый поведением Джагсона. Драко никогда раньше по-настоящему не имел дела с этим довольно опытным Пожирателем смерти.              — Да, милорд. У меня не было никакого интереса тешиться с ней. Я беспокоился только об успехе миссии.              Чувствуя себя увереннее после их с отцом недавних побед, Драко специально намекнул, что сексуальное насилие над пленниками Макнейр ставит выше, чем выполнение задания. Тёмный Лорд не запрещал насиловать заключённых, но и не был об этом высокого мнения. В то время как его тётя полагала, что чистокровные напрасно мараются с грязнокровками или предателями крови, у Драко сложилось впечатление, что Тёмный Лорд воспринимал это как пустую трату времени. Как это и положено самому могущественному волшебнику.              Вспомнив, что Тёмный Лорд на самом деле полукровка, Драко задался вопросом, верил ли тот в весь этот бред о чистоте крови. Может быть, он просто использовал эту идеологию для укрепления собственной власти?              В конечном счёте все они были лишь пешками, все до единого, и даже не осознавали этого.       Независимо от того, что скажет Тёмный Лорд, Макнейр попытается поквитаться с ним за эти слова. Но это не имело особого значения, ведь Макнейр уже ненавидел и его, и его отца, так что Драко вряд ли слишком сильно усугубил ситуацию. А Орден в следующий раз займётся именно им.              — Хорошо, юный Малфой, — ответил Тёмный Лорд. — Вы с отцом неплохо справляетесь?              — Да, милорд.              Когда отец поделился с ним планами, Драко удалось выяснить, что Лавгуд вернётся из Хогвартса домой на зимние каникулы, и эта информация обеспечила успех миссии. Он некоторое время следил за Ксенофилиусом и досконально выяснил его расписание, поэтому точно знал, когда именно его дочь останется одна. В прошлом многие рейды не увенчались успехом, потому что разведка отсутствовала практически полностью.              Летом проходило так много рейдов, что они зачастую совершались абсолютно спонтанно. Егерей высылали на задание, сообщив им лишь имена людей, и надеялись застать тех врасплох дома посреди ночи. Затратив всего лишь немного времени на планирование, Драко добился успеха.              Тёмный Лорд пренебрежительно махнул ему бледной чешуйчатой рукой:              — Иди, посади девчонку в темницу.              Драко аппарировал с ней и открыл одну из пустых камер. Он осторожно положил Лавгуд на каменный пол и с противоречивыми чувствами внимательно осмотрел её, пока она всё ещё оставалась без сознания. Как в случае со всеми остальными заключёнными, которых приводили из рейдов, у него не было выбора. Участвовал бы он в рейде или нет, Лавгуд всё равно бы оказалась в темнице. Если он не хотел, чтобы его или его родителей пытали, то он обязан был привести её сюда. Её бы так и так поймали. Имело ли значение, что это сделал именно он?              Драко уставился на неё сквозь маску. Он вспомнил о Шанпайке, и его затошнило. Может быть, её не станут насиловать. Она же не была грязнокровкой, её поймали, чтобы использовать как рычаг давления на отца, а значит, условия её содержания не будут такими ужасными. По крайней мере, он на это надеялся. В данный момент он не мог больше ничего для неё сделать. Драко запер камеру и снова появился в парадной гостиной, тут же отметив, что все остальные напряжённо молчали в ожидании чего-то.              За те несколько минут, что он провёл в подземельях, атмосфера разительно изменилась. Драко неспешно осмотрел комнату, блуждая взглядом по лицам остальных Пожирателей. Его отец выглядел невозмутимым. Джагсон снял маску, его лицо тоже не отражало никаких эмоций. Без маски стоял и Макнейр, но он был явно взбешён и, казалось, хотел убить Драко. Его тётя не скрывала возбуждения; её пальцы в предвкушении пробегали по палочке.              