Сойка-говорун: старый новый мир

Хруст. Еще один… — Потерпите, мисс Дагер, осталось немного. Зажмуриваю глаза. Хруст. — Ай! — Вот и все. Врач в белом халате отходит к медицинскому столику и начинает наполнять шприц голубоватой жидкостью. Я медленно двигаю челюстью: вроде все нормально. Правой рукой ощупываю свое лицо. Обнаруживаю большую шишку на лбу и синяк под левым глазом, который отдает сильной болью, едва я его касаюсь. Смотрю на посиневшие пальцы левой руки, пробую ими шевелить. Едва делаю это, как острая боль пронзает всю руку. Я закусываю губу, чтобы не застонать. — Еще укол и можете быть свободны, — врач возвращается ко мне со шприцом и проспиртованной ваткой. Ловким движением он протирает место для укола и вкладывает шприц. Я чувствую, как приятная прохлада распространяется по венам. Я откидываюсь на подушку и только сейчас замечаю у двери больничной палаты Джоанну Мейсон. Она стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. На ее губах играет снисходительная улыбка, а в глазах мелькают лукавые огоньки. Я же под ее взглядом чувствую себя нашкодившим ребенком. Поджав губы и отвернувшись, слышу, как она усмехается. Через пару минут врач меня отпускает. — Сколько она пробудет в таком состоянии, док? — Около трех дней, а если не будет напрягать руку — и того меньше. С этими словами врач покидает палату. Джоанна бросает на прикроватную тумбу какой-то сверток, а с меня срывает одеяло. Сверток оказывается одеждой. Девушка помогает мне все натянуть на себя. Простые серые хлопковые штаны, такого же цвета и качества рубашка, а под ней светлая водолазка. Когда я наклоняюсь, чтобы завязать шнурки на ботинках, Джоанна бьет меня ладонью по здоровой руке. — Не лезь, — без злобы говорит она и сама занимается шнурками. — Ну все, пошли. Мы выходим из палаты. Я иду медленно, так как меня все еще качает от обезболивающего. Джоанна идет рядом, придерживая меня под локоть. По пути нам встречаются куда-то спешащие люди, одетые точно так же, как и мы. — Вот уже никогда не думала, что побываю в Дистрикте-13, — говорю я, провожая людей взглядом. — Я тоже, — коротко отвечает Джоанна и заводит меня в лифт. Она жмет кнопку самого верхнего этажа. Лифт скрежещет и с противным звуком поднимается наверх со скоростью самой медленной черепахи в мире. — Куда мы идем? — спрашиваю я Седьмую. — На собрание с президентом Койн и ее доверенными людьми. — Кем?.. Джоанна криво улыбается. — Президентом Койн. Да, в Дистрикте-13, как и в Капитолии есть свой президент. — Что она от меня хочет? — Без понятия. Но сказать по правде, она уже давно ждет, когда мы соберемся всем составом. Плутарх сказал, что мы отстаем от графика на неделю… — Чертова привычка распорядителя, — бросаю я. Джоанна на это ничего не отвечает. Придирчиво осмотрев меня, она строго спрашивает: — Зачем ты с ней подралась? — Хотела убедиться, что она правда живая, а то вдруг показалось, — отвечаю я, на что девушка издает смешок. — Я вас кое-как разняла: сцепились словно бешеные кошки. Покалечили вы друг друга серьезно. — Как она выжила? Я же видела, как она упала в пропасть. — Эллиот стала первым трибутом, которого мы смогли вытащить. Когда ее доставили она была словно кусок живого мяса: кожа висела кусками, обе ноги были сломаны, рука вывихнута, все тело в ушибах. Но надо отдать должное местным докторам: они ее быстро привели в порядок. Плюс Бити помог. Но он сказал, что предстоит еще много работы: она еле ходит и пальцы на руке неподвижны. Среди вас всех ей больше всего досталось… Я имею в виду в физическом плане, — быстро добавляет меня, заметив мое неодобрение. Я вновь вспоминаю о Катоне. Где он, что с ним делают капитолийцы, жив ли он вообще. Все эти вопросы словно назойливые мухи роятся у меня в голове. Джоанна, догадавшись, о чем я думаю, чуть сжав мой локоть говорит: — Не волнуйся, он жив. — Откуда тебе знать? — Я почти уверена. Он им больше полезен живой. Наконец, лифт останавливается на нужном этаже. Мы проходим по коридору и без стука заходим в один из кабинетов, который напоминает зал собраний. По центру расположен длинный стол, освещенный неоновыми лампами, на всю стену проецируется огромный экран, на котором изображен логотип, который я вижу впервые. Во главе стола сидит Магнус Стерлинг Шар. Увидев меня, он быстро отводит взгляд. Рядом с ним расположилась Энни Креста, которая без особого внимания читает какие-то бумаги, раскиданные по столу. Мы с Джоанной садимся рядом с Бити, который молча встречает нас легкой улыбкой. За спиной открывается дверь. Мимо, хромая и скрипя ножным протезом, проходит Грейс Эллиот. Она садится напротив меня. Скривив лицо от боли, она поудобней располагает травмированную ногу. — Мисс Эллиот, — обращается к ней Бити. — Я почти закончил работу над вашим новым ножным протезом и вскоре займусь кистью. Потерпите еще максимум неделю. — Постараюсь, — хрипит Эллиот. Она с грохотом опускает стальной руку, на конце которой вместо кисти находится протез. Грейс хмурится и напрягает руку, как будто старается пошевелить пальцами. Глядя на такой кулак, я поражаюсь, как она мне не сломала челюсть. Двенадцатая тоже выглядит потрепано: лицо испещрено царапинами, оставшимися от моих ногтей, под глазом красуется фингал, а на разбитую бровь наложено несколько швов. Через пару минут в кабинет входят трое: Плутарх Хевенсби собственной персоны, седовласый подтянутый мужчина в военной форме и женщина чуть за пятьдесят с роскошными волосами и необычными серыми глазами. Поравнявшись с Магнусом, военный грозным голосом говорит: — Уступите место даме, сэр. Магнус, подняв руки, показывая пустые ладони, садится рядом с Бити. — Сядьте все с одной стороны, — продолжает командовать вояка. Эллиот, которой снова через боль пришлось поменять место, к моему неудовольствию плюхается рядом со мной. От нее несет лекарствами. Женщина, обведя нас взглядом, легко улыбается и начинает говорить: — Прежде чем мы начнем наше собрание, позвольте представить вам полковника Богсса — главу безопасности Дистрикта-13 и Плутарха Хевенсби — бывшего распорядители Голодны игр. Я — президент Дистрикта-13 Альма Койн. Для нас честь принимать вас в нашем дистрикте. Также мы выражаем вам искренние соболезнования по поводу гибели ваших родных и друзей. Это большая потеря не только для вас. Мы пытались пробиться к вам раньше, но, к сожалению, этого не случилось. Приносим вам свои глубокие извинения. Койн замолкает и смотрит на каждого из нас. Энни Креста, которая кажется вот-вот расплачется, опускает длинные рыжие волосы на глаза. Женщина, вдоволь насмотревшись на наши понурые лица продолжает: — Теперь перейдем к делу. Вы все здесь не случайно. Мы выбрали вас для достижения нашей общей благородной цели. Революции. — Ее пламя уже разгорается, — подхватывает Плутарх. — Волнения начались и с каждым днем их становится больше. — Мужчина щелкает на кнопку пульта, и на экране напротив нас появляется карта Панема. Дистрикты с номерами три, шесть, семь, восемь, десять и одиннадцать окрашены в синий цвет, остальные — в красный. — Те, что синие — это дистрикты лояльные нам. Остальные либо приближаются к этому, либо не принадлежат нам вовсе. Как видите, они почти все кроме Двенадцатого окружают Капитолий. Как только они станут нашими, вход в столицу будет открыт. — Магнус Стерлинг Шар намеревается что-то сказать, но его тут же прерывают. — Стратегически важно занять Двенадцатый и Второй дистрикты, — подключается Боггс. — Двенадцатый находится совсем рядом с нами, заняв его, мы сможем спокойно вести дальнейшие операции. Второй — это дистрикт-поставщик боевой силы. Захватив его, мы лишим Капитолий вооружения, солдат и техники. — Позвольте вопрос, — говорит Магнус, прежде чем кто-то вновь начинает говорить. — Все это прекрасно: революция, демократия, но нам-то что делать? Чем мы можем помочь? — Вы будете помогать распространять наше влияние на дистрикты путем съемок в агитационных роликах, — поясняет Плутарх. — Вы — звезды своих дистриктов и вы не представляете, какое влияние имеете на жителей. Они к вам прислушаются. — Сидящая рядом со мной Грейс Эллиот, после этих слова начинает смеяться. Успокоившись и вытерев здоровой рукой выступившие от смеха слезы, она с присущей ей наглостью, спрашивает: — А вы нас спросили, хотим ли мы во всем этом участвовать? — повисает неудобная тишина. — Уточните, пожалуйста, вопрос, мисс Эллиот, — спустя паузу просит Койн. — Когда я прыгнула в пропасть, я вовсе не ожидала обнаружить себя лежащей на операционном столе в Дистрикте-13. И уж тем более не думала, что мне придется работать во благо революции. Я на такое не подписывалась. — Мисс Эллиот, напоминаю вам, что вы дали согласие на помощь другим