Это никогда не было хорошим знаком.              Алекто смотрела на него так, словно хотела сожрать, и у него во рту стало неприятно кисло. Драко изо всех сил старался сохранять спокойствие, но чувствовал, как нарастало что-то ужасное.              По залу разнёсся голос Тёмного Лорда:              — Уолден не ошибся, ты мягкотел и избалован.              Драко напрягся. Не такого обращения он ожидал.              — Сними маску, Драко.              Он убедился, что его лицо ровным счётом ничего не выражает, снял маску и опасливо опустил капюшон. Не имело значения, что он успешно провёл рейд. Не имело значения, что он хорошо справлялся, помогая отцу, что они медленно, но верно восстанавливали имя Малфоев. Тёмному Лорду не было дела до того, что они смогли вернуть себе уважение и власть в рядах его армии. Всё это не имело значения, потому что в конце концов всё всегда заканчивалось смертью и пытками по той или иной причине.              Драко всё равно подвергнут Круциатусу. Вот почему его тётя выглядела такой взволнованной. А Алекто — ещё более ебанутой, чем обычно. Макнейр в таком случае должен быть счастлив. С чего же, чёрт возьми, он так разъярён?              И тут он понял. Сегодня пытать будут не его.              Тёмный Лорд с жестокой улыбкой повернулся к нему.              — Покажи Уолдену, что его первоочередная задача — служить мне.              Драко десятки раз пытался выполнить Круциатус, и всякий раз неудачно. Он знал технику движений, особенности произношения и то, как использовать свою ненависть, чтобы подпитывать проклятие. Но никогда в нём не находилось такой ненависти, которую можно было бы направить в заклинание, когда он наводил палочку на заключённых.              Макнейр насмешливо встретил его взгляд, зная, что Драко ни разу не исполнил заклинания удачно, но не понимая причин. Драко выдержал взгляд и зло сверкнул глазами в ответ. Лицо Макнейра дрогнуло, когда Драко поднял палочку. С тем, сколько раз он практиковался, это вышло легко. Почти естественно. Единственным недостающим ингредиентом была ненависть.              В глазах Макнейра внезапно загорелся страх. Он уже понял, что на этот раз у Драко всё получится. Сейчас всё было совсем не так, как во время часто высмеиваемых попыток Драко пытать заключенных. А на что, блядь, надеялся Макнейр, когда подкарауливал его мать?              — Круцио!              Драко почувствовал волну неимоверной силы, когда его ненависть соединилась с магией и распространилась по всему телу. Вокруг него кольцом обвились липкие щупальца. Они сдавливали его, сливаясь с волной ненависти в единое целое, и как раз в тот момент, когда Драко подумал, что он вот-вот взорвётся, из его палочки вырвалась ярко-красная вспышка света и ударила Макнейра в грудь. Драко резко выдохнул сквозь зубы. Его рука подрагивала, пока он удерживал проклятие на цели. Он никогда раньше не чувствовал, как магия сплетается с ненавистью, это было волнующе и головокружительно одновременно. Макнейр рухнул на землю и зашёлся в крике.              Краем глаза Драко увидел, что Тёмный Лорд и его тётя обменялись понимающими улыбками.              Драко вспомнил, как Дарт Вейдер отрезал руку Люку Скайуокеру, пока улыбающийся император Палпатин его подзадоривал. Он понимал, что именно делал Тёмный Лорд, когда пытался заставить Драко поддаться своей тьме, пустить ненависть в собственную магию. Тёмный Лорд хотел запятнать его. Развратить его злом.              В армии Тёмного Лорда у тебя не было особого выбора.              Пытай, или будут пытать тебя. Убей, или будешь убит.              Драко не был Люком Скайуокером. И он, чёрт возьми, точно не был святым Поттером.              По его лицу медленно расползлась зловещая усмешка, когда крики Макнейра затопили весь зал.              Ему даже не было стыдно, что его улыбка не была фальшивой.