трибутам во время Игр, — говорит Плутарх. — Вы обещали, что поможете им продержаться до нашей помощи. Так что считайте, вы уже поработали во благо революции. — В моем дистрикте меня убьют его собственные жители, — говорит Грейс. — Им чихать на все, что я буду говорить. Они с радостью объединятся с солдатами Капитолия лишь бы меня убить. — Позвольте пояснить вам всем, — Альма Койн встает с места. Ее мягкий голос становится немного грубее. — Возможно, это не так очевидно, но если вам кажется, что мы удерживаем вас силой — это не так. Вы в любой момент можете уйти отсюда, но куда вы пойдете? В Капитолий, домой? Плутарх безусловно прав: ваше влияние велико, но без нашей поддержки оно превращается в труху. Вернувшись, вас тут же сдадут в Капитолий, ну а там вас будут пытать до тех пор, пока вы не расскажете все, что знаете. Но даже если вы добровольно поведаете капитолийцам о нас, о наших планах, вас, если не убьют сразу, так уничтожат после подавления восстания, как ненужных свидетелей. И вы это прекрасно знаете. Мы нуждаемся друг в друге. Грейс с силой бьет протезированным кулаком по столу и резко встает, грязно ругнувшись от боли. Она, словно дикий зверь, смотрит на президента, с губ которой сходит улыбка. Сидящий рядом с ней Боггс, медленно опускает руку под стол, и я полагаю, что он тянется к пистолету. — «Нуждаемся друг в друге»? Кажется, за этими словами скрывается угроза, — вкрадчиво произносит Грейс. — Так вот, со мной такие фокусы не прокатят, понятно? В отличии от них всех меня одинаково ненавидят и в Капитолии, и в Дистрикте-12. Поэтому я с легкой руки могу послать вас куда подальше, госпожа президент. Ну что, есть чем крыть? Вновь повисает тишина. Плутарх, который во время речи Грейс оценивающе смотрел на нее, щелкает пальцами. — Вот оно! Госпожа президент, обратите внимание: речь четкая, выверенная, бескомпромиссная, бьющая точно в цель. Вот такой должна быть революция. Представьте теперь ту же манеру, но с нужными словами, взрывы на фоне, поднимается наш флаг, звучит музыка. Идеально. Койн кивает каждому его слову. Грейс краснеет и вот-вот взорвется от гнева, но Плутарх, которого уже захватила воодушевляющая перспектива продолжает: — А теперь представьте нам этом фоне мисс Эллиот и мисс Дагер. Они стоят вместе, плечом к плечу на фоне нашего знамени. Одна из богатого дистрикта, другая из бедного, противники на арене, которые смогли разрешить свой конфликт, после произошедшего инцидента… Тут уже не выдерживаю я. — Инцидента? Инцидента? — я тоже встаю ноги. Грейс, которая готова была броситься на Плутарха, замирает. Гнев спадает с ее лица. Она тоже поняла, про что говорит Плутарх: про Виту, которую случайно убила Кашмира, целясь в Эллиот. — Это Вита Альтер, моя подопечная, а не «инцидент». Я не позволю вам оскорблять ее память подобными заявлениями. Плутарх понимает, что сказал глупость. Он поджимает губы и опускает глаза. Теперь кроме Эллиот появился еще один бунтарь. — Дамы и господа, мне кажется, сейчас не самое подходящее время для составления подобных планов, — говорит Магнус. — Несколько часов назад эти обе начистили друг другу лица: их не то, что в пару нельзя ставить, им находиться друг с другом опасно. — Вы правы, мистер Стерлинг Шар, еще не время, — говорит Койн. — Я предлагаю перенести наше собрание на завтра. Сейчас уж поздний вечер, всем нам требуется отдых. Завтра мы продолжим. Все свободны. Мисс Эллиот, мисс Дагер, останьтесь, пожалуйста, ненадолго. Все начинают расходиться, только Боггс остается на месте и сверлит нас взглядом. Он явно не хочет оставлять президента с вышедшими из-под контроля недореволюционерами. — Боггс, все нормально, ты тоже можешь идти. Подожди меня за дверью. Когда мы остаемся втроем, Койн отключает экран и глубоко вздыхает. Она трет глаза и устало облокачивается на стул. — Мисс Эллиот, — спокойным тоном без всякой наигранной ласки говорит Койн. — Между нами возникло недопонимание. Я ни в коем случае не хотела вам угрожать. В этом нет смысла. Но мы правда нуждаемся друг в друге. Поэтому, чтобы укрепить ваше доверие, вы можете потребовать от меня всего, чего захотите. — Грейс удивленно поднимает бровь. — Вы серьезно? — Абсолютно. Сразу скажу: мы работает над тем, чтобы полностью восстановить вашу работоспособность. Бити Литье утверждает, что вам можно вернуть способность шевелить кистью руки и безболезненно ходить. На это потребуется время и ваше полное доверие. Так что не беспокойтесь: ваше здоровье будет полностью восстановлено. — Может, мне можно и глаз вернуть? — Не исключено. Грейс облизывает губы и склоняет голову. — Хорошо, у меня два желания, одно из них под звездочкой. Первое: когда вы будете занимать Дистрикт-12, я хочу там присутствовать. Я хочу видеть, что там происходит. Я читала в книгах, что если города не сдавались, то их просто уничтожали. Да и в Темные Времена такое было, вы, наверное, в курсе? Со стороны Грейс это было чистой воды издевательство, но Койн благоразумно решила, не вестись на провокацию. — А второе? — спрашивает она. — Мне нужен опий. Я кошусь на Эллиот. Опий? Она правда думает, что ей дадут наркотики? Койн продолжает улыбаться. — Опий мы вам не дадим, как и любой другой наркотик. — Что ж, попытка не пытка, — пожимает плечами Грейс. — Это было желание со звездочкой. Больше мне ничего не требуется. — Хорошо. Мисс Дагер, — Койн поворачивается ко мне. — Знаете, привычка бывшего распорядителя Голодных игр во всем находить острый сюжет. Мистера Хевенсби занесло. Я уверена, он никак не хотел оскорбить ни вас, ни память об ушедшей мисс Альтер. Поверьте, мы скорбим о ней не меньше вашего. — Разумеется: ведь она идеальный кандидат для транслирования вашей воли. Милая, добрая девчушка из страшного и злого Дистрикта-2. Улыбка президента становится шире. — Вы совершенно правы. Итак, мисс Дагер, чего же хотите вы? — Вы прекрасно знаете, чего. — Что касается вашего мужа не беспокойтесь. При любой удобной возможности мы спасем и его, и других менторов: для нас это приоритет высшего уровня. Можете не сомневаться, мы не оставим их гнить в Капитолии. — Тогда у меня такая же просьба, как у Эллиот. Я хочу быть в Дистрикте-2, когда вы будете брать его штурмом, а я в этом уверена. Наши речи ничто для его жителей, они верят в Капитолий и больше никому. Тем не менее, не важно при каких обстоятельствах, я хочу там быть. — Мы на это даже рассчитываем, — соглашается Койн. — Что-нибудь еще? — Вы правда хотите использовать нас в агитационных роликах? — спрашиваю я. — Таков был план. — Из меня такой себе оратор, мисс Койн. Я не знаю, что говорить и как себя вести. — Я смотрела множество интервью с вашим участием, — говорит Койн. — Вы явно скромничаете, мисс Дагер. — Интервью — это одно. Здесь же речь о серьезных вещах, в которые надо верить. — Вы не верите в нашу революцию? — Мисс Койн, я родом из Дистрикта-2, где проставляют Капитолий и я здесь не по своей воле: вы это знаете. Я в принципе не могу верить в революцию. Но, как вы правильно заметили: мы нужны друг другу, и я сделаю все, что в моих силах ради спасения Катона, но видео и громкие слова — это не мой конек. — И что же вы предлагаете? — Я хочу быть на передовой. С оружием в руках, в окружении, когда вроде бы деваться некуда — это по мне. Укажите мне цель и от нее ничего не останется. Считайте, что это мое второе желание. — И мое, — поддакивает Грейс. — Вы понимаете, что ваша жизнь будет подвержена опасности? — Госпожа президент, — усмехнувшись говорит Грейс и кивает в мою сторону. — Эта девушка выжила в трех Голодных играх, ее ничтоне берет. Ну а я и не вспомню, сколько раз висела на волоске от гибели: по своей или чужой вине. Я даже сама себя убить не смогла. Либо мы с ней прокляты, либо благословлены. Ну одно знаю точно: нас так просто не прикончить. В этот момент я дико благодарна Эллиот. Президент Койн внимательно смотрит на нас, явно пытаясь найти лазейку. Ее улыбка становится шире, что не сулит ничего хорошего. — При одном условии: вы будете работать в паре. Мы переглядываемся с Эллиот. Судя по взгляду, ни ей ни мне не хочется друг с другом сотрудничать. Койн удалось нас заманить в ловушку. — Что ж, молчание знак согласия, — женщина встает и направляется к двери. — Когда вернетесь в жилой отсек не забудьте отсканировать расписание: там будет указано точное время завтрашней встречи. На первое время ужин вам принесут, но с завтрашнего дня питаться будете вместе со всеми в общей столовой. Мы в Дистрикте-13 строго следим за дисциплиной и временем, так что не опаздывайте. Доброго вечера. Когда за Койн закрывается дверь, мы с остаемся в полной тишине. Меньше всего на свете мне бы хотелось быть с Эллиот в одной команде. Она калека, едва ходит, а руки, можно сказать, тоже нет. Впрочем, мы одинаково плохо с ней выглядим. Мои пальцы продолжают болеть при каждом движении. И с огнестрельным оружием она вряд ли умеет обращаться. У меня хотя бы есть в этом деле небольшой опыт: в Академии преподавали курс по пистолетам, автоматам, винтовкам, а еще по военному планированию и разведке. Но с другой стороны, президент обещала ей полное восстановление. Не бросят же нас завтра сразу в бой. — Идем, — бросает Грейс и встает на ноги. Она старается идти как обычно, но видно, что каждое движение дается ей с трудом. Ее протез немного ниже положенного, поэтому, опираясь на него, она почти заваливается в бок. Мы заходим в лифт и едем вниз. Когда лифт проезжает два этажа, Грейс раздраженно говорит: — Я бы сказала «быстрее было бы пешком», но, видимо, не в этот раз. Сказала ли она это просто так, либо пыталась завести со мной разговор — неважно, нужного эффекта она не добилась. Я молча смотрю на лампочку под потолком лифта. Наконец кабина останавливается. Коридоры однотипны, но мне этот кажется знакомым. Чутье не обманывает: мы останавливаемся возле отсека 212: того самого, куда меня привела Джоанна Мейсон. — Мы живем вместе? — спрашиваю я. — А ты этого не поняла, когда тебя сюда привела Мейсон? Кажется, Дагер, мы с тобой вместе будет везде и надолго, — с этими словами она открывает раздвижную дверь. Отсек внутри оказывается совсем небольшой, состоит из основной комнаты и небольшой ванной, где едва уместились раковина, туалет и душевая кабина. В основном помещении есть шкаф, один письменный стол с двумя стульями и две кровати, прислонены к боковым стенам и расположенные друг напротив друга. Над ними находятся еще по одной полке. Между кроватями есть еще столик, на котором стоят два контейнера, судя по запаху, с едой, а также две бутылки воды. В общем обстановка, как говорят в Дистрикте-2, спартанская, что означает суровые условия и никакой роскоши. Грейс ковыляет к левой кровати, осторожно садится и берет один из контейнеров. Внутри оказывается картофельное пюре, два небольшие дольки помидора и солидный кусок мяса. Двенадцатая одобрительно мычит. — Решили устроить в последний раз для нас пир. Тут отвратно кормят, — добавляет она, заметив мое недоумение. Я беру свой контейнер и сажусь напротив. Пюре и помидоры исчезают в мгновение ока. На вкус неплохо, но как будто неестественно. А вот с мясо начинаются проблемы. Оно жесткое и почти не кусается, без ножа не обойтись. Он тоже прилагается к контейнеру. Я смотрю на свою больные пальцы и думаю, как мне взять вилку так, чтобы не потерять сознание от боли. Смотрю на Эллиот: она чешет здоровой рукой затылок, прикидывая как протезированный кулак поможет ей одолеть кусок мяса. Она тоже поднимает на меня единственный глаз. Мы, не моргая, пялимся друг на друга и, как по команде, приступаем к мясу. Я пробую согнуть пальцы, боль, хоть и не такая страшная, вновь пронизывает до костей. Я сжимаю зубы, продолжаю свои действия, периодически поглядывая на Эллиот. Та пытается разжать пальцы протеза, чтобы просунуть вилку. Это похоже на добровольную пытку. Я уже не сдерживаюсь и тихо стону от боли. Наконец, вилка прочно зафиксирована в моем кулаке. Я поднимаю мокрые от слез глаза на Эллиот. Ей удалось немного разжать пальцы и сейчас она пропихивает сквозь кулак нож. Вручную ей это не удается. Она падает на пол и бьет лезвием ножа по плиточному полу. Я же пытаюсь вколоть вилку в уже давно остывшее мясо. У меня ощущение, словно сотня ножей попеременно втыкаются мне в руку. — Черт! — нож Эллиот выскакивает из ее кулака и скользит к моим ногам. Одновременно с этим я бросаю вилку и протяжно стону от боли. Тяжело дыша мы смотрим друг на друга. Мы могли бы спокойно рвать этот злосчастный кусок зубами, держа одной рукой, но вместе этого у нас вышло ни к чему не приведшее соперничество. Когда рука перестает ныть, я встаю и сажусь за стол, поставив на него поднос. — Сядь рядом, — командую я Грейс. Она молча садится сбоку. — Бери вилку и придерживай, я буду резать. Эллиот, с секунду помешкав, делает так, как я прошу. Минута и мой кусок разрезан. То же самое, мы проделываем с ее порцией. Мы остаемся за столом и молча заканчиваем ужин. После отправляем мусор и посуду в специальные сортировочные контейнеры. Я первая занимаю ванную. Кое-как приняв душ и почистив зубы наобум выбранной щеткой, я смотрю на себя в зеркало. Осунувшееся лицо, мешки под глазами цветом с синяк, бледная кожа, уставшие глаза: то еще лицо революции. Я провожу ладонью по животу. Интересно, когда меня держали в лазарете, они поняли, что я беременна? А может, уже нет? Придется спросить. Решив, что завтра я сделаю это в свободное время, выхожу из ванной. Грейс уже поджидает у входа. Пока она готовится ко сну, я переодеваюсь в довольно некрасивую пижаму цвета молока, которая облепляет все тело. Кровать оказывается очень жесткой, а одеяло — тонкая простыня. Хорошо, что внутри тепло. Когда Грейс возвращается основной свет гаснет, погружая весь дистрикт во тьму. Двенадцатая ложится на кровь. Я не могу уснуть и просто лежу на спине. Со стороны другой кровати тихо раздается: — Дагер, мне очень жаль. Я прикрываю глаза. Вспоминать о Вите мне сейчас совершенно не хочется.

***

Утром меня будит Грейс. Я резко поднимаюсь и направляю на нее сжатый кулак, будто держу нож. Двенадцатая усмехается. — Вставай. У них тут завтра в семь утра. Я на скорую руку умываюсь, одеваюсь и иду на выход из комнаты. Грейс показывает на какое-то устройство, которое оставляет на руке временную татуировку с расписанием текущего дня. Собрание будет в девять утра. Мы спускаемся на лифте в столовую. Идем по коридору, сворачиваем в узкий проход. В дверях я замираю как громом пораженная. Обстановка в столовой, коридоры: все это один в один арена 83-их Голодных игр, только без разрухи. Грейс, поняв, о чем я думаю, кивает. — Я сама удивилась. Идем. Мы становимся в очередь за едой. На нас то и дело пялятся. Несмотря на то, что мы одеты так же как остальные жители, мы все равно выделяемся. Грейс, наверное, со своим ростом даст фору любому здешнему мужчине, а я со своей бледностью выгляжу, как мертвец. При этом нельзя сказать, что лица у жителей Тринадцатого здоровые. Кожа у каждого белая, почти зеленая от недостатка солнечного света. Жизнь под землей дает свои плоды. Взяв подносы, мы идем за стол к другим победителям. Они уже закончили завтрак и о чем-то общаются. Курта среди них по-прежнему нет. Поздоровавшись я сажусь рядом с Джоанной, напротив меня садится Грейс. — Не поубивали друг друга, я смотрю, — одобрительно произносит Седьмая. — Уже хорошо. — Как Курт? — спрашиваю я Магнуса. — Без изменений, — отвечает он, допивая чай. — Но врачи говорят, что скоро он должен прийти в себя. Когда мы заканчиваем завтрак (один в один как у нас в Академии) и уже готовимся уходить, по всей столовой включаются подвесные телевизоры. Звучит гимн Панема, на экране появляется герб Капитолия, под которым стоит надпись «экстренные новости». Смена кадра и на экране появляется Цезарь Фликерман с новой прической и однотонном костюме. Значит, новости серьезные. — Доброе утро, Панем. Хотя, как оно может быть добрым, если наша страна в огне и ужасе. В половине дистриктов проходят митинги, бунты, другая часть смотрит на это и задается вопросом: а на чьей мы стороне? Многие полагают, что в этом хаосе замешаны самые горячо любимые люди нашей страны: победители Голодных игр. Те самые, которым удалось удрать из арены на последних Играх, — за Цезарем появляется небольшой экран, демонстрирующий последние минуты 85-х Голодных игр. — Кроме того к ним присоединились некоторые менторы, которым удалось незаметно покинуть столицу. Что еще хуже: Грейс Эллиот — победитель из Дистрикта-12 тоже оказалась вполне себе живой. Был совершен саботаж. Но не все так очевидно. Нам удалось взять несколько интервью. Давайте посмотрим. Кадр сменяется. Камера трясется от того, что оператор бежит с ней за девушкой-репортером ко входу в Тренировочный центр, откуда по лестнице в окружении миротворцев и фотографов спускается Берглинд Джонсдотир. Он жив-здоров, его мощное тело обтянуто алой водолазкой с гербом Капитолия на груди. Лицо его суровое и красное от гнева, что не подразумевает ничего хорошего. — Мистер Джонсдотир, как вы прокомментируете произошедшее на арене? Вы знали, что планируется саботаж? — на бегу задает вопросы девушка. — Все это бред и наговоры, — рявкает он так, что репортерша отскакивает. — Никто из моих трибутов ни за что бы не устроил подобное. Мы приехали за победой и честно вырвали ее у других. Я еще буду разбираться с распорядителями с тем, что произошло на последней арене. — То есть, вы не верите в то, что ваши земляки являются частью восстаний? — Нет и никогда не поверю. Мы преданные жители Панема и всегда чтили и чтим Капитолий. Предать его — это верх безумия, мы никогда бы не стали этого делать. Берглинд расталкивает людей и садится в машину, впрочем, репортеру есть на кого переключить внимание. Я невольно поддаюсь ближе и судорожно хватаю ртом воздух. Катон пробирается через толпу фотографов. Вид у него усталый, но здоровый. На лице нет уродливого шрама, оставленного Грейс, выглядит он так, словно прошел курс полного восстановления после Игр. — Мистер Блейк, как вы прокомментируете события последних дней? Вы верите в том, что ваши друзья на одной стороне с повстанцами? — оператор наводит на него камеру. — Никогда и ни за что, — устало, но твердо произносит Катон. — Моя друзья — самые преданные Капитолию жители. Вот уже на протяжении многих лет, они это доказывают. И уж тем более я не позволю оскорблять мою жену, называя ее повстанкой и отступницей. Стал бы человек, убивший за свою жизнь столько детей из дистриктов, вдруг вставать на их сторону? Я скорей поверю в то, что она перережет горло всем повстанцам, всем их лидерам, чем предаст страну и свой дистрикт. Вместо того, чтобы распускать подобные сплетни, лучше бы направили свои силы на поиск зачинщиков восстания. — Катон скалится, чем напоминает того самого Катона из 74-х Голодных игр. — Только вы поторопитесь. Моя жена в плохом настроении страшный человек, вам может никого и не достаться. Мимо Катона проходит Хеймитч Эбернети, которого едва не пропустили. Ему задают вопрос из той же темы, но конкретно про Грейс. Сделав несколько глотков из фляжки, Двенадцатый говорит: — Не несите ерунды. Эллиот: тупая бестолочь, которая за грамм наркоты пойдет на что угодно. Но даже у такой непринципиальной идиотки зарылась бы в пустой черепной коробке мысль, что бунты и восстание — ей не на руку. Поверьте, она прибежит обратно, когда узнает, что в новом Панеме не раздают халявный опий, а если вы пообещаете ей хорошего мужика, мешок травы и пару бутылок вина, то она вся ваша. Хеймитч садится в ту же машину, что Катон с Берглиндом. Гудит мотор, и машина мчится прочь от Тренировочного центра. Толпа в столовой начинает недовольно гудеть. Магнус взъерошивает волосы, и говорит: — Кажется кто-то решил тоже устроить агитацию, только в обратную сторону. Кадр снова сменяется на Цезаря, что заставляет толпу немного умолкнуть. — Это были мнения ментора и трибута из Дистрикта-2, а также ментора из Дистрикта-12. Что ж, они приняты и понятны, но, если вы сомневаетесь, вот вам последнее доказательство. На экране появляюсь я, сидящая напротив своего же стола в своем же доме. Скрытая камера расположена напротив меня. Я помню этот день, как вчера: именно тогда Луций Сноу пришел ко мне с предостережением. Нам показывают отрывки из нашего диалога, делая акцент на самом важном. — Восстания? — Локальные. Подавлены, но тем не менее. Мисс Дагер, сейчас все видят в вашем дистрикте угрозу… — Что мы должны сделать? — Постарайтесь на следующих Играх вести себя так, как привыкли. Ваш предшественник, Дистрикт-13, когда-то совершил ошибку. Пожалуйста, не повторяйте за ним. Вы, мисс Дагер, и все победители — лицо Дистрикта-2. Покажите, на что вы способны, докажите свою лояльность Капитолию. Едва видео заканчивается, как разъяренная толпа начинает поносить нас нам чем свет стоит. Грейс фыркает и откидывает ложку. — Да, Дагер, теперь ты для всех неуравновешенная маньячка, а я — озабоченная идиотка, отлично… Толпа окружает наш стол, но никто не смеет подойти ближе чем на пять шагов. В меня прилетает вилка, которая больно задевает мои разбитые пальцы. Я вижу кто это: девушка, наверное, лет четырнадцати. Увидев, что я ее заметила, она испуганно смотрит на меня, а я сжав в руке столовый нож медленно поднимаюсь с места, готовя мщение. Мое плечо сжимает чья-то рука, а голос Магнуса выводит из оцепенения. — Не реагируй: ты так только заставишь их убедиться в сказанном. Я падаю на место и смиренно выслушиваю оскорбления. Довольно быстро все заканчивается: в столовую врываются солдаты и успокаивают недовольных горожан. К нам подходит Боггс и жестом приглашает пойти с ним. Мы быстро покидаем столовую и поднимаемся наверх, в главный штаб. Он обустроен по последнему слову техники, повсюду висят мониторы, светятся какие-то карты, люди бегают туда-сюда. Боггс заводит нас в небольшую переговорную комнату, похожую на ту, в которой мы были вчера. Президент Койн и Плутарх Хевенсби уже там: с интересом смотрят повтор новостей и внимательно слушают, что говорю я. — Это правда, мисс Дагер, или монтаж? — спрашивает Койн, не поворачиваясь ко мне лицом. — Правда, — отвечаю я, усаживаясь за стол. Женщина выключает телевизор и поворачивается к нам. — Капитолий сделал первый шаг, нам надо с вами поторапливаться. Интервью вышло весьма убедительным. — Потому что так и есть, — с усмешкой говорит Джоанна. — Они действительно верят в то, что говорят. Никто их не заставлял. — Подтверждаю, — говорит Грейс. — Так что вы, госпожа президент, подумайте об опии… — С этой проблемой мы будем разбираться потом, сейчас нам важно пристроить вас, — говорит Плутарх. Встреча длится около получаса, по истечению которой нам всем достается работа. Магнус и Энни будут участвовать в агитационных роликах, которые будет снимать Крессида — та самая девушка, которая сняла для моего дистрикта вступительный ролик на Параде трибутов. Она вместе со своей командой сбежала из Капитолия сразу же после Игр. Что ж, если революция провалится, еще несколько жизней будет погублено зря. Бити Литье будет заниматься изготовлением оружия, Джоанна вступит в боевой отряд «Изморозь», который будет направлен на помощь уже занятым дистриктам, ну а мы с Грейс, как и было обговорено, становимся частью отряда «Оса» — группы, направленной на совершения скрытых операций. В конце совещаний президент Койн настоятельно рекомендует Бити как можно скорей привести в порядок Грейс. После она отпускает нас троих. — Мисс Эллиот, пойдемте сразу в мастерскую, хочу проверить новый протез, — говорит Бити. Они выходят несколькими этажами ниже главного штаба, я же, зайдя в отсек 212, обнаруживаю на наших кроватях две картонные коробки. В каждой лежат какие-то вещи. Я не могу побороть любопытство и заглядываю в коробку Грейс. Там лежит какой-то медальон и фотография. Я заставляю себя не рассматривать детально фото: замечаю только трех людей. В моей коробке лежат несколько вещей: мой золотой браслет, альбом Эбигейл Джексон со всеми фотографиями трибутов из Дистрикта-2, золотая зажигалка — трофей Лайм Рэйб, который она заполучила на своих Играх; солдатский медальон Брута (после своих Игр он некоторое время прослужил в отряде миротворцев), деревянная фигурка какого-то зверя: излюбленная игрушка Виты, купленная ей в Дистрикте-7, детская фотография Энобарии, на которой она выглядит как маленький дикий зверек и, наконец, кусок кирпича, которым Уэйд Ранкин нанес финальный удар своему сопернику. Из-за нахлынувших воспоминаний и горькой тоски, я не сразу заметила на дне коробки запечатанное письмо. Черный конверт никем не подписан, но на печати герб Капитолия. Меня обдает холодным потом: кому это могло принадлежать? Я на всякий случай запираюсь в ванной, чтобы Грейс, если она внезапно вернется, ничего не заметила. Внутри оказывается письмо, написанное каллиграфическим почерком. Мисс Дагер! Если вы читаете это письмо, то значит 85-е Голодные игры прошли не так, как обычно. Не знаю сколько сейчас с вами рядом человек, но я прошу вас прочитать это письмо в одиночестве. Я так же не знаю, сколько трибутов из Дистрикта-2 уцелело к моменту прочтения письма, но на всякий случай, примите мои глубочайшие соболезнования. Их смерть большая потеря для всей страны. Если вы читаете это письмо, то могу предложить, что теперь мы с вами по разные стороны баррикад. Не скрою, такой вариант я предполагал, но я искренне надеялся, что он не сработает. Я не знаю, сами ли вы приняли это решения или его кто-то принял за вас, но знайте: я желаю вам только добра. Поэтому я прошу вас одуматься. Вы допускаете большую ошибку. Подумайте хорошенько, стоит ли оно того. Мисс Дагер, вы можете еще вернуться. Никто не посмеет вас пальцем тронуть: ни солдат, ни тайный агент, однако, это будет до тех пор, пока вы не совершите первый удар. Если я узнаю (а я узнаю), что от вашей руки погиб лояльный Капитолию человек, предложение будет отменено. Очень надеюсь, что вы до этого не дойдете. Желаю вам всяческих благ. С глубоким уважением ваш преданный слуга и до сих пор большой фанат, Луций Кориолан Сноу, глава капитолийской разведки